* * *
— Гарри! — Здравствуйте, эм… сэр? Гарри понятия не имел, как стоит обращаться к Дамиану, когда вокруг никого. К Дамиану с растрепанными волосами и в выходной мантии. К Дамиану, так сильно напоминающему того парня, с которым он познакомился в Трех Метлах. Почти с сомнением окликнувшему его по пути из замка. Не к профессору, чьи серебряные пуговицы обычно застегнуты под самое горло, так туго, что не позавидовал бы, пожалуй, только Снейп. — Есть минута? Конечно, ее не было, на поле уже должна была собраться вся команда. Как-то нечестно взывать к дисциплине, когда капитан опаздывает. Матч ведь на носу! Да и вряд ли профессор-не-профессор не заметил, что на Гарри тренировочная мантия. Но… — Конечно, — не раздумывая ни секунды, кивнул он. — Это насчет Гермионы. Да Гарри и не сомневался, в общем-то. По какому еще поводу Дамиану пришлось бы вылавливать его в холле в разгар каникул? Точно не зная, как подобрать слова, Дамиан выдавил довольно-таки неожиданное: — Скажи, этот Малфой — нормальный парень? Сдержать смешок не получилось. Ведь «нормальным» назвать Малфоя можно было лишь с натяжкой. Большой натяжкой. Огромной. Огроменной, как поле для квиддича. Однако тот Малфой, которого Гарри знал все эти годы, и Малфой, которого он видел рядом с Гермионой, казались двумя совершенно разными людьми. Да и спеси у последнего стало поменьше. Гарри удивился бы, если б не стало — соседство с Волдемортом совсем не звучало как сказка. Война, Азкабан, суд, приговор для отца — вряд ли это те вещи, под которыми невозможно не прогнуться. Подробности Дамиану были ни к чему, поэтому Гарри неоднозначно пожал плечами и поинтересовался: — А в чем дело? — Да тут… я не совсем уверен. Странно как-то… — Что именно? — уточнил Гарри. — Вы ведь с Гермионой друзья, значит, она говорила тебе, что я эмпат, — издалека начал Дамиан. «Черт…» Что тут сказать? Согласиться — подорвать доверие Дамиана к Гермионе. Впрочем, зачем оно ей после того случая? Да и соври Гарри — Дамиан непременно это почувствует. Тот, чуть усмехнувшись, кивнул, наверняка заметив его колебание. И, отсекая намек на неловкость, продолжил: — В общем, не так давно они шли передо мной, этот Малфой ее обнял, и… «…ты внушил Гермионе ненависть ко всем и вся». — …ему стало противно. «Че-го?..» Противно? Да Малфоя при ней разве что рамки приличий сдерживали, чтобы не!.. «Эй, фу! Стоп!» — Ты уверен? — вырвалось против воли. Потому что… что за бред? Если Малфой действительно неискренен с Гермионой, то отвращение — именно то, что он, по идее, и должен был бы чувствовать. Но при всем недоверии к Малфою… — А ты не ошибся? Может, это было… ну, что-то другое? Или он увидел что-то неприятное у себя на пути? Или… — В том, что это было отвращение, уверен совершенно. И появилось оно сразу же, как он до нее дотронулся. Даже если учесть, что это совпадение, не представляю, что из окружения могло бы… — Может, он увидел на полу паука или… — не сдавался Гарри, — не знаю, вывалившийся у кого-то из сумки крысиный хвост с урока зельеварения? Дамиан лишь отрицательно помотал головой. И что это должно означать? Что Малфой все это время притворялся? Но зачем? Гарри почти молниеносно воскресил в памяти события, так или иначе связанные с Малфоем: то извинение в поезде, подвернутая нога Гермионы, драка с Ноттом, Живоглот… разве могло все это быть частью какого-то «плана»? С одной стороны — запросто. Но разве в Азкабане дают уроки актерского мастерства? Решив разобраться с этим позже, Гарри спросил: — Даже если так, зачем ты внушил Гермионе злость? Она ненавидит, когда что-либо решают за нее. Дамиан тут же поник: — Мне очень жаль, что так вышло. Так иногда происходит… это как у детей с их стихийными выбросами магии. Меня это слишком… разозлило, наверное. Не сумел сдержать себя в руках, — пробормотал он себе под нос. На мгновение даже проснулась жалость. Впрочем, Гарри быстро себя одернул: почем ему было знать, что она — настоящая? — Поэтому ты говоришь это мне, а не Гермионе? Боишься, что это может повториться? — Отчасти, — признал Дамиан, от образа «профессора» которого не осталось и следа: сейчас он напоминал обычного парня. Почти школьника. Как Симус, Дин или даже Невилл. — Но я хотел сказать. Даже написал несколько писем. Сначала — подробных, потом скатился до коротких и анонимных… но в итоге все они отправились в мусорку. Подумал, это будет нечестно, понимаешь? Может, я и правда все не так понял? Хотя какое там… отвращение ни с чем не спутаешь… — едва слышно произнес он, но, будто очнувшись, добавил: — В общем, я подумал, что, наверное, правильнее будет посоветоваться с ее лучшим другом. — Рон тоже ее лучший друг, — даже не задумываясь, почти на автомате выпалил Гарри. Лицо Дамиана смягчилось: — Лучший бывает только один. И если бы это был Рон, я подошел бы к нему. Глупо, но Гарри ничего не смог ответить на это. Они же… их всегда было трое, так? Без привилегий и