Воля богов.
— Отец, с Вами все в порядке? Вы очень бледны. — Ступай лучше и проверь, как там твой брат. — Натаниэль взялся за перо, намереваясь послать письмо Великому жрецу бога Ривитта. — Почему ВЫ не пойдете к нему? Он Ваш наследник и ждет поддержки от своего отца и императора. — Ты думаешь, у тебя есть право указывать мне, что делать? — С каждым днем Викариэль отбивался от рук все больше. Темница не сбила с него спесь, напротив, на него многие члены семьи теперь смотрели как на героя. Стоит позже преподать ему урок, иначе зазнается, решит раньше времени надеть на себя корону, перешагнув через непутевого брата. Хотя, видят боги, он хотел открыть ему дорогу к трону. Но, судя по всему, они рассудили иначе. Натаниэль сделал все для того, чтобы помешать Искану занять место после его смерти, но он вернулся живой. — Прошу прощения, мой император. Позвольте задать Вам другой вопрос. Скажите, уверены ли Вы в том, что Дамириэль, жрец, должен находиться рядом с Амариаэль? Вы слишком приблизили его к ней, он манипулирует ей, как хочет. Она наивна и верит ему безоговорочно. — Довольно! Не желаю больше об этом слышать. Аэль дерется, как нищенка за кусок хлеба, со своей сестрой, вы с Дамиром вечно что-то не можете поделить. Я требую, чтобы вы решали свои мелкие дрязги сами, мирным путем. Иначе их решу я и вам это не понравится. Иди и поговори с братом, облегчи его боль, поддержи. — Надеюсь, Вы не причастны к его травме, отец? — бросил напоследок Викариэль, глядя Натаниэлю прямо в глаза. — Ты будешь наказан за свою дерзость. Не сомневайся, — Император едва смог сдержать гнев. — Твое непослушание выходит за рамки. Я учту это. Не думай, что если ты приближен ко мне, то можешь делать все, что в голову взбредет. Викариэль поклонился и вышел. Натаниэль проводил его тяжелым взглядом. Не судьба ему сесть на трон, пока. Боги рассудили иначе, укрыв Искандариэля от смерти. И император принял тот знак. Идти против их воли было опасно — однажды он уже сделал это и поплатился. Не внял знакам свыше, пошел против судьбы. В день его коронации жрец-провидец предрек, что он должен казнить любимого брата, так завещали боги, ибо душа его черна, словно угли. Натаниэль не внял им, он не допускал и мысли о предательстве Рафаэля. Брат, которому он доверил командование своей армией, всегда стоял за него стеной. Он давал будущему императору дельные советы, стоял на страже его покоев, помогал управлять государственными делами. Натаниэль не ведал, что втайне брат готовил переворот, плел заговоры за его спиной. И однажды ночью он решил действовать — перерезал половину гарема. Рафаэль убил бы и его, не приведи прозорливый жрец в эту ночь отряд «Посланников смерти». Они полностью истребили союзников Рафаэля, а его самого император прилюдно казнил. Рафаэля удушили шелковым шнурком на глазах простолюдинов и захоронили в Трехгорье, там, где жили люди с меткой нечистых. Натаниэль дал жрецу титул великий и даровал собственный храм, выслушав предварительно тираду, как опасно идти против воли богов. Но все же опять ослушался их. В день, когда Хельга зачала Аэль, небо затянули черные тучи. А ночью молния попала в последнее святилище богини Наллы. Жрецы и звездочеты в голос твердили, что необходимо избавиться от ребенка, предрекали, что она принесет огромные разрушения этому миру. Многие люди погибнут из-за этого дитя. И первой она погубит свою мать. Так и случилось — Хельга умерла, рожая ребенка. А теперь, чтобы не дать пророчеству исполниться, он отдавал дочь чужеземцам. Если из-за нее и суждено пострадать кому-либо, пусть это будут враги. Но больше подобным образом нельзя было рисковать, иначе гнев богов будет страшен. Трудно не верить в подобное, когда все знаки указывают на правдивость слов жрецов и легенд, которые император читал еще в юношестве. Поэтому, раз Искандариэль выжил, то быть по сему. Пусть он наследует трон, женится на своей сестре, коль на то воля богов. Оставалось надеяться, что они не ошиблись в своем решении. Иначе не только Аэль рисковала принести разрушения в этот мир.***
