***
— Вот, выпейте это, — Хьёя протянула мне кубок с зельем, от которого резко пахло корнем аира и базиликом. — Этот отвар поможет успокоить боль. — Служанка осторожно присела на край кровати и положила ладонь на мой пылающий лоб. — Простите меня, принцесса, это моя вина, я не рассказала вам о таких вещах. Она переодела меня, помогла закрепить специальный пояс, который помогал сдерживать кровь, а теперь просто гладила по остриженным волосам, успокаивая меня. — Все через такое проходят. Моя вина в том, что я до сих пор вижу в Вас маленькую принцессу. Но Вы растете, превращаетесь в женщину. Эта кровь — обычное явление для тех, кто перестал быть ребенком. Такое будет происходить каждый месяц, к этому просто надо привыкнуть. Завтра к вам придет звездочет, поможет составить дни, когда стоит остаться в покоях. Вам будет довольно сложно передвигаться, вы можете запачкать одежду, и нежелательно, чтобы кто-то видел подобное недомогание. Я все так же лежала на кровати, устремив взгляд в одну точку. Щеки пылали от стыда перед братом. Увидеть мой позор, мою слабость, как теперь мне смотреть ему в глаза? — Я знаю, Вы переживаете из-за случившегося, — Хьёя давно научилась понимать меня без слов. — Но знаете, что я увидела сегодня? Как бы по-скотски принц не вел себя с вами, а в моменты опасности он приходит на выручку. Это уже не в первый раз. Я думаю, он один из тех, кто питает к вам привязанность, но не может показать ее перед другими. Такова уж человеческая натура. Принц мог много раз убить и вас, и меня, и Хьёра, но не сделал этого. Он мог сегодня пройти мимо, но остался и помог вам больше, чем я или брат. — Я не хочу об этом говорить. Я не хочу более слышать о Викариэле. Он ненавидит меня, как и все вокруг. Оставь меня в покое. — Мне уйти? — вежливо осведомилась девушка. — Нет. Останься сегодня со мной… Я просто была напугана. Хьёя рассказала мне, как все проходило в первый раз у нее. Она и сама была в смятении, но ей помогли служанки. Хьёя бесчисленное число раз извинялась за свою оплошность. После случившегося я еще больше замкнулась в себе. Заканчивая выполнять работу, я в мгновение ока старалась испариться, чтобы не дать Викариэлю заговорить со мной. Но без конца сбегать мне не удалось. Он поймал меня вечером у моих покоев, в час, когда Хьёя и Хьёр удалились в комнату слуг для трапезы. — Я так и не услышал от тебя слов благодарности. Брат уперся руками в стену, отрезая пути к отступлению. Я вжалась в каменную стену, желая провалиться сквозь землю. Вик вцепился рукой в мои волосы, заставляя посмотреть ему в лицо. Я закрыла глаза, чувствуя, как мои щеки заливаются краской от стыда. — Ты кое-что позабыла, сестричка. Я уже говорил, что ты моя собственность. Ты с рождения принадлежишь мне. Попробуешь избегать меня еще раз, рискуешь навлечь на себя мой гнев. Ты меня поняла? Викариэль давно считал меня своей собственностью. Он тягал меня за волосы, толкал, забирал мои вещи, угрожал убить моих иноземных слуг. Так обращаются только с попавшими в немилость пленными рабынями. Наверное, все стало бы лучше, если бы моя жизнь внезапно оборвалась…***
— Магия, какая бы она не была — сложная или простая, требует большой силы. Ее использование изнуряет человека, подобно физическим упражнениям. Для начертания узоров необходима большая концентрация, — Дамир поправил волосы легким жестом, сверху вниз глядя на меня. Он словно специально раз за разом наглаживал мягкие длинные пряди своих волос, показывая превосходство надо мной. — Чем заклинание и узор сложнее, тем большая нужна концентрация. Новички, как правило, очень быстро устают и не в силах завершить простейший узор. Опытные маги могут из раза в раз чертить несколько узоров. — А как же война магов? Сколько раз им приходилось колдовать. Почему они не падали в бою от усталости? Дамир вытаращил