***
Утром Стайлз понимает, почему именно ему стоило накануне пересилить себя и соврать отцу. Или же придержать язык за зубами тогда, в больнице. Выбраться незаметно из дома, да ещё и со всем скарбом для ритуала кажется практически невозможным, учитывая стражника, которого отец приставил аккурат к их единственному входу. Выглядит он, конечно, как обычный горожанин, и судя по тому, что лицо его Стайлз не припоминает, скорее всего, служит он у Арджентов. В любом случае, не обыватель уж точно. Стайлзу может и не быть никогда начальником стражи, но, проведя среди служивых всю свою сознательную жизнь, он по одной позе или выражению лица способен отличить их от обывателей. И вот этот, стоящий по струнке смирно и зыркающий на прохожих тяжёлым подозрительным взглядом из-под кустистых бровей — точно по его душу тут околачивается. В сердцах сбрасывает лямку мешка с плеча, но тут же, услышав характерный звук чего-то бьющегося внутри, сгребает мешок на колени и перепроверяет сохранность содержимого, продолжая чертыхаться про себя. Смотрит на увесистый мешок и на окно кухни, из которого виднеется тёмная засаленная макушка. Прикидывает в голове все возможные варианты и понимает, что незаметно пробраться мимо не получится никак. Внезапно сильный порыв ветра распахивает солнцевидную форточку и начинает играться с травой, подвешенной над печью. Той самой, которую Стайлз приволок домой с болот недавно. Шестерёнки в голове начинают со скрипом крутиться, и он судорожно нашаривает внутри мешка колдовской фолиант. — Так, где это было, точно же было! — перелистывает страницы, пытаясь найти описание сонной травы. Вроде бы в одной из охапок она должна быть, он же точно видел в книге... — Вот! — радостно вскрикивает, глядя на длинные, похожие на осот листы, нарисованные тёмными чернилами. Зарисовка, описание, правила ухода и разведения... А ниже в левом углу листа, написанный мелким бисерным почерком, Стайлз находит рецепт сонного газа. Очень сильного и едкого, судя по записям мага. — То, что нужно! — он летит к печи и высматривает нужную траву, осторожно отсоединяя её от остальных связок. Выгребает из кладовки переносную походную горелку и ставит как можно ближе к распахнутому окну. Врубает огонь на полную, и установив в отверстие небольшой котелок, наполняет его водой ровно наполовину, как указано в рецепте. Пока вода закипает, идёт за любимым шейным платком и пропитывает его в защитной смеси, нацепляя на лицо. — Вот же блин, как неудобно! — морщится от противного запаха полыни, ударившего в нос, и очень надеется, что платок потом возможно будет отстирать. Любимый, как-никак. Раскладывает на столике траву и остальные ингредиенты и ждёт. Смотрит на поверхность воды, словно от его взгляда она закипит быстрее, чем от огня. А когда приходит пора смешивать зелье, ругается, то и дело поглядывая на улицу: — Вот же чёртов мужлан, а! Приходится травы на него тратить, а я, между прочим, чуть концы не отдал, пока собирал их! — почти обиженно кидает последний лист и осторожно, чтобы не расплескать, помешивает. Плюс этого газа в том, что, правильно приготовленный, он абсолютно прозрачен, а следовательно, незаметен для человеческого глаза и по запаху напоминает перебродившее яблочное варенье с корицей, что тоже очень удобно. Подумаешь, чайку Стайлз решил попить, сидя перед открытым окошком в собственном доме. Кто ему запретит? Только вот в платке он совершенно не чует запаха и лишь совсем немного видит перламутровую дымку газа, но и тут не уверен, что ему не кажется. А потому устремляет свой взгляд на переодетого стражника, гипнотизирует, пока тот, широко зевнув, не сползает по стенке, бесформенным мешком оседая на земле. Стилински быстро, пока никто его не заметил, облачается в объёмный походный плащ и выскальзывает из дома, очень надеясь, что этот стражник был единственным, и его усилия по усыплению не пройдут даром. Дерек, едва завидев его, насмешливо интересуется, не холодно ли малышу Стайлзу. А он в свою