— Разве Вы не должны быть подле моей сестры? — Викариэль смерил жреца взглядом сверху-донизу, отметив про себя, что Дамириэль одет по-другому. Он сменил белые одежды на темно-изумрудные, украшенные серебряной тесьмой — такие предпочитала Аэль. — К тому же, Вы не лекарь. — Нет, но определенные познания в медицине у меня есть. Вспомните, принцессу ведь спас именно я. И пока не прибудут умелые целители, мне велено облегчить страдания наследника. — Дамир сделал ударение на последнем слове, лишний раз подчеркнув, что Викариэлю до трона еще далеко. — Ваша магия не поможет моему брату вновь обрести орган зрения, — принц почувствовал, как ярость разливается по венам. — Тише, не надо так кричать, не тревожьте сон Вашего брата, ему сейчас и так не очень хорошо, — Жрец приложил к губам палец, продемонстрировав Викариэлю громоздкое украшение севера. — Магия бессильна что-то изменить, как и сами жрецы. Вы бесполезны. — Ваши знахари тоже не в силах вернуть потерянную конечность или орган. Зря Вы так противитесь магии, она облегчает жизнь человека. — Скажите это всем тем, кто погиб на войне магов, а так же тем, кто пострадал от чумы. — Я не буду спорить с Вами, мой принц. — Дамир склонил голову, выражая своей позой покорность словам принца, однако при этом насмешливо глядя ему в глаза. — Осторожнее, жрец. Ты тщательно подбираешь слова, чтобы никто не смог к ним придраться, но однажды явишь свой истинный облик. И что тогда, жрец? Думаешь, ты долго сможешь морочить голову принцессе Аэль, купаться в ее глупой милости? Я знаю, что ты с ней сделал — притворился верным другом, манипулируешь ей, вкладываешь в эту юную голову ложь, рассказывая сказки о магическом искусстве. — Вы не правы, Ваше светлейшество, я принцессе верный слуга и друг и не понимаю, почему Вы такого низкого мнения обо мне. — Я тебя насквозь вижу, всю твою фальшь. И однажды я выведу тебя на чистую воду, покажу Аэль, каково истинное лицо ее «верного» жреца. — Что господину до принцессы? Она не Ваша невеста, не пристало так печься о ней. На то есть император. — Она моя сестра… — Как и моя, — многозначительно промолвил Дамир, чем взбесил Викариэля еще больше. Он был везде — заполонил собой весь дворец. Выполнял поручения императора, втерся в доверие к принцессе, а теперь из-за поднятия статуса был вхож практически в любую часть дворца. Того и гляди, корону на себя наденет. Громкий стон Искандариэля прервал их перепалку. Дамир отвернулся, чтобы сменить ему повязку на глазу, дать выпить целебное снадобье и нанести узор от боли на теле брата. Викариэль ушел, не видя своей надобности. Он ничем не мог помочь брату, а находиться в компании жреца желанием юный принц не горел...***
— Ты вынесла наказание с честью? Взгляд черных глаз Викариэля впился в меня, словно он хотел вырвать какие-то постыдные признания из груди. Приход принца в библиотеку застал меня врасплох. Аюль поручила мне прочесть книгу давно почившей жрицы, которая писала о том, как женщина должна угождать мужчине, и мне она категорически не нравилась. Жрица возносила мужчин во главу угла, описывала, сколь ничтожны девушки и какова их малая роль в мире. К чему она была мне? Аюль сама ведь рассказывала, как важно, чтобы женщина добивалась главенствующей роли в семье. И я даже была рада приходу брата, чтобы наконец оторваться от нелицеприятного чтения. — Ты сделала все, как тебе говорили? Я кивнула. Из-за несчастья, случившегося с Искандариэлем, наказание отменили. Император, покинув кабинет, был неприятно удивлен, когда обнаружил меня за дверью, натирающей полы. Он лишь спросил, где Регенвидель, и когда я пожала плечами, даровал мне прощение и отослал прочь. — Похвально. В библиотеке воцарилось тяжелое молчание. Викариэль развалился в кресле, закинул ноги на софу и взял в руки книгу, которую я читала. — «Счастье и покорность»? Боги, зачем ты это читаешь? — Аюль, — выдавила я из себя, избегая взгляда брата. Зачем он ко мне пришел? На этот вопрос у меня никогда не было ответа. — Тебе ни к чему эта книга, — Вик с шумом захлопнул ее и бросил на деревянный стол. — Скажи-ка мне лучше вот что, зачем ты взяла Дамира к себе на службу? Когда вы с этим жрецом успели так сдружиться? Он всегда выказывал неуважение к законным детям императора, он слишком горделив, чтобы служить кому-то, кроме своего бога. Он слишком честолюбив, чтобы за медяки помогать кому-либо. Так расскажи мне, что вас связывает? — Он мой друг и помогает мне бескорыстно. — Серьезно? — Громко рассмеялся Викариэль. — Нет, ты серьезно думаешь, что тебе позволено скармливать мне подобную ложь? — Он мой друг, — упрямо повторила я. Дамир мне уже говорил, что мне не стоит бояться отвечать на угрозы брата, иначе все станет только хуже. — В