глаза, открыв рот от изумления. Наверное, такая же реакция была у него, если бы статуя подле внезапно заговорила. Юноша растерялся и умолк на долгое время. То ли обдумывал мой вопрос, то ли отходил от потрясения. — А у тебя довольно резкий голос. Меня он бесит. — Дамир пришел в себя, вновь превратившись в холодного, надменного человека. Тонкие пальцы легли мне на плечо, его взгляд был устремлен на меня. — Хочешь узнать ответ на этот вопрос? Почему бы тебе не задать его своему воздыхателю? Я не понимала, о ком говорит жрец и почему он так разозлился. Но я не боялась его, не испытывала чувство животного страха перед Дамиром. Интуитивно я знала — он не причинит мне вреда. Он часто ругался на чем свет стоит, бранил меня, показывал, что его статус выше моего, относился ко мне пренебрежительно, но я никогда не чувствовала от него обжигающей ненависти, как от сестер, когда они пришли ко мне в спальню, или же суеверного страха. Мне казалось иногда, что он даже жалеет меня. — Ты читаешь много книг, я частенько вижу, как ты прячешься в библиотеке за пыльными портьерами, думая, что я тебя не замечаю. Стоишь часами, пока я не уйду. Удивлена? Думала, я такой слепой и не вижу дальше своего носа? Единственный, кто в этой комнате туп как пробка, так это сама принцесса. Обращаться так ко мне было верхом неуважения. Но я настолько привыкла к заносчивым речам Дамириэля, что не обратила на них никакого внимания. Меня давно перестали задевать оскорбления, язвительная речь — слишком много плохого сказано было в мою сторону за все годы, что я помнила себя. Однако, благодаря этому, я научилась пропускать мимо себя все ненужное, слышать самые важные фразы, улавливать настроение собеседника через его тон. Сейчас жрец был зол как никогда. Я давно заметила, что, будучи в таком состоянии, человек может невольно высказать все, что накопилось у него на душе, стоило лишь его немного к этому подтолкнуть. Но я не знала, как это сделать. Я и сама себе удивилась, заговорив с ним. Я всегда боялась разговаривать с кем-либо, кроме как со своими слугами, что стали мне ближе родных братьев и сестер. Но в последнее время меня упорно не покидало чувство, что этому человеку так же одиноко, как и мне. Давая мне уроки, он часто вел монолог, рассуждая об отвлеченных вещах, не получая моего ответа. Он словно так и ждал моей реакции, а дождавшись ее, не знал, что с ней делать. — Ты тупа как пробка, — повторил Дамир, все сильнее сжимая мое плечо. — Знаешь ли ты, с кем выходила в город, кто такой этот Мишек ми Сога? — Я хранила молчание, я и правда ничего не знала об этом человеке, который словно ураган ворвался в мою жизнь. — Прежде чем лезть вглубь истории или в понимание сути магии, для начала надо навести порядок вокруг. На мой вопрос Дамир так и не ответил. Похоже, он и сам не знал этого.***
Мое недомогание закончилось через четыре дня, как и говорила Хьёя. Я вновь приступила к обязанностям писца, в ожидании, когда император со свитой вернется обратно. Но на этот раз я с трудом могла сосредоточиться на написании слов. Из моей головы не выходили последние слова Дамира. Жрец храма Ривитта, бога войны, научил меня читать карты. Я знала, как найти на них Аклогонию, Нархольд, империю Сонья, а так же множество других стран, континентов, на которых они находятся, но о самих государствах я знала слишком мало. Все, что я могла вспомнить о Сонье — эта империя была одним из участников «Чумного договора», и добрая треть уничтоженных магов родом именно из этого государства. С них все и началось. Империя развязала войну, охватившую впоследствии полмира. Ее правитель Томиру ми Сога, давний предок Мишека, встал во главе армии магов. Источники говорили разное: одни утверждали, что он стремился создать единое государство под своим началом, в других было написано, что Томиру Второй был просто