Решимость под номером ноль

Не распознавая роя воспоминаний, он едва принимал самого себя за прежнего Азгора Дриммура, за нового короля, за сына от человека и монстра… которых даже уже нет в живых. Храня молчание, он продолжал спуск с остальным потоком монстров в подземелье. Убегать от врага, выглядеть жалким в глазах своих подданных, не предпринять ни единой попытки. Люди напали, а король ничего не смог сделать, в отличии от настойчивого ученого со странной репутацией. Азгор не хотел, чтобы его окрестили, запомнили как короля-труса. — Я должен хотя бы напоследок показать, что не жалок… — прошептал Дриммур и развернулся против течения, шагая навстречу поверхности. Пусть трусом зовут его покойного отца, что за последние пару лет войны не сделал ничего, кроме как скалил зубы. Азальхон Дриммур унёс слишком много тайн в могилу. Унёс настоящую правду о причине многолетней войны и строго прочертил грань запрета об отношениях между двумя народами во имя своей выгоды. — Остановитесь, Азгор, потому что вы не сможете прекратить начатое. — Вы удивительны, мистер Гастер. Дом нашего народа вскоре будет уничтожен, и вас это вполне устраивает. Механизм запущен, и можно спокойно наблюдать за его действием, спрятавшись в подземелье? — Другой вариант развития событий предполагал, что прятаться больше будет некому. Мы же обсуждали данную проблему, и мне казалось нашли общий язык. А сейчас вы говорите, как ваш отец, и не хотите вспомнить, что с людьми не всё так однозначно, и просто рвётесь в бой. — Потому что мой отец был прав насчёт вас, людей… двум народам нельзя быть вместе. Это приводит к разрушающим неконтролируемым последствиям. А пока вы размышляете, что из сказанного мной можно принять за правду, позвольте наконец мне спасти мой дом, который больше никто защищать не хочет из-за вас и вашей спутницы, вмешавшейся в мир монстров. — Каким последствиям? — Вы же учёный… может поймёте. Дингс догадывался, что спасти нового короля, когда тот сам отчаянно рвётся к смерти и упрямо отвергает всех, кто отговаривает от безумных затей — невыполнимая миссия, но в то время учёный ещё находил где-то в недосягаемой глубине души шевеление чахлой надежды на некое аморфное, обманчивое лучшее, в которое обычно стремятся верить, бездумно и безнадёжно верить. Но что могло представлять собой то неопределённое, неустойчивое, трещавшее по швам «лучшее» для Азгора, который потерял верю в себя и пыталась доказать недосягаемую в глубине его души способность быть лидером, планируя идти и защищать атакованный людьми замок до последнего? Недосягаемая глубина души… Забавно полагать, будто у этой уже изученной магической субстанции, слепленной из переживаний и воспоминаний, можно было измерить глубину. В очередной раз Дингс понял, что только Ли могла научить его мыслить в этом ранее нелепом русле. Такие слова незаметно рождались в голове, мгновенно вопреки воле, как мрачный отклик на гробовую тишину, которую больше не спешил развеять отдаляющийся Азгор. — Пусть идёт, — тихо сказала Ли, решив подвести весь разговор к итогу, который туго закрутился в один клубок вокруг них. — Это его выбор. — Но он погибнет там, и мы не можем быть уверены в том, что его нынешнем неустойчивым состоянием не воспользуется аномалия. Надо его проконтролировать. Тем более, он понял, что ты человек, к чему это может привести… каким последствиям? — Мне все равно, — она вцепилась железной хваткой в рукав Дингса и быстро стала проговаривать свои мысли, надеясь, что хоть одно слово заставит доктора не беспокоится о разрушающейся судьбе правителя и вернуться ко всем монстрам, спускавшимся под землю: — У короля есть нужда геройствовать и противоречить себе, стараться произвести впечатление и заставить нас сомневаться в принятом решении уйти в подземелье. Ничего изменить нельзя. Он не сможет чувствовать себя целым, если не попытается защитить выстроенный предками мир, наполненный именно таким отборным содержимым, от которого дышится легче. Только здесь частично установленный и контролируемый им порядок, а в неизвестном и непредсказуемом «там» царит хаос, бушует неподвластная ему буря клокочущей жизни подземелья, которую ты сможешь подчинить, тем самым загнав его в тень. — Я не собираюсь отнимать у него должность… лишь скорректирую некоторые моменты, — с осторожностью произнёс Гастер, дождавшись, когда король скрылся из виду в лабиринте