Трудное время 9: Новый мир

Церера была воистину огромна. Ария, Альфа и Конкордия значительно уступали ей в размерах. А может, такое впечатление создавалось лишь потому, что станция оказалась безлюдной. Довольно странно было идти по пустынным металлическим коридорам, то и дело попадая в подсвеченные синеватыми лампами залы, такие же пустынные. Когда рядом со мной шагали Ингрид, Ника и Джаред, опустошённость ощущалась не столь явственно, как теперь. Я даже затрудняюсь сказать, что именно испытывал во время этого непродолжительного путешествия. С одной стороны я, вне всяких сомнений, ощущал себя свободным. На меня никто не смотрел, а значит, мне вовсе не обязательно было следить за своей походкой, мимикой и жестами. Если бы я был ребенком, то целыми днями мог бы носиться по бесконечным залам и переходам, наслаждаясь практически безграничным простором, хотя через какое-то время это занятие мне бы надоело. Но с другой стороны было в этой пустынности что-то настораживающее, что-то… мертвое. Внешняя пустота проникала и в мою душу, заполняла её, принося с собой ощущение отрешенности. Холодный блеск металла вызывал ассоциацию со льдом, и я время от времени непроизвольно начинал дрожать, несмотря на то, что на станции поддерживалась оптимальная для человеческого организма температура. Ультрасовременный и высокотехнологичный дизайн Цереры восхищал и пленял воображение, но в то же время заставлял сердце испуганно трепетать. Пересекая огромный зал, которому конца-края не было видно, я вдруг явственно ощутил свою беспомощность и незначительность для этого мира. Похожие чувства я испытывал, когда вышел в открытый космос, чтобы опуститься на планету, где «Черный Квадрат» держал Дэмиса. Но вот я преодолел пять этажей (я нарочно пошёл по лестнице, а не поехал на лифте, потому что не горел желанием приступать к обряду Очищения, хоть и осознавал его неизбежность) и, сориентировавшись по указателям, направился в сторону левого крыла. В одном из коридоров, внешне ничем не примечательном, меня поджидал сюрприз. Идеальную и оттого даже несколько зловещую тишину нарушил какой-то странный звук, а через пару секунд из-за поворота вылетела не менее странная машина, отдаленно напоминающая вертолёт в миниатюре. Всё произошло так быстро, что увернуться и тем самым избежать столкновения мне не удалось. Машина на полном ходу врезалась мне в грудь, а вращающиеся с бешеной скоростью лопасти пропеллера до крови процарапали лоб. — Какого чёрта?! — я упал на пол, зажав рукавом ранение и пытаясь сообразить, что случилось. Летающая машина угрожающе зависла в метре от меня. Я каким-то образом почувствовал, что если попытаюсь встать, она повторит свою атаку. — Больно? — вслед за «вертолётом» из-за поворота показался человек. — Я думал, на Церере нет никого, кроме Ники. — Я с удивлением разглядывал хорошо сложенного бледнокожего подростка лет четырнадцати, одетого в черные брюки и рваную кожаную жилетку. Тёмно-синие волосы парня, уложенные нарочито неряшливо и лохмато, чуть не доставали до плеч. В правом ухе виднелась внушительных размеров серьга в форме ромба, тоже, разумеется, чёрная. Но больше всего остального в его облике выделялись… глаза. Светлые, цвета весенней листвы, впитавшей в себя первые лучи солнца, но такие печальные и не по-детски серьёзные. Глаза смотрели надменно и даже жестоко, и лишь в их глубине плескался озлобленный страх загнанного зверя и… затаённая боль. И по одному только этому взгляду я узнал того, кто поначалу показался мне незнакомцем. — Ричард? — изумленно выдохнул я, испытав целый спектр различных эмоций. — Удивлен? — подросток изогнул бровь, ехидно и отчуждённо, что нанесло мне боль посильнее, чем удар пропеллером. — Понимаю. Тебе странно видеть меня таким — полным сил и жизненной энергии, а не сопливым ребенком, которым можно безнаказанно помыкать! Странно и страшно! Признай, Локи, ты боишься меня. — Если ты для кого-то и опасен, то только для себя самого, Рич, — сурово заметил я, однако встать с пола не рискнул: «вертолёт» до сих пор угрожающе гудел. — Ты только подумай, в какую угодил переделку: сбежал с базы, попал в лапы к «Чёрному Квадрату», стал жертвой генетических экспериментов Ники. — Я пытался говорить спокойно и расслабленно, чтобы