____________________________________________________________________________
Самым стремным было то, что вокруг кипела жизнь. Наступил ноябрь – невыносимый месяц, когда очевидно вымирает все вокруг, засыпает и пачкает обувь и мысли. И на этом унылом фоне особенно ярко была заметна чужая жизнь. Аркашка и Зина объявили себя парой. В смысле, на одной из сходок на Патриарших просто поставили их маленькую компанию в известность и радостно пригласили всех в кафе – отметить сию волшебную новость, да и жопы уже ощутимо морозились. Женек мутил с кем-то серьезным и взрослым. Это вся информация которую он таинственно озвучил, даже перед друзьями не раскрывая пока инкогнито своего загадочного любовника. Но его мечтательный и туманный голубой взор никого уже не оставлял сомневающимся – влюбился. Новоиспеченная парочка ни на кого, кроме себя, внимания не обращала, а вот праздному Илье не составило труда перехватить многозначительный обоюдный взгляд на одной из пар. Женек и профессор Стрельников. Что ж, этого следовало ожидать – Илья ничуть не удивился, помня заинтересованные посылы профессора в сторону яркого Женьки. Теперь все встало на свои места: и томные взгляды в их сектор (поначалу Илья думал про Зину), и внезапная забывчивость Женьки (то и дело ведь приходилось ему, бедному, таскаться обратно на кафедру, забирать оставленные тетрадки и ручки, и пропадать потом на этой кафедре с концами), и повышенная рассеянность самого профессора, выражающаяся в возросшей способности по уши увозюкиваться в меле. Почему-то теперь эта милая, анахроничная привычка - в эпоху, когда студенты и преподаватели сплошь укомплектованы гаджетами, стала еще умильнее. Но не для Ильи. Как никогда, он чувствовал себя одиноким и никому не нужным. Банников прекрасно понимал, все-таки один из лучших студентов, что причина в нем самом. Это он самолично не дает себе возможности жить дальше. Не хочет и не собирается учиться. Он влачил довольно жалкое существование, все силы вливая в учебу, на большее способен не был. Фехтование забросил, велик ржавел на лоджии – второй, Игоря, как и все его вещи, хранился у родителей. Никуда не ходил, ничего не смотрел, читал лишь лекции и специальную литературу. Все, что оставил – это их с Игорем подработку. Они оба играли на бирже, Илья чуть лучше, но он списывал успех на совместный мозг. Деньги они откладывали на отдых. И на счете на данный момент было прилично – никто же не потратил запас летом. Илья продолжал играть по привычке – сначала. Потом – потому что работа требовала концентрации и отрешения от всех личных траблов. И это помогало ему, если не жить, то видеть, что от его решений что-то зависит, меняется. Забавно, что он всегда любил деньги. Нет, не бумажки и не их количество, а именно сам факт наличия в обществе денег. Для него это была магия, целый мир, приручив который можно позволить себе все. Кроме счастья. Его не купишь, кто бы не говорил, что дело в цене. Ни фига не в ней. Изучая деньги, работая с ними, имея их, Илья, как никто, знал, что в жизни очень четко работает равновесие. За все нужно платить, где-то убудет, где-то прибудет – только это реальная правда. И если ты способен, к примеру, купить себе любовь – будь готов и к тому, что тебе достанется лишь качественная, отменная, дорогая, но игра. Илья же любил изучать деньги. Знал все о них. Обожал узнавать новые факты. И насобирал силами друзей и родственников коллекцию монет со всего мира. Перед страшным июлем, прямо за пару дней до гибели брата Илья сорвал хороший куш. Прям офигенный. Хватило бы на роскошную горящую путевку на двоих в какую-нибудь Доминикану. Он же оплатил им поминальный обед. Илья осознавал, что скатывается в непреходящую