Мне было плохо. Я то проваливалась в тревожную дрему, то просыпалась, вздрагивая от каждого шороха. Живот сводило болью, я чувствовала приливы тошноты, но проснуться никак не могла, в полубреду постоянно возвращаясь к звону браслетов и протяжному стону, напрочь засевшему в голове. Это видение не оставляло меня: расплывчатые смутные образы, алтарь из серых плит, раскинувшийся на них человек…
— Просыпайся, — резкий, неприятный голос раздался над ухом. Я повернулась на другой бок, не в силах открыть глаза, но тут же распахнула их, когда кожу обожгла ледяная вода. Сон как рукой сняло. Кувырком скатившись с ложа, я ошарашенно уставилась на жреца с пустым ведром.
— Доброе утро, принцесса, — в глазах Дамириэля полыхал гнев. Я не боялась, нет. Все, о чем я могла думать, столь грубо вырванная из объятий сна, - о боли, от которой никак не могла избавиться.
— Какое вы имеете право так поступать со мной? — временами, вспоминая о том, что я принцесса, во мне просыпалось дремлющее чувство, иногда накрывавшее с головой. — Покиньте немедленно мои покои! И больше вы не войдете в них без моего разрешения!
— Даже не подумаю никуда уходить, — дерзость жреца сегодня злила больше обычного. — Ты маленькая глупая принцесса! Что же ты натворила?
Я закрыла лицо руками, пытаясь спрятаться от него. Чего было не отнять у жреца, так это умения лезть в дела, которые его не касались, и делать это так, что приходилось перед ним оправдываться.
— Разве я не говорил тебе, чтобы ты больше не пила вина, а тем более, не брала чашу из рук Викариэля? Разве я не говорил тебе, что ты должна быть идеальной в глазах жениха?
— Жениха? — Звон браслетов, полуночный шепот, поцелуи….
— Да, высокий такой, худой. Неужели ты позабыла о нем, улизнув с праздника вместе с братцем?
— Откуда вы…
— Твоя служанка утром сказала. Поднимайся, сейчас она поможет тебе одеться, а потом ты пойдешь и попрощаешься с фландильскими гостями, как и положено.
— Я не могу! — голова болела так, словно череп дал трещину и вскоре должен был расколоться совсем, во рту было сухо, как в пустыне, руки немного подрагивали и хотелось спать. — Оставьте меня в покое.
— Все семейство Эврё ждет, когда ты к ним выйдешь. Особенно жених. Не заставляй его ждать.
— Нет! — из груди, помимо воли, вырвался истеричный вопль. — Нет! Я никуда не пойду! Я больна, так им и передайте!
Он не понимал. Он не знал. Это было так грязно… И я была грязная, потому что увидела это. Меня измарали, испачкали... я не могла больше смотреть на человека, предназначенного мне в мужья. Как я выйду к нему, как буду смотреть ему в глаза? При первом разговоре, на ужине с семейством Эврё, между нами словно натянулась тонкая, хрупкая, еле заметная хрустальная нить — едва возникший интерес к этому юноше, его видению вещей, взглядам на магию… Но она рассыпалась, стоило мне увидеть нечто постыдное.
— Я прекрасно знаю, чем ты больна. Поднимайся, быстро. Служки уже побежали на кухню за отваром. Позор, это просто позор, моя принцесса! Сколько вчера вина влил в тебя Викариэль, не скажешь? И где вы вообще были?
— Можете спросить у него сами, коли так любопытно, — мне хотелось лишь одного — сбросить мокрую одежду и лечь обратно в постель; свет, проникающий сквозь тонкие занавеси на окнах, больно резал глаза, — а я никуда не пойду. Тем более, чтобы попрощаться с принцем.
Дамириэль сузил серо-зеленые глаза. В такие моменты он походил на хищную кошку, затаившуюся в ожидании жертвы.