коридоров после безрезультатного разговора. — Моя задача строится в подготовке почвы для нового мира, а работа быть лицом народа пускай ложится на его королевские плечи. Для этого необходимо, чтобы Дриммур выполнял свою обозначенную роль и оказался там, где ему следует быть. Ли под напором рассуждений о поставленных задачах нахмурилась, вдохнула, что-то с досадой уяснила конкретно для себя и поднесла ладонь груди, зная, что таким движением легко можно отделить душу от тела. — В таком случае, Дингс, я просто тоже окажусь там, где мне следует быть. С тобой. — Это ты так любезно предлагаешь себя на роль подопытного кролика в авантюру, которая тебе не по вкусу? — Не бывать мирным небесам без солнца, как и невозможному учёную без его решимости. Люди идеальное дополнения к магическому потенциалу монстров… превосходное оружие, как однажды упомянул покойный отец Азгора. Данный эксперимент имел место быть в их истории и уже нашёл своё место на страницах третьего сборника о совместной работе душ монстра и человека. Повторять подобное Ли не горела желанием ради развлечения, а лезть в настоящие боевые действия с новым открытием Дингс и не думал даже, хоть понимал насколько он может повлиять на ход войны с такой силой. Доктор аккуратно дотронулся холодной ладонью до её щеки с поплывшим праздничным рисунком, а левой рукой коснулся алого сердца, которое под действием его магии стало поддаваться манипуляции со стороны монстра, изменяя форму. От этого девушка вздрогнула. Дыхание на секунду оборвалось. — Тогда не волнуйся, солнце, — спокойно сказал Гастер. — Расслабься, закрой глаза и ни о чем не думай. Позволь мне взять контроль. Он оправдывался стремлением умножить силу в несколько раз, чтобы защитить нового короля и главное их самих от рискованной затеи выйти за границы осаждаемого замка. Однако стоит признать, было трудно не принять такое предложение от своего человека. Почувствовать прочную основу магии, ощутить спектр решительности, увидеть мир её глазами. Дингса швырнуло в русло этих размышлений, когда его сознание столкнулось с душой девушки и стало практически невозможно отличить, что принадлежало ему, а что мучило Ли. Это объединение по времени длилось значительно меньше слияния, но было гораздо сложнее из-за пребывании на грани между… Дингс открыл глаза, которые замерцали фиолетовым сиянием, отдавая алым отблеском на свету. В его руке находилось совершенно иное оружие вместо того, которым обычно пользовалась Лодочница от случая к случаю самостоятельно. Взамен непримечательного ножа учёный получил внушающего вида косу, позволяющая лучше управлять доступным потоком магии. Острое лезвие, кристаллический рельеф на поверхности и пронзительные наконечники на концах шеста в виде перевёрнутых сердец. Окинув совсем иным взглядом окружение, учёный довольно улыбнулся и посмотрел на Ли, которая не могла разделить пойманное удовольствие… Она не видела мир его глазами. Впервые секунды она вообще ничего не могла видеть или слышать, но самое страшное чувствовать. Потому что в Гастере нередко просыпалось одно простое желание отключить все анализаторы обратной связи, чтобы случайно не дать заглянуть слишком глубоко в свою жизнь, не позволяя прочитать его мысли или ощутить тяжесть от прошлых воспоминаний. Монстр понимал своё преимущество в знаниях, но продолжал изучать девушку, ничего не предлагая взамен не догадывающейся особе, которая дольше него привыкала к «иному мировозрению» из-за такого одностороннего подхода в использовании её души. И спустя уже пару минут Ли смогла привыкнуть и вернуться к тому исходному варианту ориентированию в мире, которые предлагали физические способности её организма. Вся сила оказалась в подчинении учёного, который не решил ею делиться, не беспокоясь за человека. Для нормального существования людям не нужна магия, только монстр бы пострадал от такого «сотрудничества». — Ты моя умница, — довольно проговорил приятную нелепость Гастер, когда процесс завершился без единого сбоя, а значит без малейшего сопротивления со стороны человека, и монстр протянул девушке правую руку, словно снова приглашая на танец. — Держись моих указаний, и всё будет хорошо. Воспользуемся коротким путём…