безумцем. Магия затмила его разум, взяла над ним контроль. Он был одержим ею, поэтому создал огромные отряды всех тех, кто обладал тайными знаниями и умениями. Томиру был предан собственным братом и казнен после проигрыша в войне. На этом мои знания заканчивались. Сосредоточившись на изучении магии и всем, что с ней связано, я совсем забросила чтение летописей. Мне и правда хотелось узнать больше о юноше с необычным мечом и его стране, но вместе с этим стало вдруг боязно. В памяти все еще был свеж подслушанный разговор Викариэля с императором. Они не доверяли Мишеку. Быть может, на то были какие-то причины? Мое сердце упорно не желало этому верить, и я упрямо откладывала свое желание немного разобраться в том, что происходило в империи Сонья после подписания договора. И с моим телом происходили какие-то изменения. Пальцы рук и ног начали отекать, грудь сильно болела и живот иногда тоже. Я ссылалась на свое состояние, чтобы не идти в библиотеку. Мне было не по себе от мысли, что я могу найти что-либо, поколеблющее мои странные, но упорно зарождающиеся чувства, которые вспыхивали в душе при упоминании имя Мишек..... Прием просителей был прерван грубым вмешательством одного из старших евнухов, Акером. Он упал ниц перед высоким местом, на котором сидел Викариэль, взявший на себя ответственность вершить чужие судьбы в отсутствии отца. — Молю, пощадите меня! — Мужчина распростерся на каменном полу. — Наложница императора, что накануне его отъезда была подарена ему правителем Александром, бежала из гарема. Дайте нам разрешение отправить за ней погоню, и мы вернем ее до того момента, как возвратится император. — Верните девушку в кратчайшие сроки, — голос Викариэля был тверже стали, мои руки покрылись мурашками, а сердце забилось от плохого предчувствия. — О вашей оплошности будет доложено императору, ваша дальнейшая судьба, Акер, будет зависеть только от него. Наложнице вреда не причинять, как только поймаете беглянку, немедля приведите ее ко мне. На сегодня все. Амариаэль, ты свободна, до завтра ты мне не понадобишься, ступай.***
Время послеполуденной трапезы считалось священным для всех людей, населявших Аклогонию. Купцы закрывали свои лавки, слуги и рабы откладывали работу, чтобы приступить к еде. Даже сам император прерывал свои дела государственной важности, дабы в тишине насладиться пищей. Мне очень нравилось это время, я могла свободно посетить библиотеку без страха наткнуться на кого-либо из местных чтецов или жрецов. Можно было не таясь поискать нужные рукописи и свидетельства хоть о каких-то событиях в империи Сонья. Мои шаги были почти не слышны в больших залах библиотеки, приглушаемые мягкими сандалиями. Я оглядела стеллаж в поисках нужной мне информации, вдыхая удивительный запах старых свитков и кожаных переплетов. Преобладающее большинство свитков несло в себе знания о религии, ее догматах, богах и жертвам для них. Также здесь были труды известных философов, стихи лучших поэтов страны, сборники о природе исчислений. Все это стояло на самых видных местах, подчеркивая значимость императора, богатство его коллекции. Но то, что нужно было мне, лежало в самом дальнем зале, где пыльные полки хранили в себе множество знаний о прошедших войнах, великих людях, очерки путешественников, отчеты старейшин и многое другое, что мне было ранее не очень интересно. В войнах я мало что понимала: численность войск, их расстановка на поле боя, стратегия вражеская и дружественная, вооруженность солдат — мне это было чуждо, история магии влекла меня куда больше. Я протянула руку к записям, не представляя, с чего надо начать и где искать то, что меня одновременно влекло и пугало, но отдернула ее, заслышав скрип двери и легкие шаги. Быстро юркнув за тяжелую штору, я притаилась. Я знала, кто это. Спустя столько времени жизни в главном