Удар плетью, потом ещё.
И ещё…
Ксай слабо вскрикнул и закрылся руками. Какое? Анде Бриккард бил его куда ни попадя. По бледным щекам скатились слёзы.
— Хватит, отец, ты убьёшь его! — вмешался Дэрму и вскрикнул, когда получил по ногам. — Хватит, говорю! — Анде замахнулся, но Тэгрем перехватил руку и вырвал плеть.
Ксай тихонько всхлипнул.
— Отдай! Мразь должна ответить за то, что натворила!
— Мразь — твой сын! — Гилли решил вмешаться. — Остынь, ты ничего не изменишь! — Он подошёл к Ксаю и присел. На голых руках сына проступили багровые полосы от плети. — Кто это сделал?
— Давай, сюсюкайся с ним, возись, как с маленьким! — взревел Анде. — Трахаться — не маленький, а взрослый! Получить наказание — ревёт в голос!
Ксай закрыл лицо, плечи вздрогнули.
Дэрму взглянул на отца, чьё лицо побагровело. Вот-вот — и Анде хватит удар.
— Хватит. Этот… — Дэрму Ксая не смог назвать братом. — Он наказал сам себя. Трахаться ему не понравилось. Испортил своё доброе имя.
Анде выдохнул и покачнулся. Тэгрем придержал его за поясницу.
— Наше имя, — шепнул он. — Наше. Хорошо, если никто не узнает, а если… — Никому не хотелось думать, что будет после «если». — Проклятье, я давно знаю Квена Диса. Он прямолинеен, но бывшему избраннику ни в чём не отказывал, у него прекрасное происхождение! Ксай ни в чём бы не нуждался! — Анде сорвался на крик.
Гилли помог сыну подняться и поспешил увести от разъярённого мужа. Ксай перестал плакать и, ссутулившись, пошёл наверх.
Гилли был обижен и зол, но увидеть, как избили сына, выше его сил. Он впервые узнал Анде таким. Осталось надеяться, что Ксай расскажет, что именно произошло ночью и с кем он спал. Хотелось поверить, что ни с кем, что все неправильно всё поняли, что случилась чудовищная ошибка. Если желание не сбудется, то чтобы не случилось последствий.
Могло статься, что мальчишку изнасиловали. Гилли предположил это, но засомневался: одежда Ксая осталась чистой и целой. Значит, тот позволил грязному отребью прикоснуться к себе…
Это хуже всего.
Ксай вошёл в комнату и упал на кровать, спрятал лицо в подушку, но не расплакался. Гилли сел на краешек и погладил светлые, точь-в-точь как у него в юности, волосы. Тот вздрогнул.
— Я не позволю ему обижать тебя. Только расскажи, Ксай, молю. — Тот остался недвижимым. — Тебя против воли взяли? — Ксай поднял голову и покачал головой. «О боги!» — взмолился Гилли. Худшие предположения оправдались. — С кем ты был?
Ксай перевернулся на спину и потянул распухшим от слёз носом.
— Не знаю. Кто-то из коренных жителей Пути, — шепнул он. — Я забыл имя.
— Бо-оги! — Гилли схватился за голову. Всё оказалось хуже, чем он предполагал. Расхотелось выяснить, как сына занесло в трущобы.
Гораздо хуже, если появится на свет незаконнорождённый полукровка. В Босттвиде всего одна семья коренных жителей жила в Верхнем Квартале, уважаемая, чей глава приближён к губернатору, но она блюла старые традиции, браки заключались только с сородичами, кровосмешение не допускалось. Маловероятно, что кто-то из них решил погубить честь юного Бриккарда. От Ксая дурно пахло. И Гилли, и Анде знали запахи той семьи.
Могло всё случиться в одной из нижней частей Босттвида. Ксай на эмоциях мог пойти в «У Аризана».
Не так уж мало коренных жителей имели Красные карты и вхожи в «Апогей Пути» — местный бордель. У них водились деньги, в Верхнем Квартале они вели себя прилично.
Ксай уставился на лепнину на потолке. Гилли, решив, что выяснять подробности бесполезно, замолчал. Главное впереди — увериться, что беда миновала. Появление на свет полукровки — не худшее зло. Дурных болезней немало. Ксай понёс наказание за проступок.
Гилли погладил его волосы.
— Никогда ничего не делай сгоряча. Жаль, что не внушил тебе до того, как всё случилось. — Он почувствовал часть вины — за рукоприкладство ночью. Следовало сначала остыть, после наказать сына. Даже не трогать — Анде с лихвой постарался.
