Решимость под номером ноль

       Под несуразные звуки больного воображения Дингс оказался на дне болота. Естественно в прямом смысле он всё ещё оставался цел и невредим в подземелье горы Эббот, но незримая трясина неотвратимо смыкалась над его разумом. Как помочь Ли? С какой бы стороны он не подходил к решению проблемы, то с раздражением понимал: уберечь человека от губительного воздействия магии и оставить жить среди монстров - понятия противоречивые.        Сейчас ему необходимо было поразмыслить без настораживающего общества вокруг, и ноги сами привели Дингса в шатёр брата.        Сражённый безуспешностью своих размышлений, монстр молча упал в кресло. Воздух в пещере вытеснило запахом увядшей травы и земли, пропитанной ручьями дождевой воды. Вопреки воле веки закрывались, темнота медленно подкрадывалась. Необъяснимая слабость подкосила и без того тонувший разум, но Гастер сопротивлялся и удерживал себя в сознании, по крайней мере так он думал. — Такое случается, — расслышал он голос, в котором ещё не чувствовал ничего знакомого. Голос внезапно разорвал тьму, выдернул рассудок из её жёсткой хватки, за что Дингс был безмолвно благодарен. Радостно обнаружив способность хоть немного управлять своим телом, Гастер разлепил веки и обомлел.        Напротив него стояла миссис Сериф, держа ребёнка на руках. Морис это был или Тарес учёный не понял, так же как и то, где находился второй детёныш своего братца в данный момент. Перси загораживала блеклое свечение лунного камня, и даже казалась выше ростом. Дингс с ужасом догадался, что с момента его помутнения прошло слишком много времени, и он просто ворвался в чужие покои, не объяснив причину своего визита. — Такое случается, — настойчивей повторила миссис Сериф, протягивая брату своего мужа чашку чая. — Когда магия не слушается. — О чем ты? — хрипло произнёс Дингс и потянулся за предложенным, однако тут же замер, когда почувствовал внезапный груз на своих коленях и посмотрел вниз. — Перси. Забери у меня своего ребёнка под номером два. Сейчас же. — Это твой племянник Морис, — с упреком ответила леди, чей внешний вид столь сильно напоминал печенье. — И ты ему кажется понравился. Странно. Обычно Морис очень капризный. — Перси..! — Гастер чуть приподнялся, но тут же сел обратно.        Прижавшись спиной к креслу, он не мог переключиться на что-то кроме сопящего младенца на его груди. Правая рука также оказалась в заложниках под весом маленького Мориса. — Где Скрипт? — тихо начал Дингс, сохраняя спокойствие и равновесие чая в стакане, который продолжал держать левой рукой на весу, не смея пошевелиться. — Мне нужно с ним поговорить. Забери чай и ребёнка по имени Морис. Пожалуйста.        Его особенно напрягало то, что Перси продолжала стоять без действий. Второй ребёнок мог бы поместится на её руках вместе с первым. От её прямого взгляда было тошно, и хотелось быстрей от этого отделаться, но встать с кресла учёный был не в состоянии, ведь для этого придётся провзаимодействовать с младенцем, прервать его сон и наверняка получить детский плач в знак разочарования. — О чем поговорить? — притворяясь глухой к любым обращениям, спросила леди-печенье. — О человеке, которого ты привёл на свадьбу, не сказав нам ни слова? О том, как весь народ теперь живет в подземелье? О том, что сейчас с человеком по имени Ли? — Не понимаю, — прошептал доктор, когда его энергия отказалась подчиняться настолько, что не позволила ему спокойно с помощью магии поднять чашку чая и ребёнка в воздух. — Мистер Гастер, – она, кажется, едва сдерживала колкий смех, поймав доктора в ловушку. — Если попробуешь соврать – я сразу пойму. Всё же я жена твоего брата, и, как ни крути, магия у вас одинаково дрожит на лжи. Рассказывай. — Знаешь, я заметил, что ты любишь притворяться глухой, но в наших беседах лишь я могу внезапно глохнуть, когда слушать будет уже невыносимо, — он проговаривал каждое слово с выразительной неприязнью, чтобы отбить у миссис Сериф желание что-либо высказать в ответ. — Прошу не злоупотреблять пустыми разговорами, ведь это не самый приятный результат в общении. Одно твоё присутствие и настырное вмешательство уже можно приравнять к стихийному бедствию. Не нужно вертеться вокруг меня со своими вопросам.        Дингс ощутил, как тревожно натянулось её терпение. Оно могло в любой момент лопнуть, и тогда бы следом на него обрушилась кипящая злость, какую он, по его мнению, заслуживал. Он даже не мог с точностью объяснить, чем была вызвана такая стойкость, но предположил, что Перси старалась выглядеть достойной в схватке с ним. — Удивительно..! — строго одёрнула его Перси, будто он исчерпал право говорить. — Удивительно, как она тебя выбрала с твоим-то стилем общения.        Она сделала шаг вперёд и положила второго ребёнка на обездвиженого учёного, забрав его чашку чая себе. Тарес в отличии от Мориса не спал и потянулся маленькими ручками изучать нового гостя, поэтому пришлось отдать уже свободную левую руку под опору второму ребенку. Ещё большее наказание в ответ на грубость, подумал Дингс. — Я обязательно должна поговорить с этой женщиной, которая смогла расколоть на чувства, такого сухаря как ты, Дингс. Должно быть она полна терпения… — Или решимости. — … или решимости. Но всё же! Влюбиться в человека! О чем ты думал?! — Что?! — возмутился монстр. Предчувствие настойчиво принуждало избегать пристального взгляда Перси. Его магия дрогнула, и она поняла, что не ошиблась, высказыв провакационное заявления на счёт него и человека. — Перси, перестань мусорить глупостями. — Дингс, я могу притворится, что не видела, как ты с ней миленько общался и как ты изменился за последнее время, но тогда получится второй Скрипт, который не замечал ничего необычного в ваших отношениях с Ли. — Мне точно было бы проще сейчас разговаривать со Скриптом, а не с тобой. Придай своё внимание детям, которые его заслуживают больше, чем я. Давай закроем эту тему. — Конечно, ты можешь вычеркнуть всё то, что унизит твоё величие, замарает сентиментальной грязью твой холодный облик и переломит трон бессменного разума, но, признайся, ты влюбился, — самообладание миссис Сериф не было хрупким, даже когда доктор забывал о приличиях