***
Из страны, что лежала восточнее Аклогонии, Вестан, прибыл кронпринц, дабы заключить торговый союз с империей. В Вестане делали превосходные ткани, и отец желал получить их, чтобы потом перепродавать в другие страны, заполняя королевскую казну звонкой монетой. По поводу прибытия столь значимой особы Натаниэль собрал свой гарем, жен и детей в праздничном зале, где женщины вальяжно разместились на подушках вокруг фонтана, отдыхая от полуденной духоты. В обычные дни наложницы и рабыни не допускались в центральный дворец - специально для них был выстроен сераль — большой дворец, где содержались отпрыски императора, пока не достигали девяти лет, и женщины - наложницы и рабыни. Лишь официальные жены и императрица имели привилегию находиться подле правителя. Я не хотела идти в зал приемов, сегодня там было слишком шумно, но выбора у меня не было. — Принцесса, Вам необходимо рассказать императору о визитах вашего брата. — Хьёя закрепила на моих волосах высокий головной убор, прикрепив к нему вуаль. — На его ночные визиты можно было смотреть сквозь пальцы, пока вы были малы. Но принцесса! Ваш брат — мужчина, он уже познал власть и женщин, и желания для его юного разума пока стоят превыше всего. А вас он желает, это я могу сказать как женщина. Теперь, став свидетелем вашего взросления, он может попытаться взять то, что, как он считает, принадлежит ему по праву. — О чем ты говоришь? — Я тронула рукой алые камни ожерелья. Мне было тяжело дышать, казалось, это тяжелое украшение задушит меня. — Он может вновь обрезать мне волосы или попытаться убить? — Нет, принцесса, я не о том. Но не мне об этом рассказывать. Вскоре Ваш отец пришлет жриц из храма богини Эды, и они поведают Вам о всех таинствах женщин. Я прошу вас все же поговорить с императором, иначе, если визиты принца продолжатся, быть беде. — Но он ведь единственный, кто меня защищает, — я все еще была под впечатлением от слов Викариэля. — Верно, защищает. От других. Да вот только кто тогда защитит вас от него самого? Молю, скажите императору о брате. Может, он как-то сможет повлиять на принца? — Боюсь, если Викариэлю что-то запретить, он захочет этого еще сильнее, — чем больше я избегала его, прячась по темным углам дворца, тем чаще он находил меня, каждый раз повторяя, что моя жизнь принадлежит только ему.***
Наложницы и рабыни из гарема, что жили в лазурном дворце, гордо расхаживали взад-вперед, сверкая драгоценностями, стараясь вызвать зависть других жен своими роскошными нарядами, томясь ожиданием, когда прибудут гости. Обычно отец собирал все свое семейство лишь в двух случаях: на день своих именин или если Аклогонию посещали очень важные гости, которым надо было показать свое благополучие. Считалось, что чем больше у императора жен, наложниц и детей, тем пышнее процветает его государство, раз он может содержать такое количество человек в семействе. Сейчас в гареме отца насчитывалось более пятидесяти рабынь и сто двадцать наложниц, не считая жен и императрицы Айгуль, которая понесла ребенка. Она поглядывала на всех свысока, сидя подле императора, вызывая зависть в сердцах других женщин. Ей доставались самые сочные и лакомые кусочки со стола, только потом уже шли его жены, следом наложницы, самыми последними тарелки приходили к рабыням. Из-за этого часто вспыхивали ссоры. Женщины ругались по каждой мелочи, от их криков у меня разболелась голова. Хьёя всегда жалела их. Если женам было дозволено заниматься важными делами, дабы помочь своему правителю, то участь женщин из гарема была совсем незавидна — они коротали свои дни в отдаленном дворце, в вечном ожидании, когда император соблаговолит наведаться к ним. И все же, несмотря на это, они вызывали у меня неприязнь — слишком много от них было шума. И я была несказанно рада тому, что наложницы и дети содержались отдельно. Жены же вели себя куда более достойно, хотя и среди них нередко вспыхивали ссоры. Однако стоило слугам объявить о прибытии кронпринца Вестана, они все умолкли. Я поерзала на своем месте, стараясь гордо выпрямить спину — так, как меня учили. Нерейдиэль и Регенвидэль недобро покосились в мою сторону и старательно