***
Полуживое серое солнце размазывало лучи по нависшему над грядой холмов небу и разрезано тёмными обрывками опустевших туч, уносивших мелкий моросящий дождь на север. Сильный ветер толкал в спину, призывал поторапливаться. С каждым шагом выдавливая из сгустков травы тёмную воду и брызги грязи и не сбавляя темп, монстр и человек всё дальше отдалялись от королевства на горе Эббот в поиске земных звёздочек. — Я не понимаю. Я не могла проиграть, — потерянно произнёс человек, в очередной раз отчаянно осмотревшись вокруг. — Где все точки сохранения? Здесь, среди голых пустошей и тяжелого неба, время утратило всякую власть. Столь разрушительную, созидательную, но непременно вносящуюся какую-либо перемену власть. — Такое раньше случалось? — Н-нет, — отчего-то неуверенно произнесла девушка, крепче сжав букет из эхо цветов. — Неужели теперь я умру? Дингс прошёл мимо расколотого дуба, что склонился к мшистым обломкам, вероятно, некогда бывших маленькой аккуратной беседкой. Прошёл мимо растерзанного временем сада и грубых очертаний прежних клумб. В этом объятом древним безумием месте даже тишина веяла опасностью. Унылое серое пространство шло в сильный контраст с задорной алой душой Решимости. Дингс напомнил сам себе, что при таких условиях жизни глупо подвергать критике здоровье её истерзанного рассудка или попрекать в неимоверной глупости и бестактности. Монстры смогли сохранить собственную культуру и королевство от разрухи. Ли же хватило сил остаться весьма недурной личностью для весьма дурного места. Дингс удивился, когда обнаружил, что способен проявлять сочувствие к человеку, открыто признавая это. Однако, только в мыслях. В жизни он сурово осматривал то, что могло было быть и лучше. Решимость лишь размышляла, в воспаленном воображении наматывала мысли и сплетала их в нечто единое, невнятное. Исчезновение парящих над землёй звёздочек было явным фокусом знакомой Серой аномалии. На всём своём пути Ли слышала и игнорировала голос, который с хитрой усмешкой шептал, что не обладай она алой душой, то монстр убил бы её не раздумывая, потому что ему нужна не она, а ее сила. Нельзя подвергать сомнению этот очевидный факт, особенно раз за разом возвращаясь с очередной неудачной вылазки в начало. Девушка начала терять уверенность и, в конце концов, обнаружила, что точек сохранения вовсе нет. И ведь так не хотелось убеждаться в том, что голос прав. Погасли золотые звёздочки. «И как ты себя чувствуешь?» «Я не чувствую...» Окончив любование красотами местной природы, Дингс посмотрел на девушку. Что-то странное, нелепое и противоречивое скрывалось в выражении её лица. Он увидел отчаянье и обиду, они как боль расползались по коже, и это было схоже с тем, как художник тщательно вырисовывал портрет, а затем в припадке стирал всё до чёрточки и рисовал совсем другой, и снова уничтожал. — Эй, ты чего? — он определённо не мог позволить себе потерять её личность, чтобы та слилась в единое полотно с этим местом. — Видимо сегодня просто не сезон на «Точки сохранения». Девушка не посмотрела на него, а лишь сильнее прижала к груди букет из эхо цветов, который пожелала собрать ещё на вершине горы. Под тенью плаща и огромными бутонами растений Дингс потерял её лицо из виду. Она продолжала молчать, не зная, что делать. — Мы можем сходить завтра. Думаю, тебе стоит ещё немного отдохнуть и прийти в себя. Как ты считаешь? Человек стоял на месте без намёка на согласие или отрицание. Она продолжала игнорировать его. Что было весьма и весьма неприятно. — Мне нужен твой ответ. Дингс взял её за плечо и вновь остался без внимания. Он потянул девушку за её худую руку — безжизненное слияние костей и едва не высохших мышц под тонкой бледной кожей — и она почти удержала равновесие, пошатнувшись, как подстреленная в спину, не взяв его ладони, не опираясь на него. Монстр не позволил упасть человеку, подхватив невменяемую особу к себе. «Теперь я умру?» — повторили говорящие цветы. — Точно! — воскликнула Ли и очнулась, вынырнув из омута мыслей. — Мы должны сохранить зелёную Душу. Доброе сердце. Эхо цветы помогут ей победить болезнь своей магической составляющей. Я вспомнила! Дингс, прошептав некое неразборчивое ругательство, замолчал, обратив краткое молчание в очевидный