— Идите сюда, моя принцесса, — жрец сел на край мокрой постели, усадил меня на колени, начертал на лбу какой-то узор и приложил к нему прохладную ладонь. — Вот так, скоро головная боль пройдет, а отвар, который уже готовят, поможет прояснить мысли.
Боль и правда понемногу отступала, в висках перестало стучать, эхом отдаваясь внутри. Только гнетущее чувство не прошло и, словно тяжелая мантия, так и осталось на плечах, заставляя тревожно биться сердце в предчувствии чего-то плохого. Над головой словно сгустились невидимые грозовые тучи, готовые в любую минуту обрушить на меня гнев небес.
— Расскажите мне, что произошло на празднике? Почему вы покинули его? — голос жреца вновь изменился, стал ласковым, нежным, а тон уважительным. Он посадил меня на стул и принялся распутывать мои волосы, сбившиеся в колтун. Лили принесла чашку отвара и была отослана Дамириэлем за дверь.
— Дайте принцессе немного прийти в себя. Она позовет вас, как только будет готова.
Едва дверь за служанкой закрылась, он вновь принялся распутывать влажные пряди.
— Я не знаю, каким богам вы молитесь, но они явно вас слышат. То, что в том состоянии, в котором вы вернулись, - грязная, упившаяся вином до безобразного состояния, - вас не увидели фландильцы - чудо какое-то. Не думаю, что открою вам страшную тайну, если скажу, что с легкой руки Регенвидель, к вам уже намертво пристало прозвище «порочная». И вчера, покинув праздник вместе с ним, вы рисковали навсегда остаться таковой в глазах многих людей. От этого вас спасала юность и невинность, но чем больше вы становитесь похожей на девушку, а не на девочку, тем больше люди будут верить этим сплетням.
— Я видела своего жениха вчера ночью, — только сейчас мне вспомнились слова принца ми Сога, прозвучавшие тогда пустым звуком. Как я могла не обратить на них внимания? «Трусливый, тщеславный, заносчивый, глупый»… Может, это правда, то, что сказал Мишек? «Жаден, мелочен»… Слова принца одно за другим всплывали в памяти. «Он ненавидит женщин. Весьма благоволит своему другу-вельможе и влюблен в него». Зачем, зачем отец дал согласие на этот брак? — эти слова так и хотели сорваться с уст. — Он был там, в саду, со своим другом. Он… Он…
— Дальше можете не рассказывать, - усмехнулся жрец.
— Так вы знали об этом? — невозмутимость Дамириэля поразила меня. Похоже, он был прекрасно осведомлен об Эльоре Фландильском.
— Знал, конечно. Сейчас вы выпьете отвар, оденетесь, попрощаетесь с женихом, а после, император Натаниэль поговорит с вами. М-да… я думал, что разговор этот будет только года через два, когда вы, принцесса, немного подрастете, но, видимо, жизнь не щадит вас, кидает в омут сразу с головой. Что ж, привыкайте. А сейчас приложите все силы, чтобы выказать семье Эврё свое уважение. От этого многое будет зависеть, — Дамириэль позвал моих служанок и вышел из покоев, обронив напоследок: — Я буду ждать у дверей. И прошу вас, ради всех богов, не шарахайтесь от своего жениха, как от чумы. Он это запомнит.
В этот раз меня не наряжали: самое простое платье, непокрытая голова, и легкие сандалии. Дамириэлю пришлось уже в который раз поддерживать меня под руку, ибо земля под ногами покачивалась, а я боялась оступиться, сделать неверный шаг и упасть.