конце-концов он сделает тебя своей прислугой, — напрямую заявил жрец. — Стоит ему занять трон, а так однажды и случится, как ты до конца своих дней будешь видеть мир только из окошка своей спальни. Он считает тебя своей собственностью, а ты покоряешься ему. Я поступала так, как предписывала книга, поэтому с годами ничего не менялось. И я уже прекрасно понимала, что и не поменяется, продолжай я молчать и лишь изредка пытаясь огрызаться. Было не по себе возражать ему, но ведь даже Дамириэль изменил своим повадкам, стоило попытаться поставить его на место. Я поднялась и направилась к выходу. — Куда это ты собралась? — Зачем Вы пришли? Ко мне? Чтобы спросить насчет Дамириэля? — Я схватилась было за ручку двери, но брат стремительно бросился ко мне и удержал ее. — Не доверяй ему. Не смей ему доверять. Он будет льстить тебе, строить из себя верного друга, разузнает все тайны и предаст, чтобы возвыситься самому. — Здесь никому нельзя доверять. — Мой голос был очень резок. Вик скривился, словно ему только что влепили пощечину. — Верно. Нельзя. Прогони жреца, отошли его, скажи, что больше не нуждаешься ни в его помощи, ни в его уроках. — Я сама решу, в чем я нуждаюсь, а в чем нет, — резко оборвала я брата и решительно открыла дверь. На улице было так душно — окна распахнулись и легкий ветерок трепал занавески, лишь лошадиное ржание и бряцание оружия нарушали тихий час во дворце. — Что за ужасный шум? — поморщился Вик, крепко схватил меня за руку и потащил на балкон, выходящий на внутренний двор, куда въезжала небольшая процессия во главе с генералом Морицем. Он громко выкрикивал имя императора, требуя своего повелителя спуститься. — Что он делает? — испуганно прошептала я. — Рискует лишиться головы, — брат заслонил мне обзор. — Иди в свою комнату и не выходи оттуда. Я узнаю, что произошло. — Я тоже хочу, — упрямство росло во мне с каждым прожитым днем. — Иди в свои покои, — повторил Викариэль раздраженно. — Судя по всему, случилось что-то серьезное, мало ли что, лучше уйди с глаз подальше. — Но! — Аэль! — Раньше брат разъярился бы, но сейчас вел себя на удивление сдержанно, хотя по нему и было видно, что он начинает злиться. Мне было любопытно узнать, что произошло: генерал Мориц поехал искать тело своего племянника и вернулся в гневе. Я поклонилась принцу и, сделав вид, что вняла его словам, удалилась. Но стоило мне скрыться за углом, я свернула в другой коридор и отправилась на поиски жреца. Я знала, где он мог быть — скорее всего, дежурил у постели Искандариэля. Стража пропустила меня без лишних вопросов, посчитали, что сестра пришла проведать родного брата. Странно, но я не чувствовала беспокойства, похожего на ту панику, которая овладела мною, стоило лишь взглянуть на раненого принца империи Сонья. Я улыбнулась, вспомнив о Мишеке ми Сога, чем вызвала недовольство жреца. — Ты явилась позлорадствовать брату? В этом ты похожа на Викариэля, — начал было он, но резко осекся и переменил тон на более любезный. — Извините, принцесса, но Ваша улыбка здесь явно неуместна. — Я искала Вас, — улыбка исчезла с лица, словно ее никогда и не было. — Зачем? — Генерал Мориц пять дней назад отправился с разрешения императора на поиски пропавшего племянника Рауфа и только что вернулся, требуя императора выйти к нему. Я хочу знать. — Что именно? — Все! — Слушаюсь, моя юная госпожа, однако прошу остаться вместо меня с Искандариэлем, пока не придет жрец мне на смену. Если его состояние ухудшится, немедля велите страже звать лекаря. Оставляю его на Вас. Жрец ушел, а я осталась в специальной комнате для захворавших отпрысков императора со спящим Искандариэлем. Он спал очень беспокойно, без конца что-то шептал, вздыхал и стонал. Я отводила взгляд, стараясь не смотреть на его изуродованное лицо, но раз за разом поворачивалась, чтобы посмотреть на повязку, закрывающую глаз. Искан откинул руку из-под покрывала, всю покрытую ссадинами и синяками. Похоже, он упал с лошади на камни. Хорошо, что кости остались целы. Хотя в остальном ему повезло меньше. Время шло, жрец все не возвращался. Из-за духоты меня клонило в сон, но я держалась, стараясь нести «свою стражу». На какой-то момент Искандариэль затих, его дыхание выровнялось, он мирно засопел, убаюкивая и меня. Видимо, я все же заснула на краткий миг, но была вырвана из мира грез хриплым голосом: — Воды! Искан открыл глаз и пристально уставился на