Ругань мужа, доносившуюся снизу, Гилли не смог разобрать. Послышались голоса Тэгрема и Дэрму. Разгорелся нешуточный скандал, который смог перекрыть только плач младенца в соседней комнате.
Гилли посмотрел на сына и поднялся. Нужно успокоить разбушевавшихся мужа и сыновей, хотя бы послушать, о чём спор.
— …тебе ли осуждать меня, Тэгрем?! Ты продался этому… — Легко догадаться, о ком пошла речь. — И ты посмел утверждать, будто я продал Ксая Дису?!
Гилли замер на ступеньках. Тэгрем прижал к груди Лаэрта. Тот не попытался вставить слово.
На Анде было страшно смотреть. Глаза налились кровью, щёки раскраснелись.
— Отец, прошу ещё раз! — Дэрму положил ладонь на плечо Анде. Тот смахнул его руку.
— Да, продался, но это был мой выбор, мой! Без меня все оказались бы на улице! — огрызнулся Тэгрем. — Это ты забыл очень быстро. Ты бы и Ксая забыл, как только отгремела свадьба. Он пошёл на это, потому что захотел выбрать сам! — Лаэрт что-то негромко сказал ему. Тэгрем оттолкнул его и продолжил: — Ты запихнул меня в Легион, когда я не смог выбрать, — истерически засмеялся, — и ты принял, что кто-то сделал выбор за меня и заменил одним из уроженцев Пути. Не признаваться же, что ушёл добровольно, потому что не смог творить бесчинства и резать людей, как скот. Не-ет, не смог. Ты забыл, что дети вырастают и принимают решения сами. Я — вырос, Ксай — тоже!
Анде опустил голову и схватился за горло. Последние слова сбили его с толку, отняли речь. Гилли спустился с лестницы, боясь, что его хватит сердечный приступ.
Ничего страшного не случилось. Анде поднял голову. Краснота уступила место бледности, и перепады не на шутку испугали Гилли. Тот подошёл к мужу и взял за руку. Анде вырвал её.
— Раз сделал выбор, то тебе нечего здесь делать, — прозвучало хрипло. — Проваливай к своему виноделу. Чтобы духу вашего здесь не было! А с «взрослым» Ксаем… — Анде запнулся. У третьего сына не было дома. — Придумаю, что делать с Ксаем, но жить здесь не будет! — Словно по воле чьей-то злой шутки щенку угораздило понюхать туфли. Анде пнул его. — И собаку свою клятую заберите!
Пёсик заскулил и отскочил. Лаэрт бросился к нему и взял на руки. Спорить в чужом доме с хозяином он не решился.
— Хорошо, мы уедем, — спокойно произнёс Тэгрем. — Идём. В «Грозди» много дел.
Лаэрт, несмотря на неприятную ситуацию, был рад покинуть Босттвид и Бриккардов.
Дома даже стены лечат.
***
Стоило дождаться, пока Анде успокоится, а не действовать сгоряча, размышлял Гилли, хотя умом понимал, что рано или поздно Тэгрем покинет дом. Безумно жаль, что расставание прошло со ссорой.
— Напишу, когда всё уладится, — пообещал Гилли и подал сумку с одеждой. Тэгрем принял и задержался. Он не знал, когда в следующий раз увидит родных. — За Ксая не волнуйтесь. Анде остынет и простит его.
— Может, так лучше. Не нравится мне Дис, — высказался Тэгрем.
— Он слишком прямолинейный. Лучше было бы, если бы он охаживал мальчика и морочил голову? Господин Дис почти всегда занят, у него нет времени на нежности, — заступился за ювелира Гилли, усмехнулся и покачал головой. — Не понимаю я вас. Лаэрт тоже прямо заявил, чего хочет, однако… — замолчал, поймав взгляд карих глаз.
— Я учёл, что ваш сын — живой человек. Пытался дать понять, кто хозяин «Грозди», однако считался и шёл на уступки. Я… уважал его всегда. — Лаэрт накинул плащ и подхватил на руки щенка.
Всё. Можно покинуть дом.
Гилли крепко обнял сына на прощание. Ему не хотелось расставаться с Тэгремом, но дети выросли. Сначала Дэрму привёл в дом «рыжее отродье» из знатной, но и разорившейся семьи, поставил в известность, что больше не свободен, потом Тэгрем продал себя, теперь Ксай поступил, как захотел сам, а не Анде… Остальные трое — дети, но им нет нужды вступать в брак, они не подарят внуков, потому что изначально бесплодны.
