Босттвидский виноград

Спать хотелось как никогда, и стук раздался словно вдалеке. Лаэрт с немалым трудом открыл глаза. — Входи! — сонно пригласил он и сел. К утру стало зябко, и он натянул одеяло до подбородка. В комнату вошёл Кретт с чашей в руках. Он покосился на клевавшего носом хозяина, но с расспросами пристать не решился. Гравс оказался прав — хозяин вернулся за полночь. Кретт поставил чашу на столик и положил свежее полотенце. Взгляд упал на запылившийся костюм, и он покачал головой, гадая, что случилось с хозяином и почему одежда грязная. Лаэрт опустил голову и не видел, как Кретт забрал костюм и удалился. Хотя хотелось спать, но работа сама себя сделать не могла, поэтому пришлось встать, натянуть халат и подойти к чаше. Холодная вода приободрила, и Лаэрт полез в сундук, чтобы найти подходящую одежду. Он не вспомнил о давешнем костюме. Главное — вещи для верховой езды на месте, на комоде лежала стопочка чистых рубашек. Лаэрт отодвинул ящик и взял первое, что попалось под руку. Не то, чулок. Куда сложнее оказалось найти пару к нему. Пришлось порыться в поисках нижнего белья. Когда Лаэрт с этим справился, сел на кровать и задумался. Низ живота тянуло, и это не удивило: Тэгрем был пылок как никогда. И, проклятье, Лаэрту понравилось заниматься любовью невесть где, хотя щёки горели от воспоминаний. Он не спеша оделся и вышел из комнаты. Отчаянно захотелось зевнуть. Лаэрт немало удивился, застав мужа внизу по-дорожному одетым. На голове красовался белый берет. Тэгрем собрался уехать. — Подождите, вы хозяина одетого трахали, что ли? — Гравс держал в руках белую рубашку. Лаэрт сошёл с лестницы и вырвал из его рук одежду. — Какая тебе разница, кто кого в чём тра… Тьфу, понабрался тут с вами! — Он побагровел. Гравс громко расхохотался, даже Кретт улыбнулся. Тэгрему было не смешно. Он подошёл к Лаэрту и уставился в сонное лицо. Под глазами легли тени, уголки губ опустились. Ночь не прошла даром для обоих. Лаэрт вопросительно посмотрел на мужа. — Я позавтракал, — отчитался Тэгрем. — Хочу попасть в Босттвид как можно раньше. — Он подошёл ближе — просто так, чтобы запомнить черты лица. — Если всё получилось, как ты хотел, напиши. — Оспинку под нижней губой только сейчас заметил. Он перевёл взгляд на слуг, которые прислушались к разговору. — Я должен знать, понимаешь? — Осталось надеяться, что муж всё понял как надо. Пояснять при посторонних — лишнее. — Понимаю! — Лаэрт отвернулся и направился в сторону столовой. — Хорошо, напишу, — пообещал он. — Как и в прошлый раз, попрошу договориться со жрецами. У меня нет времени наезжать в Босттвид. И всё. Словно не осталось зачатков теплоты, которую сумел урвать Тэгрем. Тот посмотрел в спину, затянутую в замшевую жилетку. Даже хромота не изуродовала, а сделала походку неповторимой. Напоследок Тэгрем подошёл к псу, лежавшему на коврике у лестницы, и почесал шею. Собака лизнула руку. — Добрый какой. Что же твой хозяин такой сухарь? — Пёс закрыл глаза. Тэгрем за короткое время привязался к собаке — куда сильнее, чем к Лаэрту. Он попрощался с Гравсом и Креттом, после вышел. С Лаэртом не стал. Тот ясно дал понять, что разговор окончен. Осталось надеяться, что последствий сегодняшней ночи не будет. Тэгрем остановился, когда понял, что до сегодняшнего дня его не волновало возможное отцовство. Он об этом не задумывался. И у Анде, и у Дэрму были дети на стороне, но они не предполагали, каково тем приходится, не обзывают ли сверстники ублюдками. Наоборот, похотливые Бриккарды гордились