и такте общения. — Неплохо я подобрала слова в твоём стиле: холодный облик, бессменный разум? А детям похоже нравится рядом с тобой. Твоя магия… ты не находишь странное поведение твоей магии? Неуправляемая, да в большом количестве энергия может... — Может, — перебил Дингс. — Может Ли прямо сейчас плохо от моей магии. Ей нужно помочь, а мы вместо этого обсуждаем грани моего холодного разума. Лучше присоединяйся к поискам возможности сохранить её здоровье вместо нудных попыток допросить меня. Займёшь свой цепкий разум чем-нибудь по интереснее? — Значит мой цепкий разум прав? — Ну, я никогда не считал тебя глупой, — нахмурив брови, произнёс он с некой гордостью, отчётливо звучащей в слегка надломленном голосе. Уперевшись ногами в пол и чуть сгорбившись, ученый заключил маленьких племянников в кольцо объятий и придвинулся к краю стула. Уловив волну азарта от совместного решения проблемы, Перси присела рядом и сделала глоток чая, готовая слушать Дингса: — Вот тебе условие задачи: сейчас Ли медленно восстанавливает утраченные силы, озадачивая меня перепадами давления, редкими приступами головокружения и рвотой. Стоит ей прикоснуться к заряжённому лунному камню, как тот сразу тухнет. Ей не нужна магия, но она её прямо вожделеет и… — Ты с ней спал? — При чем здесь это? — сердито спросил учёный, отвечая вопросом на вопрос.        Он не мог ответить честно или убедительно соврать, захотелось лишь бездумно сорваться с места и закончить разговор от такой бестактности, но дети… Дингс перевёл взгляд на детей. Его магия действительно им нравилась, а он неожиданно для самого себя оказался не против делится излишней энергией с маленькими родственниками. Тем не менее значительного убытка магии не ощущалось. — Просто Скрипт мне сказал, что вы придерживайтесь диагноза о магическом отравлении человека, — уверенно произнесла Перси, хоть и мрачная тень тревоги просматривалась даже в её бодром расположении духа. — Но ты тоже выглядишь не в порядке. — Скрипт всегда говорит, что я не в порядке. — Могло ли слияние сказаться на вас обоих?        Где-то на периферии сознания закрёбся комок стыда, исток отвращения к своим обдуманным поступкам, которые его вынуждали озвучивать.        Морис вдруг проснулся и начал так в упор разглядывать его, что Дингс почти ощущал, как нечто светлое, тёплое, схожее с лучами солнца, заскользило внутри души. Немые отрывки детства, переливы извечного одиночества, расплывавшиеся тени лиц без имён и историй – живой взгляд этого маленького малыша творил что-то невообразимое, выворачивая душу. — Возможно, — тихо произнёс учёный, наблюдая как Тарес схватил его за большой палец, а Морис продолжал смотреть в упор, раскрыв ротик. — Ведь не зря же отношения с людьми под запретом. — Возможно или нет, но закон следовало бы дополнить этим фактом, если он такой простой и очевидный. Я возмущена! — запротестовала Перси и приблизила чашку к губам. — Впервые слышу, чтобы людям становилось плохо от магии. Они наоборот благодаря нам могут колдовать и даже обращать нашу силу против нас же в войне. Монстры, ведь первоисточник магии!        Миссис Сериф пожала плечами и, глотнув немного чая, в ту же секунду выплюнула напиток в кружку. – Чёрт возьми! – выругалась она и отставила чашку подальше. — Может Азгор соврал и другая причина запрещает сближаться с людьми? — Какая же? — Давай думать. — Азгор настоял скорее отправить Ли в город. Думаю можно прислушаться к его предложению, но лучше переместить её вместе с братом ближе к морю. На один-два дня, дальше проверить. Около воды меньше магии. Монстров на берегу нет. — И если диагноз верный, то Ли станет лучше, а если нет, то Азгор врёт!        Дингс пожал плечами, но его лицо больше не выдавало ни напряжения, ни единого негативного чувства. Оттого у Перси пропало желание разгонять его мысли в поиске правды, чтобы случайно не нарушить гармонию неожиданного спокойствия, и она решила просто понаблюдать. Сам же ученый с интересом следил за маленькими копиями своего брата. — Когда они вырастут, они смогут стать для какого-то целой Вселенной, так недавно сказала Ли.        И когда он снова заговорил, переведя взгляд на Перси, леди-печенье удивилась: — Я всё ещё жду чай, — хитро отметил Гастер, расслабившись в кресле. Он переключил своё внимание на детей и, кажется, был доволен, когда проверял хватательный рефлекс у Тареса, который не отпускал его большой палец из ладошек. Буря недовольства растворилась в его спокойном состоянии. — Крошечные существа, запечатанные в плену ограниченных реакций и рефлексов, а ведь когда-то мы тоже были такими маленькими и недалекими созданиями, не осознающие реальность бытия. — Кому-то в будущем точно достанется далеко не образцовый отец, но зато осознающий реальность бытия, — не упустив возможности упрекнуть его, сказала Перси, но тут же пожалела о глупом замечании, вспомнив, что учёный выбрал себе в пару человека. Вымученная попытка представить его семью вместе с Ли в привычном для понимании общества. — Ладно, давай принесу тебе кофе вместо чая. — Жаль, что нет ничего покрепче, — решил пошутить учёный. — Из воспоминаний души Ли я помню вкус тех напитков, которые странно подействовали на её разум, а мне лучше не слушать его сейчас. Не самые лучшие мысли лезут ко мне в голову. — Следи за детьми лучше, пока меня нет. — Если ты образцовая мать, то знай, что ты оставляешь своих детей с монстром, который никогда в жизни не вкладывался в навык отцовства и не планировал проявлять заботу и ласку по отношению к родственникам по магии, а также считал, что жизнь без детей - это существование без лишней траты времени на бесполезные вещи. Так что, да-да, иди себе спокойно, я продолжу свои эксперименты, твои дети очень интересные!        Перси закатила глаза и вышла из шатра в пещеру. — Ведёт себя как ребёнок, — пробормотала леди. — Хотя давно пора своих детей воспитывать.        Во взгляде Перси на мгновение промелькнуло сомнение, тень досадного предчувствия некого нераскрытого обстоятельства. — А вдруг...        Затем миссис Сериф едва не онемела от нахлынувшего ужаса её теории. Всего лишь теория, которую необходимо срочно проверить. Нужно поговорить с Ли. — Где Ли?

