***
И так проходил день за днём. С утра мы с Ричардом, наскоро позавтракав, шли в тренировочный зал и начинали отрабатывать нашу схему на реальных автоматических летательных аппаратах, которые мы отправляли в космос. Да, много кораблей мы привели в негодность и, ясное дело, принесли Рэю, Фригге и Нике немалые убытки, но Лидеры были готовы стерпеть это ради пользы дела. Конечно, получалось у нас далеко не всегда: и мне, и Ричарду пришлось осваивать новые навыки, и мы то и дело допускали ошибки. У нас даже было шуточное соперничество — кто меньше раз оплошает. Понимая, что времени у нас в обрез, мы отдавали тренировкам почти все свои силы, и на отвлеченные темы разговаривали очень редко. А вечером мы, уставшие и измученные, возвращались в каюту и ложились спать. Каждый раз я, перед тем как закрыть глаза, думал о том, что неплохо было бы навестить Фриггу и Рэя, чтобы узнать, как продвигаются дела у них, и каждый раз отбрасывал эту мысль в сторону, чувствуя, что сил на это уже не осталось. Но вот однажды ночью мне, несмотря на смертельную усталость, не спалось. Воздух почему-то казался мне невыносимо душным, привычная койка — жёсткой, да и вообще ощущался явный дискомфорт. Поняв, что не смогу заснуть, я стал прислушиваться к тишине, в надежде различить хоть какие-то звуки. И различил. Я слышал дыхание Ричарда, и что-то в этом дыхании меня настораживало. Оно было не размеренным и глубоким, как у спящих людей, а нервным и прерывистым. Я по себе знал, что обычно люди так дышат, когда плачут и пытаются скрыть это от посторонних. — Эй, Рич, тебе плохо? — осторожно позвал я в темноту. — Спи, не обращай внимания. — Парень изо всех сил старался говорить спокойно, но голос его подводил, срываясь и дрожа. — Всё нормально. — Да где нормально-то? — я включил настольную лампу и присел на край койки Ричарда, который отвернулся лицом к стене, чтобы я не видел его заплаканного лица. — Для меня нормально. Я плачу каждую ночь с тех пор, как мои мама с папой… От такого заявления я пришёл в полное замешательство. Стало стыдно. Тоже мне, отец называется: падает в кровать и отрубается, а о том, что ребёнок не спит ночами, узнает две недели спустя, да и то по чистой случайности. Если бы я, например, жил с Фриггой в одной каюте и плакал ночью, она бы заметила сразу, как бы тщательно я ни маскировался. Даже больше — она поняла бы, что у меня тяжело на душе ещё до того, как на моих глазах заблестят слезы. И почему я не такой внимательный и чуткий к чужим переживаниям? И вот до меня, наконец, дошло. Отлично, прогресс, но вот дальше-то что делать? Как его успокоить? Внезапно насмешливость и чёрствость Рэя стала мне очень близка и понятна: всегда велик соблазн спрятаться за пуленепробиваемым панцирем из язвительности и сарказма, когда не знаешь, что предпринять в ситуации, теряешься и чувствуешь себя глупо. Но я не хотел уподобляться Рэю, по себе зная, как раздражает его стиль общения в такие моменты. Уж лучше без прикрытия: нелепо, зато искренне. — Почему ты раньше мне не сказал? — спросил я, несмело касаясь плеча мальчика. — Во-первых, позориться не хотелось, — всхлипнул Рич, поняв, что маски сорваны, и дальнейшее притворство не имеет никакого смысла. — А во-вторых, даже если бы ты узнал, ты не смог бы ничем мне помочь. Я каждую ночь о них вспоминаю… Это для меня как наркотик… Резкие чередования радости от заново пережитых моментов, и боли, когда до сознания доходит, что это не взаправду. И я хочу уже прекратить… но… не могу! Не могу остановиться… — Успокойся, тише, тише… — бормотал я, неосознанно проводя рукой по волосам ребёнка. — Посмотри мне в глаза и послушай, что я тебе сейчас расскажу. — Рич, как ни странно, подчинился. В его всё ещё блестящих от слёз глазах даже угадывался интерес. Я растерялся. Я понимал, что должен отвлечь ребенка каким-нибудь увлекательным повествованием, желательно не связанным с его родителями, но на ум, как назло, ничего не приходило. — Родился я очень-очень далеко отсюда, в удивительном мире — Асгарде. — Это было не совсем так: родился я в Йотунхейме, но эта история слишком мрачная, и я решил опустить подробности. — Видел бы ты наш город! Поверь, он стоит того, чтобы его посмотреть. Огромные статуи великих воинов, пышные вечноцветущие сады, а один только дворец чего стоит! Так вот, та история, которую я хочу тебе рассказать, произошла именно там. Мне тогда было лет четырнадцать, то есть я был, как ты сейчас. И вот однажды, когда я гулял по саду и раздумывал, чем бы мне заняться, мне в голову пришла интересная идея… — Я понимал, что рассказываю какой-то бред, да ещё и сходу, никак не связав его с насущной проблемой. Это смотрелось крайне нелепо и выдавало мою неопытность с головой. Но своей цели я всё же достиг — Рич, заслушавшись и увлёкшись повествованием, перестал плакать. Я продолжал, понимая, что сейчас важна не столько суть моего рассказа, сколько сам факт того, что я что-то говорю с тёплой и успокаивающей интонацией. Мой план сработал: глаза мальчика начали постепенно слипаться, и совсем скоро он уже спал, дыша спокойно и размеренно. Поправляя ему одеяло, я засмотрелся на его лицо и подумал о том, какой же он всё-таки ещё маленький, хрупкий и беззащитный. Как сильно от меня зависит, хоть и пытается это