Война убеждений

«Ка-а-а-а-ак же скучно!» — стало за последние дни едва ли не девизом. Читать Гермионе категорически запрещалось: как объяснила мадам Помфри, при чтении мозг в черепной коробке начинает полыхать, словно рождественская ель, а этого никак нельзя допускать, когда принимаешь зелья от сотрясения. А чем еще заняться? Смотреть в потолок? Считать мух? «Сомнительное развлечение». Да и за окном все еще лютовала зима, так что все насекомые давно попрятались. К счастью, Нотта в Больничном крыле не было с того утра, как заходила МакГонагалл. От мадам Помфри никто никогда не сбегал, а потому немного удивляло, что при подобных травмах Теодор смог избежать той же участи, что и Гермиона. Видимо, его сотрясение оказалось на порядок легче. В итоге первый день она провела в полном одиночестве, дважды прерванном целительницей: чтобы пообедать и чтобы принять до крайности малоприятное зелье. Вечером дела обстояли чуть лучше: часов в пять-шесть пришли Гарри с Джинни и притащили такую здоровую плитку молочного шоколада, что ее толщина вполне могла бы посоревноваться с учебником по Защите от Темных Искусств. Сломать ее руками оказалось почти невозможно, а потому Гарри применил Диффиндо и, протянув Гермионе увесистый кусок, принялся рассказывать о том, что произошло. С самого начала. На моменте, когда его рассказ дошел до вмешательства Рона, Гермиона уже едва сдерживалась, дабы не подорваться и не полететь в соседнее помещение — где горемычный друг теперь усердно начищал больничные утки, — чтобы отвесить ему хороший подзатыльник. Малфой тоже заслужил отработку, но, насколько Гермионе было известно, в другом месте. В каком — Гарри не знал, а приползший к девяти вечера, уставший и злой на весь мир Рон не сообщил. Бросил только: — Лучше бы шел со своей подружкой из поезда дальше и не лез не в свое дело! Что за подружка, Гермиона благоразумно решила не переспрашивать, но после реплики Рона заметно скисла. Обратил ли на это внимание сам Рон, не ясно, но Гарри с Джинни — однозначно, если судить по их короткому переглядыванию. Гарри наказания избежал. Пришлось рассказать всем ту же байку, что и МакГонагалл. Друзья, кажется, поверили. «Ну еще бы! — горько подумала Гермиона. — Все же решили, что я шарахаюсь от каждой тени!» — Вечно вы — особенно ты, Рон! — сначала делаете, а потом думаете! — подытожила она, рассерженно вернув недоеденный кусок шоколада на блестящую упаковку. — И как долго будут длиться отработки? — Месяц, — буркнул Рон. — Спасибо хоть, что через день, а то тренировки совсем бы загнулись. А Его Слизеринскому Высочеству — представляешь! — назначали другое наказание. Для Малфоя, видимо, отработка в Больничном крыле слишком грязная. «Малфой» и «грязная» в одном предложении вызвали не самые радужные воспоминания. Еще и то, что Рон сказал про некую «подружку»… — Это потому, что он не бил Нотта ногами, — вставил Гарри. — Так и я не успел! Ты же щит выставил! — Но МакГонагалл-то видела, как ты замахнулся, ну и… — Еще дешево отделались, — вздохнула Гермиона и откинулась на подушку. Потерла лицо руками, пытаясь выстроить в голове хоть какое-то подобие последовательности. — Ладно. Ладно, что сделано, то сделано. Скажите лучше, к чему мне готовиться? Рон, судя по виду, не совсем понял, о чем она, и взглянул на Гарри, который, потерев висок, пояснил: — Да все как обычно. Сплетен полно, но никто не знает, что произошло на самом деле. Хотя в одном все уверены — Нотт виноват. На него даже слизеринцы теперь косо поглядывают. Наверное, понимают, что это уже перебор. — Я же говорила, он не толкал меня, — закатила глаза Гермиона. В конце концов, он действительно не толкал! — Как он, кстати? — Пара ссадин и синяков осталась. А тебя что, это волнует? «Да не особо», — решила она, но ничего не ответила. Только пожала плечами. Второй день в Больничном крыле прошел точно так же, как и первый, за исключением порции еще одного — вонючего до ужаса! — зелья и загадочно-ехидного «Есть новость, но мы не