Фландильцы уже были готовы к отъезду: весь внешний двор был заполнен телегами с провизией, рабы закатывали на них последние бочки с вином. Император Николаос скупил у местных торговцев половину запасов. Солдаты в темно-зеленых мундирах томились от жары, прячась в тени дворцовых стен, в ожидании, когда, наконец, можно будет покинуть чужую страну и вернуться домой, где солнце не такое жгучее. Дамириэль подвел меня к императорской чете. Они лишь коротко кивнули и, не проронив ни слова, тут же отвернулись, давая понять, что свое время на меня они тратить не будут. Зато Осберт бесцеремонно сгреб меня в охапку и, расцеловав в обе щеки, проревел на весь дворец:
— Жду не дождусь, когда вы приедете к нам, дорогая принцесса. Я обязательно покажу и расскажу вам обо всех красотах моей страны, чтобы вы ее полюбили так же, как и я. Эльор, дурачина, что ты там спрятался за лошадью? Иди, попрощайся с невестой.
Мой жених отложил седельную сумку и нехотя подошел, пряча взгляд индиговых глаз. Воздух стал тяжелее и гуще, видимо, мы оба вспомнили вчерашнюю ночь. Мое лицо запылало, в голову вновь полезли воспоминания: хрупкое тело на камнях, стон, рвущийся с полных губ…
— Пусть ваша дорога будет гладкой, пусть боги даруют вам удачу в пути, — единственные слова, которые мне удалось вспомнить, обычная вежливая формальность, произнесенная с трудом. Осберт фыркнул и тряхнул спутанными волосами. В этот момент он был похож на своего коня, черного жеребца, фыркающего в унисон с хозяином.
— Это нормально, смущаться при виде друг друга, — ухмыльнулся он. — Эх, молодость! Когда-то я так же краснел при виде своей прелестной жены.
— До встречи, принцесса, — голос Эльора дрожал. Он поклонился в пояс и вернулся обратно, крепить седельные сумки.
— Не обращайте на него внимания, он по природе своей очень стеснительный, — рассмеялся Осберт и смех его был подобен раскатам грома. — но если бы он поменьше читал мудреные книжки и побольше упражнялся с оружием в руках, стал бы больше походить на мужчину. Но вы не бойтесь, милая принцесса, уж я то займусь его воспитанием и к моменту вашей свадьбы превращу Эльора в бесстрашного воина, — Осберт взял мою руку и приложился губами, совершенно не смутившись при виде темной кожи. — До встречи. Может, я еще загляну к вам. Скоро ведь день ваших именин, не так ли? Ждите от меня подарок.
Фландильцы выехали почти в полдень, когда солнце стояло в зените, а горячий ветер поднимал дорожную пыль и кружил ее в воздухе, заставляя любого, рискнувшего выйти на улицу без платка на лице, сразу же вернуться обратно. Дамир тоже это заметил:
— Неудачное время они выбрали для поездки. Впрочем, поделом. Надеюсь, как минимум половина из них сюда больше не вернется. Нечего им здесь делать, — он спрятал руки в рукавах длинного одеяния. — Как вы себя чувствуете?
Я чувствовала себя странно. При взгляде на будущего мужа меня тошнило. Но теперь, когда процессия скрылась в клубах пыли, а потом и вовсе исчезла за горизонтом полуденного марева, мне стало немного лучше.
— Совсем забыл сказать: вас искал Викариэль. Надеюсь, у вас хватит ума не ходить к нему в одиночку?
— Я не собираюсь к нему идти, — меня охватила паника. Зачем брат искал меня? Поговорить о вчерашнем? Сердце едва не выпрыгнуло из груди. — Я хочу сходить в храм, вознести молитву богам. Попросить их об Эльоре, чтобы он благополучно вернулся домой.
Все что угодно, лишь бы не столкнуться случайно с Виком. Как я могу теперь разговаривать с ним, как раньше, после того как он поцеловал меня ночью? После того, как я ответила на его поцелуй?
— Ну да, как же, — съязвил Дамир, — по вашему "теплому" расставанию, сразу видно, как вы волнуетесь и тревожитесь друг о друге. Просто влюбленные голубки. Может, расскажете, за кого на самом деле хотите помолиться и почему сбегаете от брата?