вопрос: — Да что с тобой происходит? Ли, вероятно, имела скверную привычку врываться в чужие жизни с обескураженной внезапностью, обладала несомненным талантом нарушать их ровное и хаотичное движение, но его вопрос застал её в недопонимании. Гастер был одновременно недоволен и рад, что человек ответил. Бред, любимый бред, возрождающий бесценное умение здраво мыслить. В те минуты ему показалось подозрительным такая внезапная прострация девушки и столь быстрое спасение от раздражительного молчания, несмотря на то, что речь шла о той, чьё сознание не может вызывать подозрений в надежде на постоянство свойственное обычным нормам, принятых за адекватность. Однако она умело балансировала на грани. Кажется, о людях, прятавших слёзы за внешним наигранным, но хорошим настроением, говорили, будто они не допускали слёз, но сердце их неустанно кровоточило. — Ты хочешь, чтобы я под предлогом помощи чужому человеку, согласился отправиться в эпицентр людской жизни? — Смотри, солнце ползёт вниз вон за ту чёрточку. Темнеет. Люди не видят магических аномалий и постоянно в них вляпываются, а твоё присутствие подавно раскусить не смогут. — Люди настолько слепы? Ли кивнула, отчего Дингс ещё больше нахмурился, всем своим видом выдавая собственное мнение по этому поводу. И только сейчас он вспомнил, что продолжает крепко держать своего человека рядом с собой из-за провального спасения от обморока, отчего она довольно заулыбалась. В её глазах засияла подавленная решимость, что не мог не заметить учёный, заинтересованный в том, как работает данная аномалия и при каких условиях способна проявляться лучше. — Но это важно для меня. Если я смогу сохранить зеленую душу, то может мои силы придут в норму, и упавшие с неба звёзды снова найдутся. Я дам поносить тебе свой прекрасный плащ с капюшоном. — С твоим мелким ростом для меня это будет пончо с капюшоном. — Значит, мы договорились.***
Их дни были схожи с беспомощным, полусонным состоянием после затянувшегося наркоза. Постепенно возвращалась казавшаяся неуместной чувствительность к боли, уставшие мысли возобновляли ход, скреблись под черепом. Это была короткая пауза, глубокий вдох перед вынужденным погружением в недра потусторонней жизни, потому что время, отведённое зелёной душе, подходило к концу. И существовал только один человек, который по-настоящему беспокоился о судьбе Алое, а не делал вид, что просто встревожен, потому что так принято, когда в чьём-то доме поселилась беда. Человек отошёл от постели больной девушки, не в силах смотреть на её измученный недугом вид. Он запомнил мутное отражение комнаты, уходящее солнце за линию горизонта, стол у окошка и её взгляд, запечатлённый на мокром стекле. Душа Терпения взял в руки железный чайник и налил воду в чашку с душистыми травами, превращая её в чай. Прозвучал стук в дверь, и человек отвлекся от своего дела, заподозрив неладное. Он быстро потушил свечи, погрузив комнату в жидкую тень. Так и не дождавшись разрешения, кто-то открыл дверь. И мрачность обстановки мгновенно испортил знакомый голос. Голос, который, наверное, знал каждый в этом городе. — Ох, если бы стены могли говорить, — сказала лодочница без знакомой накидки на плечах. — Все бы платили мне, чтобы посмотреть на мои говорящие стены. — Что ты тут забыла? — без капли радости встретил гостью Терпение и заметил в стороне другого путника. — А это вообще кто? — О, ты был прав, — проигнорировав вопрос, продолжила рассуждать девушка, обращаясь к незнакомцу. — Здесь двое. Но моя идея про говорящие стены тоже не плоха, если, конечно, они не выдадут моё присутствие. А то так бы постучал, спросил и… — Может сразу к делу, — ненавязчиво напомнил Дингс цель их присутствия в чужом доме. Мрак комнаты, играл ему на руку, и его прятки под капюшоном не вызывали тех подозрений, о которых человек бы и подумать не мог. Не верилось, что монстр спокойно стоял на землях людей. Дингс неосознанно представил, чтобы было бы, если подобным образом прошло первое знакомство его и Решимости. Было бы плохое время. — Не переживайте, мы здесь ненадолго. — Что вам надо? — парень с душой Терпения продолжил демонстрировать нескрываемую агрессию. Отец Алое просил заботиться о своей дочери, но сам так и не вернулся из