очередь на полном серьёзе хочет врезать по его наглой заросшей щетиной морде. Потому что на улице душно, как в кипящем котле, и с него уже три пота успело сойти, пока добрался до кузницы, петляя туда-сюда, чтобы не попасться на глаза кому из стражи или, что ещё хуже — отцу. Так как никакой возможности воплотить задуманное у него нет, Стайлз удовлетворяется тем, что очень-очень тихо посылает Дерека к волчьему богу и, бросив мешок на землю, приближается к кинжалу. Тот лежит на столе в мягко выделанных кожаных ножнах с выбитыми по периметру рунами, такими же, как на светлом остро-заточенном лезвии. Рукоять в виде головы волка сделана настолько искусно, что Стайлз не удивился бы, узнав, что Дерек просидел над ней всю ночь. Когда он подрагивающими пальцами берёт кинжал в руку, руны на лезвии начинают слабо светиться, а от ладони вниз из кинжала Стайлзу переходит вибрация. Ему точно не кажется, как и то, что кинжал тёплый на ощупь, будто живой. Приятный. Стайлз никогда бы не подумал, что ему так понравится ощущение оружия в руках. Что оно ляжет, как влитое. И пускай ему не слишком хочется благодарить язву Дерека, но тот явно постарался на славу. — Спасибо, Дерек, он офигеть какой крутой! А тот, всё так же привалившись плечом к деревянной опоре, буквально прожигает его взглядом зелёных глаз. Стайлз несмотря на плащ чувствует себя голым и краснеет, как угли в горне за его спиной. Недовольно раздувает ноздри и, заткнув кинжал за пояс, подбирает скинутый мешок и проходит мимо, нарочно задевая Хейла плечом. — Ты серьёзно собрался идти в этом? Стайлз вместо ответа очень красноречиво смотрит на серое, затянутое тучами небо, а затем переводит взгляд на Дерека. — Ерунда, через пару часов развеется, — уверенно и совершенно невозмутимо парирует Хейл. — Что-то я пропустил тот момент, когда ты у нас стал не только кузнецом, но и гадальным шаром в масштабе, — ворчит Стайлз, но всё же послушно вешает плащ на крючок для фартуков. Наконец выдыхает полной грудью, с удовольствием подставляясь под пускай и тёплый, но всё же порыв ветра. Так определённо гораздо лучше. Перед самым выходом из кузницы Дерек останавливает его за предплечье и очень серьёзно спрашивает: — Тебе точно не нужна моя помощь... там? Не опускает руку, и приятный жар разливается по телу Стайлза в месте их прикосновения. Почти такой же он чувствовал, взяв в руку кинжал. — Мне, конечно, о-о-о-очень приятно, что ты так обо мне заботишься, но нет. Там, — специально выделяет последнее слово, пародируя манеру Дерека, — мне твоя помощь не понадобится, — а когда Хейл вместо колкости в ответ только коротко кивает, спохватывается. — Но потом, когда вернусь, у меня может не хватить времени рассыпать пепел по ключевым точкам, так что я буду рад, если ты поможешь. Дерек снова кивает, и Стайлз на ватных ногах уходит в лес, продолжая спиной ощущать его тяжёлый взгляд.***
В лесу сегодня непривычно тихо. Стайлз даже сказал бы, ненормально тихо. Ни шелеста листвы, ни птичьего пения, ни хруста веток под ногами. Он ускоряет шаг и мечтает быстрее оказаться под защитой волшебной поляны. Кинжал на поясе немного успокаивает, если не брать в расчёт то, что Стайлз не умеет обращаться с холодным оружием. Причитая про себя и сто раз пожалев, что не позвал волка с собой, он добирается таки до древа. Переведя дух, раскладывает всё необходимое для ритуала поверх мешка. С сомнением смотрит на белую льняную рубашку и такие же брюки, одолженные у Дэни, а потому только благодаря поясу не спадающие с его тощих бёдер. В книге написано, что, проводя ритуал, друид должен быть олицетворением чистоты, одетым во всё белое, и обязательно ступать по земле босыми ногами. Да только проку в этом мало, учитывая, что Стайлзу придётся сначала исползать всю поляну, рисуя на земле пентаграмму для ритуала. Аккуратно достает кинжал из ножен и, решив, что магу явно лучше знать, чем ему, идёт к древу. Чертит, согнувшись, тетраграмму, удивляясь тому, что почва под лезвием рассекается, словно