скажем, потому что МакГонагалл попросила молчать, чтобы ты не волновалась» от Джинни. А вот ночью произошло нечто из ряда вон — пришла Паркинсон. Может, Нотт проболтался о том, что ему Гермиона сказала про искренность, а может, Паркинсон сама решила рискнуть. Так или иначе, она только наклонилась к кровати и, убедившись, что Гермиона мирно лежит с закрытыми глазами, тихо прошипела сквозь зубы: — Извини. Ох, если б ненависть была материальна, то непременно грохнулась бы на грудь огромным булыжником, с треском переломав недавно срощенные ребра! Секундой позже, словно осознав, что совершила, Паркинсон поспешила ретироваться, а Гермиона великодушно продолжила делать вид, что спит. Но все-таки злорадство взяло свое, заставив губы растянуться в довольной улыбке. Как ни крути, вид потолстевшей слизеринки не принес и десятой доли того удовлетворения, которое Гермиона получила от ее извинения. В предрассветной дымке, воровато пробиравшейся в одно стрельчатое окно за другим, Гермиона проснулась. И даже толком не поняла почему: снов за прошедшую ночь не снилось, голова уже не болела, а в лазарете не было слышно ни единого звука... за исключением разве что тихого, размеренного дыхания где-то рядом. Она почти не испугалась, вздрогнули лишь крылья носа, улавливая легкий запах знакомого — черт, такого знакомого! — одеколона. Почему-то этот прохладный аромат всегда успокаивал, хотя Гермиона никогда не любила ни холод, ни снег, ни зиму. Глупая мысль заставила улыбнуться. Снова. Потому что отражала в себе все, что можно сказать о ее отношении к Малфою. Нравились ли Гермионе когда-нибудь бесцветные глаза? А светлые волосы? Извечные игры в я-никогда-не-говорю-прямо и лучше-умереть-чем-в-чем-то-признаться? Думать, что самая повседневная фраза может выставить ее полной идиоткой? Не знать наверняка, что чувствует? Нет. Ей это не нравилось. Никогда. А в итоге? Все эти аргументы разбивались об острые скалы нездорового воодушевления, стоило только Малфою появиться на горизонте. Это просто ненормально! Не имеет ни крохи логики. Высокомерно смеется над здравым смыслом. Но оно есть. Есть и все. Когда оно появилось? В туалете Миртл? В каморке для швабр? У Гремучей ивы? Гермиона не знала. И думать об этом снова совершенно не хотелось. Медленно — слишком медленно — она открыла глаза. Но она ведь уже поняла, что это он! Была готова увидеть, но... Разве такое возможно? Почти разучиться дышать? И от чего! Всего-то от человека, которого не видела пару недель? Хотя еще и зрелище… зрелище казалось странным до истерично сжавших одеяло пальцев. Может, любой другой на его месте смотрелся бы… правильно, что ли. Нормально. Будто так и надо. Но не он. Не Малфой. Неужели он и правда спал? В пользу этой догадки говорили лишь его закрытые глаза и тонкая светлая прядь, касающаяся кончика носа. «Интересно, ему не щекотно?» — закусила губу Гермиона, тихонечко перевернувшись на бок и втиснув ладонь между щекой и подушкой. Обычно Драко зачесывал волосы, и было довольно сложно определить, насколько они отросли. Сейчас же почему-то эта несчастная прядь ужасно притягивала к себе взгляд. Хотелось протянуть руку и убрать ее, чтобы не мешала рассматривать — когда еще представится такая возможность? — расслабленное лицо. Прямой нос, скулы, линию челюсти, сужающуюся к острому подбородку. Лицо так странно контрастировало с позой — полное умиротворение против крайней сосредоточенности: руки с закатанными рукавами форменной рубашки — скрещены на груди, спина — прямая, плечи — напряжены. «Разве реально спать в таком положении?» Его школьная мантия и галстук аккуратно висели на спинке соседней кровати. Пара верхних пуговиц рубашки были расстегнуты, палочка — покоилась на тумбочке возле недоеденной плитки шоколада. Похоже, он провел здесь уже достаточно времени, раз смог задремать. Эта мысль — вот же предательница! — заставила сердце биться чаще. — Чего лыбишься, Грейнджер? — как гром среди ясного неба прозвучал знакомый насмешливый голос.