***

— Так странно и жестоко со мной обошлось предательское сердце, в самом начале вынудившее питать доверие и чистое восхищение к уму монстру, чьё истинное лицо оказалось скрыто пылью забвения за его красивыми глазами. Теперь я ощущаю тоску, печаль и слабость, какой не собираюсь искать должного объяснения, чтобы найти удобный повод избавиться от меня.        Всё было окрашено в унылые, серые цвета, залито дождями и туго перевязано острыми мыслями о случившемся, стоило только девушке выйти на болота, которые позволяли вернуться к морю, обойдя город людей. В город Ли низачто бы не вернулась. Не вернулась бы без сохранения. А уже потом можно рисковать своим здоровьем и говорить всё, что в голове не помещается. Необходимо было найти звёздочку, которая умела фиксировать время и место в одном моменте. — В тех больных старостью стенах мы словно совершили немыслимое преступление и теперь стоит бояться любого упоминания о нём? Избегать близости друг с другом? Потому что, я не сомневаюсь, мой облик оказался осквернен печатью жёстких откровений, отмечен ударом слов, задевшие его тонкую натуру. Он проник в мою душу, касался мыслей, рылся в грязном белье воспоминаний моей памяти. Без разрешения! Изменил мнение обо мне, узнав обо мне чуть больше? В худшую сторону?! Сам виноват!        После двух часов ходьбы показался небольшой мрачный пруд, водная гладь которого колыхалась от порывов ветра и почти не отражала ленивое движение массивных туч. Совсем не проглядывалось дно. Пруд был окружён высокой отцветшей травой и парой чахлых деревьев.        Ли ступила на темные камни и попыталась сквозь толщу воды что-то рассмотреть. Осторожно приблизилась белая собака, чьи лапы уже успели потемнеть от сырости и грязи. Её искривлённое отражение возникло рядом с человеком. — Ты мне не нравишься. В отличии от брата, я не люблю собак, даже если они хорошие слушатели. Что ты за мной увязалась? — спросила Ли с лёгким раздражением, какое свойственно людям, поглощёнными сосредоточением на чём-то другом и невыразимо важном. — Если ты не найдешь дорогу назад, то это не мои проблемы, ведь я обратно уже не вернусь. Дингс сам об этом сказал, придумав отличное оправдание нашему расставанию.        Земля была скользкая, лапы вязли в ней, неприятные запахи блуждали повсюду. Филипп явно разбаловал комфортом и уходом своего питомца, раз чистоплотная Лилу то и дело поглядывала на свои бока и грудку. Её белоснежная мягкая шерстка не была готова принять дождливый климат данной местности, но собака не прекращала преследовать сбежавшую решительность.        Ли сделала несколько шагов вдоль оврага и замерла, стараясь унять неясный трепет, охвативший её и схожий с едва сдерживаемым гневом. Пару аккуратных движений лапами, и собака снова стоит по левую руку рядом. Дрожь, точно от пронизывающего холода, проникавшего в каждую мышцу, предательски колотила тело, и девушка сжала кулаки. Виляя хвостом, Лилу не произносила ни звука. — Прекрати. Убирайся прочь! — закричала решимость, скорее выражая этим выпадом против плодов её логики глубокое отчаяние, чем презрение. — Ты слышишь это слово? Слышишь?! А хочешь знать, глупая, что приходилось слышать мне? Я думала он хоть разрешит мне остаться, а вместо этого очередное прощание! Попрощайся и ты!        Помутившееся сознание озарилось крохотным воспоминанием, и, через несколько секунд, она упала на колени, вызвав жалобный писк со стороны Лилу. Пошевелив пальцами, Ли выяснила, что вновь отделалась от мерзкого ощущения унизительной слабости, о которой так беспокоился Дингс. — А сейчас обо мне беспокоится… собака.        Из горла выплёскивается хохот, как поток незримой рвоты, ведь её тошнит. Тошнит от унылой, полумёртвой жизни, в которую она не готова была возвращаться и становиться старой версией себя. Искать подобие сочувствия, его мутировавшую копию там, где, по сути, ты никому не интересен. Где ты - всего лишь говорящая помойка, набитая отходами выжженной нелепой жизни. — Забавно, — прошептала Ли, когда чёрный влажный носик задышал ей прямо в щеку. — Фу, не надо облизываться!        Лилу отдалилась, высунув язык. — Что же мне делать без нового Сохранения?        Рука девушки плавно прошлась по макушке собаки, приглаживая белую шерстку. Мягкая. Домашняя.        В спокойствии чувства обострились… точка Сохранения излучала магическое тепло совсем рядом, стоило лишь прислушаться к тишине. Охваченная любопытством от нового чувства, девушка тревожно обводила стеклянным взглядом полосы высокой травы, пытаясь разглядеть за ней слабое свечение от аномалии. Прежде магические аномалии не давали такого явного ощущения их в пространстве. — Там, за камышами… — прошептала Ли и одним нервным движением расстегнула синий плащ, бросила его на одинокий камень и кинулась в воду, пропав за рваными брызгами и ломаной рябью.        Собака жалобно заскулила, потом начала недовольно гавкать, но не могла пересилить себя и погрузиться в воду, позволив намокнуть своей шерстке. Её хозяин Филипп никогда не позволял себе такое поведение. Лилу бегала вдоль берега, пока видела, как Ли плывёт куда-то к центру.        Озеро оказалось не глубоким. Когда её ладони увязли в мягком иле и угодили на острие камней, невидимых в давящей черноте, девушка на мгновение замерла около берега по другую сторону. Вдалеке слышался лай, но Ли расценивала его лишь как маяк, где находится её плащ. Её внимание всецело принадлежало парящей над гладью воды звёздочке, прятавшейся в камышах всё это время. — Теперь я точно справлюсь без Дингса...        