выбора «кто важнее». Всегда. Могло ли это измениться? Гарри не собирался — или просто не хотел — говорить «да», но на вопрос «когда это случилось?» знал ответ. И Гермиона. Да и Рон тоже знал. Это напоминало негласный договор — не вспоминать о том, что случилось, однако молчание поступок Рона не отменяло. Не вычеркивало из памяти. Он нависал над всеми ними тяжелой тучей, грозясь обрушиться в любой момент. Или не обрушиться. Никогда ведь не знаешь наверняка, пойдет дождь или нет. Как бы то ни было, Гарри остался благодарен за то, что Дамиан подошел именно к нему. При гермиониной… при ее проблемах вот так вываливать подобную информацию не просто неразумно — рискованно. Кто знал, может, это спровоцировало бы новый срыв? Ведь, по ее словам, именно благодаря Малфою — Гарри до сих пор не мог взять в толк почему — ей становилось лучше. Тем не менее спустя три дня, в последний день каникул, Гарри уже сверлил взглядом Карту Мародеров. Это напоминало своего рода ритуал: заглядывать в нее перед тем, как отправиться в Астрономическую башню. И едва ли не каждый третий раз за последние полгода на старинном пергаменте чернела точка с именем «Драко Малфой». И что он там забыл? Помнится, раньше избегал этого места вплоть до того, что перестал ходить на астрономию. — Если собираешься дымить, то отойди подальше, — даже не оборачиваясь от перил, бросил Малфой. — Как ты понял, что это я? — в тон ему отозвался Гарри, вопреки полутребованию подходя ближе. — Кто еще в такой час сюда потащится? Гарри — скорее для себя, чем для Малфоя — пожал плечами: — Я бросил. — Поэтому с лестницы так тянуло этой дрянью? — Будешь? Малфой усмехнулся, точно вспомнил что-то. Покачал головой: — У Грейнджер острое обоняние. — Обоняние, может, и да, а вот чутье иногда подводит. Малфой соизволил-таки обернуться: — Поясни. — А разве это должен делать я? Малфой устало вздохнул и сосредоточенно сдвинул брови. Взглянул Гарри прямо в глаза, прищурился, точно пытался понять, что он имел в виду. Будто бы даже искренне не понимая. Но не нервничая, что уже было неплохим знаком. …Перед глазами вдруг снова возник Дамиан: — В том, что это было отвращение, уверен совершенно. И появилось оно сразу же, как он до нее дотронулся… — Я-я-ясно, — протянул Малфой и, будто бы расслабившись, снова оперся о перила. — Какого черта, Малфой?! — Не скули, я нам обоим сэкономил время. Взять себя в руки оказалось непросто. Но ради того, для чего пришел, Гарри сделал над собой усилие: — И? — Что и, Поттер? Ждешь пояснений? — Как минимум. Малфой снова — громко, почти показательно — вздохнул. Наверняка закатил глаза — Гарри не увидел, — обернулся. Скрестил руки на груди. Но, на удивление, не начал тираду а-ля «это не твое дело». Видимо, и правда собирался поскорее со всем этим покончить: — Не знаю, что вы там себе навоображали, но мне похер, по какой причине ваша шайка собиралась прижать нового профессора. Похер для чего. Похер на этого человека в капюшоне и твои геройские замашки. Мне нужно было знать, опасен ли профессор для Грейнджер. И раз он прискакал к тебе с донесением, а не полез к ней — мне не придется больше дергаться и терпеть ваше общество. — Не полез? Ты имеешь в виду?.. — Мерлин, Поттер, протри уже очки! По какой еще причине ему глазеть на Грейнджер, а на меня — скалиться? Значит, Гарри не показалось. И это немного… — То вмешательство в эмоции Гермионы — лишь реакция Дамиана на то, что тебе стало… противно рядом с ней. Малфой усмехнулся, будто делая какие-то выводы, но промолчал. У Гарри в груди похолодело. Даже не осознавая, насколько боится услышать ответ, уточнил: — Он соврал? Не было такого? — Было. Видимо, квинтэссенция шока и ярости слишком явно застыли на его лице, потому что Малфой, снова закатив глаза, будто перед ним слабоумный, процедил, даже не пытаясь скрыть накатывающее раздражение: — Не к Грейнджер. Как и с тобой — я экономил время. Спровоцировал, подтолкнул — называй как хочешь. — Каким образом? — Не все ли равно? — Нет. В ответ снова прозвучал тяжелый, усталый вздох. Кажется, Малфой собирался заартачиться, но лишь злобно бросил: — В нужный момент подумал о расчлененке на полу моей гостиной. Такой ответ тебя устроит или хочешь подробностей? «И как Гермиона его выносит?» — А если бы он понял, что эмоции подставные? — Ну не понял же. Хотя «выносит» — явно не про нее. Гарри понятия не имел, что произошло между этими двумя за время каникул — а что-то явно произошло, — но вернулись они вместе. И, кажется, оба сошли с ума. С уменьшением количества уроков для самостоятельной подготовки к экзаменам увеличилось Гермионино «я в библиотеку!», а следом за ней — разумеется, ни перед кем не отчитываясь — из гостиной уходил и Малфой. И, конечно же, спустя пару часов, когда Гермиона возвращалась, никто не замечал, как сильно у нее раскраснелись щеки и как старательно она сдерживала такую несвойственную для нее рассеянную улыбку. «Потерять