Решимость под номером ноль

      На самом деле мы не понимаем, что такое Война, не представляем, насколько она бывает жестокой и беспощадной, пока сами не окунёмся в пучину её событий. Нам всегда кажется, что это нечто далёкое, абстрактное, что никогда нас не коснётся, а между тем Война повсюду и одновременно нигде. Каждый рискует быть вовлечённым в чужую битву, оказаться просто незначительной пешкой на поле боя, сражаться с собственным «я» и со своими принципами о милосердии, которые постепенно уходят в забвение.              Война — это путь обмана, самообмана, когда думаешь, что чья-то смерть ведёт твой народ к победе, а на самом деле уничтожает вековые традиции и вечные нематериальные ценности, оставляя лишь после себя пустоту.              Дингс не знал значение слово «война», пока сам не стал свидетелем её начала, когда был ещё совсем монстрёнком, когда услышал первый взрыв и увидел, как загорается одна из построек в деревне монстров, когда добрая крольчиха в платочке с паникой в глазах уводила детей в пещеры Подземелья. Он не думал, что будет сидеть там в тишине с другими ребятами и надеяться, чтобы эта ночь прошла спокойно, а между тем звенящая пустота неумолимо отсчитывала время перед новыми сражениями, новыми потерями и новой болью… он никогда бы не поверил, если бы ему сказали, что спустя время он сможет равнодушно смотреть на чужую смерть.              Он и в учёные пошёл от того, что не мог спокойно относиться к страданиям, и здесь в лаборатории не будет видеть того, что происходит за её стенами. Мечтал, чтобы ему никогда не пришлось отбирать чью-то жизнь во время неизбежного сражения…              Так было раньше.              Первый раз всегда тяжело, потом легче. Берёшь человека на прицел, не знаешь кто он, есть ли у него семья, друзья, дети…, а может он просто защищает своих родных, свой дом? Однажды одно из таких сомнений навсегда оставило шрам по правую сторону бледного лица учёного. А затем раздался залп бластеров, и сомнений больше не стало.              Приходится стрелять и надеяться, чтобы в это же время точно также не убили кого-то из твоих друзей.              Сейчас же Дингс мечтал, чтобы у него на лабораторном столе не лежал кто-то из его собратьев с критическим количеством единиц здоровья. Он помнил, как впервые дрожащими руками пытался залатать страшную рваную рану на груди одного из бойцов, понимая, что, скорее всего, его усилия пропадут даром и превратятся в пыль. Уже тогда юный учёный мечтал изобрести лекарство от смерти, чтобы скорбь не касалась холодной рукой чьих-то душ, потерявших близких, но эта идея казалась лишь чудной сказкой.              В такие горькие моменты у многих ощущение реальности постепенно куда-то стиралось. Всё дальше хотелось уйти от самого себя, чтобы в какой-то момент стало совсем всё равно, чтобы забыть и дальше жить со спокойной не помнящей душой, LV которой равен единице…              Для него такой момент ещё не наступил.              Он продолжал верить в то, что можно вернуть чью-то жизнь и обмануть саму смерть, что можно остановить желание людей бездумно хвататься за оружие, что можно развернуть время вспять, когда мир царил на поверхности… ведь существует такая сила, которая способна помочь исправить ошибки прошлого, и он — главный королевский ученый — обязательно найдет её.              А сейчас же он сидел за рабочим столом, локтями опершись о деревянную поверхность, обычно заваленную всякими склянками и черновиками, но на данный момент совершенно пустую.              Дверь покачивалась от сквозняка, а в кабинете тускло горела керосиновая лампа. Не слышалось ни единого звука. Так даже лучше.              