***
— Такая красивая церемония, но такая долгая, — Осберт подъехал ко мне поближе. Мы вновь возвращались во дворец, чтобы отдохнуть перед вечерним приемом, где приезжих гостей уже ждали прохладительные напитки: щербет, мед и вино. — И все же, мне понравилось. — У вас все проходит быстрее? — Вставил Дамир. — Намного. Например, у нас нет ритуала с омовением. Нет подобной пышности. Но было так интересно посмотреть! Даже дух захватило! Жаль мы с Исиной поженились, совсем по-простому — на поле битвы, под ясеневым деревом. Ох, и напились мы тогда с ней! — воин говорил так громко, что на нас постоянно оглядывались те, кто ехал впереди. В особенности Викариэль. И только сейчас я заметила, что Регенвидель не было рядом с ним. — Мне нравится ваша страна, но я бы здесь не остался, очень уж жарко! — Вы пришли на церемонию поклонения богам, хотя и не верите в них, почему? — Мне нравился этот человек — грозный с виду, очень громкий и бесстыдный, в какой-то мере, но, тем не менее, с долей доброты. Он говорил без всякого злого умысла — просто произносил все, что приходило в его голову. — Обыкновенное любопытство. Я не такой утонченный, как Эльор, ваш жених, он-то все к знаниям тянется. А мне просто нравится зрелищность. Сами посудите, когда я еще увижу подобное? Ну, разве что ваша свадьба с моим братом будет проходить в Аклогонии. — Осберт примолк на какое-то время, выпучил глаза, таращась на острый шпиль храма Маиала, который мы проезжали, а затем, вновь обратился ко мне шепотом, но таким громким, что казалось его слышно, даже в конце процессии. — Принцесса, а что у вашего брата с глазом? Я видел Искандариэля год назад, с ним все было в порядке! — Его ранили в битве. Разбойники. — Все вокруг шептались об этом, но никто не говорил прямо. Похоже, только у этого человека хватило смелости и глупости задать вопрос, волновавший многих, во всеуслышание. — Тогда, это хорошая рана, — одобрил Осберт. — У меня много шрамов, но ни одному противнику так и не удалось прикончить меня. Только, видимо невеста от этого не в восторге. Как некрасиво она поступила — взяла и скривила свое личико. Ну да ладно, привыкнет. Надеюсь, ваш брат не слишком расстроился. Она еще полюбит его, вот увидите! До встречи за ужином, милая Аэль. — Мужчина пришпорил коня и отделился от процессии. — Видите, как скоротечна была любовь вашей сестры. Я ведь говорил — будь у Нейрид свобода действий, она бы сбежала со своей свадьбы. Таковы уж женщины, любят лишь внешнее превосходство. — Бросил раздосадовано Дамириэль, потирая красный шрам на щеке. — Вы не правы! — Я воскликнула это прежде, чем успела подумать, но память о Мишеке, таком бледном, умирающем, до сих пор тревожила мои сны. Будь он ранен тысячей кинжалов, я бы не отпрянула от него, не отшатнулась, не посчитала бы уродливым. — Неправда! В шрамах и увечьях нет ничего страшного! — Значит, я вам не противен? — Вовсе нет. Жрец усмехнулся. — Что же, приятно это слышать. Вы много стали говорить. И однажды я узнаю, правдивы ли ваши речи.***
— Это было так красиво, — Лили мечтательно закатила глаза. - И ваша сестра, тоже была прекрасна! Как богиня! И Ваш брат! — Меньше болтай, больше делай, — грубо оборвала ее Хьёя. Девушки помогли снять мое платье и головной убор. До вечера было время отдохнуть, перевести дух. — А еще лучше, сходи и принеси что-нибудь с кухни. Принцесса не ела с утра, того и гляди, упадет в обморок. Когда Лис и Лили покинули покои, Хьёя обратилась ко мне на языке севера. И только сейчас я поняла, как давно не разговаривала на нем с ней или с Хьёром, словно я совсем и позабыла обо всем. — Зачем вы взяли их на службу? Чем мы так с братом прогневали вас, что вы так отдалились? Проводите все свое время с этим странным жрецом, разговариваете с ним часами, защищаете его, поселили рядом с собой. Неужели вы больше не любите нас, не доверяете нам? Ваши новые служанки они ленивые, и улыбаются вам лишь из-за титула принцессы. А мы, в отличии от них, уже не раз доказывали вам свою верность. Так скажите мне, как