депрессию. Но не видел смысла в том, чтобы выбираться и тормозить разрушительные процессы. Спать он почти перестал. Брат снился каждую ночь, что-то настойчиво передавая ему. Утром никак не удавалось нащупать эту информацию. И Илья стал боятся засыпать. Он презирал себя – такого никчемного и слабого, неспособного понять, найти ответы на вопросы, удержать свое счастье. Почему он остался здесь? Он, а не Игорь, который в его представлении был намного достойнее, ярче и полезнее людям. И брат любил, был способен любить. А в сердце у Ильи лишь ненависть и злоба. Его не умиляли парочки, беся своим счастьем. Не радовало, что скоро Новый год – первый любимый праздник без брата. И до зубовного скрежета выводил из себя Стив. Особенно Стив. Почему-то как только Илья разрешил себе это странное общение, мотивировав его тем, что сохраняет статус кво отношений брата с этим невыносимым человеком, последний стал давить на него асфальтовым катком. Утро начиналось с единственного слова в смске. "Завтрак". Будто, если Илья не поест сранья – небо непременно ухнет на землю. Когда первый раз Банников-младший увидел эту короткую, брошенную, как псу, команду, он страшно выбесился, назло этому ушлепку ничего не съел и выговорил ему все, что думает, в машине. Стив невозмутимо пожал метровыми плечами и даже не взглянул в сторону выдохшегося парня. И чего писал, просто так? На следующее утро команда повторилась, и Илья, наученный вчерашним опытом, просто закрыл горящий экран, просто умылся и почистил зубы, и просто позавтракал. Через какое-то время он немного привык и смирился. И даже вроде уже не нуждался в обидных напоминаниях. Но они продолжали поступать. Точно также, как продолжал ждать возле подъезда зеленый ниссан. Женька уйдя с головкой в непростые, но, судя по ежедневно меняющейся локации засосов на шее, бурные отношения с профессором, не спрашивал больше про Стива. А на косые взгляды других студентов Илье было начихать. Они были и много – Илья и видел, и чувствовал постоянно. Но подойти с расспросами никто не решался. Временами Илья настраивал себя на разговор со Стивом. Эта сторона жизни брата была для него словно комната Синей бороды. Страшно тянуло узнать, что там, и точно в такой же степени было страшно открыть заветную дверь. Реально Илья опасался не того, что выяснит, а того, что поймет: он совсем не знал Игоря. И Банников насильно гасил огонек любопытства внутри, культивируя ненависть. Беда была в том что, чем больше проходило времени, тем сильнее она истончалась, теряла смысл и заменялась чем-то другим. Еще больше пугающим, чем комната Синей бороды. Варясь в собственном, довольно кислом соку, Илья не давал себе ни малейшего шанса. И не чувствовал, кажется, навсегда утратив эту способность, как расстраивает родителей, как заставляет по-взрослому качать головкой Аленку, как обидно для друзей отмалчивается в компании. И выбешивает Стива. Очередной взрыв водителя пришелся на вторую половину ноября, когда уже отчетливо дохнуло наступающей пятимесячной зимой. Илья выглядел натуральной, впадающей в спячку мухой, когда еле доплетался до машины и кутался в пушистый воротник пальто всю дорогу, не смотря на активно работающую печку. Три дня Стив выдерживал просмотры этого бездарного немого кино. Поглядывал исподтишка на скрюченные длинные белые пальцы, на пушистые ресницы, чья тень делала еще более насыщенными серые круги под глазами, на прячущийся в рыжем мехе маленький, острый, чуть вздернутый вверх покрасневший нос…. В эти застывающие, как грязь на дороге, минуты ему хотелось расхерачить к ебеням салон любимой машины или с разгону вписаться в бетонную стену. А лучше взять этого мелкого, упрямого, злого гаденыша, перекинуть себе