* * *

Драко не сомневался — она улыбалась. Не сомневался — из-за того, что он сидел напротив. Не сомневался — считала это до охерения милым. Оно и понятно: Грейнджер решила, что он пришел именно к ней. Так зачем ее разубеждать? К чему говорить, что это не главная причина? Да, веская, но не главная. А заглянул бы он просто так? Скорее да, чем нет. И плевать — почему. Малфой провел ладонью по лбу, на ощупь приводя волосы в порядок, насколько это вообще возможно после многочасовой работы в теплице, когда он отчего-то решил, что перетащить все двухфутовые глиняные кадки из подсобного помещения в оранжерею — лучшая идея. За одну-то ночь, ага. Дурацкая привычка — сначала разделываться с тяжелой работой, чтобы потом не так напрягаться — в этот раз подвела: руки теперь нещадно ныли, но боль в мышцах была просто сказкой по сравнению с надорванной спиной. Из-за которой — только ли? — Драко и зашел в Больничное крыло, чем весьма возмутил заспанную мадам Помфри. «Еще бы. В четвертом-то часу утра». Хотя, собственно, что тут удивительного? Он еще на первом курсе побывал на ночной отработке, да и нынешний директор, видимо, подражая Дамблдору, не брезговала подобными наказаниями. Спасибо хоть, что на этот раз обошлось без Запретного леса. Помфри повозмущалась, конечно, но согревающую мазь все же дала и даже позволила остаться в крыле до утра. — И вовсе я не улыбаюсь, — тихо пробормотала Грейнджер. — Ну разумеется, — хмыкнул Драко. — Новых способностей — вроде умения нормально врать — не появилось. Значит, с головой все в порядке, — заключил он и, мысленно поблагодарив целительницу, потянулся на стуле. До хруста шейных позвонков наклонил голову набок и только после этого неторопливо — точно оттягивая момент — открыл глаза. Да, все выглядело именно так, как он и представлял: пылающие щеки, разбросанные по подушке пушистые волосы и кусочек серого колючего шерстяного одеяла, прикрывающего губы. Наверняка закусанные в попытке сдержать улыбку. Будто едва заметные морщинки в уголках глаз не выдавали Грейнджер с головой. Многие ли могут вот так за пару секунд определять ее настроение? Драко готов был спорить — нет. И это в равной мере удовлетворяло и напрягало. Когда он успел так далеко зайти? — Смотреть на спящих людей не очень-то прилично, — добавил, даже не сопротивляясь, когда уголок собственных губ невольно потянулся вверх: все равно в помещении недостаточно светло, чтобы Грейнджер это заметила. — Тогда ты ужасно невоспитан. «О, напоминание о том, как я впервые покусился на ее мозги?» — Туше, — нехотя признал он. Морщинки в уголках карих глаз стали чуточку глубже. Лежит. Такая вся довольная. Улыбается, словно удачно сдала экзамен. Словно выиграла в чертову лотерею. — Ну и куда тебя понесло на ночь глядя? — весьма резко перевел тему Драко. Потому что еще минута-другая — и внутренний голос насмехался б над его мягкотелостью, пока не свел бы с ума. Морщинки тотчас пропали. Грейнджер сконфуженно отвела взгляд, тихо что-то прошептав. Не дождавшись ответа, кашлянула и чуть громче уточнила: — В библиотеку. Почему-то ужасно захотелось на нее наорать. И на себя заодно. Что не подумал о том, что Нотт может обвинить ее в своем недуге. Что может навредить ей. Что уже навредил. Что сам Драко — как тогда, в поместье — ничего не смог сделать. — Очень мило, что ты так старательно поддерживаешь репутацию, заработанную еще на первом курсе. Грейнджер разочарованно вздохнула и открыла лицо, приподнимаясь на подушке. Неловко провела рукой по волосам — будто это могло помочь — и скрестила руки на груди, словно защищаясь: — А ты? Каким проклятием накормил Нотта? «Обвинение на обвинение? Ну-ну». Драко вопросительно приподнял бровь: — Он не сказал? — Только то, что это… было не самое светлое заклинание, — нахмурилась Грейнджер. — Да, точно. — И просил передать тебе, чтобы ты «вернул все как было». Вот мне и интересно — что ты с ним сделал? «Сказать как есть?» С одной стороны Драко все еще был зол. И совершенно не хотел отвечать. С другой — Грейнджер ведь имела право знать, за что пропускает свои драгоценные уроки. К тому же подобное вполне могло ее смутить. А Драко никогда не упускал возможности полюбоваться этим зрелищем. — Внес небольшие коррективы в его физические данные. — А именно? — Укоротил очень важный орган. — Ты имеешь в виду… — Да, Грейнджер. Я имею в виду член. Она замерла. Распахнула глаза. Даже рот слегка приоткрыла. Кашлянула. И, справившись наконец с оцепенением, выдавила хрипло: — Насколько? — Достаточно, чтобы это доставляло ему… кхм, ощутимые неудобства. Что ж, Драко ошибся — Грейнджер не смутилась. Скорее растерялась. Но, чуть нахмурившись, покачала головой: — Примерно так я и думала. — Ты думала про член Нотта? — вскинул бровь Драко, вложив в голос всю серьезность, на какую был способен. Вот теперь — да. Смутилась. Но, к сожалению, быстро нашлась: — Нет, — ответила спокойно. — Догадалась, что шуточки ниже пояса — в твоем стиле. «Ну и что это?» Оскорбление? Невинная шутка? Защита? Попытка флиртовать? — И как я не подумал о том, что размышлять о членах — НЕ в твоем стиле? Пока Грейнджер от неожиданности данного заявления хватала ртом воздух, первый луч зимнего солнца незаметно прокрался в просторное помещение. Не найдя себе цели лучше, чем ее лицо, запутался в густых волосах. Подсветил все еще слегка розовые щеки. Коснулся носа, заставив его сморщиться. Грейнджер потерла кончик в попытке сдержать чих. Не вышло. — Ч-хи! — скорее фыркнула, чем чихнула она, зажмурившись и прикрыв губы ладошкой. Тихо и до чертиков по-детски. Драко даже не успел подумать, насколько это забавно, как дверь за спиной глухо хлопнула. — О, мистер Малфой, вы уже проснулись? — слегка удивленно воскликнула мадам Помфри. «А я спал?» — Ты что, провел здесь ночь? — тихо осведомилась Грейнджер, будто бы разочарованно. «Ну вот и спалился… Блеск!» План не посвящать ее в первопричину своего появления в Больничном крыле — псу под хвост. Просто здорово. Хотя, может, так даже лучше. Проигнорировав ее вопрос, он повернулся к целительнице: — Да, большое спасибо. Ваша мазь — просто волшебная, — грамотная и ненавязчивая лесть не повредит, решил Драко. Для любого чистокровного волшебника эта фраза прозвучала бы как минимум глупо, но мадам Помфри, насколько он помнил, была полукровкой, а значит — данное заявление должно было ее умилить. Судя по легкой улыбке на пожилом лице — он не ошибся. — Что ж, прекрасно, — мягко заключила она. — Постарайтесь впредь не давать такой нагрузки… «Квиддич же не в счет? Монтегю никого не щадит». — …и если вдруг боль снова напомнит о себе — немедленно возвращайтесь! Со спиной шутки плохи. — Непременно, — кивнул он, поднимаясь со стула и вешая на сгиб локтя мантию с галстуком. Все-таки надо отдать целительнице должное: она не только отлично знала свое дело, но и никогда не задавала лишних вопросов. Например, что он делал у кровати Грейнджер. Потому Драко решил отплатить ей тем же — убраться ДО того, как его бы выгнали, потому что… — ...мисс Грейнджер, пора принимать зелье, — повернувшись к гриффиндорке, заявила мадам Помфри. — Всего доброго, — не обращаясь ни к кому в отдельности, обронил Драко.

