***
— Об этом мире известно не так уж много, — поглаживая бинт на лапе, говорил Клавз, несмотря ученому в глаза. — Мне наплевать, Винг Дингс, если ты по старой привычке станешь подвергать сомнению каждое сказанное слово: тело приходит в негодность и гибнет, но душа отправляется дальше, и её путешествие протекает через таинственное пространство без времени и подчинения каким-либо законам, где душа либо вязнет, теряется и блуждает в поисках проводника, либо свободно перешагивает этот пограничный мир и достигает покоя. Обычно блуждают самоубийцы или путаются в тропах люди, умершие слишком быстро. Призраки, терзающие покой живых, бродящие по земле - это лишь отражения, запечатлённые в одном месте. Ты слышал, что тогда говорил хищник, и он не прибавил ни капли фантазии… Дракон жутко улыбнулся: — Долго же зрела её месть, пятнадцать лет настаивалась в сгнившем сердце. Поэтому не стоит утверждать, что я на стороне Ли, это твоя женщина без имени. Моя работа искать лучший исход для времени, но не для неё. Рано или поздно нам придётся уничтожить хищника… но только ты сможешь это сделать, несмотря на то, что она может погибнуть тоже. Больше я не вижу ничего. — Я знаю, — чуть осипшим голосом проговорил Дингс. Огонь затрещал в камине, обгладывая слегка отсыревшие поленья. С появлением новой гостьи пришлось позаботиться о приемлемой для неё температуре в помещении. — Влияние Серой становится всё выше. Люди подчиняются её манипуляциям и легко идут на поводу, лишаются чувств, спасающих нас от их жёсткости и насилия. Если ничего не предпринять, то королевству монстров осталось недолго. Нужно искать новое убежище, желательно подальше от людей… иначе нам не пережить последнюю атаку, которая грядёт совсем скоро. — Вот опять. Ты говоришь о людях, а нужно о Ли. Хотя есть и другая проблема, связанная с ней… — дракон перешел на шёпот, словно опасаясь бесшумных шагов за дверью ванной. — Если она останется, проведёт ночь в этих стенах, то ты умрёшь через десять или пятнадцать лет от неизвестной мне причины, таково решение уравнения с конкретным значением переменной. Но если она сейчас уйдёт, исчезнет, то тебя ждёт спокойная, тихая старость без тревог и изматывающих сожалений. Дингс взглянул с подозрением: — И мне снова следует выбирать? Но Клавз не успел ответить, как дверь открылась, и Ли вышла из ванной комнаты, прошла в гостиную, где на диване лежал дракон и равнодушно стал рассматривать узор на каминной полке, незаметно поглядывая на друга. Дингс неподвижно сидел рядом на стуле, как отделившаяся тень, молча переваривал её внешний вид. Она была бы абсолютно обнажена, если б не рубашка, застёгнутая на все пуговицы. Лиловая рубашка, которая для миниатюрного телосложения девушки являлась коротким платьем, прикрывала её наготу и оставляла место для фантазии. — Нет, — печально ответил Третий сам себе. — Ты уже выбрал. Я не могу вас спасти друг от друга, чтобы победить Серую. Клавз вновь лизнул узел бинта, недовольный его наличием на раненой лапе, и Ли это заметила. Понадобилось не много логики, чтобы сообразить, откуда монстр мог получить это ранение. — Прости меня, пожалуйста, — сквозь мучения совести произнесла она. — Где-нибудь в недосягаемом, недостижимом уголке бесконечной Вселенной, в самой далёкой вращающейся галактике, Клавз… ты сможешь меня простить? — Ты ещё ничего не сделала, Солнышко, — не сразу произнёс он. Почти равнодушно. Дингс отчётливо уловил его осязаемое, предательское, унизительное, слишком знакомое «ещё», сотканное из внешнего безразличия. Клавз смирился, что не может угодить хорошему времени, глядя в эти жалостливые солнечные глаза. — Хех, я все же плохо выполняю свою работу, ведь мне ужасно нравится наблюдать за вами… за это мы в расчете, ведь я порвал когтями кровать Скрипта. В пух и прах. Тебе негде спать. Он усмехнулся так легко и открыто, словно в незадавшейся, унылой беседе с другом из полузабытого прошлого вдруг промелькнула известная лишь им двоим острая шутка, а за ней потянулась перепутанная вереница обрывочных воспоминаний. — В