отодвинулись. Только младшая сестра, которой не так давно исполнилось десять, Мириэль, не выказывала ко мне презрительного и недоброжелательного отношения. Она была слишком мала и не понимала, отчего меня все избегают. Иногда при взгляде на меня в ее глазах загорался восторженный огонек, и тогда мое сердце согревалось этой невинной теплотой. Она мило хлопала длинными ресницами, стараясь держаться чинно, чтобы не опозорить отца. — Его светлость, первый принц королевства Вестан, Дерья ин Халеб, первый сын султана Али ин Халеба Мехеда Второго! — В залу вплыл мужчина в высоком тюрбане, с очень смуглой кожей, за ним рабы на плечах тащили тяжелые сундуки — дары императору и его отпрыскам, за собой на цепях они вел четырех женщин, таких же темнокожих, как и принц. — Приветствую Вас, светлейший государь, — Дерья ин Халеб дал знак рабам, и они поставили сундуки на пол, распахнув их, дабы дать императору возможность лицезреть привезенные дары. — Прошу принять в знак моего уважения к Вам эти прекрасные ткани, драгоценности, а также двух великолепных наложниц для ваших старших сыновей. Что-то неприятно кольнуло меня в самое сердце. Я совсем позабыла о том, что брату пора было обзаводиться наложницами. Искандариэля, ставшего наследником, не так давно помолвили с Нерейдиэль. К тому же, у него уже был свой гарем. Как будущий правитель, он уже заключал выгодные империи союзы. Вик же даже еще не был помолвлен. Значит, теперь и ему скоро найдут жену. А потом и меня выдадут замуж за того, кто принесет империи дополнительную мощь. Раньше все это было далеко от меня, а теперь я словно осознала собственное неумолимое взросление. — Я принимаю Ваши дары и прошу разделить с нами пищу. Да будет благословен день, в который между нашими государствами был заключен союз. Живот скрутило болью, а к горлу подкатила тошнота. Оставалось потерпеть совсем немного, и официальный прием будет закончен. Главы государств уединятся, чтобы составить соглашение, женщин и детей вернут в их дворцы, и вокруг вновь воцарится благословенная тишина. Поэтому я все терпела, стиснув зубы. Пока гость и император сидели за столом, никто не имел права покинуть залу. А боли становились все сильнее. Я прилагала все усилия, стараясь держать спину прямо. Наверное, мне не стоило есть острую закуску из перцев, которую я так любила. Мне сразу показался ее вкус немного странным. Может быть, она просто испортилась из-за духоты, хотя императрица Айгуль с удовольствием поглощала ее, несмотря на запреты. Больше любителей сей восточной закуски прежде не было. Ее привозили только из-за любви к ней императрицы, но я тоже пристрастилась к этому блюду. Глядя на меня, Мириэль с удовольствием пробовала ее, перекатывая на языке острые перцы. Ими же потчевали и важного гостя. Нерейдиэль и Регенвидэль тихо перешептывались, глядя на меня, хихикали, видимо, говорили очередные гадости, но я не слышала их, мое сознание плыло. Дальше все происходило слишком быстро. Я в ужасе увидела, как императрица Айгуль упала навзничь, ее тело сотрясали конвульсии. Кровь брызнула из моего носа, запачкав бурыми пятнами вуаль и платье. Последнее, что я запомнила перед тем, как мир погрузился во тьму — Мириэль, упавшую лицом в блюдо с перцами.***
Я видела страшные сны и никак не могла проснуться. Бесконечные коридоры, тяжелые дубовые двери, которые никак не желали открываться. А те, что открывались, вели в жуткие помещения. В одном из них находилось четыре зеркала: одно было очень страшное — черное с пульсирующими красными жилами. Из него на меня смотрела высокая изможденная женщина с большим животом. Ее черные с белым волосы были длинны и красивы, но в остальном она мало походила на меня. Женщина плакала, держалась тонкими руками за живот. Я отпрянула от мнимого отражения — нет, это не могла быть я. Во втором, зеркале небес, сидела совсем молоденькая девушка с разномастными глазами, увешанная драгоценностями, в легком платье из бирюзового шелка. Она тихо напевала песню о своей любви и казалась очень печальной. Я не хотела больше смотреть в них, искала выход, но его не было, только натыкалась на отражения — страшные, совсем не такие, заплаканные, грустные