через колени и отходить по заднице ремнем. Чтобы задохнулся, завыл, выпуская боль, очевидно разрывающую изнутри, заполыхал мертвенно бледными щеками, ушами, ключицами, маленькой, крепкой задницей …. Эта картинка, попервости противозачаточная и пропускаемая поэтому мимо сознания, а потом четко проявившаяся перед глазами аккурат на третий день этих особенно изматывающих поездок, заставила до боли стиснуть зубы, ужаснув своей красочностью и реальностью. Илья его не привлекал. От слова напрочь. Стив вообще никак не мог классифицировать свое отношение к брату Горика. Поначалу, вопреки всему, что он думал про него, жалко его было до безумия. Но злобный монстрик выдавил жалость из сердца на раз. Стив понимал, что Илье нужно кого-то винить в смерти брата, так легче смириться. И даже готов был стать требуемой грушей для битья. Выслушать упреки, принять порции яда и желчи. Кроме того, ему элементарно хотелось поговорить с самым близким для Игоря человеком, рассказать все, поделиться сокровенным, разделить боль, ведь тогда обоим бы стало легче. Хрена с два этот крендель шел навстречу. Оправдывал, зараза такая, мнение о себе, как о вредном и избалованном мальчишке. Верещал и отталкивал, стоило шаг ближе сделать. Зыркал чумовыми глазами. Это единственное, кстати, что просто завораживало в Илье. В целом, внешность парня была довольно посредственной. Стива это несоответствие поражало, учитывая насколько близнецы были похожи, ведь Игорь был по-настоящему красив, гармоничен и бросок, правда по жизни маскировал природные аномалии. Глаза у него были спокойного темно-зеленого цвета, благодаря линзам. Волосы - благородного каштанового. Прическа всегда модная, одежда стильная. Любимый подчеркивал многочисленные достоинства и умело украшал себя, двигался, как кошак на охоте, говорил, как звезда телевидения, просто излучал секс, заставляя окружающих сворачивать шеи, а Стива - зверски ревновать. Эта же его точнейшая копия была удивительно невзрачной. Все с точностью наоборот. Ничего не маскировал, но только проигрывал при этом. Худющий, нескладный какой-то, в мешковатой одежде, с вечно свисающими на глаза спутанными патлами невнятного оттенка, впалыми щеками, бледными губами, тенями под глазами. Жертва концлагеря, блин, во всех смыслах. Полный антисекс, в противовес офигенно привлекательному брату. И ведь не скажешь ему ничего, кусается, как дикая лиса. Только глаза, похожие на цветной детский калейдоскоп, способны были заставить потерять покой. Говорят же, что одной из отличительных черт ведьм, которых в свое время жгли пачками, были разноцветные глаза. У Ильи они были одинаковыми, что один, что другой, но цветные блики в них будто в омут затягивали, с легкостью заставляли потерять мысль и говорить совсем не то, что собирался. Стив прекрасно помнил, как впервые испытав на себе отвратный характер младшего Банникова, решил было нарушить данное слово и послать на хер противную колючку. Это было еще в аэропорту Перми, когда Илья демонстративно обошел его по дуге, с брезгливостью сторонясь даже прикасаться в рукопожатии. Не среагировал на приветствие, на предлагаемую помощь. И Стив почти психанул, а потом его остановил взгляд. Незрячий, потухший, но …. Стив и сам не понял, что особенного там увидел, учитывая, что Илья так и не посмотрел на него прямо. Но с тех пор он с завидным упорством выполнял то, о чем, задыхаясь, умолял его Горик. И давно уже пропустил момент, когда перестал делать это из-под палки. Илья выводил из себя, как никто. Вызывал желание придушить, отчитать, наорать, отмудохать, наконец. По-пацански, желательно ногами. Но никогда не будил просто желание. Стив и не думал фантазировать о нем! В поисках замены