смысле? — удивился Дингс и быстро вскочил со стула, зашагал в комнату брата, куда планировал поселить человека. Скрипт уже давно не ночевал дома, но не мог осуществить полный переезд к своей будущей жене, не решаясь забрать все вещи и поставить старшего брата перед будущем фактом одиночества в квартире. Гастер сам понимал, что Первый все равно сюда не сможет вернуться. — Серьезно?! Зачем? В комнате Скрипта и правда творился бардак, не пригодный для житья. Но когда учёный шагнул обратно в гостиную, поражённый такой глупостью Третьего, то дракон каким-то мистическим способом исчез из комнаты. На диване тоже остались три длинные отметины от когтей, сквозь которые прорывался белых пух и пружинки. Гастер обреченно вздохнул, потирая переносицу. — Не переживай, — Ли не успела расстроиться, рассматривала комнату. — Я могу спать в кресле, на полу около камина. О, знаю-знаю, под столом можно соорудить очень удобное спальное место из подушек. Или… — Ты голодна? Обезоруживающий вопрос из внезапно проскользнувшей мимо незнакомой параллельной Вселенной, и спустя несколько мгновений Ли убедилась, что расслышала верно. — Кажется, я позавчера уже обедала, но я бы съела что-нибудь ещё. Дингс кивнул, и подошёл ближе. Крепче сжал её расслабленную ладонь и повёл через гостиную на кухню. Разжал пальцы, закрыл дверь. И, кажется, лишь тогда понял, что впервые собирается ужинать с женщиной… а затем позволить ей оказаться в его постели.***
Остановись здесь, замри, растущая Вселенная, на тонкой грани между временами, не бросай меня сейчас… Притворись, обмани, прокляни, но останься - эти слова гудели в голове, прошили разум изнутри, когда стало невыносимо говорить и смотреть на Ли. Гастер закрыл глаза. Слова раздирали, как прутья, застрявшие в горле. Он не мог сказать ни слова, остановить её быстрые решительные стремления… Девушка склонилась над монстром. Как в забытьи, она искала в мягких касаниях избавления от ударов прошлых кошмаров. Она хотела снова поцеловать его, медленно обводить каждую чёрточку, рассматривать его лицо, но не успела… Дингс застыл и стиснул пальцами её волосы на затылке, не позволяя приблизиться, но затем резко ослабил хватку, догадавшись, что мог сделать больно. И женщина, встретившись с ним взглядом, узрела святое - невинность. Его глаза были широко и удивленно раскрыты, в них билась тревога, смешанная с дикой усталостью. — Да, да, — соглашаясь с его мыслями, полными сомнений, проговорила Ли, — будем просто спать. Это ужасная глупость с моей стороны. Ли отпустила Дингса, выпустила из цепких ручек его свитер, упала на свою половину кровати. Она резко отвернулась, вдавила голову в подушку и больше не произнесла ни слова. Её молчание было пустым, точно выпотрошенным, и заглатывало в бесконечную пустоту всё, что случилось. — Чего ты хотела этим добиться? Неужели тебе недостаточно ярких воспоминаний на сегодня? Решимость различила в его вопросительном и сердитом тоне отголоски той тающей ярости, горести, звучавшей в ванной комнате в первые минуты. — Хотела выяснить, действительно ли это чёртово совокупление всегда такое отвратительное, или же всё зависит от отношения к тому, с кем проводишь время… извини, что тебе пришлось это услышать. Мне ещё предстоит привыкнуть, что любовь длится больше одной ночи, и ты не исчезнешь завтра, у нас есть время подумать. Он подвинулся к девушке и обнял, коснулся её мягких волос, пропустил чистые пряди сквозь пальцы, прижался губами к затылку Ли и не шевелился. — Любовь к тебе - это единственная правда, единственная целая часть меня, которая никогда не умрёт. Это новое чувство сильнее смерти, и я не представляю, что с ним делать, как признаться, как выразить, как доказать, — она вздохнула. — Я полюбила тебя сразу и навсегда, всего целиком, без остатка, и вот такие у меня методы для доказательства… прости. Ли обернулась и слегка улыбнулась, заметив, что Дингс уснул и уже точно никуда не собирался уходить. Рядом со ним она забыла про всякую вероятность опасности, причинения вреда… доверяла, безумно, без сомнений. — Ты стал той Вселенной, внутри которой я обрела смысл. Она прижалась к нему, ощутила тепло и защиту, смирение и любовь. Немая ночь, тень, запутавшаяся в четырёх стенах, укрыла её, усыпила спустя время…***