Мисс Ли тяжело вздохнула, судорожно коснулась пальцами магической аномалии. Хоть слабый, но источник энергии. Приятно пульсировал на кончиках пальцах. «Знаешь, когда-то давно я спросила тебя: а что в тебе осталось светлого, раз ты считаешь себя лучше меня? И ты мне ответила: звездочки Сохранения. Звёздочки ведь светятся, а значит светлые. Отличная шутка… была»        Что всё это могло значить? Ли смотрела как плавно мерцала аномалия, не подав и вида, что слышала её. О, как же давно она её не слышала в своей голове. «А точка Сохранения стала частью нашего договора… я опять забираю всё светлое в тебе взамен на помощь»        Договор и его забытые условия. «А ведь раньше у Решимости были красные звёздочки... но история меняется, точнее уже поменялась»        Ли резко одернула руку от аномалии, шатаясь от щемящей боли в висках. Тяжело вдохнула, впиваясь взглядом в каждый угол лучей света звездочки. Затем сквозь собственные шумные удары сердца пыталась определить источник этого звенящего, прерывистого лая. Источник раздражения. Звона в ушах. Лай мог привлечь внимание. Нужно было вернуться и успокоить собаку, пока никто не их не нашёл. «Пусть все замолчат!» «Ни звёздочек, ни Дингса. Доживай свою последнюю жизнь. Как мы и договаривались»        В холодном зеркале воды Ли видела своё испуганное отражение, а в разворошенной памяти вращались слова Серой. Прожигающий страх и неведение, а может её слова пустой обман? Она захотела сказать Дингсу. Если она не сможет вернуться обратно по Точке Сохранения, которые ей больше не принадлежат по договору, то это действительно представляет угрозу. Даже если Дингс не хочет, то он обязан знать.        Вода будто стало плотнее, движения стали даваться тяжелее и плыть не получалось быстрее. «Точка Сохранение желтого цвета. Желтый цвет Справедливости. Серая - порченная Справедливость.» «Всегда ли точки были такими или изменились в памяти под гнетом договора?» «Они должны быть красными?»        Если открыть книгу, которую вместе писали Ли и Дингс, можно проверить истинный цвет точки Сохранения. В памяти цвет измениться мог, на протяжении истории тоже, но на бумаге нет. У бумаге нет души, поэтому что там менять.        Как она могла согласится отдать их? — О, Вселенная, побудь на моей стороне сегодня, скажи, что это неправда!        Ли вышла из воды, держа юбку от платья, чтобы та не липла к коленям.        До девушки донеслись тяжелые хлюпающие шаги по берегу, которых Ли так опасалась услышать сейчас. Её походка указывала на приступ измождения, а не на готовность пуститься в бега. Собака зарычала. — Не подходи! – едва Ли сумела выкрикнуть на выдохе, всматриваясь в тающие черты приближающегося человека. — Иначе я натравлю своего волка против тебя!        Страх потянул назад в озеро, туманил разум и заставлял просыпаться дремлющий инстинкт самосохранения, — Иначе я умею колдовать!        Остатки магии защипали на кончиках пальцах. Шум поднимавшейся воды от её взмаха руки стремительно нарастал. Она старалась оградить себя волной и неумолимо проваливалась в пропасть, где отсутствуют всякие звуки и ощущения. Оставшиеся силы она истратила на злость. — Иначе я..!        Ли шумно вдохнула и пропала в глухой темноте, упав в воду. Волна накрыла лодочницу.

***

       Широ проснулась.        Рваные звуки одного голоса разрушили её полусонное спокойствие. Кто-то судорожно звал по имени человека, что лежал рядом с ней на одной кровати. Ундина оставалась неподвижной, но Филипп быстро встал, ведь звали именно его. Нужно развязать плотные шторы шатра и впустить незваного гостя, по голосу которого можно было понять, что это младший брат Гастера. Широ в целом напрягала его семейка, хоть к Скрипту она относилась лучше, чем к Дингсу, но они оба иногда ходили по лезвию её терпения.        Далее ундина услышала, как поднялся словесный шум. Напряженный голос надрывно звенел, не давая и слова вставить человеку. Широ разобрала, что Скрипт испуганно требовал найти сестру и ни в коем случае не выдавать Дингсу, что она пропала. Возможно, Филипп кивал головой, стараясь протиснуть хотя бы подобие звука в поток настойчивой мольбы. Но вмиг Скрипт затих, когда ундина вышла к ним. — Никто никуда не пойдёт! — строго заявила Широ. Какое-то необъяснимое мимолетное ощущение царапнулось в душе, когда этого красноволосого растяпу хотят отправить в город на съедение к людям. Его душа Терпения не приспособлена к выживанию и не сможет дать отпор. Да и после проведенной ночи в одной постели он обязан остаться с ней. — Филипп останется здесь, и точка.        С наступлением темноты Скрипт не смог сомкнуть глаз, становился раздражительным, боялся не найти человека. Вздрагивал от любого шороха, даже едва улавливаемого, в надежде увидеть несносную решимость ещё в подземелье горы Эботт где-то между тканевыми палатками. Простое желание принести человеку еды обернулась катастрофой. Если не найти Ли, то Дингс пойдёт за ней. Нельзя, чтобы брат шел в город к людям в таком состоянии: от него фонит от переизбытка магии, и вряд ли он может её контролировать, чтобы защитится. — Филипп! — снова воскликнул монстр. — Пожалуйста помоги, иначе Дингс уйдёт её искать и пропадёт. — Скрипт, не впутывай посторонних в свои семейные разборки. — Она его сестра, Широ! — Старшая сестра. Бессмертная решимость. Вполне себе самостоятельная личность, принявшая решение своими мозгами, — смотря на монстра с высока, бросалась аргументами рыбка, не боясь испачкать свои мысли в его отчаянном взгляде. — Не стоит тратить время, чтобы вызвать сочувствие или вспышку стремления броситься в гниющее болото города людей спасать человека Гастера. Я не хочу угодить в ловушку примитивного сожаления к этому невыносимому умнику. Дингс умеет решать проблемы, пусть не расслабляется!        Дрогнула тень её победной улыбки, когда Скрипт сделал шаг назад. Но не ушёл. Широ почувствовала, как его настороженные глаза почти прожигали её. Если бы пристальный взгляд обладал свойством солнечного луча, пропущенного через линзу, то накидка ундины через считанные секунды непременно бы задымилась. — О, брось, Скрипт, – сохраняя поразительное спокойствие, продолжила рыбка, пропуская свои длинные серебристые волосы сквозь коготки. В её сдержанном тоне улавливались нотки желания указать на несовершенство отношений Гастера с его человеком. — Если Ли сбежала, то может есть причина? Вероятно, её общение с твоим братом достигло разрушительного пика. Не удивлена, ведь он просто невозможен в своём поведении!        