брату, например? Бррр! Это было бы… неправильно и так, словно представлять себя в постели … с отцом. Хотя, приняв на себя долг, навязанный предсмертным желанием, чем, собственно, он стал отличаться от Игоря, который…? Так стоп! Думать об этом было по-прежнему неприятно и больно. Это дело Игоря, и сейчас уже пора смириться с его нестандартным, противоестественным отношением к Илье. Так или иначе, жаркий кадр, вдруг вывалившийся в мозг из ниоткуда, был для Стива, как удар поддых. Что характерно, садистом он никогда не был, даже жесткий секс не очень-то уж любил. Активный, горячий, спонтанный – да и сто раз да. Но вот чтобы лупить кого-нибудь и возбуждаться при этом, спасибо большое, не к нему вопрос. И как тогда понимать то, что нарисовало воображение: наливающиеся плотным розовым цветом худые, мальчишеские ягодицы разложенного у него на коленях Ильи? Именно Ильи! А главное, как теперь выкинуть ЭТО из башки?! Ааааааааа. Стив решил быть мужиком и списать все на недотрах и стресс. Слишком мало времени прошло, и слишком много думает он об этом вздорном упрямце. И вообще пора прекращать тягомотину. Невыносимо бесит выбранный Ильей образ жертвы! - Завтра едешь со мной в спортклуб. "Высота" называется. Что ж, грубовато брошенная фраза возымела действие. Илья встрепенулся и высунул из мехового гнезда согревшийся носик. Правда, глаз, сучонок, так и не соизволил показать, пряча их за густющими ресницами. Стив вновь стиснул зубы, свирепея. Только пусть попробует брыкаться! Как, блин, в воду глядел! - Завтра суббота. Никуда я не поеду, что за глупости. Стив сделал вдох-выдох. Так, главное, не сорваться. - Я заеду за тобой в 9.00. Наденешь спортивный костюм. И если не спустишься вовремя, вытащу голым. Бля, вот не дурак ли он!? Сам фигню сотворил! Воображение продолжило разворачивать бурную деятельность. И к розовой заднице в коллекцию добавился вид полностью голого, нежно голубого от холода Ильи, зябко переступающего маленькими изящными ступнями по ледяному асфальту…. У Игоря были такие ступни, красивые до невозможности, как все в нем, с крохотными вкусными пальчиками, он так сладко их поджимал, когда Стив…. Нет, ну точно баран! Стив мысленно отвесил себе по хуку с обеих сторон. Илья обиженно запыхтел, но, к его счастью, ничего больше не вякнул. Не кивнул, не попрощался – все традиционно. Освободил от своего присутствия Стива. И только тогда туман в голове слегка рассеялся, и парень с удивлением подумал, что его ведет куда-то не туда. Вот так наличие Ильи в жизни перестало приносить терапевтический эффект. Или это давно уже происходило? Стив убедил себя, что занимаясь парнем, легче переживает утрату. Родное, хоть и только внешне, лицо было рядом, потом они оба любили Игоря, почти родственники, можно сказать. И пусть Илья не шел на контакт, его собственного характера и возраста, на семь лет превышающего лета сопливого гаденыша, должно было хватить, чтобы выдержать немотивированную агрессию пацана. Стив давал время Илье, и себе, чтобы перетерпеть. Да и потом, он обещал. Не мог не выполнить волю любимого. Однако, теперь что-то изменилось. Надо думать, что делать: продолжать оставаться с Ильей или бежать от него, сверкая пятками. Долг и нежеланная привязанность вроде как могли сойти за сдерживающие факторы, но внезапно прорезавшаяся, пока только короткой вспышкой, похоть откровенно напугала. Бороться с ней нужно было на корню, если собирался продолжать начатое, и единственным способом. Трахнуться с парнем, не обремененным моралью. Найти шлюха с разработанной и легко доступной задницей, короче говоря. Спустить пар, проветрить мозги, отлить дурную кровь и сперму. Стив себя знал. Знал, чем обычно кончалось вынужденное