вернуть вашу благосклонность? — Я не думала, что вы с Хьёром решили, что лишились моей дружбы. Это вовсе не так. Вы, как и прежде мои самые близкие люди и всегда останетесь ими. — Я помолчала, понимая, как грубо прозвучат мои дальнейшие слова и попыталась немного смягчить их. — Но, ты так же должна понимать, что я принцесса и у меня должны быть свои слуги, и вас двоих мне мало. И раз мне позволено выбирать их самой, я пользуюсь возможностью и не позволю кому-либо решать это за меня. И больше я не желаю об этом слышать. Я призову к себе на службу тех, кого посчитаю нужным. — Принцесса! — Хьёя казалась потрясенной. — Этот жрец! Прошу, послушайте моего совета и прогоните его. Вы не видите то, что вижу я: тьму в его сердце. И я не понимаю, почему вы вдруг так к нему привязались! — Расскажи мне, если знаешь то, чего не знаю я или умолкни. Сказал ли он что-то или сделал? Или ты обвиняешь его без всяких на то причин? — Я не знаю точно, но чувствую это! Вы ведь тоже что-то подозреваете. Я не подозревала, я знала. Знала, что Дамир преследует какие-то цели, о которых он не говорил мне, но при этом, заявил напрямую, что ему это выгодно. А Хьёя мне говорила не доверять ему, сама же ни словом не обмолвилась про то, что была в комнате у Викариэля. Кровь прилила к щекам, я вновь ощутила нарастающий гнев. — Я прогоню Дамира. И Лили, и Лис. В обмен попрошу только одну вещь. Принеси мне серьги, которые ты привезла с севера: медные, круглые, с черными агатами. Хьёя побледенела, как полотно, ее глаза заметались, а голос задрожал. — Вам они так понравились? Они ведь совсем простые! Такое украшение недостойно вас. — Я решаю, что достойно меня, а что нет. Так ты принесешь мне серьги или нет? — Принцесса… — Служанка не знала, что и ответить. Ее лоб покрылся испариной, руки дрожали. — Забудь. Мне они не нужны. — Теперь я была точно убеждена, что серьга оказалась в комнате Викариэля не случайным образом. Наряд к ужину был самым неудобным: штаны, из кисеи и шелка, шитые серебрянной нитью, слишком широкие, чтобы можно было сделать нормальный шаг, узорчатый длинный кафтан с рукавами в пол, и поверх него платье, с открытым воротом — длинное, почти до пола. Хьёя туго перетянула его серебряными лентами. Утешали лишь удобные туфли из тонкой кожи с округлыми носами, но в дополнение к накладным прядям, от которых и без того болела голова, высокая шапка, с подвесками из самоцветов, которые были такими длинными, что скрывали верхнюю половину лица. Меня так тщательно готовили к предстоящему вечеру, что начинало казаться, что это я невеста. Только вот, Эльора, я никак не могла представить себе своим мужем… *** — А где Дамир? — Я растерялась, когда в мои покои бесцеремонно заявился Викариэль. — Император дал твоему жрецу срочные указания, — брат отзывался о Дамириэле пренебрежительно. — В другое время я взял бы это на себя, но обязан присутствовать на праздничном ужине, будь он неладен. А отсутствие сыны рабыни никто и не заметит, поэтому отправили его. Пойдем. — Где Регенвидель? Вы должны сопровождать ее, а не меня. — Ваша сестра плохо себя почувствовала во время дневной церемонии и удалилась к себе в покои. К сожалению, она еще спит. И сомнительно, что до завтра вообще проснется. А так, как ваш жрец отправился решить одно дело, то сопровождать вас буду я. На долю секунды я вся похолодела. От нехорошего предчувствия внутренности скрутило и я отступила на шаг назад. — Чем вы так недовольны, сестрица? — Тон Викариэля поменялся, стал резким и грубым. Давно не разговаривав с ним, я успела позабыть, каким он бывает вспыльчивым, временами. Даже отец так считал — один раз мне удалось подслушать его разговор с одним из советников. С кем, правда, я не помнила:— «Викариэль. Мой сын. Он умен, но боги, если он не научится держать эмоции в узде, то быстро лишится престола, если, когда-нибудь, получит его». Поэтому, не строило усугублять положения и перечить Вику. — Жрец более мил твоему сердцу? А я все гадал, почему он так похож на девицу. Ужин с вашей будущей