***

— Они должны были уже спустится, но их палатка пуста, — спокойно проговорил Филипп, наблюдая как ундина с нескрываемой гордостью осматривала свои чудодейственные лекарства или же наоборот невообразимо эффективные яды, которые она решила переместить подальше от своих несносных братьев и сестёр, выбрав для этого скромную хижину, прятавшую человека с белой собакой. — Я должен начать волноваться за Солярис или ещё рано? — Ох, не переживай, его Величества тоже нет, — пробубнила Широ и закрыла свой ларец с многолетними трудами на замок. Вокруг них собралось достаточно вещей, чтобы можно было назвать это место складом. Но человек чувствовал себя уютно, облокотившись о плотные подушки, которые окружили его со спины. — И это я сейчас не про короля говорю, а про того кто отзывается на кличку «гений». — Вы про Дингса? — Он самый, — раздражённо проговорила ундина, каждый произносимый звук окрашивая оттенками нескрываемой неприязни. — Даже не знаю, как мне теперь стоит к нему обращаться после того, как тот показал себя во всей красе и устроил глобальный переворот, о котором мы не договаривались. Теперь каждый в подземелье видит в нем спасителя и пойдёт за ним куда угодно. А сейчас его Величество задерживается где-то там на поверхности, не торопится вернуться к волнующемуся народу! — Нет, он не заслуживает такого отношения, — человек мог бы подметить это с укором, но ответил максимально мягко на капризы своей собеседницы. — Что он вам сделал? — Не даёт мне жить спокойно. Знал бы ты, как долго я выбивала свою нынешнюю должность, пока тот ловил призрачную надежду подарить монстрам бессмертие и умудрялся прикрывать своего брата. Мне же оказалось не под силу отгородить своих родных от обязательства идти на поле битвы, и квартиру он выменял нечестным способом. Даже с человеком ему повезло, несмотря на то, что у нас у обоих отвратительный характер, но он сумел первым установить с вами дружественный контакт. — Я вижу вас более благоразумной, чтобы винить во всем того, кто даже не причастен к вашим бедам напрямую. — Разочарован? — Нет. Филипп заметил, что и ей неприятно заново окунаться в тоску прошлого, обнажать изъяны, сознаваться в нелепости совершённых поступков. Внутренности свело судорогой, когда она посмотрела с обезоруживающей грустью. Пропасть в бездонных зрачках. — Эх, понятно, — ундина недовольно скрестила руки, не найдя поддержки. — Правильный парень, и все дела. Что ж ты со мной неблагоразумной времени столько проводишь? — Послушайте, Широ… — Выключи свою вежливость уже, человек, — Она отвернулась, нервно царапая запястье ключом. Ключом от небольшого сундука, вмещающий себя всё то, чем могла бы гордиться девушка. — Каждый раз напоминать тебе надоело. — Тогда просто послушай, — Филипп пролепетал вполголоса без пауз, будто зачитывая потерявшую всякий смысл молитву или проговаривая впаянный в память текст единым потоком. — После крушения корабля новые лица в переломанном дурном детстве внушали мне необъяснимый трепет, представлялись какими-то неведомыми странниками, вечными незнакомцами с берегов неизвестной жизни. Одно время я страдал от того, что не мог запомнить чужие лица, даже собственное отражение порой чудилось совершенно чужим, но я навсегда запомнил твое лицо с неповторимыми чертами. Уязвлённым чудовищным напором сожаления и глубоким сочувствием, парень встал с матраса, крепко зажмурился, надеясь очнуться в параллельной Вселенной, сбросить оковы душащего признания, которое должно было развеять сказанную глупость устами его водной богини. — Ты моя спасительница, которая не побоялась сквозь шторм проплыть навстречу огненным обломкам и вытащить на берег незадачливого мальчишку. С тех пор твой образ стал для меня примером, но вот у меня точно никогда не получиться стать похожим на тебя… ведь ты необыкновенна… поэтому не говори глупостей, которые не подходят твоей волевой личности, сумеющей добиться большего, если не будет ориентироваться на других. Чувство разрасталось в нём, минуя страх, раздирая сердце, плавило разум, и Филипп в ужасе и смятении обнял обездвиженную, онемевшую ундину. В горле пересохло, ослепляла острая, неутолимая жажда. Дрожащий, тихий вздох Широ зазвенел эхом, раздался отзвуками бескрайнего, зовущего пенного моря. — Я не нуждаюсь в снисходительности, поэтому не надо обнимать меня из жалости, стараться утешить и говорить то, что говоришь всем страдающим, — Широ немного отстранилась, приподняла голову и посмотрела то ли с вызовом, то ли с осуждением. Нечто таинственное и дикое мелькнуло в сосредоточенных