— Вы на сегодня свободны от своих обязанностей, — я старалась произнести это как можно более твердо. Хьёя права: жрец хоть и поступил в услужение, но пытался помыкать мною, как и всеми вокруг. Немного подумав, я все же смягчила свои слова: — Вы хорошо послужили мне в эти дни, и я желаю, чтобы вы отдохнули. Хьёя выдаст вам золото и вы сможете купить то, что не хотели бы отражать в счетной книге императора.
Дамир скривился.
— Считаете, что сможете от меня так просто избавиться? Я пойду с вами, хотите этого вы или нет.
— Я приказываю вам! Вы мой слуга и сами вызвались им быть. Если вас что-то не устраивает - уходите. Я много лет обходилась без вашей помощи и защиты, Хьёр и Хьёя прекрасно с этим справлялись.
— Ой ли? — прищурил глаза жрец. — Вы действительно так думаете? Справлялись со всем одна? Как можно быть настолько слепой? Сколько раз вам спасали жизнь, не скажете? Будь при вас только эти северные слуги, не понимающие абсолютно ничего ни в целительстве, ни в магии, вы были бы уже мертвы. Если бы Викариэль не рвал всех вокруг на части, лишь услышав имя «Аэль», вас бы давно зарезали, может даже еще в колыбели. Думаете, вам тяжело идти по жизни? Думаете, вы добиваетесь всего сами? Как бы не так! Вас обучают, одевают, защищают и направляют; у вас не болит голова, где взять на завтра кусок хлеба, потому что вы прекрасно знаете, что вам его принесут утром на серебряном блюде; вы никогда не испытывали тягот, не штопали сами свою одежду, пытаясь восстановить ее из истлевших клочков… С чем вы справляетесь? С выбором книг да с выбором, какой наряд из сотни имеющихся надеть вечером? Думаете, что знаете жизнь? Вы - глупая, наивная принцесса, вы ничего не знаете, ничего не умеете. Закинь вас в лес - через три дня вы упадете без сил от голода, будучи не в состоянии найти себе пищу и выбраться из него. Вы ни с чем и никогда не справлялись сама, ничего не достигли. Так что скажите спасибо за то, что я вас опекаю, забочусь о вас, неблагодарная, эгоистичная, глупая принцесса.
Я едва сдерживалась, чтобы не кинуться на жреца, не вцепиться в его длинные волосы, не расцарапать его красивое лицо. Злость вскипела во мне, застилая глаза пеленой, затмевая все другие хорошие чувства. Я пыталась относиться к нему терпимо, но Дамириэль стал просто невыносимым.
— Можно подумать, у вас болит голова о том, где взять кусок хлеба на утро. Вы так же едите со стола во дворце, а ваши украшения и одежда оплачиваются из императорской казны! — мы ругались прямо во дворе, на радость стражникам и слугам, побросавшим дела, чтобы посмотреть, как отпрыски императора оскорбляют друг друга. — Возвращайтесь в свой храм, видеть вас отныне, я не желаю! Хьёр запрет покои, в которых вы жили, вас в них больше быть не должно! — я не хотела больше с ним разговаривать. Не хотела видеть своего жениха, не хотела встречаться с Викариэлем… Слишком многого я не хотела.
— Воля ваша, — поклонился Дамириэль и, развернувшись, зашагал прочь, разметая пыль с мраморных плит полами длинного одеяния. Я вернулась в свои покои и отослала служанок, решив просто отдохнуть; идти в храм уже совсем не хотелось. Хьёр встал на страже. Но в последнее время отдых был для меня непозволительной роскошью…
Жрец ворвался в мою спальню, подобно песчаному урагану, просто распахнул двери и вошел, не дожидаясь приглашения, оставив в недоумении стражу, подобранную братом. На секунду стало их жаль, ведь они нарушили приказ никого не впускать. Но, разве кто-то из них посмел бы возразить отпрыску императора, пускай даже такому низкорожденному, как Дамириэль?