Можно, конечно, отправиться домой — там, в пустующем логове, где живёт только он и его брат, никто не стал бы мешать исследованиям. Но, здесь, в хаосе беспорядка книг и различных вещей, есть нечто — какая-то изюминка, — заставляющая забыть обо всех других земных делах и раствориться в науке.              Дингс попытался дотянуться рукой до двери, желая закрыть, но расстояние было не на его стороне: стул накренился, и учёный, потеряв равновесие, чуть не опрокинулся вместе с ним. Не став рисковать, он нехотя поднялся, но стоило ему подойти к двери, так он сразу же встретился взглядом с одним из своих последователей.              — Приветствую, — произнёс вошедший с легкой иронией. — Вижу, для уважаемого доктора Гастера понятие «рабочий день» вовсе не метонимия, и ты взаправду обитаешь здесь целыми сутками.              Скрипт не сомневался в том, что увидит, если за час до рассвета заявится в мастерскую брата на самом верхнем этаже замка. Дингс, что в последние дни буквально похоронил себя в работе, постоянно оставался до самого утра, полностью растворившись в науке, в то время как остальные предпочитали отдых, позволяющий отвлечься и почувствовать повседневность житейского быта.              С недавних пор ночь стала самыми спокойными часами для монстров. Вечером люди уходили на покой, собираясь группами и разжигая костры, которые точками светились вдалеке с высоты горы Эботт. Сон обездвиживал человека, усмиряя его пыл.              Время безмятежности и тишины. Только каждые два часа менялся караул на башнях, позволяя монстрам насладиться часами относительного перемирия между двумя расами, но не все использовали подаренное время тишины во имя сна или отдыха.              Задев полированный ящик граммофона, Скрипт бросил взгляд на пластинку, над которой склонилась игла. Скептически хмыкнув, он провел рукой по миловидному завитку на корпусе этой хитрой музыкальной машины. Спустя пару манипуляций в комнате заиграла легкая мелодия.              — Бога ради, Скрипт, выруби, — раздалось вдруг. — Твоё стремление воссоздать подле себя ушедшую эпоху мира с музыкой и танцами даже кажется мне забавным, если бы не бессмысленное расточительство.              — Всего-то проверил одну догадку, — безразлично ответил тот. — Мне полагается изобразить удивление, что я опять застал тебя здесь?              — Будь так добр, пропусти всю ненужную мишуру из экивоков и неудачных попыток вытащить меня куда-нибудь, — произнес Дингс, вымучивая улыбку. — Мне и здесь вполне комфортно.              В камине затрещали поленья, и этот негромкий треск, сопровождаемый звуками мягкой мелодии из граммофона, дарил чувство забытого покоя. Полустертые воспоминания из далёкого детства. Время, которое практически не оставило цельного образа дома, родителей, навсегда исчезнувших в тот день, когда только началась война.              — Тогда ты не будешь против того, чтобы я составил тебе компанию? — поинтересовался Скрипт, смело шагая по комнате и присаживаясь на импровизированно собранную кушетку у светлой стены.              — Разве я могу тебе отказать?              — Действительно…              Идея прийти сюда была спонтанной и вместе с тем неожиданно правильной. Как бы доктор Гастер не пытался убедить всех в том, что жажда новых познаний и открытий затмевает собой всё остальное, Скрипт понимал, что его брат всё-таки иногда был подвержен меланхолии. Особенно, когда его проекты не имели успехов.              От камина дохнуло горячим воздухом, и протянутые к огню ладони приятно защипало. Дингс снял белый халат, оставшись в одной рубашке, и, расстегнув две верхние пуговицы, присел на край кушетки. Он тактично молчал и как будто вовсе избегал встречаться с братом взглядом. Скрипт догадывался почему: он и сам сторонился компрометирующих зеркал. Учитывая их схожую внешность, отражение могло быть вполне идентичным, если бы не шрам на лице главного учёного.              Скрипт оперся локтями о колени и повернулся в сторону Дингса.              