меня, словно испугался. Я хотела поднести к его губам кружку с водой из святого источника, но он сомкнул губы, не желая ее принимать. — Пошла прочь! — прохрипел он. — Я не позволю тебе меня отравить. — Это просто вода. — Его реакция была очень резкой. — Убирайся. Для меня не было неожиданностью подобное отношение. Искандариэль и другие отпрыски императора нередко демонстрировали его, но я не думала, что у них в мыслях таятся подозрения, что я хочу их убить. Викариэль уже один раз высказывал это вслух, теперь и наследник думает, что я пришла отравить его. Почему ненавидят и презирают меня они, но при этом думают, что я пребываю в мечтах о их смерти? — Не уйду, пока не придет кто-то из лекарей. Не хотите пить, дело ваше. — Я отвернулась, давая понять Искандариэлю, что его слова не имеют для меня никакого значения и я не подчинюсь его приказам. — Отпей… — Что? — я не понимала, что он хотел от меня. — Отпей первая. Я едва сдержала горький смех. Отец говорил, что мы одна семья и можем доверять только друг другу, пытался сплотить своих детей, но по иронии они настолько не доверяли друг другу, что боялись быть отравленными, зарезанными, убитыми теми, чьей поддержкой должны были заручиться в случае опасности. Даже Викариэль и Дамир, которых я считала очень умными, восхищалась их силой, мудростью и властью, пытались настроить меня друг против друга. И в их незримом противостоянии я не могла принять сторону ни одного из них, ибо боялась, опасалась их обоих, смутно понимая, что неспроста братья начали проявлять ко мне снисходительную доброту. Искан принял из моих рук глиняную кружку, только когда я отпила первой. Он жадно пил, словно последний раз в жизни, разбрызгивая капли воды по постели. — Ты меня видела, не так ли? Видела, какой я жалкий. И ты все слышала. Отрицать не было смысла. — Помоги мне, — брат протянул мне кружку. Его пальцы дрожали, тело била дрожь, лоб был покрыт испаренной. Я смочила бинты в настое трав, как учил меня Диметрий, и обтерла лицо брата, помогая ему принять сидячее положение. — Боги, как больно. Искандариэль часто-часто дышал, даже такое простое действие, как сесть, причиняло ему боль. — Он нас всех убьет, — брат шептал тихо, с хрипотой в скрипучем голосе, но я все равно смогла разобрать, что он мне говорит. — Кто? — Зачем было спрашивать, когда я и так знала ответ? — Ты что, дура, не видишь, что происходит вокруг? Отец расчищает путь Викариэлю, только его он видит своим наследником. Он изгнал Бардиэля, отправил меня на смерть, отправил подальше старших сестер, отсылает тебя. Когда такое было? Вы, те, кто не вышел замуж за кого-либо из правящей династии Руани, должны оставаться в гареме и служить императору, пока он не сочтет нужным, что вы слишком стары и некрасивы, чтобы быть достойными невестами правящей семьи. Сестры отца разве покидали дворец, пока не состарились? — Бардиэль и старшие сестры попытались убить меня, поэтому их изгнали. — Разве мог наш отец, справедливый император, так поступить? Брат рассмеялся. — Однажды он пошлет тебя погулять по саду. И когда ты увидишь убийцу со знакомым лицом, не удивляйся, просто императору ты больше без надобности. — Искан зашелся в кашле. — Больно. Я, не зная, чем помочь, протянула брату еще воды. — Три дня назад я пришел в себя. Три дня. Кроме жрецов, ко мне пришел Викариэль и Ты. Даже отец не удосужился навестить своего наследника. — Он занят подготовкой к Вашей свадьбе, — опять я защищала отца. Зачем я вообще разговаривала с Исканом, с которым нас никогда и ничего не связывало? Он не был ко мне жесток, как многие другие, для него я была просто пустым местом. Тенью. Впрочем, оно и неудивительно, ведь раньше я и была ею — безмолвная, скрывающаяся от людского взора. — Свадьбе? Моя милая невеста тоже не приходит. Наверное, вне себя от радости, что ей достанется такой красивый муж. — Брат поддел повязку, демонстрируя пустую глазницу, вокруг которой алыми чернилами были нарисованы сложные узоры. Меня замутило. Искан надвинул повязку обратно, вновь лег и повернулся ко мне спиной. Больше мы не разговаривали. Я находилась подле него, пока не пришли жрецы, чтобы сменить его повязки и нанести новые узоры. Этим же вечером Дамир рассказал мне, что генерал Мориц нашел своего племянника живым. Живым, но выжившим из ума. Юноша лишился рассудка. Он никому не смог рассказать о том, что произошло, ибо не говорил более ни слова.