— У вас недуг, о котором я прежде не ведала? Вы плохо слышите? Тогда повторю еще раз: ступайте прочь!
— Как грубо, — поджал тонкие губы Дамириэль. — Я решил никуда не уходить. Но это мы обсудим потом. А сейчас император вас ждет для разговора. Но сперва запомните, что ему говорить, если он спросит: Вы увидели своего жениха совершенно случайно: вам стало дурно на празднике, и служанки решили отвести вас подышать воздухом. Викариэль сопровождал вас и тоже был свидетелем увиденного. После этого, вы вернулись в свои покои и сразу уснули. Не вздумайте ни словом обмолвиться о том, что вы с братом покидали пределы дворца.
— Разве отцу это еще не известно?
— Скажите спасибо Вику — он умеет заставить людей замолчать.
В малом кабинете пространства было больше, чем в моих покоях. Викариэль стоял за креслом отца, подобно часовому. Больше, кроме меня и жреца, никого не было. Значит, разговор будет касаться чего-то личного, раз отец даже слуг отослал.
— Сядь, Аэль, — приказал отец, откладывая в сторону свиток с красной сургучной печатью. Дамир услужливо пододвинул мне стул; он вел себя, как ни в чем не бывало, словно утром я не приказывала ему покинуть меня. — Я хочу поговорить с тобой.
Я быстро уловила настроение отца: он был спокоен, не хмурился, не сводил на переносице брови, как делал это, когда сердился, уголок его рта не дергался — верный признак того, что он в ярости. Впору было выдохнуть с облегчением. Наверное, он действительно не знал о том, что я сбежала с Викариэлем, не знал, что он поцеловал…. В животе что-то вспыхнуло, свело приятной болью. Я закусила губу, стараясь унять волнение. Викариэль улыбался, смущая меня еще больше; я опустила взгляд, из-под ресниц разглядывая высокие, из мягкой выделанной кожи сапоги брата. Вик заправлял в них широкие шаровары, из черного шелка. Мне нравилось подобное сочетание. Я спохватилась, понимая, что не на это мне сейчас надо обратить внимание.
— Прошу, дитя, посмотри на меня, — ласково произнес отец, не понимая причин моей робости. Я подняла голову, стараясь не встретиться глазами с Виком. — Ты уже совсем взрослая, уже стала невестой, — отец сделал паузу, словно давая мне время осознать собственный возраст, — и я хочу поговорить с тобой о твоем женихе, Эльоре Эврё. Викариэль рассказал мне о том, что ты увидела. Мне очень жаль, что тебя раньше не посвятили во все, ведь тебя это касается в первую очередь, но на то были причины. Больше нет смысла что-то скрывать. Думаю, тебе уже объяснили подоплеку, и ты избавишь меня от надобности пускаться в подробности, рассказывая о том, как происходит акт любви. Эльор - седьмой сын императора Николаоса Эврё. Этот юноша не благоволит к женщинам, его влекут только подобные ему. Ты ведь понимаешь, что это значит? — Я понимала. Я уже видела, как это грязно. По телу прошла волна дрожи… Закрыть глаза… представить себе теплые ласковые волны… никого нет, только звезды, только ночное небо над головой… Оно такое низкое, что, кажется, вот-вот рухнет на землю… Голос отца вернул меня в реальный мир: — В этом нет ничего предосудительного. У фландильцев нравы отличные от наших, они более суровы, но на любовные забавы Эльора все смотрят сквозь пальцы. Кто и что посмеет сказать принцу? В силу неопытности, быть может, ты еще не осознаешь всего происходящего, но пришло время посвятить тебя в некоторые детали.
— Как же я выйду за него замуж, если он не любит женщин? — растерянно спросила я, хотя внутри все кричало, а с губ готов был сорваться другой вопрос: «Почему именно я? Почему именно меня вы отдаете такому человеку?»