воздержание. Срывом. Глупостями. Анальным запоем. К настоящему времени без секса он пребывал уже четыре месяца. Немыслимо много. Но желания и не было, что нормально абсолютно. А вот до чего дошло .... Тогда с Игорем – он не трахался три недели, сначала кукуя на больничной койке со сломанной рукой, а потом подкатывая яйца к невинному еще в этом смысле парню. Но дело было не в простое, а в самом Горике, конечно. На такого нельзя было не повестись. Игоря Стив всегда хотел до умопомрачения. С первого взгляда, как увидел его в хорошо сидящем спортивном костюме, взъерошенного, ковыляющего едва-едва на разъезжающихся костылях. Пацан не вызвал естественную в такой ситуации жалость, куда там, его тут же захотелось разложить на подоконнике – только он был в приемлемой близости. Поравнявшись со Стивом, Игорь тогда гордо распрямил спинку, развернул плечи и высоко задрал круглый подбородок, рискованно открывая вид на длинную сладкую шейку. И Стив пропал. Такой храбрый, стойкий и одновременно соблазнительный в каждом жесте, в каждом движении. Стив долго обхаживал Игоря – ибо, как же иначе, если девственник, правда, с огромным потенциалом в плане секса, слишком чувственный и любопытный. Яйца у него уже просто звенели, и когда, наконец, случился поцелуй и сразу следом первый секс, потому что ну кто бы смог остановиться, Стив совсем с ума сошел. Игорь вызывал шквал эмоций и возбуждал, бывало, одним словом, да что там, прикроет глаза, облизнет сочные губы – и у Стива, как по команде, вскакивал. Паршивец знал, как действует на него, поэтому отрывался почем зря. Соблазнял напропалую, когда выпадала минутка. Позволял трахать себя по всем возможным углам. В любой позе. В общественных местах, у друзей, знакомых, в кино, кафе - всегда пожалуйста. Словно спешил куда-то, словно хотел отвлечься, хотя почему, собственно, словно? Так и было. Горик готов был постоянно. Специально растягивал себя и использовал пробку, лишь бы дать по-быстрому и разрешить обоим урвать кусочек удовольствия. И все из-за Ильи. Как же Стив бесился тогда, когда понял в полной мере, какое место ему отведено в жизни любимого парня. Всегда лишь и всего лишь второе. На пьедестале же восседал уебищный близнец. Игорь трясся над ним, как над младенцем с хилым здоровьем, выполнял все прихоти, умирал, если Илюша был чем-то недоволен, расстроен и прочее. После того случая, когда мальчишка застал их за сексом у них в квартире, Стив четыре дня гонял шкурку, лишенный даже минета. Игорь с головой ушел в восстановление отношений с братом. Но тот, гнида, носом не вел. Прятался у родителей, как в окопе, трубку не брал. Игорь высох весь, ночами не спал. Но не подпускал Стива. И Стив хотел тогда, чтобы Илюша сдох на хуй. Ублюдочный гаденыш! Когда это вид нормального траха мог так по психике шарахнуть, что можно третировать человека, не принимать его, мучить молчанием и отстраненностью? Тогда еще Стив не понимал, насколько Игорь зависим от брата. И не знал, что на самом деле стоит за любовью его парня к своей половинке. Какая она, эта любовь. Он просто едва пережил тот уход Горика в себя и злился на Илью за то, что не дает свободы брату, за прерванную близость между ними. Это потом уже он оказался обладателем неприглядной правды, не сразу. Сам Игорь проговорился, не мог, видимо, держать в себе. И к злости прибавилась ревность. Неистребимая, казалось. Потому что, чтобы не вытворял мелкий уродец, как бы не издевался над любимым, тот прощал все, готов был на все. А потом Игорь умер. И будто обнулил все чувства. Нулевой отсчет начался с его невнятной, последней просьбы, которую он едва выдохнул, выскальзывая из сведенных судорогой рук: - Позаботься об Илюхе, не оставляй его, он пропадет