масло. Особенно долго Стайлз вычерчивает навершия — символы стихий, на которые и нужно будет помещать аспекты. Когда он наконец заканчивает, то очень жалеет, что у него нет крыльев. Наверняка рисунок вышел очень красивым, но с земли не оценить. Кружась вокруг массивного ствола, Стайлз то и дело опасливо косится на древо, боясь, что оно в конечном итоге его отвергнет. В книге мага очень расплывчато говорится о его силе, и чего ждать в случае неудачи, Стайлз не представляет. — Кто вообще придумал ползать по земле в наряде невесты, а? У этих друидов точно проблемы с дедукцией, — ворчит Стайлз, пытаясь не запачкать ритуальный наряд. Убедившись, что древо, по крайней мере, в ближайшее время не собирается поразить его молнией или ещё какой заразой, Стайлз смотрит на себя и понимает, что потом придётся раскошелиться Дэни на новые штаны. Те, что на нём, пестрят следами от свежей травы и кусками налипшей почвы. Он искренне надеется, что духи ничего не имеют против слегка заляпанного друида. Возвращается к мешку и, следуя инструкции в книге, по одному извлекает из склянок аспекты, чтобы поставить их на вырезанные в земле символы. Первым выпускает из колбочки воздух, медленно-медленно откупоривая тугую пробку. Стайлзу до сих пор боязно, что аспект улетучится, оказавшись на воле, но тот, выпорхнув из банки, небольшими завихрениями кружит над свежими рытвинами своего символа. Отдалённо напоминает восточного змеевидного дракона. Стайлз даже может разглядеть в полупрозрачных завитках раздувающиеся ноздри и удлинённый чешуйчатый хвост. Убедившись, что воздух никуда не денется, Стайлз снова идёт к мешку и достает огненный аспект. Уже без страха обжечься, скорее боясь разрушить хрупкую с виду красоту горящего кристалла. Спотыкается, и тот выскальзывает из вспотевших в миг ладоней, с каждой долей секунды приближаясь к земле. Расколовшись, аспект с шипением расползается к немому ужасу Стайлза по линиям, и концентрируется небольшим пламенем в центре, в то время как символ буквально пылает, словно разверзшаяся до земной коры почва. Следующим идёт росток, который за прошедшие дни, как кажется Стайлзу, совсем не вырос. Он кладёт его на землю и, зачарованно застыв, наблюдает за удлиняющимися, из ниоткуда взявшимися корнями, повторяющими линии символа, в то время как на плотном стебле распрямляются тёмные резные листочки. Кристалл воды при соприкосновении с символом распадается почти так же, как и до этого огненный аспект, с той лишь разницей, что капли внутри символа начинают собираться в маленькое озерцо, каким-то чудом отражающее на своей поверхности всё священное древо. Которое, стоило ему опустить на место последний аспект, начало шелестеть вековой кроной и скрипеть мощными ветвями несмотря на то, что в лесу даже намёка на ветер нет. Отзываясь. Стайлз поднимает голову, смотрит на бескрайнюю синеву неба и с усмешкой думает о том, что этот чёртов идеальный-во-всём Дерек и правда гадальный шар. Пока он занимался аспектами и тетраграммой, небо прояснилось, и теперь лишь редкие облачка проплывают над его головой, то и дело путаясь в раскидистой кроне старого древа. Кинжал бликует резной рукоятью прямо Стайлзу в глаза, и он с тяжёлым сердцем снимает его с пояса. Эта часть ритуала, лично для него, самая неприятная. Нужно окропить своей кровью каждый из аспектов в качестве жертвы духам, вознося при этом молитвы силам природы. Стайлз неохотно закатывает рукава рубахи и с сомнением смотрит на перебинтованное Дереком накануне запястье правой. Ему очень не хочется выглядеть полным суицидником, но и по новой резать только-только переставший противно ныть при каждом движении порез он тоже не хочет. Не хочет сильнее, а потому, подойдя к первому аспекту, протягивает левую руку и, произнося заученный текст, наблюдает, словно бы со стороны, как острое лезвие кинжала вспарывает тонкую бледную кожу и как сильнее начинают светиться руны, едва на них попадает его кровь. В отличие от прошлого раза, Стайлзу