Слитые в единый плотный сгусток тучи расползлись густыми чернилами по низкому небу, плотно запечатав всполох красного солнца. Место рассвета занял дождь, ревущий ветер резкими порывами вбивал брызги в дребезжащее стекло - и больше, казалось, никаких звуков не доносилось. Жизнь снаружи представляла собой только барабанный бой тяжёлых капель. Но в этих стенах затаилось спокойствие, которое трудно будет спугнуть тревогой от капризов погоды за окном. Он ощущал тепло, мягкость в необычном объятии, которое впервые украсило его новый день, и вздрагивал от горячего дыхания, опалявшее его шею. Сквозь сон слышал дразнящее биение её Души, чью энергию хотелось почувствовать ближе, сделать своей… казалось, ещё несколько секунд, ещё одно прикосновение, случайное движение - и он потеряется в этом жаре и не сумеет выбраться, разломает себя и обернётся кем-то другим, отвратительным, мерзким… Испугавшись своей взбунтовавшейся магии, Дингс проснулся от испепеляющего его Душу напряжения и отпустил человека, задержав руки в воздухе. Но девушка продолжала крепко спать на его плече, не замечая каких-либо неудобств. Её нога была закинута на его талию, а рука крепко обнимала монстра. Гастер понял, что её ловушка удалась. Дингс замер, не издавая ни звука, боясь шелохнуться, ненароком прервать сон, нарушить безмолвие… и под звуки дождя рассматривал её лицо. В каждой её черте, в дрожании ресниц, движении губ он узнавал отражения ушедшего времени и боялся различить намёки на несостоявшееся, утерянное будущее. У него появился ценный момент изучить девушку на столь близком расстоянии. Однако он не в силах был понять, что заставило его вопреки настоятельной просьбе внутреннего голоса и всем оковам приличия, осторожно повернуться на бок и протянуть руку, едва касаясь, повторять контур её мягких, чуть приоткрытых губ. Отнюдь не физическое влечение, нет. Любопытство? Возможно, любопытство… Внезапно его пальцы обрели поразительную чувствительность, и хватало даже почти невесомого прикосновения, чтобы ощутить незаметные тонкие полосочки на её губах. Аккуратно провёл ладонью вдоль шеи так, как обычно с опаской и недоверием дотрагиваются до чего-то неизвестного. Равномерное биение пульса, вздрагивание кожи, колебания стенок сонной артерии… … и вдруг остановился на линии воротника лиловой рубашки, застегнутой на все пуговицы. Это была последняя граница, которую он захотел разрушить, осознавая, что грани порой выстраивались и для того, чтобы их перешагивать и становиться собой. Дингс коснулся первой пуговицы, затем до второй… Он не стал бы описывать размер её груди, тонкость талии, воспевать их гармоничность… все это не работает в восприятии монстров без знания основ личности существа, к которому что-то чувствуешь. Его интересовала Душа - сакральная частичка, спрятанная под тканью одежды. Он уже держал в руках её сердце, когда восстанавливал единицы здоровья. Но тогда Дингс не считал этот алый сгусток энергии чем-то особенным, кроме наличия способности относительного бессмертия… хотелось увидеть снова этот «сгусток», чтобы понять изменилось его мнение или нет. Мысль возникла без его контроля и рассыпалась, как осколки стекла, в отражении которых вспомнился образ Серой, подловившая его на этой слабости к любопытству… тело совершило непростительное предательство, его сковало заметное напряжение, неподвластная дрожь расходилось взрывной волной от гулких ударов её сердца. С подступившим к горлу комом он проглотил унизительное признание: слишком сильно было притуплявшее внимательность и душившее разум увлечение Ли. Дингс остановился на второй пуговице, убрал руку и взглянул с незнакомой тоской, немым упрёком. Дингс решил, что с такими экспериментами покончено, и он все так же бесшумно поднялся с постели, гонимый планами на день, куда входили пункты о проверке здоровья Филиппа, об очередном разоблачении