голову» — так, кажется, это называется? Можно было бы сравнить их с Роном и Лавандой на шестом курсе, однако не было ни приторных сюсюканий, ни прилюдных поцелуев, ни держаний за руку. Но все эти взгляды, приветственные улыбки за завтраком через весь Большой зал и рядом лежащие руки на столе библиотеки… все казалось настолько личным, почти интимным, что порой становилось до жути неловко. На выходные они и вовсе куда-то пропадали. Гермиона говорила, что они, как и все, гуляют в Хогсмиде, однако ни в Сладком Королевстве, ни в Зонко, ни у Визжащей Хижины их ни разу никто не видел. Если бы Гарри не знал, насколько давно все это началось, то с уверенностью сказал бы, что кто-то шутки ради напоил их Амортенцией. О том разговоре с Дамианом, а после — с Малфоем он решил никому не рассказывать. Забот и так хватало с головой: он буквально разрывался между тренировками, подготовкой к экзаменам и мыслями, которые и подавлял этими самыми тренировками и подготовкой. Как-то раз, когда они — Гермиона, Рон, Гарри, Джинни, Симус, Невилл, Луна и Лаванда — сидели в библиотеке огромной для этого места компанией, последняя заприметила график по подготовке Рона и воскликнула: — Ого! Какое аккуратное перо! Где ты такое взял? — А это не перо, это рук-ка! — важно объявил он. — Она пишет сама, ее даже не нужно окунать в чернильницу. — Какое-то магловское изобретение? — Ага. — А-а-а... — разочарованно протянула Лаванда. — Что? — Жаль, в Хогвартсе работать не будет. Рон вопросительно поднял глаза на Гермиону, даже не удосужившуюся поправить его, когда он неверно произнес «ручка». Она лишь оторвалась от своего конспекта и, чуть улыбнувшись, кивнула. Рон расцвел: — Будет. — Как это? Рон снова растерялся. — В Хогвартсе не работает только электроника, — снова пришла ему на выручку Гермиона. — Ты же слышала мой будильник, он вполне рабочий. — Ух ты! — искренне удивилась Лаванда. Кажется, это был самый долгий их с Гермионой разговор за последний год. Рон явно остался доволен. Немного удивленная такой реакцией Гермиона, покопавшись в сумке, достала ручку и протянула Лаванде: — Держи. — Ты шутишь?! — Да нет же, бери, — улыбнулась она, положив ручку прямо на книгу Лаванды. Развернувшийся разговор привлек внимание когтевранцев за соседним столом. — Спасибо! Сколько я тебе должна? Гарри едва не поперхнулся. Хотя должен был уже привыкнуть к тому, как волшебники реагируют на самые, казалось бы, обычные магловские вещи. Как мистер Уизли на розетку, например. — Да нисколько, она ведь почти ничего не... — А можно и мне посмотреть? — перебил ее подошедший к их столу Терри Бут. — Как оно работает? — поинтересовалась следом за ним Падма. Стив Флипс тоже оживился: — Гермиона, а не хошешь вштупить в наш клуб? Шообшештво Любителей… — …Изобретений Маглов, я слышала. А что, у вас недостаточно маглорожденных? — Им не интересно слушать о том, как работают видеомагнитофоны, они и так все это знают! — пожаловалась Падма и, кивнув на ручку в руках Лаванды, добавила: — А ты вон какие полезные вещи показываешь! Рон, глядя на разворачивающуюся картину, вдруг вскочил, будто его осенило: — Мне нужно в совятню! — воскликнул он так громко, что с другого конца зала раздался грозный голос мадам Пинс. Спустя неделю оказалось, что «осенило» Рона написать Джорджу, который, не раздумывая, отправил целую коробку с канцелярией, согласившись отдавать Рону щедрых двадцать процентов от выручки. Казалось бы — ручки, подумаешь? Но сколько же шороха они навели в Хогвартсе! Учителя, что постарше, категорически не хотели принимать эссе, заявляя, что «это неприемлемо!» без объяснения причин, помладше же — уверяли их, что количество клякс и смазанных букв сократилось едва ли не вдвое, и лишь МакГонагалл рассудила здраво: — Неважно, чем написано эссе, если оно читаемо. Но на экзаменах, как это и было всегда, студенты будут пользоваться специальными, заколдованными от списываний перьями. А Гермиону начали преследовать члены этого клуба и доставать просьбами вступить к ним. Будто в этом был смысл! До конца учебного оставалось ведь немногим больше пары месяцев.* * *
— Два к одному! Два к одному на победу Гриффиндора! Успейте сделать ставку! — надрывался Симус, шагая вдоль столов Большого зала и размахивая звенящей монетами корзинкой. — Два к одному! Два к одному на победу Гриффиндора! Успейте сде!.. — Это что еще такое, мистер Финниган?! — раскатом прозвучал грозный голос директора МакГонагалл. Обычно именно он в мгновение ока заставлял студентов стыдливо сгорбливаться, буквально физически ощущая нависшую угрозу. — Простите, профессор! — как ни в чем не бывало воскликнул Симус, однако, уважения ради, выпрямил спину. — Но ведь это наш финальный матч! Последний в истории Хогвартса, когда капитан — Гарри! — Вы дважды семикурсник, мистер Финниган! И до сих пор не запомнили, что азартные игры в стенах школы категорически запрещены? Сидящие за столом