семьей прошел не в пустую. Теперь его тайна всплыла наружу, наконец-то. — Вы тоже не знали? — Не знал. Хоть какая-то приятная новость за последнее время. — Вас так порадовало увечье Дамириэля? — Глупая сестра, — усмехнулся Вик. — Глупая, наивная сестрица. Взгляд Викариэля упал на амулет, в виде змеи, подаренный им же к моим именинам. Брат сразу смягчился и его губы тронула легкая улыбка. — Я думал, что Дамир ищет вашей благодарности, чтобы…. Для того, чтобы… Ну, вы понимаете сестрица. — Для чего? — О, боги! Я поговорю с Аюль, пусть она вам это обьяснит. Идемте. — Брат протянул мне руку и я приняла его жест. Крепкие пальцы сильно сжали мою ладонь. Но это не было больно. — Вы выглядите… Взрослой. — Это плохо? — Я не понимала, комплимент он говорил или укорил, намекая на то, что наряд слишком броский и не подходит мне. — С платьем что-то не так? — Это странно. И я не про вашу одежду. Иногда я даже забываю, что вы моя сестра, которую так давно знаю. Я не вижу больше испуганную девочку, прячущуюся за колоннами, за занавесями или крадущуюся, как вор в темноте. Вы свободно гуляете по дворцу, приблизили к себе людей. В вас изменилось почти все — речь, манеры, лицо, фигура. И ваш жених уже здесь… Каким вы нашли его? — Обычным. — Звучит не очень обнадеживающе, учитывая что речь идет о принце, а не о слуге, которого нанимают скрести пол. Что вам понравилось в нем, а что, нет? — У меня не было времени с ним поговорить. Ведь свадьба, церемония, столько всего! Как я могу что-то сказать, не зная этого человека? — Вы говорите об этом с таким пренебрежением, словно вас и не волнует тот факт, что вы скоро станете его супругой. Я немного нервничала. Моя ладошка вспотела, с Викариэлем мне было неуютно. Я старалась уйти от вопросов, когда жрец их хотел получить, но от брата отвязаться не получится. И не сбежать, вечер только начинался. — Вы тоже совсем другой. Вы очень красивый. Но не так, как Дамириэль. Ваша красота — она другая. Вы похожи на мужчину и все равно красивы. — Я просто хотела отвлечь внимание брата. С Дамиром подобное сработало безотказно, но в итоге, все равно сказала не то, что хотела, а то, что давно вертелось на языке. Я часто наблюдала за Виком. Сама не знала, почему это делала. Черные глаза засветились в свете факелов. — Лучше молчите. Вы сами не знаете, что говорите. — но голос его не был злым, несмотря на довольно резкие слова. *** У дворца, для сопровождения гостей — их стражи, раскинули шатры. Сегодня вечером они тоже будут пировать поднимая здравницы за молодых. Знатных же гостей разместили в большой зале, где столы ломились от обильного угощения. Было так шумно, что мне стало не по себе. Хотелось вернуться в свои покои, в их тишину и умиротворение. Викариэль усадил меня рядом с собой и отослал моих служанок. — Сегодня они вам больше не понадобятся. Я сам побуду вашим слугой. И присмотрю, чтобы вы опять не выпили случайно яд. — Темнокожий слуга поставил передо мной чашу и Викариэль налил в нее вина. — Это уже испробовано жрецами и мной лично. Можете пить его без опаски. — Дамириэль сказал, что мне не стоит больше пить вино сегодня. И Реген стало плохо из-за этого. От смеха Виариэля, казалось, содрогнулись стены. — Вам не стоит бояться участи своей сестры. Я прослежу и за этим тоже. Регенвидель сама виновата во всем. Забудьте о ней, о жреце, который стал вашей тенью. Сегодня смотрите только на меня. Я не узнавала брата. Он был слишком любезен. — Вы что, пьяны? — На меня снизошло озарение. — Совсем немного, не так, как хотелось бы. Уж простите — не люблю я свадьбы. Просто потеря драгоценного времени. А, сколько денег уходит из казны, промолчу. А ведь это я мог выполнить дело, порученное отцом, а не Дамир. Теперь, в итоге, сын рабыни, если сделает все удачно, поднимется еще выше. — Почему вы так плохо относитесь к нему? — Викариэль, Хьёя, Реген. Я уже не в первый раз сталкивалась с подобным отношением к жрецу. И было обидно за Дамира. Ведь он, как и я, был частью императорской семьи, и не был ей одновременно — Почему вы так плохо относитесь ко мне? Жрец был прав, не стоило мне пить вина. В гневе я осушила пол чаши и теперь голова кружилась, а кровь в жилах закипала. — Я не отношусь к вам плохо, — отрезал Вик и отвернулся, затеяв разговор с одним из генералов отца, сидящих напротив. Я постаралась успокоиться. Он прав, не стоило продолжать разговор, в присутствии такого количества людей. — Нархольдцы все высокомерные, донельзя, ни один из них не явился на свадьбу. — Пожаловался он. — Эти люди с севера, их будто и не существует вовсе, они отделены от основного мира. Кроме торговцев в Аклогонию никто не захаживает. — Как племяник генерала Морица? Ему не стало лучше? — Викариэль ловко сменил тему. Многие уже и не помнили, что в моих жилах текла кровь севера и говорили свободно, все, что хотели. Я слушала. Я запоминала. — Рауф-то? Все так же: несет какой-то бессвязный бред и ходит под себя. Жаль парнишку, Мориц возлагал на своего племянника большие надежды. А теперь от него осталось жалкое подобие человека. Жрецы лишь разводят руками и не могут ничем помочь парнишке. Мориц как-то в разговоре обмолвился, что в Нархольде живут ведуньи, способные изгнать из его разума эту хворь. Да разве же, кто ждет на севере нашего бравого генерала? Северяне, они такие. Вот приедешь ты туда, причалишь к их стылым берегам. И замерзнешь там насмерть. Этот человек был просто глуп. Может в военном ремесле он и делал успехи, но вот в жизни умом явно не блистал. Подали первое блюда — суп из устриц и улиток. Этот темнокожий слуга, разносивший яства, отчего-то показался мне смутно знакомым. Я видела его где-то. Но вспомнить не смогла. Склонившись над тарелкой, я прислушалась к сотне голосов, сливавшихся в громкий гомон, выцепляя из этого хаоса случайные фразы: — Принц-наследник не улыбается. — Слава императору! — Невеста мрачная, как тень. — В этом году будет славный урожай. — Говорят, Ворск скоро обьявит Аклогонии войну. — Фландильцы заносчивы. — У принцессы дурной глаз. —Наш император мудр, сами боги благословили его правление! У меня никак не получалось сосредоточиться и послушать чей-то разговор. На меня практически никто не обращал внимания, я была всем без интересна из-за своей помолвки. Поэтому вельможи обращались больше к Викариэлю, что его очень злило. Мужи говорили ему сладкие слова, пытаясь завуалировать их за тенью случайно оброненных фраз: как он мужественен, как он мудро правит, в отсутствии своего отца. Даже я понимала, что это ничем не прикрытая лесть. — Они, все эти люди, знают, что после отца наследует Искандариэль. — мрачно заметил Вик. — Но знают они и также то, что власть правителей хрупка и недолговечна. История рассказывает нам страшные вещи — однажды в Аклогонии лишь за два дня сменилось три императора. Поэтому, чтобы спасти свои шкуры, они из кожи вон лезут, показывая свою лояльность и преданность принцам. Посмотрите, сколько их вьется вокруг брата: еще вчера, вон тот, Акрам, смеялся над увечьем брата. Называл его: «Одноглазый принц», это прозвище надолго теперь привяжется, а теперь он льет в уши Искану сладкий мед, поздравляет его, осыпает дарами. А завтра опять будет смеяться над чужим горем. Такова природа людей. Запомни это и не верь никому. — Аклогонки самые страстные любовницы, не находите? — Тучный человек, чьи пальцы были унизаны перстнями, проводил зачарованным взглядом одну из служанок. — Я просил у императора в жены одну из его дочерей, но он отказал мне. Жаль, принцессы настоящие красавицы. — Ты слишком низкороден, для этого. — Люди пили ели, смеялись. Вот только Нейрид и Искану было не до веселья. Как и мне с Викариэлем. Блюда сменили: подали мясо ягненка с шафраном и луком, бобовый суп и хмельной мед. Темнокожий слуга улыбнулся и, словно невзначай задел мою руку. И опять я обратила на него внимание. Почему? Я видела в нем что-то знакомое. Может, это один из евнухов? Но они не прислуживали за столом. Тогда, откуда я его помню и знаю? Голосов было очень много, они тонули в общем потоком и я с трудом