женщины. Оставалось еще два зеркала, но я была не в силах заглянуть в них. Почему меня так пугали они? Ведь они не были мной. Не могли быть. Мне было тринадцать лет от роду, они же были старше меня. Но мне ничего не оставалось, кроме как собрать волю в кулак, чтобы взглянуть в оставшиеся два зеркала. Одно отражало в себе белоснежную пустыню, где песок падал с неба, а не поднимался ветром. Он оседал на длинных черно-белых волосах женщины с младенцем на руках. А в последнем, богато украшенном по кайме рубинами, аметистами, разных оттенков и размеров, на троне восседала величественная женщина. Ее платье, расшитое бисером, жемчугом и самоцветами, было достойным императрицы. На голове сверкала великолепная корона из белого золота, и пальцы все были унизаны перстнями. У подножия трона играли дети, а вокруг люди в разных нарядах — в шелках и хлопке, в камышовых шляпах и богатых уборах — преклоняли перед ней колени. Я попыталась дотронуться до поверхности рукой, но зеркало дрогнуло словно водная гладь и разбилось на мелкие осколки. Тогда я открыла глаза…***
— Принцесса пришла в себя, — первое, что я увидела, открыв глаза — жреца Ривитта, Диметрия, того, что преподавал мне основы магии жизни, и Дамира, склонившихся надо мной. — Как Вы себя чувствуете? Скажите хоть слово. Конечности были онемевшими. Я подняла ладони, старательно разминая затекшие пальцы, чувствуя, как кровь приливает к их кончикам. — Сесть можете? — Дамириэль говорил нарочито вежливо. Он всегда так поступал, если рядом были другие люди. — Сейчас придет одна из жриц Ривитта, она осмотрит вас. Я вспомнила. На праздничной трапезе мне стало дурно, и я потеряла сознание. Отец, наверное, в ярости. Я так опозорила его. Но ведь не мне одной стало плохо, быть может, мое наказание не будет слишком суровым, если даже императрица не смогла справиться со своим организмом. Молоденькая жрица нерешительно протянула руки, но замерла в страхе, опасаясь коснуться меня. — Живо осмотри принцессу или тебя тоже казнят, — от голоса Викариэля, которого я сначала не заметила, вздрогнули все. Я с трудом села, оглядываясь вокруг. Что-то явно было не так, слишком расплывчато и нечетко. — П…позвольте мне дотронуться до вас, принцесса, — бледная худая жрица принялась чертить чернилами узоры прямо на моей коже: кисти рук, горло, ключица, лоб, переносица, живот. Викариэль, Диметрий и Дамир вышли из покоев, ожидая, пока она окончит свой осмотр. Узоры вспыхивали на коже и тут же гасли, по венам растекалось благословенное тепло, в голове немного прояснилось. К моменту, когда девушка позвала мужчин обратно, туман в голове рассеялся, хотя я и не помнила, что произошло после моего обморока. — У принцессы, скорее всего, повреждены внутренние органы, а также обоняние и зрение. Благодаря тому, что распространение яда удалось вовремя остановить, она еще может поправиться, но зрение вернуть не удастся. — Неудивительно, — хмыкнул Диметрий, внимательно глядя на меня. — Вот, понюхайте, скажите, чем пахнет? Жрец протянул мне маленький камень, я поднесла его к носу, пытаясь распознать запах. Он ничем не пах. Абсолютно. — Вот значит как, вы перестали чувствовать запахи. Обоняние можно вернуть, но боюсь, что со зрением дела обстоят печальнее. Какой глаз хуже видит, вы можете мне сказать, принцесса? — Я поочередно закрывала глаза, фокусируя взгляд на жреце, и показала на левый, который видел теперь более расплывчато. — Вам предстоит восстановление. Скоро принесут отвары, надо будет обязательно пить их. Ваша служанка проследит за тем, чтобы вы не отлынивали и пили лекарства, как положено. Я буду внимательно наблюдать за состоянием вашего организма, принцесса и приложу все усилия, чтобы вы поскорее восстановились. После их ухода на меня навалилась жуткая усталость. Откинувшись на подушки и отхлебнув мерзкий горький отвар, я закашлялась. Хьёя заботливо оттерла грязные пятна, которыми я забрызгала постель. — Что произошло? Сколько я спала? — мой голос был слаб и дрожал. — Яд, принцесса. Его обнаружили в четырех блюдах. Младшие жрецы, которые должны были пробовать всю еду, что подается на стол императора, уже допрошены. И