* * *

Холодно. Очень, очень холодно. Ледяные струи нещадно жалили загривок, скатываясь вдоль позвоночника, но Драко стоял неподвижно, до стиснутых зубов уперевшись лбом в плитку душевой кабины. Терпел. Потому что, несмотря на первый выходной день после рождественских каникул, не собирался отлеживаться в спальне. Вопреки свинцовой тяжести век. Не собирался предоставить всем этим уродам считать, что прячется. «Не дождутся». И хоть «здравомыслящие» были твердо убеждены, что все это — полная чушь, самые смышленые уже сложили два и два. Ну а если поползли слухи — их уже не остановить, все это знают. Паршиво, что он не успел рассказать обо всем Грейнджер. Предупредить, чтобы была готова к вопросам, которые посыплются как из рога изобилия, как только она покинет Больничное крыло. Потому что Поттер с Уизли, похоже, решили деликатно обойти эту тему стороной. «Болваны». Нет, в какой-то степени можно понять — они пеклись, чтобы Грейнджер не волновалась. Внимали наставлениям мадам Помфри. Послушные щенки, ничего не скажешь. Неужели они решили, что будет куда лучше, если к Грейнджер с бухты-барахты подойдет Браун или одна из Патил с вопросом: «Малфой бил Нотта по той же причине, что и Рон, да?». Драко представил ее ошарашенность. Станет ли Грейнджер отрицать? Скорее всего, просто не ответит. Он и сам извернулся, когда с похожим вопросом к нему пожаловал Грэхэм, как только услышал о случившемся. Драко брякнул тогда что-то вроде: «И с каких пор ты собираешь сплетни?» — на что Монтегю сощурился, сделав для себя какие-то выводы, но, слава Мерлину, промолчав. Драко раздраженно дернул медный кран, и последние капли, разбившиеся о бледную кожу, ощутились немного теплее. Что ж, по крайней мере, взбодрили. Более-менее. Паранойя или нет, но когда он шагнул в Большой зал, показалось, что разговоры вокруг слегка поутихли. «Плевать», — в очередной раз убедил себя Драко. В конце концов, он вполне отдавал себе отчет в том, что делал и какие будут последствия. Глядя прямо перед собой, он как ни в чем не бывало прошел вдоль стола и уселся рядом с Монтегю, ведь Грег, судя по всему, уже позавтракал. А жаль. Его молчаливая компания сейчас была бы очень кстати. Благо, Грэхэм сделал вид, что того странного разговора между ними не было. И, пока Драко накладывал себе овсянку, преспокойно дочитывал Ежедневный Пророк, бездумно вертя в свободной руке вилку. Ни «Доброго утра», ни банального «Как дела?» не последовало, даже когда Драко, налив себе тыквенного сока, довольно громко поставил кувшин на стол. Грэхэм вгрызался взглядом в издание так, словно находился один в своей комнате и разглядывал плакат с обнаженными ведьмочками, ласкающими друг друга. Драко вздохнул. Придвинул к себе тарелку с клейкой кашей и потянулся за тостом. Сделал глоток сока. Монтегю все еще молчал. — Мерлин, — закатил глаза Малфой, — там что, министра грохнули? Или Скитер прошлась голая по улицам Хогсмида? — Угу, — кивнул Грэхэм, не отрываясь от газеты. — Ну и как она тебе? — иронично поинтересовался Драко. Грэхэм пренебрежительно фыркнул: — Министерство в край отчаялось, — словно не слыша подкола, объявил он, переворачивая страницу. — Что там? — потеряв