— Мое дорогое дитя, — отец склонил голову, внимательно глядя на меня, — любовь может быть разной. Он не будет любить тебя, как женщину, но это и к лучшему, ибо страсть, как известно, не приводит ни к чему хорошему. Ты должна заставить его полюбить тебя иначе: стань ему незаменимой опорой, чтобы он мог во всем полагаться на тебя, стань ему добрым другом, чтобы он доверял тебе все свои беды и горечи. Эльор Фландильский не такой уж плохой человек. Я бы никогда не отдал своих дочерей, за того, ко мог бы причинить им боль. Тебе могут не нравиться его вкусы и увлечения, но ты должна принять их как данность. Сейчас этот юноша опасается тебя не меньше, чем ты его. Понимаешь?
— Светлейший император, — Викариэль несколько раз порывался что-то сказать, и наконец, все же сумел ввернуть слово: — Вас не смущает, что Аэль не даст принцу потомства? Какой же смысл в таком союзе?
Отец нахмурился, и я только сейчас заметила, что на лице его стали появляться морщины, и их стало довольно много. А в волосах, черных как смоль, начало поблескивать серебро. Из-за этого я становилась все больше похожей на него, словно слишком рано поседевшее дитя.
— Она и не должна рожать ему наследников.
Я оторопела. Даже Викариэль замер, не понимая, что происходит. Родить потомков, наследников своему мужу - священный долг каждой женщины, подарить сына, который все унаследует после него, дочерей, которые помогут заключить стране выгодные союзы. Я узнала об этом, когда мне было шесть…
— Что это значит? — Вик растерялся.
— Ты поедешь во Фландилию не просто как супруга Эльора, седьмого принца. На тебя будет возложена куда более ответственная миссия, — император откинулся на спинку резного кресла и сложил руки на груди. — Как ты знаешь, ибо это ни для кого уже не секрет, Ворск вторгся в Аклогонию. Вчера они захватили провинцию Эрзун, и мне придется повести войска против захватчиков. Фландильцы давно посматривают на наши обширные земли, а если начнется полноценная война с другим государством, как быстро они решат, что настала пора захватить территорию, ослабленную войной? Единственный способ избежать этого, хотя бы на время, - вступить с ними в союз и сделать это посредством брака, — император прервался, предоставляя возможность задать интересующие меня вопросы, но Дамир успел первым:
— Вы считаете, что обручение Аэль с седьмым принцем, как-то сдержит фландильцев, если они зададутся целью завоевать Аклогонию?
— Безусловно. Они не просто так дали согласие на этот союз. В их глазах Аэль — прямая дорога на север, к его богатствам, железу, оружию, знаниям. Фландильцы устремятся туда, на время оставив нас в покое.
— Они пойдут завоевывать мою страну? — на секунду я представила, как Осберт мчится среди снегов, обнажив окровавленную булаву, с воинственным криком раскидывая северян.
— Твоя страна — Аклогония, — в голосе отца зазвенела сталь. — Ты моя дочь, а нархольдцы тебе чужие. Запомни это раз и навсегда, так же как и то, что для тебя интересы государства должны стоять выше, чем собственные, что бы ни происходило. Твое замужество и успех задуманного дела — годы спокойной жизни для жителей Аклогонии. Ты понимаешь, дитя мое? Один брак — годы мира. И насчет дома своей матери можешь не беспокоиться: Север слишком дик и суров, и фландильцам никогда не справиться с ним, поэтому им выгоднее заключить с севером союз. Сейчас, благодаря тебе, только мы имеем связь с Нархольдом. Фландильцы не нападут на нас, пока не будут уверенны в своих силах. Николаос - мудрый правитель, он понимает, что сейчас мы сильнее, чем они, но заручившись поддержкой севера, он сможет усилить свою мощь.