Рич почувствовал моё превосходство, но получалось далеко не идеально, ведь эмоции внутри бурлили, как вода на огне. — Она ускорила рост моего организма, чтобы я как можно быстрее стал Новым Лидером и вступил в борьбу со всеми вами! — бросил Ричард, наградив меня ядовитым и презрительным взглядом. Я пытался разглядеть в его глазах что-то родное и теплое, но тщетно. Ребенок меня ненавидел — глубоко и искренне. Мой приёмный ребенок, которого я поклялся любить и оберегать. — Видишь ли, расклад несколько изменился, и теперь мы с тобой всяко по одну сторону баррикад, нравится тебе это или нет. — Я изо всех старался держаться равнодушно и отстраненно, под стать Ричарду, но эмоции рвались на волю. Как всё-таки тяжела родительская доля… Я разрывался между стремлением впечатать Ричарда в стену, да так, чтоб из носа полилась кровь, и желанием заключить малыша (а он всегда будет для меня малышом, сколько бы лет на вид ему ни было) в крепкие объятия. Ведь это же мой ребёнок, как можно разговаривать с ним, как с чужим? Но что поделать, если Ричард меня близким человеком признавать отказывался? А ведь было время, и я точно так же вёл себя со своей приёмной семьей, которая желала мне только добра… — Лично я в этом не уверен. — В данный момент Ричард очень сильно напоминал мне Дэмиса незадолго до его гибели. — Ты слышал что-нибудь о Едином Галактическом Компьютере? — Я слышал достаточно. — В таком случае ты должен понимать, что союз неизбежен. — Ты тоже должен много что понимать, Локи! — «вертолёт» рванулся вперёд, но замер в миллиметре от моего лица — Ричард вовремя спохватился, что перегибать палку не следует. — Хотя бы то, что мы с тобой — не семья, и никогда не были ей! Никогда, слышишь! Моя настоящая семья мертва благодаря тебе! — Ричард, послушай меня… — Я сам не знал, что хочу сказать, но мальчик и не дал мне закончить, резко подойдя ко мне и вытянув вперед правую руку, на которой красовалась непонятная надпись — судя по всему, татуировка. — Язык гелеофториев. Здесь написано: «Я ненавижу Локи!» Эта надпись никогда не сотрется с моей руки, как и её суть не сотрется из моей души. Это навсегда! Ты понял меня? Понял?! — Да будет так. — Я устало вздохнул, понимая, что убеждать сейчас в чём-либо сына попросту бесполезно — мои попытки доказать его неправоту лишь сильнее распалят его гнев, это я знал по себе. — Но может всё-таки дашь мне пройти? — Ты будешь сидеть здесь до тех пор, пока мне это будет угодно. — На лице Ричарда заиграла злорадная улыбка. — Мы побеседуем на тему морали, долга и смысла жизни. Ты ведь всегда хотел почитать мне нотации. Начинай свою проповедь, старик, я с интересом тебя послушаю. Меня впервые в жизни назвали стариком, и это на мгновение ввело меня в ступор. Но только на мгновение. Секунду спустя я уже знал, что делать — колючий и ершистый мальчишка не оставлял мне выбора. — Так слушай же! — одно невербальное усилие, и летающая машина взрывается, подчиняясь моей воли. Ричард лишился своего главного оружия и был вынужден отойти на несколько шагов, давая мне возможность встать на ноги. — Я сильнее тебя, Рич. Намного сильнее! Я владелец магического артефакта, и не тебе, безмозглому ребенку, чинить мне препятствия! Ещё раз ты попробуешь нанести мне вред, и клянусь, тебя постигнет участь этой летающей железки! — Пересмешник ярко вспыхнул, создавая вокруг меня цветной сверкающий ореол. Я знал, что со стороны это смотрится очень эффектно и впечатляюще. Этот приём незаменим, когда хочешь продемонстрировать свою силу, не нанося реального вреда. Демонстрация сработала. Ричард в страхе попятился назад, не переставая при этом озлобленно скалиться. — Я этот вертолёт два дня собирал! — крикнул он, прежде чем вновь исчезнуть за поворотом. — Ненавижу тебя! Ненавижу! — Идиот, — устало произнёс я, даже не зная, кого, собственно, имею в виду: то ли Ричарда, который уперся, словно баран, то ли себя — не смог образумить ребенка. Разговор с подростком нанёс мне тяжелую душевную рану, но вместе с тем и подарил некоторое облегчение: по крайней мере, Ричард жив и здоров, а это уже немало. Ну почему, почему мне не удаётся найти нужные слова, которые нас хоть на немного сблизят? Как же всё-таки больно, когда тебя ненавидит твой собственный ребёнок…