гриффиндорцы притихли: того и гляди из часов посыпятся рубины! Но директор почему-то не спешила снимать баллы: — Мне ужасно стыдно за вас, — она понизила голос до того, что услышать его могли только гриффиндорцы: — За всех вас. Два к одному? Я надеялась, что к этому моменту коэффициент на победу нашей команды будет более впечатляющим! Так вы оцениваете наши шансы? — и, едва сдерживая улыбку, кратко взглянула на Гарри: — Удачи, мистер Поттер. Гарри, справившись с удивлением, улыбнулся от уха до уха, но кивнул совершенно серьезно. А вот Рон, нахмурившись, даже не отреагировал. Не то чтобы для Гарри или Гермионы его нервозность перед матчем была открытием, но сейчас, казалось, он был способен смять ложку у себя в руке с той же легкостью, как если бы она была из пластилина. Гарри, каким-то особым взглядом проводив профессора МакГонагалл, опустился на скамью и вместо привычной напутствующей речи произнес лишь: — Поешь, Рон. Тот, словно в трансе, зачерпнул овсянку и, не задумываясь, отправил в рот. — Мы готовы, — все-таки начал Гарри. — Подготовиться еще больше мы просто не сумели бы. А когда... Рон вдруг резко вскинул голову, точно перед ним возник Пожиратель, и, уставившись Гермионе прямо в глаза, выпалил: — За кого ты будешь болеть? Голос дрогнул, будто уже в середине предложения Рон пожалел о том, что оно все-таки сорвалось с языка. Гарри уставился на него так, словно усомнился в его душевном здоровье. Гермиона моргнула. — Что за глупый вопрос! — воскликнула она. — Конечно, за Гриффиндор! Как тебе другое вообще в голову могло прийти? — Ну я подумал... — Ты неправильно подумал, Рональд Уизли! — «Нет, ну это же надо, а!» — Ты что, рассмотрел на мне зеленый галстук? Немедленно выкинь из головы эту глупость и ешь уже свою дурацкую овсянку! Тут Гермиона, конечно, перегнула с менторским тоном, однако Гарри, скрыв улыбку, благодарно кивнул. Мол, да. Это — то что надо.* * *
На пуффендуйской и когтевранской трибуне то там, то здесь виднелись красно-желтые пятна шарфов, и ни единого — зеленого. Никто и никогда не болел за Слизерин кроме самого Слизерина. Гул толпы давил на уши. Слышался так же — неразборчиво, глухо, как под водой. Солнце палило вовсю, прожаривая стоящий на месте воздух. Лупило в глаза, мешало. И Драко впервые за долгое время не жалел о том, что не стриг волосы с тех пор, как покинул Азкабан — теперь при надобности они едва-едва, но все же собирались кожаным шнурком, и надоедливая челка больше не прилипала ко лбу. В такой жаркий день, уже предвкушая, как будет потеть в плотной квиддичной мантии и щитках, Драко был этому как никогда рад. Одно разочаровывало — так он чертовски походил на отца. И знал это, потому и не смотрелся в зеркало. Ни разу за сегодняшний день. Настроение держалось на удивление приподнято с самого раннего утра. Даже несмотря на то, что Грэхэм разбудил почти всю команду ни свет ни заря и, даже не дав умыться, заставил отжиматься. — Разогрев, разогрев! — скандировал он, важно прохаживаясь вдоль пыхтящего на полу мужской слизеринской спальни Грега. — И чтобы за завтраком ни одного голодного рта! Девочка или, точнее, уже две девочки — Милисента и Астория — избежали столь унизительной участи, однако появились в гостиной раньше всех, опасаясь гнева капитана. И правильно сделали. Предстоящий матч, как и всегда, взбаламутил всех. А судя по тому, как Грейнджер старалась сегодня не смотреть на слизеринский стол, — переживала за душевное равновесие Поттера и Уизли. Может, именно это подтолкнуло Драко, а может, то самое хорошее настроение, что не покидало его не только сегодня утром, но и, если задуматься, уже несколько недель. Кто бы знал, что в темноте так легко делиться? Кто бы сказал ему, что так чертовски приятно — рассказывать о том, о чем обычно молчишь? Втройне — рассказывать тому, кто проглатывает каждое слово, слушает внимательно, почти завороженно, будто боится спугнуть? Впрочем, Грейнджер можно было понять — наверное, так оно и выглядело. Драко готов был поклясться, что видел, как она сдержала если не порыв рассыпаться в поздравлениях, то повиснуть на его шее. Или, точнее, навалиться на кровати, ведь на откровение он решился только с приближением ночи. Во мраке слова почему-то проще слетали с языка. И даже не было злости, когда Грейнджер, быстро мысленно посчитав что-то, нахмурилась, но вопрос задавать не стала. На самом деле, если б не тусклый свет луны, робко заглядывающий в окно, Драко этого бы даже не заметил. Сложно было винить Грейнджер в таких мыслях — сам не безгрешен. Но дабы поставить крест, уточнил спокойнее, чем ожидал: — Нет, родной. Но будет носить девичью фамилию матери. Как и она сейчас. Вот так просто — одно откровение за другим. Про брата, про дилемму выбора фамилии, про первое падение с метлы, про тщетные попытки научиться беспалочковой магии в стенах Азкабана. Попытки освоить Вингардиум Левиоса на дохлых мухах — что может