Лицо знакомое до последней черточки. Замкнутое и непроницаемое, с бесстрастными холодными глазами с белыми хрусталиками на фоне угольно-чёрного белка. Скрипт бы ещё добавил, что не только шрам по правую сторону служил различием во внешности, но и сам цвет глаз, который был инверсией друг друга.              Но не только цвет делал их разными, но и сам взгляд, которым они смотрели на мир, существенно отличался.              Скрипт бы ни за что не признался, как в детстве его сильно ранила эта столь ранняя надменность и бесчувственная отстранённость. Поучительный тон и скупые жесты. Указывающие. Повелевающие.              Между ними никогда не было братской близости вроде задушевных разговоров или объятий. Не то, чтобы Скрипт в этом нуждался. В глубине души он был даже благодарен Дингсу за то, что когда-то ему хватило смелости взять ответственность за собственную жизнь и жизнь брата после исчезновения родителей. Дингс смог обеспечить им двоим кров, пропитание, а самое главное — безопасное время пребывания в деревне монстров, подобрав профессию для Скрипта за линией фронта. То, что Скрипт ни разу не был на поле боя, в отличие от своего брата, о многом говорило…              — Опять ищешь своё «лекарство»? — поинтересовался он. — Неужели ты взаправду считаешь, что смерть дело поправимое?              Пластинка в граммофоне перестала вращаться.              — Однажды я заметил, что после гибели человека, его душе требуется некоторое время, чтобы распасться на осколки, — задумчиво парировал доктор. — Вот что помогает им удерживать равновесие, находясь на грани жизни и смерти, в то время как душа монстра моментально рассыпается в прах? Если бы монстры обладали такой же способностью, то спасти удалось бы намного больше жизней, а так… только пыль.              — Мы отличаемся от людей. Они сильнее нас, следственно, просто могут обладать такой особенностью. В конце концов, еще никто не смог пронаблюдать, как человеческая душа срасталась обратно, поэтому брось эту затею… если даже такая сила существует, то узнав о ней, люди начнут использовать этот дар во вред. Представь. Человек, которого нельзя убить. Как тебе?              — Интересно, конечно, — грустно улыбнувшись своим мыслям, проронил Дингс. — Но, боюсь, монстрам изучить сей феномен не получится, ибо тогда некому будет изучать, поэтому просто скажу «плохо».              — Нет, Дингс. Тут скорее подойдёт ужасно, безнадежно, а не как ни твоё синтепоновое «плохо»…              Скрипт снова замолчал и глубоко вздохнул, подбирая нужные слова. Его взгляд блуждал где-то далеко.              — Однако знай, что я на твоей стороне, — сказал он, даже не пробуя придать голосу какое-то подобие равнодушия. — И раз уж ты решительно взялся за дело, то ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.              Дингс не двинулся с места и даже не пошевелился.              Скрипт не стал мучить брата гнетущей тишиной, а потому неспешно поднялся с кушетки, поправил рукава одежды и медленно направился к выходу. Работа не ждёт.              Уже не ожидая ответа, он коснулся холодной ручки двери, как вдруг услышал:              — Спасибо, мне важно это знать.              И на душе снова стало легче.              Но проблема оставалась в том, что Гастер уже слышал эти слова сегодня.              Он знал, что его брат придёт пораньше. Он знал каждую фразу Скрипта, которую он произнесёт в этих стенах. Каждый вопрос. Каждое движение.              Данная аномалия с Дингсом происходила уже не раз. Он постоянно ощущал дежавю каждого события, будто кто-то играет со временем, делая незначительные откаты в часах и сводя с ума учёного этим…              Нет. Ему срочно нужно объяснение этой загадочной аномалии или же найти лекарство от данного недуга.              