дворце я научилась чувствовать людей и зачастую могла точно определить, кто ко мне приближался. Легкая походка, почти неслышные шаги, словно его ноги и не касались пола, тяжелый запах мускуса и сандала, шорох длинной одежды о мрамор — так мог ходить только Дамир. Я приготовилась провести несколько часов подряд, стоя в укрытии, не подавая признаков жизни. Мне это было не впервой — сливаться с предметами убранства, становиться невидимой для чужих глаз. Но не в этот раз. — Можешь выходить. Я знаю, что ты тут. Я чувствую тебя, — низкий, бархатистый голос жреца прокатился по пустой библиотеке и замер где-то в высоких сводах. Я несмело покинула свое убежище — не было смысла скрываться от того, кто и так знает, где тебя искать… — Так значит, маленькая принцесса все же отважилась узнать побольше о своем новом друге? — Жрец был одет не как обычно в пышные длинные шелковые одеяния, на этот раз на нем была простая рубаха с рукавами почти до пола, на западный манер, и легкие шаровары. Сейчас он выглядел совсем обычно, ничем не отличался от остальных детей императора, разве что его волосы, почти до самых колен, были каштанового цвета, как и его глаза, многим светлее. Алмазная тика* (тика — налобное украшение) на его лбу переливалась, разбрасывая радужное отражение на каменные стены. Еще не заживший прокол на крыльях носа кровоточил. Дамир то и дело прикладывал к нему ветошь, поправляя сережку. — Не знаешь, с чего начать? Может, мне помочь тебе? Я осторожно кивнула, с опаской принимая чужую помощь. Верить в чужую доброту было бы ошибкой для меня. Однако мне казалось, что Дамириэль не причинит мне зла. Его тонкие белые пальцы пробежались по корешкам, словно оценивая каждую книгу, но так и не остановились ни на чем. — Здесь нет того, что ты ищешь. Обычная сухая статистика — перечень правителей Соньи, их быт. Тебе все это без надобности. — Жрец крепко схватил меня за руку и потащил вглубь помещения, в комнату, где хранились самые ветхие экземпляры, которые ждали своей очереди на восстановление. Меня смутило такое вольное обращение. До этого жрец никогда не дотрагивался до меня, как и другие братья, исключая Викариэля да Бардиэля, когда он хотел убить меня. Но жрец был спокоен, словно не боялся касаться меня, вел за собой, словно точно знал, какую именно информацию мне дать. — Вот, посмотри. В плетеных корзинах лежало множество свитков различной длины и размера. Пыльные книги стопами валялись на полу, некоторые раскрытые, с вырванными страницами или залитыми кровью, жиром или водой. На некоторых чернила были размыты до такой степени, что прочитать что-либо было уже невозможно. Дамир протянул мне потрепанную книгу, пахнущую плесенью и сыростью. — Прочти вот это — труд некого Аямиля, долгое время жившего на территории Соньи. Он лично был свидетелем неких событий, произошедших там около ста или чуть меньше лет назад. А потом мы поговорим с тобой. И я надеюсь в ответ услышать не твое очередное молчание, а разумную человеческую речь. И еще. Не говори никому, что я дал тебе эту книгу, спрячь ее от чужих глаз. Как только дочитаешь, положи на место, закопай в этом никому ненужном хламе — писцы еще долго не приступят к архиву, так что там она будет в безопасности. А теперь иди, скоро закончится трапеза, успей спрятаться в свою нору, пока залы не наполнились людьми…***