быть позорнее? Пожалуй, только секундный триумф и мгновенное разочарование — муха оказалась живой и взлетела самостоятельно. Это было легко. Все было легко. Драко даже казалось, что ходить стало легче, будто с плеч сняли несколько сотен фунтов свинца мыслей. Впервые ему казалось, что его действительно понимают. Даже в мелочах. Например, узнав, что брат будет родным, Грейнджер и не подумала спросить, а при каких, собственно, обстоятельствах он вообще умудрился появиться? Драко и сам неволей думал об этом, но, побывав в Азкабане, знал, какие там бывают подкупные тюремщики, — и быстро сложил два и два. Визит мамы к отцу за подписью на смену фамилии удивительно ровно ложился девятью месяцами на предполагаемую дату появления ребенка. О подробностях он думать не хотел, однако не мог не поразиться — насколько, похоже, мама любила отца, что… А любил ли он? Драко не мог ответить однозначно. Любовь и неприязнь, дружба и ненависть почти всю жизнь сопровождали его по отношению почти ко всем и всему. В тринадцать идея стать Пожирателем казалась круче некуда. В шестнадцать, когда «мечта» исполнилась, — реальность дала охерительную оплеуху. Неприязнь к глупости Грега со временем сменилась дружбой. Зависть Блейзу — приятельским общением. Уважение к Тео — брезгливостью. Презрение к Грейнджер… Как бы то ни было, одно отношение все равно всегда шагало под руку с другим. Драко все еще считал Грега туповатым, все еще завидовал гибкости в общении Блейза. Так кто мешал ему уважать даже опустившегося на такое дно отца — хотя бы за все то, что тот ему дал за все эти годы, за вычетом промывки мозгов средневековым маразмом о чистоте крови? К черту это. К черту. Свисток вот-вот прозвучит! А пока игроки — кто торопливо, кто не очень — летали над полем перед тем, как построиться, Драко тряхнул головой, чтобы выкинуть лишние мысли и — он не знал, осознанно или нет, — осмотрел трибуны.* * *
«Болеть за чужой факультет? Да Гарри такого бы и во сне не приснилось!» ─ стараясь никого не покалечить локтями, злилась она, семеня боком вдоль скамейки трибуны. Хотя если подумать и попытаться встать на место Рона, то его вполне можно было понять. Особенно когда Гермиона, усевшись в первом ряду в ожидании начала матча, заметила Драко. Он парил выше прочих ─ не психологическое ли это давление на соперников? ─ и что-то напряженно высматривал. Даже будь Гермиона близорукой, все равно поняла бы, что он смотрел на нее. На нее ─ и никого больше. В глазах ─ ни капли колебания. Мгновение ─ и в ярких солнечных лучах блеснула атласная изумрудно-зеленая мантия. Порыв ветра — и Драко перед ней. Улыбается. Щурится с игривой хитрецой, будто и не замечая ни хихиканий, ни он-в-своем-уме взглядов. Расслабленно паря пред трибуной ее факультета. Пред красно-золотым морем. Глаза — лукавые, совсем как… — На удачу, Грейнджер? И, не дожидаясь ответа, приближается. Свободной от метлы рукой притягивает. И целует. Целует при всех. Гермиона даже не успевает понять, что к чему, как слышит отчетливый щелчок затвора камеры. «Деннис Криви?..» ─ звучит где-то в далеком-далеком уголке подсознания, но глохнет под грохотом пульса, гулом трибун и звенящим возмущением.* * *
В каком-то подобии не то эйфории, не то воодушевления Драко замер и окинул взглядом поле. Необычно смотрелась разве что Астория, даже после стольких тренировок все еще казавшаяся слишком крохотной для колец. Однако с уверенностью занявшая свою позицию и, уперевшись как следует пятками в подножки метлы, с готовностью выставила руки — чуть ли не как по учебнику. А ведь еще даже свистка не прозвучало. А вот и он. Громкий, усиленный заклинанием. Почти оглушительный. Ничего не значащий ни для Драко, ни для Поттера. Лишь разрешение взмыть в воздух. Остальное — задача прочих игроков команды. Хотя и здесь у Драко преимущество — он не капитан. Все, что ему нужно, — избегать встречи с бладжерами и поймать снитч. Но и бладжеры не его забота ─ Грега. С тех пор, как тот стал загонщиком, Драко вообще не помнил, чтобы клятый мяч даже рядом свистел. «Выше. Нужно выше». Так, чтобы видеть все поле. — Квоффл у Демельзы Робинс! Она стремительно летит к кольцам Слизерина, однако Вейзи атакует, и… «Выше. Не отвлекаться!» — …промахивается! «Выше…» По ту часть поля с той же тактикой неспешно рассекает воздух Поттер. Значит, он тоже не слишком-то следит за остальными игроками. Решил поставить рекорд, поймав снитч до первого?.. — Го-о-о-о-ол! — раздается снизу рев комментатора. — Десять—ноль в пользу Слизерина! Драко напряженно выдыхает. Если у Поттера и была такая цель, то только что Монтегю заставил его от нее отказаться. «Пора двигаться». Сдвинув брови, Драко покрепче обхватывает древко и плавно направляет в сторону. По часовой стрелке двигаться почему-то привычнее. — Ургхарт движется в сторону ворот. Бросок!.. И Уизли перехватывает квоффл!.. Джинни Уизли, не Рон, разумеется!.. Спустя один неспешный