плодовитостью. День обещал быть тёплым. Тэгрем снял сюртук и направился к конюшне, чтобы проследить, все ли вещи уложены. О бочонках он позаботился загодя, а одежду в повозку отнёс утром Кретт. Всё было готово. Тэгрем влез на козлы и уселся рядом с кучером. Повозку загрузили под завязку, единственное свободное место занял сурового вида охранник в литом нагруднике. Лаэрт трясся над тем, что создал, и не жалел денег на охрану. Вспомнилось, как Тэгрем носил доспехи Легиона — с гордостью. Теперь меч не брал в руки. Тот остался дома под присмотром семьи как память о пережитых годах. Касаться рукояти не хотелось. Не помешало бы. Всегда могло пригодиться умение постоять за себя. Тэгрем откинул мысль об оружии и задумался, кому первому предложить вино. Шамарты отпали. «Тогда кому? Гейссам отдать в качестве долга? Попытаться продать Лессерам?» — задумался он. Мысли слабо помогли отвлечься. В любом случае первым делом необходимо разузнать, предстоит ли торжество в семьях. «Хотя ты просил не продавать меньше, чем за назначенную цену, Лаэрт, но если нужно будет…» — мысль оборвалась. Повозка подъехала к воротам. Тэгрем в последний раз оглянулся. Он сомневался, что вернётся — слишком сухим вышло прощание. Лаэрт торопился по делам. Складывалось впечатление, что ему муж не просто мешал, но был безразличен. Так оно было и для Тэгрема. Разница в том, что не пришлось искать деньги, когда хотелось утех. Лаэрту далеко до мастерства жрецов любви «Апогея Пути», но главное — отклик. Он испытал страсть, наверняка раскрепостился бы, если бы всё не оборвалось. Повозка покатилась медленно — настолько, что породистый скакун обогнал её. Тэгрем полюбовался выпрямленной спиной восседавшего на лошади всадника. Лаэрт повернул голову и встретился с мужем взглядом, после уставился вперёд и пришпорил коня. Вскоре свернул в сторону винодельни, а повозка поехала дальше. Из-за жары, стоявшей в последние два дня, дорога высохла, колёса подняли облака пыли. Тэгрем откинулся и закрыл глаза в надежде уснуть. Он не любил дорогу, хотя возвращался домой — туда, где вырос, где его ждали и любили. В «Грозди» он чувствовал себя лишним. Лаэрт привык жить один и не собирался что-либо менять после свадьбы. Тэгрему не спалось, оттого путь стянулся. Он старался отвлечься: любовался пейзажами, следил за крестьянами, убиравшими поля. И терпеливо ждал, когда увидит стены Босттвида.

***

Домик не раз пришлось окурить серой, чтобы клятая плесень не испортила начавший сморщиваться виноград. После дней Сивали полили дожди и стояла сырость. Лаэрт сомневался, что изюм получится таким, как надо. За довольно долгое время Тэгрем Бриккард не дал о себе знать. Лаэрту некогда было скучать. Дел невпроворот. Он запер дверь, натянул капюшон плаща и отправился домой. Нога болела из-за плохой погоды, настроение отвратительное. С появлением Тэгрема Бриккарда всё пошло наперекосяк. Лаэрт старался занять себя. Поездка в Ревею прошла удачно, вино продано отнюдь не дёшево. Повезло наткнуться на купца — уроженца Восточного Элмета. Пришлось немного продешевить, зато появился шанс наладить дело за пределами Чёрного Пути. Торговец пообещал дать знать о себе. Прибыль значительно перекрыла расходы на многочисленных охранников и покупку нескольких лошадей. Склад почти на треть опустел, в большинстве остались бочонки с молодым вином. Лаэрт устал. Он вчера вернулся, но не решился попробовать его. Вино урожая этого года обещало стать самым лучшим. Виноград вырос на диво хорошим. Лаэрт предвкушал