Весеннее волшебство

      На следующий день он приносит пиццу — такую огромную, что коробка едва помещается в дверной проём.       — Ты чего это? — бормочу удивлённо. — А как же здоровое питание?       — Не любишь пиццу? — фыркает, нисколько не сомневаясь в ответе, и проходит мимо, обдав слабым ароматом женских духов.       Привычно суёт свой любопытный нос сначала в комнату, а потом на кухню.       — Обедал?       — Завтракал, — отзываюсь, гадая, откуда взялся этот новый запах.       У него тоже появилась девушка?       — Так и знал, — улыбается Линн. — Сегодня будет мясо. Я заехал в магазин.       — Снова? Мы же вчера всё купили! Мог бы просто так зайти.       С надеждой бросаю взгляд на его руки, но после того раза он никогда больше не закатывает рукава, и браслета не видно.       Игнорируя мой вопрос, Линн что-то напевает и раскладывает на столе продукты, собираясь заняться обедом.       — Знаешь, если тебе неудобно сюда приезжать, я переживу. Живот уже не болит.       — Я тебе надоел? — оборачивается, застыв с морковкой в руках.       — Глухой, что ли? — возмущаюсь, смутившись от его расстроенного вида. — Я просто не хочу слишком обременять тебя! Мне нравится, что ты тут, но если у тебя есть какие-то дела…       — А-а-а, — тянет он. — Понятно. Нет, мне удобно сюда приезжать. Просто сегодня на работе был аврал. Целых шесть часов пришлось там просидеть. Да и с учёбой не расслабишься.       Прищуриваюсь. Сначала я этого не замечал, не придавал значения, но с самой первой нашей встречи он ничего о себе не рассказал, хоть и говорил почти без остановки.       — Почему ты мне соврал? Когда я искал тебя, чтобы отдать телефон, все утверждали, что не знают никого с таким именем.       — Наверное, ты не у тех спрашивал, — беззаботно пожимает плечами. — У нас много новеньких и…       — Как тебя зовут на самом деле? Скажи. Мне просто любопытно.       — Нет. Зови меня Линн.       — Сколько тебе лет?       — Девятнадцать.       Не удержавшись от скептического взгляда, продолжаю допрос.       — Чем ты занимаешься? Где учишься? Работаешь?       — Не скажу!       — Почему?       — Потому, что это — секрет.       — Зачем тебе столько секретов?       Он смеётся, но ничего не отвечает.       Пару минут я просто смотрю, а потом решаюсь: пора раз и навсегда покончить со всеми сомнениями.       — Покажи, пожалуйста, что написано под твоим браслетом.       Нож в его руках впервые сбивается и замирает, но парень продолжает натянуто улыбаться, притворяясь, что ничего не происходит.       — Неа! Сам же знаешь — это невежливо!       Ему бы всё отшучиваться, а у меня из-за накопившихся недомолвок и тайн уже понемногу едет крыша. Удивительно, что он ещё ничего не заметил.       Или заметил, но не подаёт вида? Специально, что ли, издевается?       Мне нравится Клэрри, но от непонятных желаний и пугающих для нормального мужчины мыслей, что временами проскальзывают в голове от случайных прикосновений его тонких пальцев, порой становится жутко.       Нужно положить этому конец.       — Тогда я видел часть надписи и мне показалось…       — О, — выудив из кармана телефон, он с преувеличенным интересом разглядывает экран, делая вид, что ничего не слышит. — Извини, Даррен, но мне пора! Снова с работы звонили!       Более бездарной лжи я ещё не видел, но он успевает улизнуть в коридор прежде, чем я загораживаю дверь.       — Постой! А как же пицца?       — Можешь съесть!       — Да мне тут на неделю хватит! Приходи вечером или…       — Я тут подумал… — произносит он непривычно тихо, переминаясь на пороге и явно мечтая удрать. — Ты был прав. Зря я пришёл. Ты уже поправился, так что мне давно пора было… В общем, я больше не буду, — и не давая мне возразить, стремглав выскакивает прочь. — Рад был познакомиться! Пока!       Подхожу, запираю дверь на замок.       Это всё, что ли? Только я стал считать его своим другом?       Неужели, на этом всё?       За эти несколько дней я уже ко всему привык, но такое смазанное прощание — перебор даже для Линна. Он же попросту сбежал! Не верю я ни в какие звонки с работы!       