совсем не больно, как будто кинжал обладает анестезирующими свойствами. А может, он просто слишком сосредоточен на ритуале. Стайлз совершенно не боится, и даже волнение проходит, стоит первой капле его крови попасть в озерцо. Оно не становится алым, лишь только красноватые вспышки светлячками кружат над поверхностью. Пламя, смешиваясь с крупными каплями, шипит и разгорается ещё сильнее, росток впитывает их, и в сердцевине из-под расправившихся листков становится виден крупный набухающий бутон. Воздух концентрируется вокруг них и превращается в небольшой смерч, поглощая каплю за каплей. Стайлз понимает, что потерял уже довольно много крови, но обработать рану посреди ритуала не представляется возможным, и ему остаётся надеяться на собственную выносливость и на то, что он успеет закончить ритуал раньше, чем хлопнется в обморок от анемии. Как и было написано в книге, подходит к древу и осторожно делает надрез на плотной шершавой коре, прикладывая к его ране свою собственную. Смешивая их энергии воедино. Ждёт, пока древо напитается достаточно, и садится на колени, вознося последнюю молитву. Вкладывает в неё всё своё желание, всю настойчивость и природное упрямство, вспоминая лица близких людей и морду чёрного волка. Он их защитит. Потому что должен. Потому что только он может. С каждым словом внутри него растёт уверенность, что так оно на самом деле и есть. Линий, опутывающих его, становится в разы больше, они идут не только от самого древа, но и от аспектов, но в этот раз он совсем не чувствует страха или дискомфорта. Наоборот, единение с природой по-настоящему окрыляет. Когда Стайлз открывает глаза, то вначале не видит никаких изменений. Думает уже даже, что ничего не вышло, пока не замечает рядом с каждым аспектом небольшую молодую ветвь. Именно ветвь, а не пепел, как было написано в фолианте. Стайлз начинает лихорадочно придумывать, как ему теперь превратить полные жизни ветки в пепел, почти захлёбывается подступающей к горлу паникой, глядя на скрывающееся за высокими елями солнце, понимая, что времени всё меньше. — Так. Думай, Стайлз, думай. Огонь всё ещё горит, будем надеяться, в нём хватит жара, — говорит сам себе и, подхватив с земли ветку у воздуха, идёт в направлении к огню. Но смерч, к его удивлению, не пускает, опутывает ноги и не даёт даже шага сделать. — Ладно-ладно, я понял, делаю что-то не то. И чего ты от меня хочешь? —поворачивается к смерчу и делает шаг навстречу. Позволяет потокам воздуха забрать ветвь из его руки и, открыв рот, наблюдает за тем, как вполне целая и здоровая ветвь превращается в пепел, попав в мощные ветряные потоки. И исчезает, расправившись с последним сучком. Оставив после себя только горстку пепла, которую Стайлз быстро собирает в специальную банку и идёт к следующему. Огонь, ожидаемо, сжигает древесину, цветок утягивает ветку окрепшими стебельками, и спустя какое-то время пепел оказывается в распустившемся бутоне невероятно красивого цветка. Стайлз очень осторожно, стараясь не повредить нежные лепестки, собирает пепел и идёт к последнему аспекту. Не придумывает ничего лучше, чем просто кинуть ветвь древа в воду, и с интересном наблюдает, как оно растворяется в, казалось бы, вполне чистой и безобидной влаге. Но больше всего Стайлза поражает даже не это, а то, что, когда он опускает руку в воду, пепел в его ладони оказывается абсолютно сухим. Он до краёв заполняет банку и, поклонившись ему в последний раз, идёт собирать вещи. Решает не тратить время, которого и так в обрез, на переодевание, и, побросав всё в мешок, собирается уходить. Стайлз на ходу перекладывает банку из мешка в руки и обратно, ломая голову над тем, как безопаснее будет донести её до городских ворот. С него станется запнуться об какую-нибудь корягу или просто хлопнуться на ровном месте, и если свои сломанные кости срастить потом не проблема, то разжиться новой порцией пепла будет куда сложнее. Решает всё же запихнуть в мешок, поглубже спрятав в складки сменной одежды, и уже