***

             Бар.              «Приятель, я вижу, что ты расстроен. В чём же причина твоего горя?»       «В том, что мои друзья погибли, и скоро я стану следующим!»       «А чего бы ты хотел?»              Странник оторвал взгляд от созерцания поверхности барной стойки и посмотрел на хозяина заведения, протирающего стаканы по другую сторону от него. Синяя душа задумалась, но всё же решилась поделиться своей бедой.              — Тогда я могу помочь, — вдруг вкрадчиво предложил бармен, выслушав его печальную историю. — Я знаю того, кто сможет доставить тебя, куда пожелаешь. Всего за три серебряных.              — Здорово. Такой суммой располагаю, — вдруг оживился посетитель. — Но где искать мне твоего чудо-проводника?              Внезапно раздавшийся звук дверного колокольчика заставил странника вздрогнуть и с опаской перевести взгляд на выход заведения, но на его спокойствие это были вовсе не военные, которым он должен был некоторую сумму денег.              Личность в тёмном плаще окинула взглядом сидящих людей в баре. Найдя среди других интересующего её человека, её губы растянулись в ухмылке, и она решительно двинулась к человеку с душой синего цвета.              — А вот, кстати, тот, кто тебе нужен, — тихо говорит бармен, заметив приближающуюся Лодочницу. — Только будь осторожен с ней. Хищная особа с причудой в голове. Прибить-то не прибьёт. Силёнок маловато. Но кусаться может…              Странник повернулся в сторону, куда смотрел бармен, сразу поняв, о ком идёт речь.              — Здрав будь, — неуверенно произносит Синяя душа, протягивая одну руку для пожатия, а второй придерживаясь за стол. — Ты проводник? Есть важное дело.              Лодочница кивает.              Душа Решимости только протянула ладонь для приветствия, как вдруг в её руке оказалось небольшое лезвие, сразу же вонзившееся в стол прямо между пальцев странника. Синяя душа потерял дар речи от неожиданности и замер.              — Ты зачем меня убил? — сквозь зубы цедит Лодочница, хватая за воротник своего неудачного клиента прошлой временной линии. — Какие пузырьки в голове помогли принять тебе столь идиотский выбор?!              Человек затрясся, не понимая, о чём идёт речь. Губы его задрожали. Пристальный взгляд и недобрая улыбка девушки сулили неприятности.              — Ты что опять несёшь? — строгим голосом вмешался бармен, стукнув по стулу увесистым кулаком, что аж зазвенели стаканы. — Снова за старое. Когда ж тебе надоест гнать подобную чушь?              — Но он убил меня! — не сдавалась девушка. — Вы просто не понимаете!              Тотчас рядом с барной стойкой будто выросли три здоровенных лба, выполняющие роль охраны в этом заведении. Девушка отпустила до смерти напуганного человека. Тот затих и даже не трепыхался. Жертва не голосила и не пыталась звать на помощь.              — Прекратить безобразие! — пробасил один из стражи. — В баре оружием пользоваться запрещено. Выяснение отношений — за территорией.              Лодочница ничего не ответила. Она опустила голову, прячась в тени своего капюшона накидки. Оружие красной души испарилось, и у охраны больше не возникло вопросов.              — Лечиться тебе надо, — с сожалением в голосе произнёс кто-то рядом. — К доктору тебе бы наведаться. Повезёт, и головушку твою-то дурную исправит…              Она безразлично пожала плечами. Никто не видел улыбки под капюшоном. Мнение окружающих людей не волновало её с тех пор, как слово «человек» перестало быть комплиментом в этом мире.              — Ты прав. Я проводник, — обращаясь к Синей душе, хитро прошептала Лодочница. — И раз уж так, то я должна помочь тебе с верной дорогой… не так ли?              Ответа не последовало. Странник продолжал глупо глядеть перед собой. Бармен в данный момент уже обслуживал другого посетителя.              — Вот держи, — игриво произнесла девушка, протягивая мешочек с монетками в руки Синей душе. — Но дерзну тебя огорчить, умнее ты от этого не станешь…              Только спустя пару минут человек смог прийти в себя. Он так и не понял, что сейчас произошло.              Звякнул колокольчик, и дверь закрылась за фигурой в тёмном плаще.