круг Драко наконец сосредоточивается, и теперь слова комментатора слышатся так же, как гул трибун. Они просто звучат. Они не важны. Они — не для него. — Новый вратарь слизеринской команды ловит квоффл! А она хороша!.. — Мистер Финниган! — возмущенно звучит в рупорах голос МакГонагалл, однако тот спешит извернуться: — Я имел в виду, что Астория Гринграсс отлично справляется, профессор! Крайне редко в команду берут вратарей таких габаритов! Разве это не удивительно? Слизеринская трибуна одобрительно гудит. Не каждый день можно услышать нечто приятное от комментатора с другого факультета. Второй круг. Поттер делает то же самое, но в обратную сторону. В какой-то момент их взгляды встречаются — не могли не встретиться, — однако впервые за все эти годы Драко не видит в них сопернического превосходства. «Нервничает?» Ухмыльнувшись этой мысли, Драко переводит взгляд вверх и резко разворачивает метлу. И, почти вплотную прижав грудь к древку, стремительно несется к солнцу. Поттер ведется, но недолго. На полпути до Драко — видимо не разглядев нигде снитча — сворачивает в сторону, будто так и планировал. «Точно нервничает. Раньше его так просто было не развести». Почему-то эта мысль подстегивает, внушает уверенность едва ли не меньше, чем поцелуй Грейнджер. Разве настроение могло быть еще лучше?.. — Двадцать—ноль в пользу Слизерина! Определенно да! Четвертый круг. Если он поймает снитч прямо сейчас — они выиграют всухую. Впервые. Пятый. — Грегори Гойл филигранно отбивает бладжер от ловца! Малфой, кажется, этого даже не заметил! Он занят поиском… Еще как он заметил. И что ему теперь, сальто в воздухе в благодарность крутануть? Шестой…* * *
Гермиона не слышит собственный голос, когда Гриффиндор забивает первый гол — настолько громко кричит ее трибуна. Взгляд то и дело падает то на Гарри, то на Драко, то на их пересечение у когтевранской трибуны напротив. В одной и той же точке. Снова и снова. Одинаковая высота, одинаковая скорость. «Удивительно...» — Милисента Булстроуд, загонщик команды Слизерина, отбивает бладжер от Монтегю! Тот свободно перехватывает квоффл... — Рон, осторожно! — визжит над ухом Лаванда. — Вряд ли он тебя слышит! — перекрикивая толпу, замечает Парвати. — Зато чувствует мою поддержку! — с жаром отвечает Лаванда, в волнении сцепляя пальцы в замок и прижимая к груди. Было бы мило, не пропусти Рон мяч. — Тридцать—десять, ведет по-прежнему Слизерин! — раздается из рупора, и Гермиона ощущает, как от волнения в ладони впиваются ногти. Она не соврала Рону — Гермиона действительно болела за свой факультет. Любой болел бы. Даже Гарри когда-то не собирался уступать Чжоу Чанг, и все-таки… все-таки нет-нет да скользила шальная мысль: «А если?..» — Гриффиндор забивает! Счет тридцать—двадцать! Драко пролетает мимо. Не смотрит на нее, не смотрит вообще ни на кого, только перед собой и ─ самую малость — вверх. Гарри поднимается выше, Драко это замечает, но не сворачивает с дистанции. Обида от его выходки отходит на второй план. Гермиона не помнила, видела ли его когда-либо настолько собранным, и не знала, видели ли его таким сейчас остальные. Потому что со стороны вполне могло показаться, что он летает… да даже не как на разминке. А просто ─ для себя. ─ Тридцать─тридцать! ─ громогласно раздается над полем голос Симуса. ─ Гриффиндор сравнял счет! От восторженного визга Лаванды едва не закладывает правое ухо. Гарри отвлекается и кричит что-то Дину, отчего следующее его пересечение с Драко происходит уже не на середине когтевранской трибуны, а сбоку. Жаль. Красивый был синхрон. — Булстроуд пропускает летящий во вратаря Слизерина бладжер!.. Гермиона резко поворачивает голову, силясь разглядеть Асторию. — ...однако Гойлу счастливится оказаться рядом, и он делает эту работу за нее!.. Монтегю орет на обоих загонщиков, но Гойл — ого! — кажется, пытается спорить. Об этом же, видимо, думает Симус: — Похоже, капитан слизеринской команды решает, не поменять ли Булстроуд и Гойла местами. Защита ловца и вратаря — первоочередные, однако кого же будет защищать сильнейший в команде загонщик?.. Монтегю гаркает и тут же разворачивает метлу, подчеркивая, что разговор окончен. Гойл, судя по выражению лица, выругивается и направляется к Драко, а Астория, немного растерявшись от разыгравшегося фактически на пустом месте представления, пропускает мяч. — Сорок—тридцать, Гриффиндор вырывается вперед! Тут перед носом Гермионы пролетает бладжер и несется прямиком к… Гойл, еще не успевший долететь до своей позиции, снова выругивается, почти на удачу замахиваясь битой, но, конечно, не дотягивается. Драко лишь чудом успевает направить метлу вверх, и бладжер попадает ему в ногу, а не в ребра. Драко кривится, и если и издает какой-то звук, то его не слышно. Главное ─ он не падает, несмотря на неестественный изгиб ноги, которая теперь почти не упирается в подножку. Вместо этого он меняет направление и