делает шаг за чету поляны, как чужой вкрадчивый голос пригвождает к месту, а от света алых глаз в наступающих сумерках очень быстро сохнет во рту. — Куда же направляется наш малыш? — та самая женщина-оборотень, которую несколько дней назад спугнул волк, появляется из густых зарослей, приближаясь к Стайлзу медленно и осторожно, словно дикий зверь. С каждым шагом всё больше обращаясь. Оскаливаясь опасно, уже совсем не как человек. Видоизменяются красивые хищные черты лица, становясь жуткими, вырастают клыки и когти на ногах и руках. Инстинкт самосохранения внутри Стайлза вопит, что надо убегать, прятаться, что она совсем не поболтать с ним сюда пришла, но тело, охваченное ужасом, отказывается повиноваться, превратившись в неживую статую. Только когда она подбирается совсем близко и, взмахнув мускулистой рукой, распарывает ему когтями щёку, Стайлз скорее даже по инерции отступает назад. Зажмуривается и хватается за рукоять кинжала, ожидая новой вспышки боли, но слышит только удивлённый вскрик, а когда решается открыть глаза, оборотень лежит на земле. Точно же! На поляну нечисть попасть не может, даже волк всегда ждал его на границе. Значит, и ей тоже путь закрыт? Стайлз отходит ещё на пару шагов назад, наблюдая за каждым движением женщины. Если то, во что она превратилась, вообще можно так назвать. Она рычит и снова пытается броситься на него, но защитный барьер откидывает её ещё дальше. Удивление в алых глазах сменяется пониманием. Снова подходит ближе, но уже не пытается прорваться за границу. Осматривает пространство позади Стайлза и, удовлетворённо сощурив глаза, показательно медленно слизывает его кровь со своей ладони. — Друид, значит? И что же ты тут делаешь? Уж не для Арджентов ли стараешься? — в её голосе то и дело проскальзывают рычащие нотки, и издевки даже больше, чем во всех словах Дерека вместе взятых. — Не твоё дело, — огрызается Стайлз, вытирая тыльной стороной ладони кровь со щеки и губ. Всё ещё болит, но адреналин притупил ощущения. Внутри защитного барьера поляны он чувствует себя более защищённым, но возникает другой вопрос: а как ему, собственно, выбраться теперь? Если эта бешенная красноглазая уже здесь, значит, и остальные тоже... Стайлз старается незаметно осмотреться, ища хоть какой-то выход к отступлению, но она замечает и смеётся: — Ну нет, маленький друид, ты отсюда никуда не денешься. Я должна была зачистить лес от охотников, которые наверняка уже устроили нам засаду, а нашла тебя. Как интересно, — она протягивает руку и касается ладонью невидимого барьера. — Зная этих снобов, ты точно не с ними. А значит, и труп твой никто искать не будет. Кому ты служишь, а, малыш? — Служу? — непонимающе спрашивает Стайлз. — Ты же не простой друид. Слишком молод, чтобы провернуть нечто подобное, — оборотень кивает в сторону древа и символов на земле, — сам, но... Знай Ардженты, кто ты, убили бы тебя на месте. Значит, ты советник. Вопрос только: у кого? Как всем известно, мирного сосуществования у охотников и оборотней не вышло. Стайлз никак не может понять, серьёзно она говорит или нет. Кто такие советники? Разве друиды обязательно должны кому-то служить? Его распирает любопытство, но спрашивать у неё, особенно глядя, как она играется со своими длиннющими и бритвенно-острыми когтями, как-то не хочется. А ещё больше не хочется тратить время на болтовню, но и выхода он никакого не видит. Проскользнуть мимо и не оказаться вспоротым в нескольких жизненно важных местах не представляется возможным. По крайней мере, на данный момент. — И что, всю ночь будешь тут меня сторожить? Твой хозяин тебя не отругает за это? Косточки трофейной не лишит? — Стайлз сам поражается собственной наглости и с опаской наблюдает за сверкнувшими алыми прожекторами. — Нарываешься, малыш? — обманчиво-спокойно спрашивает. — Мне совсем не обязательно торчать тут всю ночь. Я знаю запах и вкус твоей крови. Стоит тебе выйти, и я почую даже за милю. Думаешь, сможешь от меня убежать? — скалится, пригибаясь