всякую надежду на бодрящую шутливую перепалку, без особого интереса осведомился Малфой. Монтегю, оторвавшись наконец от газеты, повернул голову: — Эм-м… Ты сказал «голая Скитер»? — Ага, — серьезно кивнул Драко, — видел, как она заходила к Флитвику пару минут назад, — последняя попытка. — Серьезно? — округлил глаза Грэхэм. «Мда-а… Это тебе не Блейз», — с сожалением вздохнул Драко. — Проехали. Так что там пишут? Монтегю моргнул, недовольный насмешкой над собой, но решил не реагировать: — Табу на определенное слово было ведь лишь раз? — уточнил он. Драко невольно вздрогнул: в последние месяцы войны Пий Толстоватый, бывший глава магического правопорядка, заняв под Империусом пост министра магии, ввел Табу на имя Темного Лорда. Но Поттер — чтоб его! — оказался достаточно глуп, чтобы пренебречь этим запретом, вследствие чего был схвачен егерями вместе с Уизли и Грейнджер, заставив последнюю корчиться от боли на полу в главном зале поместья Малфоев, пока Драко старался убедить себя, что оглох, — лишь бы не слышать ее душераздирающих воплей. — На моей памяти — да, — сквозь зубы процедил он. — На имя Темного Лорда. — Так я и думал, — пробормотал Грэхэм. — А что? — С понедельника, — начал Монтегю, — то есть уже послезавтра, вступит в силу очередное Табу. На заклинание того чокнутого, который подражает Гриндевальду. — Игафецо, вроде? Грэхэм, пробежавшись взглядом по тексту, вычитал: — Эга-ле-цо. — И что? — Да ничего. Просто в очередной раз поражаюсь, какие в министерстве работают идиоты, раз не могут поймать одного-единственного волшебника. Драко лишь пожал плечами. Ему-то какое дело до их проблем? Да и Табу возможно наложить только на произнесенное вслух слово. Никто не мешает фанатикам использовать заклинание невербально. — А что там с тренировками? — перевел тему он. — Послезавтра, — принявшись наконец за остывший омлет, ответил Грэхэм. — Хм, — задумался Драко, — я послезавтра не могу. — Отработки из-за Грейнджер? — ехидно усмехнулся Монтегю. — Да иди ты на хер, — огрызнулся он, поковыряв овсянку ложкой. Аппетита, впрочем, все равно не было. — Смогу только во вторник. — Ладно, я перенесу, — кивнул Грэхэм. — Думаю, Слизнорт не будет возмущаться. — Куда он денется, — пожал плечами Драко. Декан, в конце концов, не меньше команды хочет Кубок для своего факультета. — Кстати, — вспомнил вдруг Малфой, — если Тео останется в команде, Гриффиндор разнесет нас в пух и прах. — Я уже думал над этим, — буркнул Монтегю, — но проводить еще одни отборочные просто глупо: на факультете, не считая малолеток, которые даже метлу толком держать не умеют, остались одни криворукие. — И даже Астория? — Та малявка? Сестра Дафны? Драко кивнул: если Грэхэм согласится, то убьет двух зайцев одним камнем — и Астория останется довольна, и Нотт еще сверху получит. — Думаешь, она потянет? — Уж получше Нотта, — усмехнулся Малфой. — Хер знает, что с ним такое, но на матче с Когтевраном он был хуже короля-Уизли. — Это да… — серьезно протянул Монтегю. — Ладно, я подумаю. «Ну хоть что-то хорошее за утро», — удовлетворенно хмыкнул Драко, наконец принимаясь за завтрак. «Не считая улыбки Грейнджер, конечно», — добавил внутренний голос.