ускоряется. Сейчас Гермионе плевать, увидел ли он снитч или просто решил еще раз обдурить Гарри, сейчас она не может думать ни о чем, кроме того, как ему больно. Матч не остановится, пока игрок в состоянии летать. А Драко всем видом показывает, что в состоянии. ─ Джинни Уизли стремительно направляется к кольцам Слизерина… бросок!.. И Астория ловит квоффл!.. Однако дальше происходит нечто непоправимое. Непоправимое для слизеринской команды. Милисента все еще недовольно смотрит в сторону Гойла и не успевает среагировать. Второй бладжер на полной скорости несется через все поле и, не замедляясь, врезается Астории прямо в солнечное сплетение. Кто-то кричит. Астория попадает в кольцо, по инерции пролетает через него ─ и падает вслед за метлой. Профессор МакГонагалл тотчас вскакивает и взмахивает палочкой, замедляя падение. Оглушительно звучит свисток, игроки застывают на своих позициях, пока профессор Хуч помогает мадам Помфри погрузить Асторию на носилки. ─ Какой кошмар… ─ лепечет Парвати. ─ Все-таки квиддич ─ совсем не женский вид спорта! Гермиону так и подмывает съязвить, ткнув ей в лицо именами Джинни или Кэти Белл, но взгляд привлекает оглушенный вид Драко. Хотя вряд ли другие игроки его команды выглядят намного лучше. Еще бы! Что может быть хуже, чем потерять вратаря? Только потерять ловца, пожалуй… Следующий свисток дает начало безумию. ─ Пятьдесят─тридцать! ─ орет Симус. ─ Квоффл снова у команды Слизерина, но!.. Драко упирается в подножку только здоровой ногой, вторая теперь безвольно висит. Это даже выглядит мучительно! «Почему нельзя объявить перерыв и дать ему обезболивающее?!» ─ Потому что он сам не попросил! ─ раздается голос Лаванды, и Гермиона понимает, что прокричала вопрос не только у себя в голове. «Что за глупая гордость!» ─ Семьдесят─сорок! ─ только услышав эту цифру, Гермиона отводит взгляд от Драко, который, стиснув зубы, снова увеличивает скорость. А в голове набатом стучат мысли: «Неужели игра того стоит?!» ─ Восемьдесят─сорок! «Кому и что он пытается доказать?!» ─ Сто десять─пятьдесят! «Это попросту глупо!» Похоже, моральный дух действительно важен, и не зря Гарри перед каждым матчем произносит воодушевляющую речь. Слизерин хоть и не сдается, но с каждой минутой играет заметно слабее. Монтегю то и дело оборачивается к пустым кольцам, оттого теряет мяч, Вейзи ведет себя не лучше. Одно радует: Гойл теперь летает за Драко едва ли не по пятам с битой наготове. ─ Сто тридцать─пятьдесят! ─ надрывается Симус. Да и вообще складывается впечатление, что ему глубоко плевать, чем там закончится матч, главное ─ чтобы друг не пострадал. Теперь Гермиона, кажется, начинает понимать Невилла. ─ Сто тридцать─шестьдесят! Из ниоткуда, словно по мановению волшебной палочки ─ если бы это было возможно, ─ над полем начинают собираться тучи. Будь Гермиона кем-то вроде Лаванды, то сказала бы, что кажется, будто даже небо сочувствует тому, что происходит на поле. ─ Сто пятьдесят─шестьдесят! Похоже, это становится началом конца, ведь мячи летят в слизеринские кольца один за другим так быстро, что Гермиона почти не успевает следить, и только комментарии Симуса помогают: ─ …сто шестьдесят─шестьдесят!.. ─ …сто восемьдесят─шестьдесят!.. ─ …двести─шестьдесят!.. На нос падает капля дождя. Другая, следующая ─ и вот он уже льет как из ведра, а Гермиона спохватывается, что забыла наложить водооталкивающее заклинание на очки Гарри. «Кто же знал, что в такой ясный день пойдет дождь?!» Впрочем, яркие мантии игроков видно преотлично, потому Симус продолжает: ─ …двести десять─шестьдесят!.. Погодите-ка… Да! Кажется, Драко Малфой замечает снитч! Гарри резко поворачивает голову, силясь разглядеть за стеной дождя фигуру соперника. К его неудаче, Драко несется за снитчем в совсем другом от Гарри направлении. Едва ли не прижав подбородок к метле, Гарри стремглав мчится следом, и в следующий момент… ─ Двести двадцать─шестьдесят! Ой, нет, погодите… Драко Малфой ловит снитч! Счет: двести десять─двести десять… Ничья? Эм… Или двести двадцать─двести десять?.. Симус растерянно поворачивает голову к профессору Хуч, а та… Гермиона готова поклясться, что еще ни разу не видела ее более неуверенной. Победоносная улыбка сквозь боль на лице Драко сменяется… черт его разберет, что это за эмоция. Разочарование? Смятение? Профессор Хуч грузно запрыгивает на метлу и, взмыв в воздух, направляется к преподавательской трибуне. ─ Что происходит?.. ─ недоуменно переспрашивает Парвати. ─ Кажется, они не знают, что произошло раньше: забили гол или поймали снитч… ─ Бред какой-то! ─ возмущается Гермиона. ─ Неужели нельзя?.. ─ У КОГО-НИБУДЬ ЕСТЬ ОМИНОКОЛЬ?! ─ орет что есть мочи в микрофон профессор Хуч. ─ Дурдом!.. ─ комментирует Гермиона, яростно раздувая ноздри. ─ Неужели нельзя сначала оказать помощь?! Хотя, похоже, нога Драко сейчас интересует в последнюю очередь. Он так и замер, крепко сжимая заветный золотой шарик, будто