один. Обещай…. Ревность, душившая Стива, куда-то делась без следа, оставив чистую ярость с небольшой примесью разочарования в неприступном и насупленном все время гноме. Боль не желала отступать, это понятно, но Илья, единственный способный снизить ее силу, делал, казалось, все, чтобы Стиву становилось только хуже. И не пожалеть его, как хотелось, и не повспоминать Горика, и не погоревать по-человечески. Одно раздражение и непреходящая злость. Все не так, не то, не тот…. Однозначно, нужен секс на одну ночь. И прямо сегодня. Ибо пятница. А завтра он предпримет очередную попытку выманить улитку из раковины. И хоть немного замолить грех перед Гориком. Еще один грех.__________________________________________________________________________
Вечер Ильи прошел, как всегда. Скучно, медленно, тупо, стекая в очередную бессонную, страшную ночь. Стив же начал перспективно. С энтузиазмом. Сразу выпил. Еще дома, куда заехал переодеться. Здесь он вообще старался немного выпивать каждый раз, как приходил вечером. Квартирку в две крохотные комнатки, но с большой кухней, располагающуюся прямо над его магазином, удалось выкупить аккурат перед поездкой на Каму. Горик ее даже не видел ни разу. Не успел показать – сюрприз, твою в душу мать, готовил. Сюда бы Горька переехал, вот пить дать. Уговорил бы, уломал бы, заткнул бы вечно недовольного братца, силой бы привез любимого. Это был их общий дом и общая постель, в которой теперь приходилось спать одному. Временами накатывало так сильно, не передать. Выть хотелось. Потом отступало. Особенно после глотка 40-градусного пойла. Выпил он, пожалуй, больше, чем обычно. Совесть, сука, не желала затыкаться. Он понимал, что Горик не осудил бы, наоборот, настаивал бы, чтобы жить дальше. И попробовать стать счастливым. Но сегодня речь не шла о продолжении жизни или о чем-то мало-мальски серьезном. Это был горькое, но необходимое лекарство. Так придумал для себя Стив, однако, внутренний голос был иного мнения и замолкать не желал, зудя про измену и низкий уровень морали хозяина. Пошатываясь, Стив, наконец, собрался. Одернул обтягивающий торс черный тонкий свитер, провел пятерней по волнистым, еще влажным после душа, распущенным волосам. Подстричься что ли? Говорят, в волосах накапливается негатив, сострижешь его и легче становится. Странно, что на его внешности внутреннее страдание никак не отражалось. Такой же, как всегда. Наверное, весь смысл в смугловатой коже. Синяки под глазами не видно. Вот у Ильи все, как на ладони. Кожица, Горькина ведь кожица, тонкая, гладкая, нежнейшая, любой засос расцветал маком. Как на шелке, как…. Епт! Чуть захмелевший мозг повело, и перед глазами, как из испорченного кофе-автомата мелочь, заскакали картинки. ... Длинные, стройные ноги, широко разведенные, бесстыдно приглашающие. Рука с изящными пальцами ласкает готовый член, а вторая, счастливица, еще более развратно погружается в музыкально хлюпающее отверстие. Такое тугое, такое любимое. Уже два пальчика таранят вкусно поджимающийся зад. Проворачивают, погружаются до конца, заставляют выть от желания. Нельзя, рано, Горик еще не разрешил…. ... Пунцовые губы на члене. Бархатистая изнаночка щеки, заманчивая, головокружительная глубина ласкового горла, упругий язычок, длинный, горячий, способный, вдумчивый. Он так любит это делать, сам просит: дай пососать. От одних этих слов встает. И сосет так самозабвенно, будто это все, что хочет, будто нет больше никого между ними…. ... Стройное тело, белое, без единой родинки, гибкое, как у гимнаста, задранная к небу голова и шея на виду. Лебединая, как колосс, с его отметиной, наливающейся кровью, возбуждающей. Он сверху, покоритель, наездник, командир. Задает темп, управляет и