Скрипт посмотрел на неё, как на волчицу, затравившую отбившуюся от стада беспомощную овечку, и, обойдя бывшую коллегу брата, подошёл к человеку. Тёмные большие жалостливые глаза монстра, казалось, выпотрошили душу Терпения за несколько секунд, и человек растерялся, но как только монстр коснулся его плеча, то Филипп скинул руку и замотал головой. — Нет-нет, я не смогу тебе помочь, — произнес Терпение, пытаясь не смотреть в глаза монстру напротив. — Мне жаль. — Да, жаль… — печально повторил Скрипт, обняв себя за плечи. — Брат всегда помогал решать мне мои проблемы, а я не справлялся тогда и сейчас. Но ты, Филипп, даже не пытаешься помочь своей сестре. — У меня нет желания ей помочь! — вдруг резко начал человек. — Она изменилась. Она стала решимостью. Я знаю, что это значит, ведь был красной душой, поэтому позволь ей отвечать за свой выбор самой. Тем более у неё есть право на ошибки: бессмертие – если что-то пойдёт не так, ты даже не заметишь, ведь она сбросит время назад. — Дингс говорил, что она бессмертна, пока решительна, но она не была рождена с такой душой... — Тогда бы ей стоило забыть о своих дурных идеях сбегать в одиночку. Я не для этого покинул прошлую семью, чтобы начать подстраиваться под старую. Я могу реально погибнуть в отличии от неё. — А если она всё-таки не вернётся, то сможешь жить с этим же безразличием, что сейчас? — Я ничего не должен ни сестре, ни твоему брату. — Не должен…        С замирающей душой Скрипт отошёл к шторам, повернулся спиной. Застыл на пороге в надежде найти утешение, но его никто не окликнул, не остановил. Он покинул чужие покои.        В детстве Филипп мог со злости швырнуть чем-нибудь в стену, чтобы спустить пар, мог даже пару игрушек разнести, если взрослые совсем допекли, а потом свалить всё на брата и сестру, которые не уследили за самым младшим, мог вернуть всё обратно. Теперь такой номер не прокатывал. Ему казалось, он дышал наоборот. Как-то неправильно. Будто тяжёлый выдох рассыпался здесь, в захламлённой пещере, а вдох наполнял лёгкие там, где ветер разрывал обеспокоенный шёпот решительного мальчишки. — Мне надоело жить с душой Терпения! — воскликнул он и эта щемящая простота, почти воздушность ещё не раскрошенной детскости заставляла чувствовать себя виноватым. — Решительным было проще. Не чувствуешь вины за свои поступки, потому что можно всё начать с начала. Не чувствуешь сомнения, потому что решительно уверен в своих желаниях.        Сильное недовольство, возникшее против воли, из неоткуда, вновь опалило его, словно выжигало в душе чувство, которые он не позволял до этого себе испытывать, живя по правилам семьи с жесткими нравами. Теперь семьи не было. Ундина вздрогнула и в изумлении приподняла брови, но не мелькнуло ни тени осуждения в её удивленных глазах. Широ слушала, как рассыпается его насквозь проржавевшее терпение, и молча обняла его одной рукой, осторожно придерживая шторы, чтобы Скрипт не смог передумать и снова зайти. Её ладонь крепко сжимала две плотные ткани вместе. — Твоя душа прекрасна, Филипп, и ты можешь выбирать то, чего она желает. — Не могу, я знаю, что решительной быть может только одна душа. — Мечтать не вредно. — Ты права. Ведь твоя ладонь всё ещё прижата к моей груди. И я чувствую это. А когда-то даже и мечтать не мог встретить тебя - мою спасительницу. — Тот шторм многое изменил…        С Филлипом хорошо и спокойно, они могут обсудить травы и лекарства, он восхищается ей и говорит комплименты. Рыбка потянулся к губам Филлипа с явным намерением запечатлеть поцелуй – до ужаса нелепый символ любви, который так часто делали люди, но он, не разделяя её восторженных чувств с тем же безумным трепетом, отвернулся в другую сторону и тревожно взглянул на Широ: — Чёрт, посмотри! Лилу тоже пропала. Наверняка ушла с ней!        Услышав это, рыбка едва сдержала нервный смех. Вопреки темноте, разрезанной застывшими отсветами лунного камня, в их покоях больше не наблюдалось большой белой собаки. Ли и Лилу превратились в две большие проблемы. Широ не захотела произносить ни слова, что казались слишком пустыми и беспомощными, и направилась смело к выходу, планируя найти хоть кого-то из короткого списка пропавших.        Нагнав свою морскую богиню бесшумным шагом, он схватил её руку и крепко сжал, и она послушно замерла, обернулась. — Нет, останься, — попросил он и увидел, как она улыбнулась, обнажив красивые зубы с чуть удлинёнными крепкими клыками. — С этой минуты я выбираю, то чего желаю.        И Филипп почувствовал, как в груди расползалось тепло, покалывало в кончиках пальцев и утешало его. Её ясное смеющееся лицо сделалось в его глазах прекрасным и желанным. Он медленно и уверенно прикоснулась к её щеке, в глазах зажглись озорные огоньки. Отбросив свойственную ему нерешительность, он сжал её за плечи и поцеловал.        Она улыбнулась под его губами: – Как скажешь…        И где-то в глубине души Терпения затомилась искра Решительности.

***

«Теперь я точно справлюсь без Дингса»        И что потом?        Мир раскачивался, ослеплял яркостью безжалостных звёзд в ночи и топил. Тисками ломил шею. В висках часовой бомбой нестерпимо тикала оглушающая боль, стоило только пустить магию в бой сквозь пальцы. «Не подходи! Иначе я…»        Шаг назад – и она разлетается на части, рвётся на куски. Полшага – внутри взрывает пустота. Кто-то подхватил и вытащил её из глубины озёра. — Ты уверен что её душа цветная, Лён? Она ведь собиралась тебя атаковать. Так делают серые души. — Не уверен. Но бармен сказал, что только лодочница всегда хвасталась бессмертием. А нам нужна красная душа для заклинания. — Что-нибудь в той книге монстров было написано про очищение душ, подобно изгнанию дьявола, а? — Не нагнетай.        И теперь она здесь. По комнате ходили люди как тени. Ли пролежала почти час на зыбкой границе между невыносимым холодом и мгновениями шаткого, звенящего покоя. Сложно назвать это сном, но постепенно становилось легче. За сомкнутыми веками пульсировали переливы красного и жёлтого, будто она вся превратилась в вязкий сгусток солнца и остывающей крови. Обдувавший её холодный ветер откуда-то из деревянных половиц приносил запах ночного дождя.        Возможно Лилу не давала её в обиду, поэтому девушка так спокойно жила и дышала воздухом с запахом мокрого дерева, хотя вряд ли людей остановил бы пёс, названный волком. Мысль о Лилу заставила найти силы и чуть приоткрыть глаза, чтобы попробовать поискать очертания белого пятна в виде собаки рядом. Где-то в углу Ли увидела молчаливую и усталую фигуру человека, сгорбившегося на диване в обнимку со стаканом.        Ли попробовала сесть, но не смогла даже оторвать головы от поверхности - казалось, будто её к этому матрасу привязали тяжеленными цепями. И тут же на запястьях обнаружила ненавистные чёрные ленты, не дающие колдовать руками. Впервые они обжигали кожу, а не казались на ощупь обычной холодной сталью. — Даже не пытайся вставать - ты потеряла много сил, — мягко произнёс женский голос, и Ли обратила внимание на девушку, сидевшую рядом на полу и методично отрывавшую лепестки голубых цветов в миску. — Все в порядке.        