крепкий насыщенный сладкий вкус. Поэтому не терпелось пообедать. Он закутался в плащ и с немалым трудом из-за нывшей ноги направился в сторону дома. Небеса разверзлись. Вода пропитала одежду насквозь, отчего он озяб. Если бы не нога, то Лаэрт добрался бы довольно быстро. Если бы смог опереться на чью-то руку… Лаэрт упрекнул сам себя. Тэгрема Бриккарда нет в его жизни и не будет. Муж ему вообще не нужен, он хорошо жил до него и со всем справлялся. Лаэрт не думал о муже за время пребывания в Ревее. Пёс не встретил хозяина. Лаэрт понимал: любимца одолела старость. Вот-вот — и собаки не станет. Зато Лаэрт в кои-то веки не чувствовал себя старым. За одно он был благодарен мужу — тот дал понять, что кто-то может его желать. Вспомнилась страсть, с которой тот брал его. Лаэрт старался о пошлом не думать. Но низ живота предательски ныл, особенно в первые дни расставания. Если бы не поездка, то написал бы Тэгрему и ждал ответа, а то и приезда. Пёс спал на коврике и лениво открыл глаза, когда хозяин погладил лобастую голову. — Обед готов, — привычно доложил Кретт. — Погоди, только переоденусь. — Лаэрт пошёл наверх, оставив грязные мокрые следы. Дворецкий посмотрел ему вслед, после повернулся к Гравсу. — Мне кажется, или хозяин помолодел? — высказался он. Гравс пожал плечами. — Я его каждый день видел, поэтому не могу сказать. — Странно, обычно после поездок он разбитый и злой, а тут… — Кретт удалился в столовую, чтобы накрыть на стол. Гравс почесал голову. Действительно, с хозяином что-то не так, что именно, бесплодному бете не дано понять. Но трудно не заметить, что хозяин стал есть, когда вздумается, а не по времени. Лаэрт послушался Тэгрема, поэтому лицо приобрело розовый оттенок, привычная землистость исчезла. — Вот что значит хорошо питаться. С голоду он злость сгонял, а не из-за того, что член в зад никто не совал, — высказал мнение Гравс. — Проклятье, когда ты научишься не выражать мысли вслух?! — Лаэрт, стоявший на лестнице, побагровел. Гравс не услышал, как подошёл хозяин, переодетый в привычный зелёный халат и мягкие сандалии. — Никогда, — съёрничал он и улыбнулся. — Я вино принёс, молодое. Кретт говорит, оно вели… Ой! — Он только что выдал любовника. Лаэрт первым пробовал то, что создал. Кретт нарушил традицию. — Кстати, он приготовил зайчатину с белым вином, которое вы получили в подарок… Ну-у, с той кислятиной. — Почему? Хорошее вино. Подумываю в следующем году попробовать белое. — Гравс нахмурился, когда представил, что придётся спешить на винодельню и сразу давить ягоды, чтобы ни кусочка кожицы не попало в сусло. — Позднее посадить несколько сортов белого винограда. — Лаэрт направился в сторону столовой. — Вильен — купец с Востока — обещал привезти лозу. Надеюсь, приживётся. — Хорошее?! Вы сами плевались, если отдавало уксусом, ха! Кислятина кислятиной! Вкус у хозяина странный в последнее время. Гравс нетерпеливо сжал в руке бокал в ожидании. Он не посмел пробовать вино до Лаэрта. Тот медленно пригубил и отставил бокал. На смуглом лице не отразилось ничего. — Теперь ты. Скажешь, каково оно. — Боги, у вас вкус резко пропал? — удивился Гравс и пригубил. Кретт прав. Вино на редкость хорошее. Лаэрту не хватило кислинки. Он взялся за вилку. — Не пропал, не волнуйся. Я не скоро смогу трезво оценить вкус, — Гравс ничего не понял и перевёл взгляд на Кретта. Тот пожал плечами, — поэтому придётся довериться тебе. — Оно более чем великолепно. Лучше, чем в прошлые года. — Гравс осушил бокал и жестом дал понять, чтобы Кретт