казнены. Их головы украшают дворцовые стены. Вы — единственная выжившая из всех, кто отведал отравленные блюда. Первой скончалась императрица. Лекари не успели ничего сделать. Из-за внутреннего кровотечения ее смерть была почти мгновенна. Принцесса Мириэль прожила немногим дольше — ее организм, несмотря на усилия врачевателей, не справился с ядом. Принц, что прибыл для заключения договора, тоже не выжил. Но Вы… Вы всего три дня провели в бессознательном состоянии. Вашему организму, несомненно, нанесен ущерб, но вы живы. Наверное, это божественное провидение. Ближе к ночи мои покои посетил сам император. Отец присел на край кровати и провел рукой по моим спутанным волосам. Я не видела скорби в его глазах — только великую усталость. — Я очень рад, что ты смогла выжить. Наверное, это благодаря иммунитету. Ты наверняка не помнишь, но тебя уже пытались отравить «ядом нежной девы». Ты очень долго болела после этого, почти все время лежала в бреду. Я не мог быть рядом с тобой, но Викариэль месяц не отходил от твоей постели. На него я могу положиться, как и на тебя. Ты превосходно справилась со своей работой писца. Вы — мои дети, моя опора и помощь в управлении государством. Из-за этого происшествия на меня навалится много дел. Принц Вестана был отравлен, а значит, скоро нас ждет война, — он на мгновение смолк. — Как только поправишься, я дам тебе дело, надеюсь на твою помощь. Мы не можем быть слабыми. В любом случае, жизнь продолжается. Отец, даже в моменты, когда черные тучи сгущались над головой, не позволял себе отступить назад. Он всегда оставался истинным императором, мудрым правителем своей страны, где каждый человек, будь то обычный раб или же его собственный сын, был для него не более чем деталью в механизме часов. Если одна из них ломалась, ее заменяли на другую или чинили, и часы вновь продолжали работать. На следующее утро я узнала, что Викариэль уехал по поручению императора, взяв с собой Дамира. А мне оставалось только лежать, восстанавливая здоровье, глотая тошнотворные отвары. Наконец, у меня было время немного почитать. Из-за того, что ко мне регулярно приходили жрецы, следя за состоянием здоровья, доставать «Истаделион» было рискованно. Поэтому мой выбор пал на труд Аямиля — ту самую рукопись, которую дал мне Дамир. Ее название, «Кровавый император», отталкивало меня. Так не хотелось открывать и читать, но сделав над собой усилие, я все же решилась. Первых страниц не было — они оказались вырваны чьей-то жесткой рукой. Оставалось только гадать, что на них было написано. 1356 год по Омильонскому календарю. 133 день солнцеврат. Сегодня меня назначили на должность советника императора Миса Мие ми Сога. Уверен, это боги прокляли меня. Я хотел спокойной жизни, пытался уйти в отставку, но... 138 день солнцеврат. Император призвал меня к себе. Он хочет развязать войну, несмотря на соглашение о мире. В его распоряжении есть двадцать сильнейших магов, который уничтожили отряд смерти в Сонье. Я пытался отговорить его от столь опрометчивого поступка, но император одержим магией. Он хочет вновь вернуть ее в наш мир, его жажда знаний и завоеваний поражает меня. Остальные советники лишь молчаливо соглашаются с ним. 149 день солнцеврат. Император принудил и меня взять в руки оружие. Страны, все еще не оправившиеся от кровопролитных войн, стараются восстановиться всеми силами, на их полях зреет урожай, их торговля приняла обычное русло, они начинают расцветать. Но Миса Мие жаден, он не доволен тем, что имеет. Его взгляд упал на Аклогонию, но сначала ему придется сравнять с землей Фландилию, земли, что граничат с империей Сонья. Неужели больше никто не понимает, какие плачевные последствия повлечет за собой эта кампания? Маги целыми днями упражняются во дворе, оттачивая свои боевые искусства. Не станет ли эта война началом новой пандемии? 