идей отравления короля от Широ и другое… с новой информацией из будущего предстояло разобраться. Только новый шрам заставлял поверить Дингса, что всё произошедшее не было кошмаром и было на самом деле. Холодный душ ободрил, привёл мысли в должный порядок. Более того, Дингс был вполне доволен и бодр, вернулось спокойствие и терпение со смесью привычной настойчивости в цели. Мимолетные сравнения со вчерашним днём особенно заставляли ощутить сегодня, как нечто для подобия идеала мира. Закрылась главная дверь. Секунды через две заскрипел замок, закрывающийся ключом на два оборота. Ли осталась одна. Девушка открыла глаза. Мисс Ли хитро улыбнулась, поняв, что одержала безоговорочную победу. Она довольно застегнула первую пуговицу лиловой рубашки, а затем легла на его половину постели, крепче обняв одеяло. — Говорящий руками…***
Ли расхаживала босиком по квартире медленно, будто ступая по покрытому трещинами льду, по надорванному канату, растянутому над бездонным ущельем, но в её осторожном шаге не читались прежние страхи или беспокойство, лишь предвкушение и стремление разобраться, находилась ли она в реальном мире или в его сказочной параллели. Она находилась на самом первом этаже королевства монстров. Здесь жизнь бурлила, несмотря ни на что. Можно было уловить в воздухе запах чего-то вкусного. Мирная и спокойная атмосфера магического народа, которые смогли сохранить дружелюбие в своем маленьком обществе. За дверью Ли часто слышала голоса, заглядывала в глазок в виде драгоценного камешка и наблюдала, как по ту сторону ходили незнакомые существа самых разнообразных видов, форм и размеров. Потом ей наскучило скромное пребывание в апартаментах, и девушка уже стала заглядывать в ящики шкафов, оглядывать полки, но поняла, что самое интересное Дингс прятал в своём кабинете в башне. В ванне сохли их вещи, в том числе и её синяя накидка с красным шарфом, а порванное красное платье осталось гнить где-то в городе… но наличие лиловой рубашки совсем не заставляло грустить об этой потере одежде. Ужасно не хватало граммофона с музыкой, поэтому Лодочница не стеснялась напевать свою мелодию. Она шагнула в комнату Скрипта, где по воли Клавза торжествовал хаос. Но среди беспорядка было мало любопытных вещей… кроме одной коробки, запрятанной в шкафу. Хитрая драконья мордашка не тронула её и когтем, и когда Ли раскрыла деревянный ящичек, то поняла почему у Клавза не поднялась лапа на это сокровище. Там было полно мягких игрушек.***
—Тра-ла-ла. Ешь грибы каждый день. — Зачем? —Тогда я узнаю, что ты слушаешь меня… Необычный диалог, произнесённый разными тонами, но одним голосом, встретил Дингса, когда тот вернулся обратно. Он положил ключи на тумбочку и осторожно прошёл вдоль коридора на звук, а затем скрестил руки на груди, откинулся на дверной косяк и ухмыльнулся. Ли смотрела в его сторону и держала в руках две мягкие игрушки, одна из которых помахала ручкой, увидев ученого. — Где ты их нашла? — В шкафу, — Ли кивнула в сторону, указывая на место хранения. — Это ваши со Скриптом пушистики из детства? — Нет, ты что, — прищурившись с подозрением и любопытством, удивленно произносит Дингс и садится рядом с ней, чтобы рассмотреть находки. — У нас не было времени спасать вещи в первый день войны. — Тогда откуда здесь так много игрушек? — Полагаю, у Скрипта есть кому готовить данный сюрприз… — Да… точно. У Скрипта же скоро свадьба. Новая жизнь. Новая жизнь. Короткие, легко соскальзывающие с языка и застревающие в голове слова, вмещающие бездну неизвестности, засасывающей, хватающей за горло, перемешивающей дни. Дингс тяжело вздохнул, скрывая возражения в залившем комнату гнетущем молчании, и неохотно кивнул. Ли не сдерживая лёгкой улыбки, погладила по гриве странное плюшевое существо в руке, понимая, что спустя время с этой игрушкой будет возиться не менее странный по-человеческим меркам кроха, а затем посмотрела на Гастера. — Ты не рад? Он ничего не отвечал, не хотел подхватывать рваную нить этого неудобного разговора, что отзывался ноющей болью, тревожил комки