глазах. Она крепче сжала ключ. — Ты считаешь меня самой прекрасным из всех, но за всё это странное время, что мы играли в неприветливую хмурую Широ и терпеливого к её грубостям человека, я не нашла ни одной приметы «прекрасной спасительницы». Разве я могу быть таковой для тебя, если… если ты в меня не влюбился по-настоящему? Душа Филиппа распадалась на части, он опустил голову. Слишком сложный вопрос, требующий откровения. Проще отступить, и парень упал обратно на матрас, впитавшись холод каменной пещеры. — Прости меня, — полушёпотом проговорил он и не ведал, что именно вдруг побудило его просить прощения, в глотке словно застряло битое стекло и рассекало изнутри при каждом слове. — Я не должен, но ничего не могу с собой поделать. Повисло молчание, но девушка не ушла прочь, как того предполагал человек. Её характер позволял проявить в ответ эмоциональную бурю, и покинуть неуютное ей место. Но она осталась, села рядом с ним. — Подожди, — уткнувшись в рукав его рубашки, негромко сказала Широ. — Я так устала защищаться, что порой отталкиваю действительно хороших существ… и ты один из тех, кому хватило терпения оставаться со мной до конца. Ундина будто опасаясь навредить, распороть невидимую оболочку их дружественной атмосферы, сложившейся за пару дней, провела ладонью по его плечу, коготками задевая ткань одежды. Белые волосы Широ, подхваченные шелковой лентой, были забраны в небрежный хвост на затылке. Человек слегка задел пальцами её прямые, расчёсанные пряди, пахнущие мятой. Привычный запах своей собеседницы сейчас показался особенно резким, и он понял почему. Они находились близко, изучая друг друга очень внимательно. Она в последний раз глянула на серебристый ключ, и откинула его куда-то в сторону. Филипп, измученный вечным ожиданием, оборвал её учащённое дыхание, прижавшись сухими губами к замершим соленным губам девушки. Усталость надавила на грудь, стиснула сердце, холод подземелья забрался в самые кости. А поцелуй обжигал, плавил застывшую душу. За прикрытыми веками бушевали образы стихий, переворачивающих их мир вверх дном. Его водная богиня ответила на его желание.

***

Пожирающая пустота подступала к ней постепенно, как медленная, нарастающая бесшумная волна, подхватывала перемешанные обломки её истёртого естества, закручивала и вымывала, уносила прочь. Что-то необъяснимое съедало песчинками её энергию, в панике потеряв доступ к магии. Ли смотрела на Дингса. Он открывал рот, моргал, явно говорил какие-то слова и слышал ответ от короля. Одобрительный ответ. Значит Гастер и Дриммур поладили, защищая свой дом. Забавно. Они почти разрушили все механизмы, металлические машины людей, которые бросали огненные шары в замок, разобрав уже некоторые его башни на кусочки. Азгор успокоился, когда им с бывшим королевским ученым удалось остановить уничтожение королевства. Но почему силы нового короля и невозможного ученого стали на равных, уравновесившись тем, что последний использует человеческую Душу? Массивные лапы сжимают трезубец, а длинные пальцы косу. Ли нахмурилась и поймала взгляд Гастера, который услышал её мысль и тоже задумался об этом странном явлении. Усталость ударила сильнее, включая защитные механизмы человеческого организма в случае недостатка энергии или кислорода. Она стала просто терять сознание. Красное оружие в его левой руке рассыпалось, лицо украсила волна удивления, а затем несвойственным ему страхом. Первую половину секунды девушка не понимала причину, пока не ощутила полное бессилие, готовое припечатать её к земле, если бы не монстр, схвативший падающую лодочницу и притянувший к себе. Вопрос повис в воздухе. Ли так и не дала ответа, ничего не услышав. Ветер плёл из её волос замысловатые узоры, рот слегка приоткрыт, выражение лица бледное, пустое. Сквозь закрытые веки она почувствовала, как ее бережно взяли на руки. Быстрым шагом стали отдаляться, спускаться под землю. Освободившейся алой Душе стало легче. Она вновь смогла использовать магию, принимать её от монстра и направлять данную энергию другому ещё не родившемуся существу… Внимание к симптомам, указывающим на невероятный факт, было рассеянно, оно сосредоточилось лишь на противостоянии людей и монстров, переселяющемся народе, нитях времени и ничего кроме. Пустота растаяла и больше не скреблась в груди. Ли дышала и всматривалась в цвет сомкнутых век. Цвет мира ребёнка в утробе матери.