поисков лекарства. — Мы не рады гостям. — Лён, не нужно… — хрипло отозвалась Алое с кровати, не желавшая быть свидетелем бессмысленного конфликта. — Они не желают нам зла. — Что за дикость-то? — хмуро посмотрела на парня Решимость, и тот, заметив букет в её руках, тут же изменился в лице. — Не, ты не подумай. Это не знак внимания. Я просто хочу подарить тебе цветы. — Ты все-таки справилась? — удивился Лён, принимая целебные растения. — Но как? Тебя не тронули монстры? В городе ходят слухи, что ты мертва, при этом невредимая объявляешься спустя сутки. Я знал, что нельзя верить этому Ирису и его болтовне. Наверняка, соврал, чтобы не показаться трусом, когда вернулся без ничего. — Я не встречала монстров на своём пути, — пожав плечами, ответила Ли. — И да, я давно мертва. — Опять твои шуточки… Лён вернулся к столику у окошка и уже с помощью цветов стал заваривать лекарство. — Так, кто это рядом с тобой? Мы знакомы? Город в последнее время словно проходная дыра, мне уже не под силу помнить всех кто приходил, а кто не возвращался вовсе. — Да, он прибыл с юга, — протянула Ли, не давая Дингсу проявить фантазию в описании замечательной несуществующей истории, что было слегка обидно, но не настолько, если бы он вообще пропустил её рассказ. Не каждый раз появляется площадка для столь качественного вранья во благо. Монстр просто облокотился о стенку и скрестил руки под плащом, наблюдая, как его человек грациозно вводит неверную информацию в умы чужих ему людей. — Мы пересеклись на одном холме, когда я уже спустилась. И раз он не местный, то мои навыки проводника ему были как раз кстати. В свою очередь он дарит мне приятное общение на всем пути. Хотя из-за ужасной болезни с юга он вынужден прятать своё лицо, которое сильно пострадало… я видела… С неизменной улыбкой продолжала обманывать Решимость, пристально смотря на Дингса и отрицательно покачивая головой, пока Терпение не видело. — Поэтому я наделала на него капюшон. Гуманно ли это? Конечно, нет! Пфф… — Она серьезно? — уточнил Лён у другого участника этой странной истории, размешивая ложкой листья в стакане. — Насколько она может быть серьёзной, то да, — ответил "гость с Юга". Хотя Лёна уже не так интересовали подробности. Цветы внушили доверие, а спокойная обстановка вовсе укрепила его в отношении этих двух личностей, одна из которых вообще не представляла опасности по сути. Все знали, что Лодочница — слабый противник. — Да, ребята. Из вас получится отличный тандем в сотворении странных историй. Лён кивнул в сторону гостей и отошёл с чашкой в руках к девушке в постели. Алое открыла глаза, в которых засияла искренность удивления. Лён тут же зажмурился, коснулся губами её макушки и уткнулся в её волосы, разделяя радость спасения. В своей руке он крепко сжимал кружку с лекарством, насыщенным пассивной магией и способным исцелить ослабшую душу. Её слезы, срываясь с подбородка, в отражении света казались глубокими трещинами на бледном счастливом лице. — Ты, моя хорошая, а ты не верила… Всего несколько минут этих воскрешенных надеждой людей, безоговорочно счастливых пребыванием рядом друг с другом на протяжении всего нелёгкого времени, будят усыплённое манией сознание, окуная в бесполезный прах похороненных, отвергнутых воспоминаний, когда красная душа ещё будучи жёлтой могла ощутить весь тёплый и светлый спектр чувств, называемые любовью. Чем ярче разгоралась пламя забытого прошлого, тем больнее становилось дышать: каково это быть убежденным в напрасности своих действий и ошибочности суждений. Каково это понять, что одно чудесное спасение, не делает тебя особенной для того, кем ты хочешь быть. Для этого необходимо куда больше времени. Душа зеленого цвета отвечала улыбкой человеку, который на протяжении всей истории был её спасителем от гибели в четырёх стенах. У Алое не было сил, чтобы на выдохе произносить красивые слова, чтобы казаться интересной или особенной, чтобы привлекать или оказывать знаки внимания. Но при этом, когда она положила свою ладонь на руку Лёна, он сам сомкнул свои пальцы на её тонком запястье. На одном примере Ли поняла, что сильно преувеличила то, что наверное хотела видеть в том, кто вообще не может быть с ней рядом. И ей было обидно и непонятно, что она делает