воспоминаний о собственном детстве, благодаря которому он стал тем, кем он есть. Её любопытство зрело и накапливалось, судя по всему, слишком долго и теперь хлынуло наружу, загоняя его в угол. Ли умела решительно добиваться от него хоть самого неразборчивого звука, какой-нибудь уловимой реакции. — Меня угнетает не сам факт рождения ребёнка, а та ответственность, которая автоматически ложится на плечи его родителей. Скрипт и Перси определенно справятся с этой задачей. Но своё присутствие в их истории я считаю лишним, — вдруг говорит Дингс. Прежняя нерешительность, щемящая кротость остались в гостиной, за закрытой дверью. — Однако, и тебя просить остаться со мной, мне сложно, ведь я - монстр и не смогу подарить тебе семью, наличие в жизни которой для тебя считается важным… но если ты впустишь меня в свою жизнь, то я ни за что тебя не отпущу. Он притворился, паршиво, но притворился, что мысль о неслучившемся, призрачном отцовстве, замурованном за чередой бесчисленных решений и поступков, прошла сквозь него, не застряла в голове, как вбитый кем-то неожиданно гвоздь. Но в истории не было зафиксировано ни слова о возможном появлении потомства между человеком и монстром, ведь это два разных вида, два враждующих мира… эта своеобразная жертва, на которую он боится обрекать Ли… которую потом не сможет отпустить к другому. — Нет, я выбрала тебя. — Я говорю серьёзно, — укоризненно произнёс Гастер. — Я бескомпромиссный, я собственник, понятия «делиться» для меня не существует. Если ты решишься на этот шаг, я заполню собой всю твою жизнь, настолько, что ты во мне растворишься. Подумай об этом… — Волшебно. Она бережно прикоснулась к холодеющим вискам, прижалась лбом к его лбу, ощущая бег вопросов в погоне за ускользающими ответами, сожаления и тлеющие огоньки невысказанной радости. Дингс, усмиряя ноющую боль, погладил её расчёсанные волосы, и зажмурился, будто хватаясь за мерцающие картинки за сомкнутыми веками. Столкновение частиц, взаимоуничтожение, расширение, преодоление сильного ядерного взаимодействия, гравитационное притяжение, стягивание коллапсирующих областей… — Подумай до вечера. Дингс как мог пытался оттягивать неизбежное, не понимая, что хочет этим добиться… возможно её обдуманного ответа прежде, чем впустит её в свой мир, закрывая возможные пути отступления. Он вышел из комнаты, оставив мисс Ли наедине с мягкими игрушками и своими мыслями до захода солнца.***
Дингс был погружён в работу и не сразу заметил движение в полумраке спальни. Он оставил включёнными лишь один лунный кристалл, а прочие источники света погасил. Оторвавшись от своей книги, где описывал открытые свойства телепорта, монстр увидел хрупкую фигуру мисс Ли, облачённую в длинную лиловую рубашку, а скудный свет вновь грубо вырисовывал её худобу, заострённые плечи. Время неумолимо отсчитывало секунды ночи, и Дингс написал достаточно количество данных, добытых в течении их приключения, потому он снова сосредоточил внимание на человеке и поднялся с кресла. Он не решался начать, опасался ошибиться в том, правильно ли истолковал её предательски откровенный, прямой взгляд. Его мысли будто говорили с ним на другом языке, который прежде был ему неизвестен, чужд, но вдруг зазвучал наперекор волнам разума. — Пойдём со мной, — наконец, прошептал учёный, обхватывая широкими ладонями её спину и заманивая следовать за ним. В нем теснилась мольба, разрасталось безумие, стало невыносимо больно при мысли, что Ли отступит, бросит гореть одного, топтаться на стихшем разуме. — Только не останавливайся, сумасшедшая… Неизвестно, кто из них проявил большее снисхождение и желание превратиться в некое единое существо, сцепленное бунтующей природой… Ли забралась в его постель, села на колени чуть поодаль от мерцания света кристалла, который отражался в её чистых, задумчивых глазах, высвечивал нечто, лишающее покоя, выскребающее из глубокой тени сознания страсть, загубленную и неизведанную. Они выгрызли, выстрадали этот путь, крепко ухватились друг за друга, как ослеплённые ужасом пассажиры обречённого на гибель