разбирала, кто и что говорит. Они отвлекали меня. Люди пили, и чем больше пили, тем громче они говорили. Певцы затянули песню, воспевающую любовь Эды: — Вопрошала она его: — Да по нраву тебе ли, да по нраву тебе ли, мое лицо? — За здоровье молодых! — громыхнул Осберт, перекрикивая певцов. — За любовь! Пусть все боги, которые есть, покровительствуют вам и даруют целую ораву детишек, таких же красивых, как и вы! — Только он, только он, ей ответить не мог, он не знал языка богов … Осберт заметил меня. Он поднял чашу и отсалютовал мне ей, в ответ я несмело подняла свою, наблюдая за тем, как он пьет, проливая сладкий мед на всклокоченную бороду. — Фландилец, — фыркнул Вик. — Ты не умеешь выбирать себе друзей. Он бесполезен и от него воняет. — От него не воняет! — меня возмутил выпад брата. И этот воин улыбался мне. И нравился. Его простота влекла. Даже отсутствие манер не отвращали. Он был таким, каким есть, не скрывал этого и не прятал. И улыбался. По-братски. Тепло. Викариэль задумался на секунду, потом протянул руку, сунув мне под нос, край рукава белой рубахи. — Что скажешь? Чем пахнет? Запах был приятным. Едва уловимым, но приятным. — Это жасмин? — Я была не уверена. — Это жуткая смесь мускуса и сандала. Я случайно пролил его на рукав. Вы не чувствуете и почти не различаете запахов. Видимо, действие яда, навсегда нарушило ваше восприятие. А я сначала удивился, как вы едите этот вонючий суп… Меж нами вновь повисло неловкое молчание. Я умолкла, опять обратившись вслух, разглядывая гостей. Мой жених сидел рядом с юношей, которого Дамириэль назвал Ленардом. Они перешептывались, смеялись, и казалось, находятся далеко отсюда. На меня принц Эльор ни разу так и не взглянул. Новоиспеченным супругам начали подносить дары: посуду из золота и серебра, ткани тонкой выделки, старинные рукописи, рабов: молодых девушек и юношей, благовония и масла мечи и кинжалы в роскошных ножнах, гобелены, золото и украшения. — Самый лучший подарок для наследника, был бы новый глаз! — Я оглянулась. Недалеко от меня сидел человек, уроженец Манифала, самой южной страны, где люди жили в песках, кочуя с места на место. Его кожа была черна, как уголь, а сам был он пьян. Викариэль тоже услышал его слова и, сделав вид, что увлечен едой, навострил уши. Я знала, что он только его безразличие, показное. Я видела, как сильно его пальцы сжали кубок — даже костяшки побелели. — И новая невеста, — засмеялся в ответ лысый мужчина, чья одежда была щедро украшена черными перьями. Я читала, что знатные жители Таллихары носили подобные вещи. — Что будет с Аклогонией, если на престол сядет новый одноглазый император, от которого даже жена шарахается? — У императора есть еще дочь на выданье. — Или две? — Одну отдали за Фландильцев. — Император скоро возьмет себе императрицу. Кто это будет? Кто-то из его семьи? — Они просто ничтожества. Жалкие, никчемные. Только и могут пускаться в кривотолки. Я бы повесил их всех, если бы мог. — Викариэль говорил, уставившись немигающим взглядом в кубок. — Кого? — Этих людей. Ничтожества… Что-то мне расхотелось есть. — Вик отодвинул от себя тарелку и откинулся на спинку высокого стула. Ему хотелось оказаться подальше отсюда не меньше, чем мне. Ягнятину сменил кус-кус с мидиями. Мой желудок был настолько полон, что я больше не смогла бы ни кусочка сьесть. — Принцесса! Кожа покрылась гусиной кожи. Голос, такой знакомый! Со страшным акцентом, исковеркавший одно-единственное слово! — И вошел он к ней, возложил он ей, из белых цветов венок. — Ты теперь со мной, будь моей женой, как того возжелал пророк! Я вертела головой, силясь понять, кто зовет меня, но людей было слишком много — знать Аклогонии, господа, принцы, императоры, их слуги, которые ухаживали за своими хозяевами за столом — подавали кушанья, убирали пустые тарелки, наполняли чарки и кубки. На секунду мне показалось, что один из слуг приложил палец к губам и исчез за широкой колонной. Тот самый, с бронзовой кожей. Мысли лихорадочно метались в голове, пытаясь вспомнить этого человека. А может он не мне показывал этот жест? Почему мои руки так дрожат? Почему мне так важно вспомнить, кто это? Внутри меня обожгло, когда я наконец поняла, почему не могла узнать его. Этого человека, доселе, я видела только в маске, скрывающей половину лица. Но угольно-черные, раскосые глаза, запомнила, между тем, хорошо. Ошибки быть не могла — это был Шеро, телохранитель принца империи Сонья.***