не так, чтобы кто-нибудь так же волновался о её здоровье, чтобы не умирать от сильной лихорадки с надеждой, что кто-нибудь принесёт лекарство или просто вспомнит о её существовании. Хотелось стать для кого-то нужной и не растрачивать смысл своего бытия напрасно. «Ты думаешь в тебя можно влюбиться? Стоит ли подчеркивать, кем ты можешь являться? Инструментом для достижения цели? Спасением? Забавой? Должно быть, всё сразу в неустойчивом, изменчивом соотношении, зависимом от настроения и обстоятельств» «У меня ещё есть надежда оставаться нужной» «Пока у тебя есть решимость…, а потом у него не будет повода заботиться о существовании женщины без имени. И что же делают с вещами, которые больше не нужны?» «Так делают только в мире людей» «Так делают только с тобой…» Ли сжала ладони, во всех смыслах пытаясь держать себя в руках. Приняв удар подступившей зависти в душе, она ломала мосты к берегам прошлой жизни. Непозволительно уничтожать всё, чтобы не досталось никому. Но однажды красная душа так и поступила. Оступилась и уничтожила. — Я хочу домой, — она собиралась сказать что-то другое, но забыла, и вслух вырвалось лишь это. Голос предательски дрожал, как на испорченной, искаженной пластинке, выдавая охватившее целиком замешательство, распадался на обрывки звуков и лишал речь заданного смысла. — Пожалуйста… мне больше некуда идти. Гастеру показалось слишком простым её требование, которое из-за последнего выглядело больше как просьба, а не протест или каприз. Ли замерла словно кукла со сломанным механизмом, а следы любого проявления безумства точно смылись под влиянием неизвестного источника. — Что ещё за глупые вопросы? — таким же тихим голосом ответил Дингс для Ли, настроение которой сменилось слишком резко. — С каких это пор тебе вдруг понадобилось моё согласие, чтобы предпринять то, что хочет твоя душа? Но Ли не стала повторять, её губы замерли в выражении какого-то неестественного, жалкого безразличия, а во взгляде к этим людям таилась насмешка, отражение унизительного бессилия. Казалось, будто она была в истязающей растерянности, не знала, как следует относиться к сложившейся ситуации. — Точки Сохранения не горят, потому что у меня нет решимости, — с трудом призналась она, перебирая в пальцах красную ткань пояса на платье. — Я только сейчас поняла, что без этой способности моё пребывание у тебя становится бессмысленно, но за один день моя личность наверняка успела потрепать тебе нервы, однако там на горе голоса становятся тише. Я уже рассказывала о влиянии Серой аномалии… и мне кажется, я проигрываю. Мне нельзя её слушать, но она сильнее. Мои волосы и так потеряли цвет из-за серости. Эта аномалия. Гастер понимал, что она не шутит, но предоставленная обстановка сильно мешала их разговору. Ему было все равно, что подумали, сказали бы, почувствовали эти люди, когда в тот момент они резко покинули их дом, не дождавшись обязательного «спасибо».***
Если можно было бы решить, что с безумными фокусами покончено, то жизнь превратилась бы в скучное, невзрачное бытие. Тоска по вещам обыденным и не испорченным ничьим помешательством весьма похвальна, но ни в том случае, когда каждый день в королевстве монстров проходил стерильно, правильно, по расписанию, которое не соблюдалось только высокопоставленными лицами, которые это самое расписание подавали остальным, обитающих в этом замкнутом пространстве. Этот момент оттянет справедливый перерыв и значительное продвижение в его расследовании, на какое уже совершенно не хватило сил. Не хватило решимости. И данный факт заставлял задуматься в большей степени. Всё, что творилось вокруг, отвлекало от основного дела, плодило немало раздражающих неудобств, но Гастер не мог сбежать от этого разрастающегося хаоса. Он был поражён странным выводом: таким невозможным казалось протолкнуть между злостью и безразличием какое-то иное, мягкое, но крепкое чувство, которое Ли использовала как надёжную опору. Впрочем, его оценка недавних событий должна быть прекрасно известна ему самому, потому остаётся только продолжить наблюдение самостоятельно. Ли смотрела на занавешенное окно, словно обращаясь к кому-то за висящими лоскутами ткани, вздрагивающих от легкого дуновения ночного ветерка. Дингс сидел рядом и