к земле. — Может, устроить догонялки? Так даже интереснее. Я на бегу перегрызу твою болтливую глотку. Стайлз инстиктивно хватается за горло и сглатывает. В тысячный раз ругая себя за то, что отослал вчера волка. Он совсем один. Слабый щуплый Стайлз против накачанной звероженщины со сверхъестественной силищей и инстинктами убийцы. Таких, как она, к городу приближается целая стая. А он всё ещё здесь. Заперт, словно в тюрьме. — Да ты просто в ужасе, да? — оборотень втягивает носом воздух и довольно скалится. — Неужто собирался защиту от нас поставить? Конечно, в городе ведь наверняка много тех, кто тебе дорог: семья, друзья, девушка... — она удивлённо замолкает, разглядывая кинжал у него на поясе. — Предлагаю сделку. Ты отводишь меня к тому, кто выковал тебе эту красоту, и называешь... — загибает несколько пальцев. — Три имени. И я честно обещаю их не трогать. Стайлз не понимает, зачем ей понадобился Дерек, и уж точно не собирается соглашаться на сделку, но страх, что, пока они тут "болтают", другие оборотни перебьют всех в городе, затапливает сознание, и он чувствует, как подкатывает новый приступ паники. Женщина пользуется этим и с рычанием снова кидается на барьер, то ли пытаясь его прорвать, то ли напугать Стайлза ещё сильнее, но падает на колени и с воем хватается за бок, из которого торчит темная стрела. — Оставь мальчика в покое, Кали, — Дитон, держа на изготовке арбалет, выходит из-за широкого ствола дуба. — Дитон... — приветственно тянет, с рычанием вырывая стрелу из собственного тела. — Думаешь это меня остановит? — делает вид, что ей очень больно, а затем резко, в один прыжок преодолевает расстояние и получает вторую стрелу прямиком в солнечное сплетение. Стайлз кричит Дитону, машет руками, пытаясь зазвать к себе, но тот наоборот удаляется от поляны, и в какой-то момент Стайлз испуганно зажимает рот, чтобы не закричать. Ему кажется, что оборотень настигла Дитона, и он ужасно боится увидеть искорёженное тело. Но, к его удивлению, Кали начинает разъярённо кричать и биться о невидимую стену также, как совсем недавно пыталась дорваться до него. И также безрезультатно, что не может не радовать. — Ты совсем не изменилась, Кали. Наступаешь на те же грабли, что и с Джеки, —Дитон, не сводя заряженного арбалета с её фигуры, осторожно подходит всё ближе к Стайлзу. — Возможно, Дитон, возможно. Напомнить тебе, что случилось с моей маленькой советницей? То же будет и с вами, как только я выберусь из твоей глупой ловушки! — срывается на крик и выглядит так, словно и правда сейчас выберется. Дитон же тем временем кивает Стайлзу, чтобы тот следовал за ним, и, повернувшись в последний раз к оборотню, спрашивает: — Ты так уверена в том, что убила её, Кали? Разве тогда тебя бы это остановило? — высыпает на землю остатки серого порошка и, подталкивая Стайлза в спину, бежит по направлению к городу. — Стайлз, я знаю, что у тебя в голове уйма вопросов, и я даже обещаю ответить на большинство из них, но потом, ладно? Сейчас самое главное успеть поставить защитный барьер на город. — Вообще-то я хотел сказать, что вы офигеть как круты, — Стайлз пытается не отставать от Дитона и одновременно придерживает руками мешок. — В одиночку справиться с оборотнем! — Чистое везение. Я, вообще-то, в первый раз держал арбалет в руках, — усмехается мужчина. — И она права, надолго аконит её не задержит. — А кто такая Джеки? — Стайлз спрашивает и вспоминает, как Кали назвала её "советницей". — Она друид, да? Та самая, у которой вы предлагали мне учиться? Получается, друиды служат оборотням? Как такое возможно? — запинается, чуть не врезавшись в спину Дитона. — Стайлз! Я же сказал, что отвечу на твои вопросы потом. Он нехотя кивает, и оставшийся путь они проделывают в гнетущей тишине. Отпускать его начинает, только когда впереди, на самом подходе к городским стенам, Стайлз видит заросшее щетиной недовольное лицо. Если бы можно было как в книжках побежать прямо к Дереку в объятия, он бы точно побежал.