— Я приготовила для Вас ванну в покоях, — Хьёя уже похлопотала обо всем, — мы искали Вас, но Вы как сквозь землю провалились, принцесса. С Вами все в порядке? Сейчас я велю натаскать горячей воды, общий хамам Вам нельзя посещать до тех пор, пока от Вашего недомогания не останется и следа. В столь маленькой лохани особо не вымоешься, но таков закон, извините, принцесса. — Ничего страшного, — мне доставляло удовольствие отвечать на языке севера, растягивая журчащие-тягучие слова. — Так даже лучше. Хьёр встал на страже у дверей, пока Хьёя помогала мне вымыться. Деревянная лохань была довольно удобна — с маленьким стулом внутри, да и я почти вся поместилась в нее. Служанка намаслила мои волосы и принялась приглаживать их костяным гребнем. — Они уже отрастают, принцесса, через пять лет они вновь станут длинными, такими, как раньше. — Но не такими, как у остальных. — Я с завистью смотрела вслед братьям и сестрам. Они носили свои волосы, гордость королевской семьи, с честью, и лишь мне приходилось надевать громоздкие головные уборы и накладные пряди, чтобы не порочить имя императора. — Мы с братом больше не допустим, чтобы с Вами такое случилось, принцесса, клянусь Вам в этом. — Что вы сможете сделать, если вновь придут мои братья или сестры? Коли вы вступитесь за меня, вас убьют. — Пусть так, — жесткая ветошь коснулась моего тела, и я поежилась от неприятных ощущений. — Мне не страшно умереть, защищая Вас. — Почему? — Меня давно тревожил этот вопрос. — Почему вы должны умирать за меня? За то, что я такая уродливая. Я не хочу, чтобы вас убили из-за этого. — Вы не уродливы, моя принцесса, — голос Хьёи был мягок словно шелк и по-матерински ласков. — Сейчас Ваша красота только начинает расцветать. Те, кто называл Вас уродливой, еще не раз пожалеют о своих опрометчивых словах. Вы скоро обо всем узнаете сами. А умирать — это честь для слуг, защитить своего господина или госпожу. Я рада, что попала к Вам в услужение. Вы относитесь к нам с теплотой, как к своей семье, а не простым слугам. Поэтому я приложу все усилия, чтобы не дать никому причинить Вам вреда. Я украдкой смахнула с глаз непрошенные слезы. Не успела я отойти ко сну, как меня подняла стража императора. Викариэль собирал все семейство в главной зале. Хьёя наспех помогла мне облачиться в одежду. Никто не понимал, к чему такая спешка. И только придя на место, я осознала, в чем дело. На полу, посреди зала, на коленях стояла девушка - беглая рабыня из гарема. — Молю вас, дождитесь возвращения императора, — Акер, главный евнух, склонился перед Викариэлем. — Это его собственность, только он может решить ее судьбу. — В отсутствии отца я занимаюсь делами империи, — брат вынул кинжал, прикрепленный к кушаку, подаренному ему мной. Вик грозно навис над девушкой, приподняв ее подбородок острием. — Я хочу услышать твой ответ. Почему ты решилась на предательство императора? — Глаза бы мои его не видели, — девушка билась в истерике, прекрасно понимая свою судьбу. После побега на милость правителя полагаться более не приходилось. — Я услышал твое желание, — Вик протянул кинжал Акеру. — Вы слышали, чего хочет эта недостойная женщина. Коли так, исполни ее волю. Выколите ей глаза и приготовьте пектораль** (Пекторалью в древности называли нагрудное женское украшение в виде парной резной золотой или серебряной чаши, зачастую осыпанной драгоценными каменьями. Она надевалась как современный лифчик и крепилась цепочками. По издевательской аналогии с этим украшением было названо изуверское орудие пытки, применявшееся венецианской инквизицией). — Нет, прошу вас, умоляю, сжальтесь! — Крики этой девушки заполнили залу. Все стояли в молчаливом испуге, не смея двинуться с места. Раньше мне не доводилось видеть ни пыток, ни казней, но Викариэль никому не позволил уйти. Палачи прикатили жаровню, накалили докрасна пектораль и надели ее на связанную рабыню. От ее визга закладывало уши, воздух наполнился смрадом горелого мяса. Я едва не лишилась чувств от ужаса, стараясь смотреть в пол, чтобы не видеть мучения жертвы. — Выжгите ей на лбу клеймо Blasphemer, пусть все знают, что она совершила хулу на императора. — Викариэль был беспощаден. Его голос был холоден, он не дрогнул ни разу, прямо смотря в глаза истязуемой рабыни, бьющейся в агонии. Только тогда я поняла, насколько он жесток и опасен…