записывал всю полученную информацию от Ли в книгу собственным шрифтом, иногда отрываясь от записей и поглядывая на объект изучения, но так и не смог поймать выгоревший, отрешённый взгляд девушки. Данная ситуация помогла нарисовать ноль около заглавной надписи «Решимость» в верху страницы. За один день он смог найти и потерять то, что искал на протяжении нескольких месяцев. — О чём ты думаешь? — спросил Дингс, продолжая рассматривать её уставшее лицо, угадывать следы поражения, предвкушавшие глобальный проигрыш. — Стоит ли объяснять? — ответила она без доли упрёка или обиды, а в её взгляде по-прежнему играли нотки теплоты и нежности по отношению к нему, только уже не сопровождавшиеся решительными действиями. — Ну, если угодно, чтобы я не считал тебя сумасшедшей… — А разве ты уже не составил подобное мнение? — искренне удивилась она. — Ты ещё можешь переубедить меня, — подбодрил он и повернулся в её сторону, невесело улыбнувшись. Дингс отважился покорно выслушать её и в очередной раз нацелился выискать чудные доводы, с которыми его рассудок смог всё же примириться. Став свидетелем этого безумного молчаливого приступа, Гастер словно сломил внутри один из тяжёлых засовов, на которые надёжно запер чрезмерную власть сострадания. И его губительная сила давила на сердце. Он решил, что мисс Решимость достойна его снисхождения и понимания. — Кроме тебя никто не видит мои игры со временем, — подчинившись его любопытству, начала гостья. Голос звучал живо, взволнованно, хрипота пропала. — Я обречена на постоянный контакт с миром мёртвых и, чтобы иметь возможность возвращаться, мне нужно понимать ради чего. — И ты выбрала любовь? — Я выбрала тебя. Того, кто будет помнить меня до и после. Не забывайте, мистер, что одной ногой я уже в гробу, и мне нужно быстрее соображать, если я не хочу оказаться в конце своей жизни в одиночестве. — И почему ты выбираешь цель строить отношения, когда тебе доступны столь безграничные возможности проверки на открытия граней нашего мира? — спросил Дингс, но тут же догадался в ответе. — Потому что ты не бессмертна… — Да. Моё время продолжает идти, и я старею. И как бы я не старалась склонить тебя к принятию моей персоны, ты останешься холоден и непреклонен, не теряя опоры на здравость и разум, — сказала Ли, а потом загадочно добавила, — Но мне это нравится в тебе, потому что наверное данной характеристики не хватает мне самой. Признание Ли не наделило её болезненной решимостью, не подтолкнуло к нему, а задержало на расстоянии, что существовало всегда. Но стало слепить ей глаза лишь после того, как она поняла, что без его ответа на её чувства, она не долго протянет в волнующем ожидании. — Ты сумасшедшая, — выдохнул он, стараясь удержать всё её безумство мыслей, не дав тому вырваться наружу. — Прости. Но столь недавние события доказывают, что и я тоже. Однако я понял, что не могу видеть тебя мёртвой. — Хорошо. Не буду, — кивнула она, проявляя невероятное спокойствие в разговоре о собственной смерти, как если бы речь шла о скучных и повседневных вещах. — Но если ты будешь рядом и сможешь оказать мне первую помощь, коллега. Еле слышно, покорно сказать «да» было легче всего ранее сказанного. Ли поднялась со стула и подошла к окну, вглядываясь в тёмную даль без очертаний неба. — Под флагом погибших кораблей обещаю, я буду возвращаться, пока тебе это будет нужно… Дингсу стоило задуматься о дальнейших действиях, определить метод борьбы с силами и упрямством невиданной Серой аномалии, которая мешает Решимости использовать её силу. Вопреки трещинам на сосудах расшатанных жизней не позволять жестоким чувствам захватывать власть над красной душой. Но снова вспомнив корабль, родителей и шторм, девушка невольно обронила слезы. Родители её всегда любили, а сейчас ей этого действительно не хватает. Гастер поднялся со стула, подошёл к человеку и обнял, пытаясь помочь в борьбе с отчаянием, невысказанной болью и грызущим сожалением. — Позволь мне высказать благодарность за то, что сегодня мне удалось много узнать о жизни за чертой. — Принято, — она прижалась и рассмеялась сквозь слёзы. И показалось, что в те минуты она успокоилась. — Но к своей зарплате прошу добавить ещё пару пунктов о еде и воде. — Договорились, коллега.