отрицать… А это его напыщенность, которой он встретил меня в первый раз, не что иное, как проявление страха. Мальчик боялся меня, я напугал его ещё тогда, на базе. И его бывшая показная ненависть на деле вовсе не ненависть, а тот же самый страх. А сейчас он постепенно от него избавляется, и мы становимся ближе. Я чувствовал, что люблю его — этого с виду гордого и ершистого мальчишку, который на самом деле просто глубоко несчастен. Любовь зарождалась где-то в глубинах души и горела ровным золотистым пламенем, согревая меня изнутри. Я вспомнил, как когда-то давно не мог понять, что это вообще такое — родительская любовь, и как она может существовать. «Как, в самом деле, можно любить человека, который не приносит тебе никакой пользы, а вот проблем от него целый ворох?» — удивлялся я и донимал свою маму расспросами. А она в ответ улыбалась и говорила, что однажды придёт время, и я пойму. И вот время пришло. Я понял.***
После этого случая я каждый вечер рассказывал Ричарду разные истории, отвлекая его от мрачных мыслей, и не ложился до тех пор, пока не убеждался в том, что ребёнок спит. — Раньше я всегда боялся вечеров, — признался мне Рич как-то за завтраком. — Мне становилось жутко от одной лишь мысли, что опять предстоит провести несколько часов, беззвучно рыдая в полной темноте. А теперь я люблю вечера. Ведь каждый вечер — очередная интересная повесть. Спасибо тебе. Ты знаешь, мне стало легче. Теперь у меня кроме воспоминаний о родителях есть и другие: тоже хорошие, но не причиняющие боли. Я вспоминаю, как мы тренируемся, разговариваем о чём-то, как ты рассказываешь мне что-то перед сном, и понимаю, что в моей жизни это ещё повторится, и на душе светлее становится. С тех пор, как мы стали работать вдвоём, мне стало комфортнее жить в этом мире. Но страх всё равно не отпускает. — Страх чего? — уточнил я, внимательно поглядев на подростка. — Я боюсь, что кошмар повторится. — Какой кошмар? — я опять поймал себя на мысли, что будь на моём месте Фригга, она бы сразу поняла, что хочет сказать мальчик, а не тормозила бы, как я. — Ты понимаешь, мои родители были для меня всем. Каково это, потерять целый мир? Я был очень к ним привязан и не мыслил себя отдельно от семьи. Из-за этого я так сильно и мучился, когда они… ушли. И вот в моей жизни появляешься ты, Локи. Ты — это всё, что у меня есть хорошего, понимаешь? Понимаешь теперь, чего я боюсь? — Потерять меня так же, как потерял родителей? — тихо спросил я. — Да, — кивнул головой подросток. — Я не хочу опять чёрную дыру внутри, не хочу воспоминания-наркотики. И потому боюсь привязываться, боюсь подпускать тебя близко. Я и поэтому долгое время выдерживал дистанцию. А потом нервы сдали, и я сорвался. — Не бойся. Я же сказал, что никогда тебя не оставлю. Даже если меня убьют, я с того света вернусь, только бы не бросать тебя одного. — Как Рэй? — Ричард слабо улыбнулся. — Да, как Рэй. — В глубине души я понимал, что мои слова пусты, и едва ли мне удастся вернуться с того света без посторонней помощи, каким бы сильным ни было моё желание, но подростка нужно было успокоить, доказать, что новый кошмар ему не грозит. — А сейчас идем тренироваться, нам ещё Искусственный Интеллект уничтожить нужно.***
Когда мы уже более или менее освоились и в принципе были готовы к заданию, в тренировочный зал стали приходить зрители в лице Тора и Сьюзен. И если брат просто смотрел, то девушка пыталась тоже поучаствовать в обучении и дать какие-нибудь полезные советы. С Ричардом они ладили просто великолепно. А я смотрел на них и думал, что их двоих, а ещё, возможно, и Нику, объединяет одно и то же проклятие — все они отвергают чувства потому, что в прошлом они принесли им слишком много страданий и боли. Все они боятся, что «кошмар повторится», как только они откроют свою душу эмоциям. Ника ушла дальше всех, и обратного пути для неё уже не было, Ричард начал искренне верить во второй шанс, Сьюзен была где-то посередине. И ещё, наверное, в эту группу можно было отнести Фриггу, боявшуюся возобновления отношений с Рэем. Ведь их студенческая любовь, вне всякого сомнения, заставила мою маму страдать. И страдать жестоко. Потеря родителей, отстраненность старшей сестры, предательство близких, уход любимого человека во тьму… Такие разные, и в то же время такие похожие истории, заставляющие испытывать страх. — Рич такой милый, — сказала мне однажды Сьюзен после очередной тренировки. — И такой несчастный. Я вижу, ты смог почти полностью заменить ему отца, но… ему нужна ещё и мама. — Хочешь попробовать себя в новом амплуа? Быть шпионкой наскучило? — Да нет, в жизни бы за такое не взялась, если честно! — девушка сдержанно рассмеялась. — Но Ричард… Его жалко до слёз. В конце концов, кто ещё-то, если не я? Сэм и Кайса, раз уж на то пошло, были и моими друзьями тоже. К тому же, он вроде совсем не против, чтобы я стала ему приёмной мамой. — Я тоже не возражаю. Даже рад буду. В одиночку трудно справляться. — А я кем буду? — весело поинтересовался Тор, услышав наш разговор. — А ты будешь просто странным мужиком с молотком, который иногда приходит на тренировки и тихо сидит в уголке, — поддержал я шутливый тон. — Тор будет моим старшим товарищем! — оказалось, подросток нас великолепно слышал. На том и договорились.