Дышать стало намного легче, когда мы покинули наконец дворец и переместились в сады, где от фонтанов несло прохладой. Жрецы рисовали в воздухе узоры и они превращались в полыхающие линии, переплетались друг с другом, разлетались мелкими искрами, озаряя ночное небо. Я пыталась найти Шеро, если глаза мои не обманули меня, но не видела его. — Кого вы все выискиваете в толпе? — начинало казаться, что Викариэль следил за каждым моим шагом. Хотя так оно и было, почти буквально. От усталости и выпитого вина, тело было непослушным, поэтому брату пришлось подхватить меня под руку, чтобы я не упала. Я задрожала, боялась выдать себя. Если это действительно был Шеро, может принц ми Сога, приехал в Аклогонию? И, не на его ли поиски, император отправил жреца? — Мне жаль, что Дамириэль пропускает праздник. — Главное было, увести разговор в сторону от опасной темы. — Может вам с жрецом стоит пожениться? У вас такая крепкая дружба. Наверное, вы жалеете, что он неполноценен и не сможет стать вам хорошим мужем. — Я округлила глаза, взирая на разьяренного Викариэля. За перепадами его настроения уследить было очень сложно. Что я сказала такого, что привело его в такой гнев? — А может, здесь кроется что-то другое? Какую игру вы затеяли у меня за спиной? Покрываете жреца в его темных делах? — При чем тут вы? — обозлилась я, не понимая, в чем опять Вик пытается меня обвинить. — Что вы несете? Мою близость с Дамириэлем можно легко обьяснить: он помогает мне и наставляет. И не запугивает, в отличие от вас. — Мне приходилось кричать, из-за шума вокруг, почти ничего не было слышно. — Только и всего? И ничего больше? Я не верю вам. Вы любите лгать. Скрытная, безразличная, вы похожи на него: никогда не выскажете истинных мыслей. Я имел глупость сказать, как ненавижу людей, судачивших за столом, но больше всего я ненавижу таких, как вы. — Оставьте меня в покое! Я вырвала свою руку, развернулась и бросилась прочь, пробираясь сквозь толпу людей, расталкивая их локтями. — Ты не смеешь уходить, я еще не договорил! — Донеслось мне вслед. Слезы застилали глаза, я бежала не разбирая дороги, желая оказаться, как можно дальше от толпы. От Викариэля, кричавшего что-то мне в спину. На моих ногах, словно выросли крылья, унося меня все дальше и дальше от брата. От обиды. Очередной обиды, которую он нанес мне. Я свернула в оранжерею, оставляя позади праздненство. Тьма окутала меня с ног до головы, даже луны не было видно на небосводе. Я все бежала, углубляясь в сады. Нога зацепилась за корень и я упала. Корона слетела с головы и укатилась куда-то. Я поднялась и побежала вновь, услышав за спиной тяжелые шаги. Руки и колени саднило, платье цепляли шипы, но я бежала, уже и сама не понимая, где нахожусь, плутая в лабиринтах зеленых изгородей. Так темно! Удавалось различить лишь смутные силуэты, проплывающие мимо. Я остановилась только тогда, когда передо мной оказался полуразрушенный фонтан без воды. Что это было за место? Куда я забрела? Кругом была высокая трава, колючие кусты, да небосвод, затянутый тучами. И лишь издалека были видны круглые крыши дворца. Слезы высохли и злость ушла вместе с хмелем. Викариэль часто меня обижал, говорил плохие вещи, сама не понимала, почему так отреагировала на очередную грубость с его стороны. Почему же именно сегодня меня это так расстроило? Луна вышла из-за туч, осветив местность вокруг. Эта часть дворцовой территории, явно была заброшена — наверное, здесь тоже когда-то давно был сад, только теперь за ним никто не ухаживал. Я заглянула в небольшой, давно высохший фонтан. На дне валялись листья, сломанные ветки и