180 день солнцеврат. Император прослышал о чародеях, что живут на севере, в Нархольде, в стране вечных ветров и белых вьюг. Его глаза горят огнем, он не думает ни о чем, кроме этого. Страна голодает, люди приходят к воротам дворца в надежде, что их накормят, но солдаты гонят их прочь, непокорных или слишком буйных убивают на месте. Императора ненавидят его же вассалы, всюду шепчутся о его слабом рассудке. Наше дело защищать Миса Мие, но если так пойдет и дальше, то в стране начнутся раздоры, вспыхнет гражданская война и его свергнут, и мы не в силах будем защитить его. Ночами император читает те записи о магии, что остались после подписания мирного договора, а днем готовит армию. Он почти не ест, спит не больше трех часов в сутки, с каждым днем он становится все более безумным. На днях он приказал казнить солдата за то, что он два раза выронил меч во время тренировки. 1 день лунаврат. Император дал приказ выступать на Фландилию. Впереди всего войска идут маги со своей разрушающей силой — они жгут вражеские деревни, убивают и женщин и детей, всех без разбора. Миса Мие одержим, он решил стереть с лица земли соседнюю империю, ибо она ему ни к чему. Всех своих сыновей он послал на север, дабы они нашли ему священную книгу «Вечных снов». Он обещал сделать своим наследником того, кто получит ее. Говорят, она передается по наследству первым дочерям короля. Я молюсь всем богам, чтобы книга никогда не попала в руки императору. Получив такой могущественный артефакт, Миса Мие уничтожит полмира, ни разу не задумавшись о последствиях. Когда-то он подавал большие надежды. Я, будучи капитаном армии его отца, наблюдал, как растет Миса, умный малый, который схватывал все на лету. Я думал, он будет достойным правителем, который приведет страну к процветанию и благосостоянию, но я ошибся. Когда он увлекся изучением магии, путешествуя по свету, по крупицам собирая свои знания, даже тогда я не чувствовал опасности. Я служил верой и правдой его достойному отцу, пока тот не отошел в мир иной при странных обстоятельствах. Уверен, это дело рук Миса Мие, он вернулся из своих странствий совершенно безумным, каждый день твердил о неком ритуале, который поможет ему стать богом. Я пытался подать в отставку, но вместо этого Миса приказал мне стать его первым советником. Чтобы не дать мне сбежать, новоявленный император взял мою дочь в свой гарем. — От тебя, зависит ее судьба: поднимется ли она до звания императрицы или же сгинет в сером серале, где живут наскучившие мне женщины. — Вот что он мне сказал. И теперь, помимо своей воли, я встал во главе конницы, чтобы привести их на верную гибель… Там, где есть маги — там повсюду смерть и разрушения. Миса не понимает этого, упорно ведет свою страну к краю пропасти... Дальше Аямиль вел долгое повествование о вспыхнувшей войне, о расстановке воинов на поле боя, о проигрышах и победах. Империя Сонья напала на Фландилию без предупреждения. Ночью небольшим отрядом они пришли в деревню Кси, что на границе их государств, вырезали всех жителей под покровом темноты и заняли местность. 32 день лунаврат. Император не берет пленных, он подвергает их страшным пыткам, после чего обезображенные тела умерших сваливают в одну кучу, закидывая их ветками. Падших солдат, своих или чужих, он не велит хоронить или предать огню, Миса Мие совсем спятил: он бредит мечтой создать из сгнивших тел армию скелетов — бессмертных воинов, которым неведом страх, которых не пугает непогода, голод или мор. Император считает, что этот ритуал подробно описан в «Истадии», той книге, за которой сейчас гоняются все его отпрыски. Не хватало еще доброго десятка страниц. «Надо будет расспросить о них Дамира, может, он знает, что на них было», — подумалось мне. Я не знаю, какой сегодня по счету день, я уже перестал вести им отсчет. Мне невыносимы мысли о том, что я служу под началом императора Миса Мие. Сколько невинных людей уже пало на этой войне? Аклогония, ранее воевавшая с Фландилией, привела им на помощь свои войска. Наш император считал, что отрядов смерти давно не существует, но… Сегодня мне довелось лично убедиться, что они все еще действуют. Передовую линию магов, огнем выжигавших Фландильские деревни, просто разорвали в клочья. Эти люди, одетые в белую легкую броню, оставшуюся от старых магов, закаливавших сталь в своих чудодейственных кузнях, своими щитами, усыпанными острыми шипами, они прокалывали наших солдат насквозь, пробираясь к ударной силе