Алое. Девушка по имени Алое с зелёной душой. Ли с Дингсом принесли её мужу Терпению охапку эхо цветов, чтобы помочь единственной обладательнице доброй души вылечится… теперь они играют роли наоборот? — Где я? — В убежище, где ещё остались цветные души…        Значит Серая в разы увеличила своё влияние, и теперь все свободные от её власти души умещаются в пространство под названием «убежище».        Кажется, призрачные очертания слов о договоре, пронизанных холодом отчаяния, сейчас подрагивали в пляске крохотных пылинок в свете огня маленькой свечи. Кружились серым пеплом над тусклым огоньком. Ли пыталась разбудить себя унылым счётом парящих пылинок. Сознание потихоньку расшатывалось, наполнялось убаюкивающей вязкой темнотой. Пылинки вращались на расстоянии друг от друга, сближались, снова расходились — А теперь выпей это и дальше спи.        Алое поднесла бокал к губам Ли, удерживая второй рукой её затылок. Содержимое бокала слегка отдавало запахом мокрой земли, на поверхности воды плавало пару тех самых лепестков. — Давай пей быстрее и спи, — поднимая кубок выше поторопила её Алое, когда краем глаза лодочница увидела, как кто-то быстрым шагом приближается к ним. — Не трогай её. — Очнулась, — констатировал мужской голос. — Не нужно, Ирис, — вмешался кто-то третий. — Она ещё не в том состоянии, чтобы вести переговоры. Мы же договорились. — Хватит с ней нянчится, Лён, — ответил голос. — Предательница ещё жива, потому что смерть ей только поможет избежать наказание, как выяснилось. — О, если тебе угодно убить её и снова искать по всем окрестностям красную душу, то да ты гений! — Она сама позволила пользоваться своей душой монстру и довела себя до такого истощения.        Ли напрягла бы память, чтобы понять, что все эти люди ей знакомы, но затем её отвлёк напиток, который коснулся её губ. Магия светящихся в ночи эхо цветов, которые росли только у горы Эббот, оказалась восхитительна на вкус, хотя и не обладала им. Девушка перехватила бокал, забрав в свои руки. — Помолчите оба, — оставил перепалку двух парней бармен с душой справедливости. Его голос был куда ниже и старше, поэтому заметно отличался весом в споре. Все замолчали.        Закончив с напитком, Ли разочаровалась, что бокал так быстро опустошило, и только сейчас будто трезвым взглядом осмотрела мрачную комнату, насчитав шесть-семь человек. Возможно они находились в баре города, судя по знакомым перевёрнутым столам в углу. Почти каждая человеческая тень одарила девушку осуждающим взглядом в этой захламлённой комнате. В растерянности пришлось лучше оглядывать место, слегка покачиваясь из стороны в сторону, будто пытаясь отыскать лучший путь для побега. Отыскать лучший путь в мире, в котором она так и не научилась долго держать равновесие. — Ну что за идиотка, — прошептала Ли, когда поняла, что оказалась в тупике без открытых окон и дверей. — Я так близка к провалу...        Складывалось впечатление, что эта странная, растёкшаяся болью и одиночеством ночь просто сон. Или это Ли – отколовшийся, врезанный в реальность образ чьего-то сна? Совсем неправильно – находиться здесь. Здесь кладбище поцарапанной мебели. Восьмиугольник стола с раскиданными игральными картами. Множество стульев и табуретов. Здесь тесно, неуютно, душили щупальца разговоров из прошлого, которые когда-то вызывали интерес и заставляли её быть частью этого мира.        Секунда стиснула запястья ноющей болью, словно кто-то чуть не разнёс там камнем кости за идею сбежать от Дингса и оказаться в такой беспомощной ситуации. Девушка выронила деревянный бокал, схватившись за чёрные ленты. Стало противно от собственных действий и желания снова прикоснуться губами к напитку с магией, зависимость от которой она так уверенно отрицала Гастеру. На подкорке подсознания она ждала своего героя, который вернёт её в мир монстров. Она представила, что сейчас в центре комнаты появился Дингс, и поможет ей сбежать от сюда. Но это всего лишь воображение.        Тяжелые шаги вмешиваются сверкающей нитью во мрак воображения.        Она открыла глаза и решительно взглянули на старого друга – бывшего хозяина сего заведения, обладателя души Справедливости. — Это правда, что у тебя красного цвета душа? — спросил Лабурнум. — Единственная во всей долине.        Ли удивил интерес к её душе, ведь в былое время над ней только потешались, слыша о бессмертии и подобных способностях благодаря цвету сердца, поэтому она собиралась прибегнуть к хитростям, чтобы удовлетворить вспыхнувшее любопытство собеседника: — Верно. Единственная и неповторимая. Бессмертная и опасная, — в её голосе ни нотки тревоги, ведь она для них решимость. — Не надо беспокоиться, Лабурнум. Я не собираюсь разносить это святое место, ведь не дело грешить в храме трезвости среди полупустых бутылок. Я пришла с миром. — Не пришла, а притащили, — фыркнул Ирис, но тут же убавил пыл, когда бармен взглянул на того с укором.        Ли заметила, как что-то в голосе старого друга звучало иначе, твёрже, безжалостней, с остротой: — С миром? — уточнил Лабурнум. Бывший бармен остановился всего в паре шагов от барной стойки и вынул из кобуры оружие, которое отдало металическим отблеском в свете лампы. Одним простым движением оружия приглашая подойти ближе. — Как знать, что у такой как ты паршивки на уме. Девушка медленно встала на ноги и стала подходить к барной стойке переговоров, по пути вспоминая, как раньше здесь наслаждались или спасались от безысходности, как она читала по тусклым взглядам и вздрагивающим пальцам желание выговориться или затянуть верёвку на шее. — Все, кого ты убьёшь из этого пистолета, будут молить о пощаде - печальное и скучное зрелище, — показав на оружие, решительно отметила Ли, зная, что блефует. — Но сегодня тебе может повезти стрелять в человека, который не боится умереть. — От тебя не просто избавиться, да? — хрипло спросил мужчина, присаживаясь на высокий табурет. — А раньше ты мне не верил. — Раньше мне думалось, что это просто твои глупые шутки… а оказывается каждая человеческая душа индивидуальна. Представляешь?       