корабля, что не хотели становиться утопленниками, искали спасения в этом внезапном столкновении одиночеств и забытых надежд. Пуговицы выскакивали из петель, раскалывались звенья цепей, что сковывали, заглушали желание и жажду свободы. Его пальцы скользят по ее мягкому телу. Никакой спешки, неловкости, сомнений, яростных соитий на зло самим себе, проигранным партиям глупой игры. Дингс целовал шрамы Ли, обводил языком изгибы побелевших рубцов, чувствовал запах мыла, нежный запах чистоты. Решимость не может сдержать стона, теряет контроль над своей Душой, позволяя ему с лёгкостью найти и взять в ладонь алое сердце. — Моя Душа? Дингс не нашёл сил ответить, здесь слова утрачивали известное значение, их власть пропадала. За него вполне разборчиво и полно отвечало растревоженное, разбуженное магией тело, жалкие попытки подавить стон, затолкать его обратно в глотку. Даже до зубного скрежета сжимая челюсти, он не мог молчать. Так звучала его истерзанная природа. Он больно целует, вцепившись в уже спутанные волосы, толкает на сбитую простынь, доводит до изнеможения, упивается обжигающим удовольствием, её вкусом, что распаляет в ней трепет, немыслимый голод, бравший исток где-то внизу живота. Она одновременно послушна и требовательна, ей всего становится так несправедливо мало. Каждый раз хотелось показывать ему свою многогранность, чтобы его интерес никогда не угас. Ли стала стягивать с него свитер, обнажая холодную кожу до линии брюк. Монстр помог девушке избавиться от теплой вещицы и в душе запаниковал, совсем чуть-чуть. Когда она с вдохновением скульптора набросилась на его торс в таких ласках, которые он и в самом деле себе не представлял. И он готов был дать ей то, о чём она, содрогаясь, просила. Снова и снова. Решимость не заметила, как рядом с её алым сердцем появилась его Душа. Её частое дыхание, эти сладкие стоны - всё это так ласкает его слух, что он уже сейчас готов взять её грубо, без особых прелюдий, но ведь этого она и добивается, раскрывая все его скрытые желания, обнажая его сущность. Он притягивает девушку к себе, кромсая существующее расстояния между ними. Мир сужается только до них двоих, стоит ему плавно скользнуть в её сердце своей белоснежной Душой, ощутить шёлковый жар, окутывающий его, сжимающийся вокруг него. В бледном свете кристалла их тела казались причудливыми песчаными холмами, что круто вздымались и осыпались под натиском ветра, и они сливались, просачивались друг в друга, скользили, как бегущий по склону песок… его непредсказуемая, невообразимая жизнь, учащённое дыхание, обрывки беспорядочных мыслей впитывались в кровь, обволакивали вены, бешено стучали в растревоженном сердце. Его биение Души, отдающееся толчками внутри её сердца, с каждым разом становится всё чаще и жёстче, пока энергия магии движется в ней, с такой силой вдавливая ее тело в кровать, что спинка громко ударяется о стену. Их Души слились в одно целое, образовав единую вселенную, помогая почувствовать красоту магии во плоти. Он целует и кусает ее мягкую шею… он хотел быть с ней чуточку грубым, немного нежным и разносторонним. Ли чувствует, что она приближается к разрядке. Эндорфины в ее крови заставляют девушку притянуть его к себе, не отпускать. Её полностью поглотило биение двух сердец, и она была удивлена, что слияние душ способно оказывать такой необычный эффект и на человека. Он сжимает крепко, не сдерживаясь, упивается её решимостью, которая словно алкоголь разливается внутри него, но потом понимает, что достиг своего пика… Ли в его объятиях ослабла и притихла немного, затуманенным взглядом глядела прямо ему в глаза, смотрела довольно. Дингс отпускает девушку, убирает руки из-под её спины, ждёт пару мгновений, пока их Души переливаются и возвращаются к своим владельцам, влагой капая на её тело. Монстр обессилено заваливается на холодную простынь. Холод немного отрезвляет. Но он не может и на минуту отпустить своего человека. Припав губами к её волосам, вдыхая их сладкий карамельный запах от нового шампуня, Дингс обнял Ли, затаившую дыхание. — Моя…