старый башмак. Надо было запомнить это безлюдное место, оно могло мне пригодиться. Я присела на каменный край, переводя дух, после такого бега. Протяжный стон разрезал воздух. Такой тихий, жалобный, словно это ребенок плакал. Я притаилась, прислушиваясь к звукам: шорохам, ветру и песням, звучавшим совсем издалека. Стон повторился, но уже громче. Сердце испуганно затрепхалось. Я хотело было повернуть обратно, но вспомнила о Викариэле. Нет, назад точно идти не стоило. Луна опять скрылась, скрыв и меня в своей черноте. Я поднялась, заскользила по земле, ступая так тихо по заросшей тропинке, что мои шаги можно было принять за ветер, играющий в кронах деревьев, которыми порос заброшенный сад. Тропинка уходила вниз, вела сквозь заросли. Может кто-то попал в беду и теперь не может найти дорогу обратно? Я знала, что территория центрального дворца огромна, но не представляла, что настолько. Конюшни, плавильни, кузня, дубильня. У Императора были самые лучшие мастера, видимо, это и были границы моего представления о терирритории, которую занимал дворец. Правильно Дамириэль говорил, что я невнимательна. Сколько раз я сидела на крыше, смотрела вдаль, но ни разу не обратила внимание на то, что простиралось внизу. Стон послышался совсем рядом, но обнаруживать себя я не спешила, чтобы, в случае опасности, просто снова стать невидимой. Мне было не привыкать к этому — сливаться с окружающими вещами. А звук был все ближе и стоны громче, сопровождаемые нежным звоном тяжелых браслетов. Осторожно выглянула из своего укрытия, как и луна, освещаяя все в округе и застыла, ошарашенная, увиденным. Эльор. Он лежал на полуразрушенном алтаре, какого-то бога, почти нагой, в распахнутой рубашке, позволяя другому юноше целовать свое тело, там, внизу. Их браслеты звенели в такт движениям. Казалось они не видят ничего и никого, кроме друг друга. Мой жених впился пальцами в волосы юноши и громко вскрикнул, откинув голову назад. Я не знала что делать. Просто стояла и смотрела на них. В горле пересохло, тело перестало слушаться. Ноги сами меня понесли к принцу и я покинула свое укрытие. Они даже не сразу заметили меня. А завидев, обнаженный юноша, целовавший принца, подхватил с земли меч и закрыл Эльора с собой. И только теперь я узнала Ленарда. Того, о ком говорил мне Дамир. — Принцесса… — Эльор казался потрясенным. — Что вы здесь делаете? — Если не опустишь меч, то лишишься руки. — Викариэль. Он казалось возник из ниоткуда, соткался из тьмы. Ленард покорно опустил оружие, прикрыв мечом наготу. — Идем. Брат крепко ухватил меня за руку, уводя с поляны, совсем другим путем, не тем, каким я сюда пришла. Он не останавливался, не заговаривал со мной. Мы просто шли, сливаясь с полуночным миром. Я успевала следить лишь за тем, куда наступаю, чтобы не запутаться в подоле длинного, подранного платья, не упасть и не опозорить себя перед братом. Все мысли исчезли — осталось только ощущение его теплой ладони, да прикосновение ветра к коже. Я растворялась, отрешившись от всего. Даже не заметила, как мы вышли к конюшням. Викариэль повелел конюху приготовить двух коней и приказал мне подождать его. А когда он вернулся, то посадил меня на лошадь и вывел через северный вход. Я попыталась возразить, но он даже не слушал меня… *** — Что это? — Это море. — Вик помог мне спешится. — На вас смотреть жалко, сестрица: грязная, как кухарка, с колючками волосах. За вами, как будто нечистые гнались. Зря он напомнил мне о том, о чем я старалась не думать: о принце Фладильском на руинах алтаря, о их движениях, криках и стонах, о голом теле, совершенно непохжим на мое. В лунном свете мало что удалось рассмотреть, но увиденного мне и так хватило. — Разве нам можно покидать праздник? — Только сейчас я ощутила соленую влагу на щеках. Я плакала, и не знала, почему. — В такой кутерьме никто и не заметит нашего отсутствия. Будет намного хуже, если кто-то увидит вас в таком виде. — Викариэль скинул сапоги и приказал мне снять туфли. — Зачем? — Снимай уже и хватит мне перечить! — Брат