Ли же обошла бар и встала с противоположной стороны, где располагались пустые шкафы. В тёплом свете свечи девушка заметила, как долго они не виделись и как судьба сыграла с ним злую шутку, сильно состарив за короткое время. Это даже заставляет перестать улыбаться и нервно потирать на чёрные ленты на запястьях. — Почему ты одна? — задал вопрос Лабурнум, положив ружьё на стол. — Говорят, ты с монстрами стала водится. — Одна, и что такого,— ответила девушка и склонила голову, спрятав побледневшее лицо за струящимися волосами, растворяясь в отвращении к самой себе, как в густом облаке ядовитого тумана. — Пожалуйста, не спрашивай о том, что было. — Не буду, давай лучше расскажу, что знаю. О мутной истории из военного лагеря, где ты помогла монстру сбежать, говорить не буду, ведь меня там не было. Но лично тебя я уже видел во время осады замка, и воевала ты отнюдь не нашей стороне. Ты позволила монстру использовать свою душу, став причиной нашего проигрыша. — Он хотел спасти свой народ, не делай из него злодея. — Ну и как спас, да? Теперь все магические чудища разбежались по норкам подземелья. А ты тогда чего одна блуждаешь в серой зоне? Просто признай, что тебя использовали, и странно, что не убили.        Ли молчала, в растерянности смотрела под ноги, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Внимание предательских рассеивалось, когда запястья то и дело покалывало от лент. Забавно, что они сделаны из чёрных полусухих растений, которые считаются сорняками для эхо цветков. — Да всё я понимаю… чего ещё стоило ожидать от разношёрстного магического зверья? — в довершение произнес мужчина и глянул с оскорбительным состраданием. — Но ты не можешь просто так вернуться сюда, словно полгода твоего отсутствия никто не заметит. Мне все равно, что ты делала вместе с монстрами всё это время. Верить всем слухам у меня фантазии не хватит. Мне даже некогда жалеть тебя, поэтому слушай внимательно, у тебя есть шанс исправиться, красная душа. Мужчина сделал вдох, шатаясь, словно тело и душа теряли равновесие, и с дальнего края притянул книгу, раскрыв которую, Ли увидела знакомые руны и рисунки сердец. — Где вы это взяли?! — громко возмутилась Ли, испугавшись, что это та самая книга, которую Дингс писал вместе с ней. Не мог же Дингс выбросить их труд в руины после её ухода, чтобы теперь их книгой любовались люди. Но приглядевшись лучше, девушка поняла, что это совершенно другой сборник о человеческих душах. — Но монстры не могли знать о магии людей. Он не знал. Откуда? — Тогда дай договорить, — пробурчал бармен, сердито глядя на неё. — В разрушенном замке монстров обнаружили остатки королевской библиотеки, многие записи подняли на собрании. Обсуждалось многое: что может творить магия, что могу творить я своей желтой душой, что вообще такое душа… — А можно лучше поподробнее о моём шансе исправиться, — нетерпеливо потребовала девушка и с неистовой силой сжала правое запястье, будто хотела сдавить, разорвать суставы, чтобы движения рук не сеяли хаос. — А то эти чертовы ленты не дают мне покоя. — Можно, — процедил мужчина. Очередное непрошеное вмешательство в поток его слов явно не вызвало восторга. Но мысль продолжить было нужно. — Мы хотим воспользоваться найденным заклинанием, и запереть монстров под землей, и пусть там они живут и плодятся, как кролики в клетке. Барьер – мощное заклятье, которое отделит подземелье от поверхности. Сработает, если только ты согласишься. Необходимо семь людей, семь цветов. От красной души до фиолетовой. В моих интересах уговорить тебя присоединиться, ведь красная единственная в своём роде. — Ох, ну допустим, — вздохнув, согласилась она, чтобы не спорить с сильным противником. Голос чуть вздрогнул. Мысль о существующей невидимой преграде между людьми и монстрами сделала больно. Болью чёрных лент. — Проблемы не исчезнут, ведь есть иная сила, способная заставлять людей искать новые источники конфликтов. Война не закончиться, я тебе гарантирую.        Наваливается тяжесть мыслей, испачканных безысходностью. Рядом с Дингсом меньше всего хотелось думать о той, что безжалостно отравляла дни. Казалось, Серая осталась в далёком прошлом. Но договор. — Девочка, я не слепой, — возразил бармен в ответ. — Я тоже вижу, как люди в один момент могут тронуться умом и начинать вести себя хуже стаи диких собак. И дело опять же в магии. Без монстров исчезнет колдовство, ведь они являются источником. Барьер не пропустит в наш мир дрянную силу, и мы будем полагаться лишь сами на себя без чужого влияния. — И Серая без магии будет как рыба на суше, — прошептала девушка, поняв, как оборвать своему противнику вариант существования без тела и души. — И какой срок годности у барьера? — Насколько его хватит точно сказать не могу. Барьер не будет вечным. Вечного не бывает. В записях книги предполагается, что пока живи его создатели. Умрёт последний из семи волшебников, и барьер сам спадёт. Сама считай вообщем… моя последняя выручка точно была меньше этой цифры. Скоро совсем всё загнется в этом городе. Поэтому думай быстрее. — Не торопи! — солнечные глаза девушки на миг недобро сверкнули. — Ты не имеешь понятия с какой жизнью мне предстоит попрощаться… Вселенная точно не на моей стороне раз ставит передо мной такие условия.        Чтобы ответил невозмутимый учёный, когда-то повенчанный с работой и полагающийся только на рациональность разума? Гастер предпочёл бы поставить безвозвратную точку в борьбе с Серой такой ценой или разрешил бы оставить город на съедение серой аномалии? Или попросил больше не возвращаться и принимать решения самостоятельно? — Мда, наверно, мне невозможно понять причины, побудившие тебя присоединиться к монстрам, и я не знаю, каково это, умирать и возвращаться… Но мне известно, как напрасно сейчас люди гибнут и без посторонней помощи, ломают жизни по велению потусторонней силы. Это несправедливо. — Издеваешься?! — Ли чуть наклонилась вперёд, чёрные зрачки, как вмёрзшие в лёд обтёсанные круглые камни, расширились, ухмылка расползлась, будто уголки бесцветных губ вмиг потянули в противоположные стороны. — Если мы говорим об одной и той же аномалии, то я знаю, что она лишь вытаскивает из души отрицательные вспышки эмоций, которые сама заложила жертва в своё сердце. Человеческая душа – превосходнейший податливый материал, как глина, из неё можно сотворить добро, а можно вылепить безобразное зло. Люди сами виноваты, что позволили вытащить из себя всё самое омерзительное и поддаться влиянию Серой! — Вижу, ты знаешь даже больше меня, — хмуро проговорил мужчина и закрыл книгу, проглотив возражение, чтобы сберечь остатки сил и не тратить их на спор. — В таком случае, наш разговор закончен…        Стало слишком жарко, нестерпимо жарко, кажется, что плавятся кости, сгорает рассудок, и остается плескаться в его горячем пепле. Судорожно выдохнув, мисс Ли вцепилась в ткань платья на груди, потому что в этот раз жжение пробежало не только на запястьях, но и в груди. Влияние лент стало наносить урон её здоровью. — Если я погибну, то Серая аномалия займёт моё место навсегда! — крикнула она и почувствовала себя тающей оболочкой взрывного механизма, что должен был уничтожить её волю, преодолеть последнюю сдерживающую преграду и выпустить нечто зловещее, несущее хаос и смерть. — Помогите.        