налил ещё. — Это хорошо! — Лаэрт вяло улыбнулся. — Значит, будет самым дорогим. Как думаешь, каким станет, когда настоится? Гравс широко раскрыл глаза. Он не узнал хозяина. — Никогда не узнаем, пока не попробуем. Иной раз молодые вина прекраснее, чем выдержанные много лет. — Да, ты прав! — Лаэрт больше не произнёс ни слова и молча начал есть. Он не знал, стоило ли писать Тэгрему, от которого ни слуху ни духу, но ведь обещал известить о важном… Заяц в белом вине оказался хорош, мясо — сочным. После обеда потянуло на сон, и Лаэрт удалился к любимому креслу, сел, укрылся пледом и уставился на огонь. Сделка свершилась, он получил, что хотел. Почти всё: за месяц ни одного письма от Бриккардов, а это означало, что Тэгрем не договорился о расторжении брака. «Раз ты нарушил обещание, то не обижайся, если я нарушу своё!» — позлорадствовал Лаэрт. Он подосадовал: придётся проделать нелёгкий путь, чтобы самому обо всём позаботиться. Это нужно сделать чем раньше, тем лучше. Потом станет тяжело путешествовать. Лаэрту стало не по себе. Путь из Ревеи дался нелегко, ночёвки на постоялых домах надоели до смерти. Хотелось домой, к любимой собаке, и не подниматься с кресла. Он решил сегодня насладиться этим мгновением. Он задремал. Даже во сне не заслужил покой. Лаэрт шёл, опираясь на руку мужа и заглядывая в ставшее привычным лицо, упивался слабым, едва уловимым запахом и был счастлив, что есть кому уткнуться носом в плечо. Тэгрем посмотрел на него и сказал одно: «Полыхнуть может!» Лаэрт вздрогнул и резко сел. Дождь забарабанил в окна, и он понял — не полыхнёт. Из-за сырости изюм не получится, но винодельню никто не подожжёт. «Какие глупости, всем она выгодна!» — обругал себя Лаэрт. — Гравс! — позвал он управляющего. Тишина в ответ. — Кретт! — Даже собака не откликнулась. Она обеспокоила куда сильнее, чем блудливый дворецкий. Лаэрт поднялся и подошёл к псу, лежавшему на подстилке, присел и дотронулся до носа. Горячо. — Надеюсь, ты не болен, друг мой. Пёс не пошевелился. Лаэрт погладил морду, зарылся пальцами в густую шерсть. Он надеялся, что собака всего лишь истосковалась и скоро оклемается, и всё станет как прежде. Лаэрт слукавил: пройдёт не так уж много времени — и всё получится по-другому. Уже не как прежде. Лаэрт думал — испытает счастье, но ничего не изменилось, кроме вкуса. По-прежнему накатывала злость на нерадивых слуг, которые уединились средь бела дня, некому открыть на стук. Лаэрт направился к двери, шаркая сандалиями. Он знал — ворота заперты. Невесть кто не попадёт в поместье, но поостерёгся открывать двери. — Кто там ещё? — Прошу прощения, курьер письма привёз, — доложил охранник. Лаэрт узнал голос, поэтому открыл и принял ворох писем. После заперся, не поблагодарив. Охранник пожал плечами. Дворецкий приглашал его согреться и поесть, хозяин как был сухарём, так и остался. Тот платил хорошие деньги, но требовал немаленькую отдачу. Лаэрт снял с крючка лампаду и направился в кабинет, надеясь, что нужное послание пришло. В кабинете лежал толстый слой пыли. За месяц Кретт не удосужился убраться, и Лаэрт решил после того как прочтёт письма, дать ему взбучку. В кои-то веки дворецкому доверен ключ. Настроение окончательно испортилось — ни одного послания, подписанного Бриккардами, но несколько писем из Босттвида, где адресанты изъявили желание купить несколько бочонков — немного, но и то приятно. Лаэрт улыбнулся. Нелепый брак дал плоды. Не осталось сомнений, что интерес к вину появился благодаря Тэгрему. Бриккарды сумели