перешел на неофициальное обращение. Я осторожно сняла туфли, встав ногами на влажный, теплый песок. Вик достал из седельной сумки покрывало и раскинул его на песке, пока я стояла и привыкала к новым ощущениям. Брат велел мне сесть с ним рядом и я послушно опустилась на покрывало и вытянула ноги. Он протянул мне винных мех и приказал: — пей. Я сделала глоток, попутно любуясь раскрывшимся зрелищем: вода, словно светилась, море шумело, набегая на берег осторожными волнами. Одна забралась так далеко, что пощекотала голые ступни. Словно кто-то лизнул теплым, гладким языком. Я вернула Вику мех, закинула голову и уставилась в небо. Туч больше не было, лишь сотни звезд, мерцавших, манивших к себе. А в ушах все еще слышался перезвон золотых браслетов. — Вы тоже все видели? — Я не могла изгнать из головы увиденное. Эти руки Ленарда, блуждающие по телу принца Фландильского, как он целовал моего жениха между ног... — Сложно было не увидеть. — Мы пили, передавая мех друг другу и говорили, словно никогда и не было никаких конфликтов меж нами. — Ты так быстро бегаешь. Возьми и ломанись, не пойми, куда. Пришлось идти за тобой, еле нашел. А, когда увидел тебя у фонтана, решил проследить, что ты будешь делать. А тут такое… Слухи, конечно ходили, но вот теперь я увидел подтверждение этому. Как понимаю, Аюль тебе поведать еще не успела о многом. Ты ведь знаешь, что и отца есть наложники, но, похоже, не понимаешь, что это означает. Например, что бывают мужчины, которых не влечет к женщинам, причем, совсем. Многие говорили, что Эльор влюблен в своего иноземного друга, теперь я убедился, что так оно и есть. И тебя отдают за него. Теперь я теряюсь в догадках, зачем нужен этот брак. Теперь отцу не уйти от разговора. Он должен мне все обьяснить. Руки и ноги мои расслабились, телом завладела приятная нега. Викариэль снял заколки и длинные, черные волосы, почти скрыли его лицо. Последовав его примеру, я избавилась от последних накладных прядей, наслаждаясь легкостью головы. — Ты не должна расстраиваться. Как по мне, так это просто дар богов — не придется делить постель с нелюбимым мужчиной. Тебя ведь он не привлек? — Он умен. Наверное. Это все, что я знаю. — Глупая сестра, — фыркнул Викариэль, разбрызгав вино себе на рубаху. Сейчас он казался мне совсем другим: во дворце я привыкла видеть в нем жесткого человека: юношу, на чьи плечи легло бремя власти, доверенное ему императором. Неуравновешенного и неподвластного моему пониманию. Я повернулась, чтобы взглянуть на него. Викариэль был серьезен, не смеялся, не злился. Смутившись его взгляда, я отвернулась, еще раз хлебнув вина. Голова начинала слегка кружиться, а мир вокруг — расплываться. — Почему ты убежала? — от прикосновения его ладони к своей, я едва не отпрыгнула. А в животе расцвел огненный цветок. — Вы говорили такие вещи… Вы ненавидите Дамира, ненавидите меня. — У уже говорил, что не питаю к тебе ненависти. — Но ваши слова! — Ты слышишь только то, что хочешь. Научись смотреть глубже. И не требуй от меня обьяснений. — Вик развернул меня к себе. — Сейчас ты совсем не похожа на принцессу: чумазая, в драном платье. В этом есть какое-то свое очарование. Я хотела ответить, но не успела. Волна, теплая, высокая, накрыла нас с головой, так неожиданно, едва не утянув меня за собой. Если бы Викариэль не заключил меня в кольцо рук, меня бы, наверное, смыло в море. — Неумеха, — Вик смеялся. И я смеялась, Безудержно. Мы вымокли с ног до головы, остатки вина унесло волной. Викариэль рывком поднял меня на ноги, прижимая к себе. Я тоже смеялась. Истерично и безудержно, выплескивая накописвшееся за день напряжение. Меня даже не смущали прекрасные черные глаза, без отрыва смотрящие на меня. — Аэль! По коже пробежали мурашки при звуках собственного имени, произнесенного братом, на выдохе. Я хотела было отстраниться, но не смогла — Викариэль держал крепко. Брат наклонился и я почувствовала прикосновение его горячих губ. И я открыла свои, пытаясь что-то сказать, но вместо этого ответила на поцелуй…