Немое рыдание от боли в ладонях скручивает её, словно в тугой, тяжёлый узел раскаяния и гнева. Девушка делает шаг назад и скатывается к полу вдоль шкафа. Слёзы смывают хрупкую улыбку, вычерчивают уязвимость и истязающий ужас. Она ощутила движение воздуха, затем едва заметное касание невидимых складок плаща, когда Лён присел рядом с ней. С осторожностью осмотрев ледяные руки, он пришёл в большее недоумение, задержав пальцы на запястье и с ужасом улавливая её нитевидный пульс, заметил странные мелкие раны расходящиеся как трещины под чёрными лентами, опоясывающие тонкой сеточкой её запястья. — Что это такое? — тревожно спросил Лён её, прикоснувшись к повреждённой бескровной коже. — Почему ты не сказала сразу. Они должны быть безвредны для человека.        Ли улавливает отблеск заботы и то, к чему с надрывом тянется, пытаясь разбить печаль, но страх склеивает мысли, хрупкая решимость угасает под напором давящей неловкости. Становится стыдно за острые изгибы своего переменчивого поведения. Ловушка замешательства, но Лён оружием души разрезает ленты, и становится легче. — Твоя способность возвращаться назад во времени не научила тебя ответственности за свою жизнь. — Да ты… — Ли, глотая слезы, затуманившимися глазами смотрела на собеседника, потирая больное место. — Много ты знаешь обо мне, чтоб такие выводы делать.        Несколько раз вздохнула, но это не помогало успокоиться, руки и ноги подрагивали, быстрая волна ледяных мурашек по всему телу и легкое жжение остатков магии на кончиках пальцев. Может… может, это и впрямь новая болезнь… никогда прежде магия не была частью её эмоций. Это было что-то новое. Во рту снова появилась горечь. Как там Дингс говорил… зависимость, магическое отравление? — Слушай, прости… — не понимая, что происходит, изрек Лён. — Если сейчас ты меня слышишь. Помни, та сила может воспользоваться нашим непониманием. Если тебе нужна помощь, то я внимательно слушаю, и не нужно мне будет ничего взамен.        Ли почувствовала себя каким-то бездумным, обиженным ребенком, действующим по велению странных, дурных капризов. Слегка сжала и разжала пальцы левой руки, словно проверяла, насколько они остались подвижными. Она, тяжело дыша, молчала, собирала оставшиеся силы для логической цепочки, где Дингс не врал и действительно своей магией навредил её здоровью, мучая теперь нехваткой энергии и болью от безвредного для людей чёрного растения. — Ты часто помогала людям, не давала их душам стать серыми. Многие, кто остался с цветом, упоминают тебя. Мне – синей душе — ты помогала деньгами, а я в свою очередь стал помогать рыжей душе. Алоё - зелёной - ты принесла лекарства, и вместе с её мужем душой терпения они сейчас живы и счастливы вместе. У бармена так ты вообще была правой рукой по поручениям для контроля долины. — Не хватает фиолетовой души… — подметила девушка, обдумывая план заново. — Так, это Ирис. Он сказал, что в погоне за тобой и монстром сбил вашу телегу и тогда по его словам ты в миг отчаяния подалась влиянию, твоя атакующая магия была серого цвета вместо красного. Ириса спас монстр. Спас от тебя. В настоящее время парень сохраняет настойчивость и хочет закончить войну, отчасти благодаря тебе, хотя вернее сказать по твоей вине. — Поняла, — она сидела на полу и прожигала измученным взглядом остатки ленточек. Она, сжимая запястья, как заворожённая, смотрела в одну точку, будто нечаянное движение головы сломало бы ей шею. — Где моя собака? — Пришлось вывести в подвал, — произнесла Алое обеспокоено, но побоялась приблизиться и осталась стоять в дверях. — Она очень рьяно пыталась не дать к тебе дотронуться.        Ли зашевелилась, попыталась приподняться, но её ослабевшие руки лишь жалко дёрнулись, точно сведённые судорогой. Она уже не имела сил изображать непоколебимую решительность и не стыдилась признавать поглотившую её слабость, что, определённо, далось не так уж просто. Она слишком устала.        Дингс прямо сказал, что Ли не может находиться среди монстров, хотя она лучше бы выбрала статус магической зависимости, чем физической опустошённости. Возможно рядом с ним она будет помехой во время исполнения его планов об обустройстве подземелья, да и волноваться о её и своём здоровье из-за губительной связи может тоже лишняя забота. Девушка сделала такой вывод.        Бармен прямо сейчас предлагал помощь и отбелить её спорную репутацию. Слово Лабурнума имело вес. Если он возьмёт за неё ответственность, то есть шанс начать всё сначала. Да и все кроме Ириса кажутся союзниками.        Барьер поможет решить сразу несколько проблем. Исчезнут все аномалии, исчезнет магия, монстры будут под защитой. В планах Гастера поверхность как таковая не нуждалась. Все необходимые ресурсы готовы. Поэтому ничуть не удивительно то, что все процессы в её головном мозге вступили в заговор против сантиментов, эмоций, чувств… — Я нахожу свой путь обратно к здравомыслию… — повторила слова Гастера девушка. — Ты прав. Это мой шанс всё исправить. Да простит меня моя Вселенная… победить Серую важнее.        Бившее по грудной клетке сердце едва не разорвалось, когда девушка взяла в руки свою душу. Ярко алый цвет души - такой и нужен. Никакой договор, расставание или ленты не навредили целостности или оттенку. — Я помогу, — сказала Ли, спрятав душу и уронив голову в ладони. И потом добавила тише, принимая безмолвную ночь за непонятное знамение того, что по прошествии времени перевернуло её существование. — Я помогу создать Барьер.