Чувствовать себя ненужным — всегда отвратительно. Почему он не захотел рассказать? Почему все так легко меня бросают? Как получилось, что, кроме Клэр, мне и поговорить-то не с кем?       Рассеяно возвращаюсь в комнату, сажусь на диван, но даже не вижу, что происходит на экране телевизора.       Всё это неправильно.       Оказывается, я уже отвык от тишины. Забыл, что когда-то тут был оплот спокойствия, где никто и ничто не мешало мне отдыхать от необходимости видеть людей, говорить с ними. Раньше одиночество приносило удовольствие, но теперь почему-то давит на плечи, и монотонное, преувеличенно бодрое бормотание диктора ничуть не спасает.       За последние дни всё изменилось столь сильно, что я готов с удовольствием послушать чью-нибудь жизнерадостную, бессмысленную болтовню: лишь бы оживить это молчание. Рассказы Клэрри о последней коллекции модной обуви или хаотичный монолог Линна об очередном детском утреннике — не важно. Только бы рядом был кто-то настоящий.       Клэрри почему-то ничего не пишет. Это почти сумасшествие: я проверяю сообщения по несколько раз в час, но всё впустую. С ней же всё хорошо? Сколько бы я ни твердил себе, что она просто занята, что, оказавшись в новом месте, забыла о телефоне, верить в это с каждым разом всё труднее и труднее. Если б рядом хотя бы был Линн, ожидание и неизвестность не казались бы такими выматывающими, но в тишине пустой квартиры мысли не дают мне покоя, мешают нормально спать.       К сожалению или к счастью, ждать две недели до её возвращения не приходится: спустя долгих четыре дня неизвестности наконец приходит сообщение. Короткое, всего пара слов и фото, но эффект подобен взрыву: она встретила там своего единственного и не вернётся. Вот так просто.       Смотреть на их счастливые улыбки нет никаких сил. Этот загорелый темноглазый парень будто вырвал у меня половину чувств вместе с мечтами и надеждами.       Мне так сильно хотелось верить, что именно Клэр — та самая, что я даже не спросил её о надписи.       Нельзя было так привязываться, прикипать душой к той, в ком до конца не уверен.       Впрочем, сил на ненависть тоже нет. Остались только пустота и бессильное отчаяние, почти смирение: со мной всегда всё не так, как должно быть. Не так, как с остальными, нормальными людьми. Получив свою татуировку, я слишком рано обрадовался. Оказывается, её появление ровным счётом ничего не изменило.       Пара дней проходит в бессмысленном созерцании потолка. Мне никто не звонит, никто не пишет. Раньше это было самым обычным делом, но теперь из-за контраста кажется обидным и болезненным.       Надеясь отвлечься, всё чаще устраиваю прогулки. Сначала недалеко, возле дома, потом — немного дальше, а потом даже выбираюсь в центр города, брожу среди весёлой, гомонящей толпы, ища глазами знакомого полярного медвежонка или очередную безразмерную толстовку. Как бы там ни было, друг был бы мне сейчас очень кстати.       Но Линна нигде нет. Впрочем, даже если б он был, что бы я ему сказал? Что мне скучно? Что я привык проводить вечера с ним? Или, может, что мне не хватает того, как он готовил на моей кухне? Это был бы вообще кошмар. Я никогда так не сделаю. Если мы когда-нибудь снова увидимся, я просто кивну в знак приветствия — и всё.       Но хуже всего — ночью. После того, как выяснилось, что Клэр не вернётся, размышления о том, может ли Линн быть именно тем, кого я всегда искал, полностью поглотили мои мысли. Дальше — больше. С недавних пор этот невыносимый парень, заставивший считать его другом, мне снится! Это какое-то наваждение! Проснувшись, хочется в душ и немедленно с кем-нибудь переспать, чтобы поскорее забыть увиденное.       Но уже вечером я снова бесцельно брожу в толпе.       Неужели со мной действительно что-то не в порядке? Так и сходят с ума?       Это странно и жутко неправильно, но смириться с потерей Клэр оказалось проще, чем с побегом единственного друга — первого за всё время. Она ушла потому, что нашла того, кто ей предназначен; я это понимаю. В конце концов, со мной такое случалось уже много раз. Но что произошло с Линном? Какие жуткие секреты могли помешать нам дружить дальше?