войска императора. И атаки магов на них не действуют, их щиты отражают огонь, направляя его обратно в войско Миса Мие. В рядах начинался хаос, солдаты бросают оружие и пытаются спастись бегством. Я продолжаю писать, несмотря ни на что, уверен, после этой войны почти никого не останется в живых. Пусть мои записи послужат предкам, чтобы они знали историю от первого лица, непосредственного участника этих событий. Император рвет и мечет, его маги убиты, войско ропщет. Он обещал им легкую победу, золотые горы, а в итоге им приходится отсиживаться за деревенским частоколом и ждать, когда противник настигнет их, чтобы покарать за содеянное. Это лишь вопрос времени, когда такое прекрасное войско сотрут с лица земли. Миса Мие следовало бы изначально провести разведку, прежде чем кидаться в омут, очертя голову. И мой позор, что я собираюсь бросить его, бегу словно крыса с тонущего корабля. Я ушел ночью, сделал вид, что патрулирую округу, чтобы не вызывать подозрений, почти не взял с собой вещей, лишь рукопись да чернила. Покинул лагерь, не желая так бесславно погибнуть. Я знаю, что такое война не понаслышке. Во времена правления отца Миса Мие, Рекрие ми Сога, вспыхнула гражданская война. Люди подняли восстание против аристократии, пьющей все ресурсы из провинции, наживающейся на трудящемся классе. Рекрие подавил восстание довольно быстро, без особого кровопролития, лишив своих вассалов множества привилегий, успокоив волнения. Знать роптала, но поделать ничего не могла, рискуя в ином случае быть растерзанными простолюдинами. Отец Миса был мудр, а сын совсем сошел с ума. 1363 год по Омильонскому календарю. 8 день солнцеврат. Сегодня мой корабль прибил к берегам Нархольда. Здесь, на севере, я решил найти свой покой. Император пал, как и его семья. Его отпрыски, за исключением самого младшего, который в силу возраста остался в империи Сонья, сгинули бесследно на севере, так и не заполучив заветную книгу. Сама империя ослаблена, в ней царит разруха, войска нет, если одно из соседних государств решится напасть, Сонья будет полностью уничтожена. Миса Мие казнен как мировой политический преступник, нарушивший условия мирного договора о ненападении. Трон занял Мишек ми Сога, второй от своего имени. Ребенок четырнадцати лет от роду. Куда он приведет страну, бывшую некогда моей родиной? Я надеюсь, что этого я уже не увижу. Моя дочь, нежный цветок Алья, убита. И в ее смерти виновен я. Бросил ее, уехал как трус, сбежал с поля боя, обрекая на смерть единственного ребенка. Я никогда не прощу себя за это. Я решил уйти на север и сгинуть в его бескрайних снегах, только такая смерть подобает предателю. Я дам обет молчания и проведу остаток жизни, искупая свои грехи, в полном одиночестве. Пусть холод накажет меня за все прегрешения... Так странно. Мои пальцы дрожат, лоб взмок, а голова кружится. Веки словно наполнены водой, так и хочется их закрыть и заплакать от этой истории. Я и не заметила, что провела за чтением почти весь день и всю ночь, и солнце вновь начинало всходить на небосводе, заливая мою комнату алыми тонами, а я больше не в силах была бороться со сном. И снился мне человек, что медленно брел по белой пустыне, и слезы непрестанно катились из его глаз. И шептал он лишь одно слово — иста, иста, иста, что на языке севера означало «глубокий сон». Может, он сильно хотел спать? Дамир рассказывал, что люди засыпают в сильном холоде, и по весне, когда белая пустыня начинает таять под нежными лучами солнца, можно найти людей, пропавших в бурю, которые уснули навсегда. А может, этот старик искал книгу, что жаждал король, прозванный за глаза Неверным? «Вечный Сон». Но он неправильно это произносит, ведь на языке севера она звучит как «Исталели». Дрему как рукой сняло, я подскочила на своей постели, пытаясь стряхнуть с себя остатки сна, оглядывая мутным взором комнату. Все неверно, они гонялись за призраком, за совершенно другой книгой. В оригинале полное название можно было прочесть как «Вершины глубоких снов». Или же «Иста делия оно». В горле пересохло от внезапного прозрения. Книга, за которой гонялся император, сейчас лежала, спрятанная на крыше. «Истаделион».