выгодно его продать. Лаэрт взял записную книжку и открыл, чтобы подсчитать, сколько осталось бочонков с вином урожая прошлого года — тем самым, которое заинтересовало Юди Гейсса, работавшего в канцелярии самого губернатора. Тот пожелал купить всего один бочонок. Для Фаррея Лессера, многодетного парфюмера, не хватит вина урожая прошлого года. Лаэрт оставлял несколько бочонков, чтобы настоялось, и никогда не продавал. — Лессеру предложу молодое, этого года, — решил Лаэрт, дивясь, как Фаррей с таким количеством детей ухитрялся создавать духи. — Сколько у него детей? Девять? Десять? Разницы никакой, но восприятие к запахам менялось, порой — и ко вкусам. Лаэрт не смог как следует оценить собственное вино, его потянуло на то, что раньше он не взял бы в рот, даже если бы за это немало заплатили. Он отложил почту и взялся за перо, чтобы написать ответ. Неизвестно, когда в очередной раз появится курьер, возможно, не скоро, но ответить следовало загодя. Лаэрт написал привычные строчки согласия со сделкой, иным предложил другое вино — этого года. В последнюю очередь он взял чистый лист бумаги. Здравствуй, Тэгрем! Ты просил известить, если всё получится. Сообщаю: получилось. Поздравляю, ты станешь отцом. На подписи соскользнула капля и растеклась по посланию. Лаэрт смял лист и бросил в корзину, уставился на перепачканную чернилами ладонь, достал из кармана платок, наслюнил и оттёр пятно. Чернила намертво въелись в кожу. Лаэрт бросил бесполезное занятие и отправился спать. Его частенько клонило в сон. Не хотелось думать, что он скоро огрузнеет, что придётся полностью положиться на Гравса. Он сам этого хотел. — Ещё и ты медлишь. Зачем?! — Лаэрт сбросил халат и посмотрел на грудь. Соски на худой груди набухли. Лаэрт едва успел откинуть одеяло и улечься в постель, как в дверь постучались. — Входи, Кретт! — Вне сомнений, пришёл дворецкий. Дверь открылась. — Прошу прощения, что разбудил, но собака не дышит! — Лаэрт резко сел. — Он сильно тосковал — вас долго не было — да и… Старенький он уже… — Кретт заметно старался приободрить хозяина. Тот, не стесняясь наготы, поднялся и натянул халат. Кретт едва успел отпрянуть, когда тот выскочил из спальни. Нос был горячим не из-за сна, а из-за болезни. Лаэрт упрекнул себя, что отнёсся к собаке с безразличием, но в любом случае ничего не смог бы поделать. На лестнице он споткнулся и упал бы, если бы не удержался за перила. Внизу стоял Гравс с лопатой наготове. Лаэрт погладил ладонью густую собачью шерсть. Пёс лежал на боку и не шевелился. Рот приоткрыт, язык вывалился. — Мертвее некуда, — подтвердил Гравс. — Прошу прощения, но нужно закопать беднягу. Лаэрт поднялся. — Да, ты прав. — Он посмотрел на собственные босые ступни. Следовало обуться хотя бы в сандалии. — Кретт, принеси туфли. Бледное лицо выдало эмоции. Лаэрта шатало, будто он перепил собственного вина. Когда Кретт удалился, он посмотрел безразличным взглядом на Гравса и произнёс: — Больше никаких собак. Хватит с меня потерь. «Потерь». Не укрылась оговорка, что последнее слово во множественном числе. Значит, скучал по Тэгрему Бриккарду, но делал вид, что это не так. Сейчас сделает вид, что смерть собаки безразлична, вдобавок пёс хотя был далеко не молод, однако до отъезда хозяина прекрасно себя чувствовал. Не все зубы выпали, он грыз кости. Кретт упоминал, что собака днями скулила, пока не слегла, и отказывалась от еды. Вскоре появился Кретт с туфлями. Лаэрт обулся и как был — в одном тонком халате на голое тело — направился к двери.