Гилли привык к «рыжему отродью» и до безумия любил внуков. Он привык к Лаэрту, его перестала смущать разница в возрасте с Тэгремом. Смирится, что Ксай больше не невинен, хотя искренне жалел сына за юношескую горячность — оттого, что тот как никто был похож на него самого.
Особенно в юности.
«Ха, знал бы ты, Анде, что я тебе не невинным достался!» — мысленно позлорадствовал Гилли, вспомнив, как было неловко врать. Мужа никогда это не интересовало. Не то тот поверил словам отца Гилли, не то Анде было всё равно, но в любом случае это не имело значения спустя много лет, когда выросли дети и появились внуки.
У Ксая всё сложится хорошо. Анде остынет и постарается забыть, что было.
Гилли увидел, как Тэгрем, держа под руку Лаэрта, сошёл с лестницы, коротко попрощался с Дэрму и покинул дом.
У второго сына всё сложилось хорошо, хотя много детей не появится, если вообще будут.
Гилли развернулся и направился к Ксаю, чтобы тот в запале чувств не сотворил очередную глупость.
***
Лаэрт улыбнулся, увидев родные виноградники. Листья опали, ветер погнал их по полю. Хотелось выйти и отправиться на винодельню. Время подошло к вечеру. Наверняка никого не застанет. И щенка нужно познакомить с домом.
Пёсику не понравилась дорога. Он заскулил. Пришлось несколько раз остановиться и позволить ему прогуляться, отчего время затянулось.
Собака спала, уютно свернувшись калачиком на коленях.
Пару раз возникла короткая перепалка. В первый раз Тэгрем, никого не стесняясь, справил нужду на дороге, отчего уши Лаэрта запылали, во второй возразил, что не позволит кастрировать пса.
Если в первый раз Лаэрту было невтерпёж, и он, покраснев, спрятался за ландо и последовал примеру мужа, то во второй уступать не собирался и доказывал, что кастрация — единственный выход.
Спор решил Тэгрем, раздвинув лапы.
— По-моему, кастрация ему не нужна. Потомства быть не может. Подрастёт — будет виднее. Нечего мучить псину.
Он рассмеялся. Лаэрту стало стыдно: он не удосужился выяснить пол собаки. Даже кличку не дал. В доме Бриккардов у него было чувство, что пёс не принадлежал ему, в «Грозди» он хозяин.
— Ливви, — решил Лаэрт.
— Что? — Тэгрем вздрогнул.
— Я собаку так назвал.
Тэгрем вздохнул. Лаэрт почувствовал себя хозяином пса.
— Не утруждайся, я его уже назвал. — Лаэрт вопросительно посмотрел на мужа. — Бигхэм.
— Как? Эту кличку трудно выговорить! Ливви — проще и красиво звучит!
Тэгрем засмеялся. Он узнал Лаэрта, настойчивого, который очаровал его. Тот не изменится, но это к лучшему. Трудно понять Квена Диса, подминавшего любовников под себя.
— Я люблю тебя, — тихо произнёс Тэгрем, когда порыв сорвал шапочку, и Лаэрт перегнулся через дверцу, чтобы понять, куда она свалилась.
— Остановись! — приказал тот кучеру и повернулся к мужу. — Будет Ливви, пока не привык.
— Бигхэм! — позвал Тэгрем. Щенок вполз к нему на колени. — Видишь?
Лаэрт не увидел. Он вышел из ландо и поковылял к шапочке, подобрал и сунул в карман.
— Ну вот, придётся постирать, — проворчал он, когда Тэгрем помог сесть. Осталось всего ничего пути. — Сам веришь в глупость, что сказал? — Он забрал щенка, чтобы дать понять, что пёс — его.
— Я доказал, что пёс привык к кличке. Что ты — проклятье! — хочешь? — Тэгрем развёл руками.
«Чтобы повторил, тогда уместно сказать тебе то же самое», — подумалось Лаэрту.
Что вынужден уступить. Ради собаки. — Он сложил руки на груди и поджал губы.
Больше не было произнесено ни слова. Ландо подъехало к воротам. Лаэрт крикнул, что вернулся, и створки медленно открылись.
«Наконец-то я дома, — он улыбнулся собственным мыслям, — можно пойти прямиком на винодельню. Нет, пожалуй, стоит поесть, иначе свалюсь без сил, потом на винодельню. — Он взглянул на Тэгрема. — Ага, как же, возмутится и начнёт доказывать, что я нездоров. Ну и пёс с ним. В любом случае пойду, хочет или нет!»
Тэгрем вышел из ландо, отпустил пёсика и помог выйти мужу. Тот вдохнул холодный воздух, знакомый, родной, и взял его под руку.
Без напоминания.