поглощает. Без остатка. Мой. Всегда только мой. Только со мной такой. Откровенный, жаждущий, раскрытый, готовый, плавящийся, получающий кайф…. Стив застонал отчаянно и горько, так желая, так нуждаясь. И в тот же миг видение стало почти реальным. В голове что-то щелкнуло. Роковой красавец-наездник распрямил шею, и на Стива уставились раскосые, цветные глаза. Ильи! Ильи, блядь, глаза! Боже, он ебанулся. Отдышался еще раз, хлебнул хорошенько прямо из горла и усилием воли снова проиграл фантазию. Он занимается любовью с Гориком! Вот, вот, да, таак, дааааа, член болезненно уперся в ширинку, правильно реагируя на знакомые образы в затуманенной голове. И бац! Снова гребаный братец! Медленно закусывает пухлую губку, смотрит пристально своими гипнотизирующими, лишающими воли глазами, в упор, в самую суть... и плавно поводит бедрами.... Так. Никогда. Не. Делал. Горик. Да как так-то?! Да не может быть. Стив озверел прямо на себя. Все, прости, родной! Это не измена, это инстинкт самосохранения. Надо бегом в клуб. Он почти смог. Ну как. Даже неплохо начал. Снял мальчонку прям на входе. Их таких сразу видно. Походка расхлябанная, а взгляд цепкий, полный затаенной надежды. Маечка, открывающая пузико с пирсингом, штанишки а-ля лосины. Бегущая строка даже ни к чему, и так все понятно. Стив завел его в подворотню. Идти наверх в номера не хотелось никак. Там потребуют кроватку, обнаженку, предложат минет – не, не. Не то, что нужно. Прижал паренька к стеночке, туда же размалеванной мордочкой и уткнув. Писк про то, что так не нравится, проигнорировал. Все-таки в кармашке брючек шлюшонка уже покоилась пятерина. Это давало право на свои условия, правда же. Чуть сдвинул, давая больше простора, заставил упереться руками, и тут же потянул лосины с бедер. Пока скатывал невразумительную тряпку, у него упал окончательно. Особенно, когда показались вообщем-то неплохие полупопия. Именно она, эта чужая, явно отлично разработанная жопень с приоткрытой, натруженной дыркой, как немой укор "глянула" на Стива. Эх, как он разозлился. Не на шлюху, конечно, к нему вообще никаких вопросов. Наоборот, все было лучше, чем мог ожидать. Загнать и кончить – делов-то. Не стояло – раз, стало противно до блевоты – два, пацан что-то начал блеять, чувствуя себя явно не комфортно, когда нагнуть нагнули, а вставлять раздумали – три. Ебаные же черти! Где ж он так нагрешил-то?! Представлять Игоря он побоялся, плохой опыт, очень плохой опыт. И отступать уже было просто не комильфо. Пошел от обратного. Нашарил наполовину, но все-таки заинтересованный член шлюшки и принялся размеренно отдрачивать. Чужое удовольствие всегда заводило. Нравилось, что от его прикосновений прутся. Кончают без рук. Горик …. Стоп! Так, член, нормальный такой, короткий, но толстенький. Наверное, не часто парнишке перепадает, все больше филейной частью работает. А он вон как стонет. А хорошо стонет, кстати. Стив сосредоточился на этих откровенных стонах и всхлипах. Крутанул рукой, вызвав особенно судорожный. И с облегчением ощутил, как собственный орган-забастовщик приподнял головку. Так и довел парня до конца, а сам лишь наполовину возбудился. Можно было сейчас дать ему пососать, точно бы встал в полный размер. Но Стив упрямо помог себе рукой, не позволяя шлюшонку распрямится. Ему удалось втиснуть член в дырку–тоннель для старателей. Шло, как и ожидалось, легко до безобразия, даже учитывая, что член пришлось пропихивать пальцами. Зря дал кончить, парень расслабился, ноги у него подрагивали, и он никак не желал работать задницей. Не сжимал, не подмахивал. Это был провал. Запал иссяк окончательно. И после трех-четырех невнятных фрикций, Стив закончил представление. Вот и потрахался. Зашибись.