бы и не замечая ни дождя, промочившего насквозь форму, ни перешептываний, ни… «О…» ─ У меня! ─ пищит с пуффендуйской трибуны какая-то девочка то ли с первого, то ли со второго курса. ─ У меня есть! Он что… смотрит на нее? Не на несчастный оминоколь, передаваемый от ученика к ученику в направлении мадам Хуч, не на комментатора, не на директора и даже не на крепко сжатый в руке снитч? На нее?.. ─ Поздравляю… ─ шепчет Гермиона, надеясь, что Драко прочитает по губам. Неважно, какой будет в итоге счет. Неважно, кто что скажет. Он поймал его, он его поймал! Порыв ветра раздувает изумрудную мантию, обнажая повисшую с метлы ногу, и Гермиона замечает на бежевых квиддичных брюках Драко темное пятно. Огромное, разрастающееся темное пятно. «Открытый перелом!» Она вскакивает со своего места как раз в момент, когда из рупоров торжественно раздается: ─ Счет: двести двадцать─двести десять! Гриффиндор победил! Драко даже не поворачивает головы в ту сторону. Лишь слабо улыбается ─ ей. А после ─ хмурится, будто не понимает, отчего она смотрит на него с таким ужасом и что-то кричит. И ─ теряет сознание.* * *
Альбус как-то говорил, что дурные вести всегда нужно сообщать лично и прямо: без вывертов, без вступительной речи, и если ситуация подобает ─ сглаживать углы уже после. Но как сгладить их теперь? Лимонными дольками не поможешь, как и утешительными словами. Не найдешь светлых сторон, уж точно ─ не для него. Как вообще можно говорить подобное… в такой светлый момент? В момент, когда он сидит здесь, в библиотеке, вместе с Гермионой Грейнджер и сосредоточенно показывает ей что-то в книге? Вот Гермиона отрицательно качает головой и что-то объясняет, а он слушает, слушает внимательно, без издевки, не перебивает. Раздумывает минуту и тоже кивает ─ дескать, согласен. Гермиона притягивает к себе стопку конспектов и случайно задевает его руку, поднимает голову и улыбается. И он ей. А после каждый продолжает занимается своей работой, ни на что не отвлекаясь ─ рядом. Их руки лежат на столе так близко, что мизинцы находятся в каких-то десятых дюйма друг от друга, но не касаются. Когда Минерва в последний раз видела, чтобы парень и девушка в их возрасте действительно занимались уроками, подготовкой к экзамену наедине ─ без заигрываний и шуток? Она не помнила. И ладно Гермиона ─ она всегда относилась к учебе слишком серьезно, даже Минерва понимала это, но Драко Малфой… Странно было думать о таком, но сейчас он и впрямь производил впечатление молодого человека с серьезными намерениями. Минерва не могла похвастаться великодушием, когда дело касалось похвалы или, как бы это громко ни звучало, уважения, однако просто не могла не признать, что Драко Малфой действительно вырос, и в первую очередь ─ вырос над собой. Над своими убеждениями, над давлением семьи, над собственными капризами, над несдержанностью. После всего, что было за все эти годы… особенно после всего, что было за эти годы. Сердце кольнуло. Подавив вздох, Минерва с уже ощутимым в ее возрасте трудом распрямила плечи, как и подобает директору, и, на мгновение прикрыв глаза, шагнула вперед.* * *
После того, как профессор МакГонагалл позвала Драко в свой кабинет, он не появился ни в гостиной тем же вечером, ни в Большом зале следующим утром. Гермиона даже решила: если он не появится до конца завтрака ─ она непременно подойдет к Гойлу и спросит, в чем дело. Уж он-то должен знать. Мысли крутились одна хуже другой. Наверное, это слишком легко читалось на ее лице, ведь никто за столом даже не попытался поднять эту тему. Вместо этого Гарри с Джинни, все еще опьяненные пусть и немного горчащей, но все-таки победой, обсуждали, каким же все-таки было правильным решением снова поделить гостиную заклинанием. «А что, если, не дай бог, что-то случилось с его еще не рожденным братом?» Над головой зашелестели крылья сов. Гермиона даже почти встрепенулась, выискивая взглядом знакомую, но черного филина, имени которого она так и не узнала, среди них не оказалось. ─ …представь, как Монтегю рвал и метал… ─ едва уловила обрывок фразы Гарри Гермиона. «Или, быть может, мракоборцы снова в чем-то заподозрили его семью?» ─ …сам виноват, надо было заменить… ─ так же едва слышно донесся голос Джинни. «А если нашли какой-нибудь темный артефакт? Что тогда? Драко снова арестуют?» ─ …думаю, Булстроуд крепко досталось, ─ покачал головой Гарри. ─ Это ведь она пропустила бладжер… «Они ведь не могут сделать это вот так сразу, верно?» ─ Гермиона?.. «А если…» На руку мягко ложится ладонь. Теплая, неширокая. Гермионе даже не приходится опускать глаза, чтобы понять, что вся она с тыльной стороны усеяна веснушками. Взгляд Рона… странный. Сдержанный, но какой-то… опасливый. «Что?..» Чего он боится? Ее реакции? В ответ на немой вопрос Рон лишь молча пододвигает к локтю Гермионы свежий Ежедневный Пророк, на первой же странице которого чернеет жирный заголовок:Люциус Малфой мертв.