— И король Нархольда согласен отдать фландильцам свою внучку? — Викариэль скрестил руки на груди, в точности как отец. — И вы решили отдать ее, потеряв при этом Север? Не слишком ли большая цена за хрупкий и недолговечный мир?
— По-твоему, я дурак? — сверкнул глазами император. — Я уже говорил тебе, что король Нархольда дал свое согласие на брак без потери нашей дружбы. Ты действительно выйдешь замуж, моя дорогая Аэль, но полноценной женой Эльору никогда не будешь. Твоя задача будет заключаться совсем в другом. Я хочу, чтобы ты стала моими глазами и ушами во Фландилии: передавала мне, что происходит у них, читала некоторые письма, выполняла мои поручения. Для этого тебе предстоит завязать крепкие отношения с принцами, понравиться императору, очаровать фландильцев. Только не заводи себе любовников и не влюбляйся в мужчин - это может серьезно все осложнить.
Я хранила молчание, потрясенная происходящим, пытаясь уловить суть в словах отца. Расписные узоры на стенах рябили в глазах и отвлекали меня от мыслей. Воображение уже рисовало безрадостные картины: как я, крадучись, выскальзываю ночью из супружеской спальни, чтобы украсть очередное послание; как вечерами танцую, чтобы ублажить гостей, а сама бросаю взгляды на Эльора, который смотрит лишь на своего друга, а затем берет его за руку и нежно проводит кончиками пальцев по его коже…
— Сейчас ты переживаешь из-за предстоящего отъезда в чужую страну, но пусть мысль о том, что ты пробудешь там недолго, согревает твое сердце. К тому же, ты не останешься одна, а возьмешь с собой слуг, которых захочешь, и мой сын Дамириэль отправится с тобой. Он будет направлять тебя и помогать во всем.
— Мой будущий муж умрет? — я не знала, как правильно сформулировать свою догадку, но мысль была предельно ясна: если меня через несколько лет вернут в Аклогонию, то Эльор Эврё не доживет до этого момента.
— Твой жених - человек, а люди не обладают даром бессмертия, в отличие от богов, — изрек Дамир, и меня пробрал леденящий душу холод. Я поняла все их мысли и планы. Меня не выдавали замуж, а посылали шпионить за императорской семьей, которую отец уже вычеркнул из списка живых. Когда-то давно я случайно нашла в библиотеке книгу, под названием «Серая Сералия». В ней рассказывалось о женщине из Талихаллы, которая приехала в королевство Манифал под чужим именем. Она полюбилась королю, да так, что он приблизил ее к себе, потеряв голову от любви. А когда узнал, что она переписывала его письма и передавала их шаху Талихаллы, впал в ярость, приказал привязать ее к лошади и протащить голую по улицам города. А после, то, что осталось от ее тела, бросили на поживу воронам, сочтя недостойным предавать погребению женщину, предавшую короля.
— Я не хочу, — Мне и без того было страшно уезжать в чужую страну, а после того, как я узнала истинную цель этого брака, так и вовсе перепугалась. А если кто-то узнает о планах отца? Меня так же привяжут к лошади, голую, и под улюлюканье толпы протащат по улицам города? Все мое тело охватила нервная дрожь, зубы застучали от страха. На плечо мне легла тяжелая ладонь жреца, который пытался меня успокоить. Я дернула плечом, сбрасывая его руку, все еще помня о ссоре во дворе, но Дамир лишь крепче сжал пальцы.
— Я не спрашиваю, хочешь ты или нет, — каждое слово отца, подобно тяжелому камню, ложилось на грудь, грозило проломить кости, погребая меня под тяжестью грядущей ноши. — я призываю тебя служить на благо государства. Ты была рождена для этой цели. Все мы, стоящие во главе, взваливаем себе на плечи зачастую непосильную ношу. Тебя подготовят и обучат всему, что сможет тебе пригодиться. Тебя пугает предстоящее задание, но, поверь, это не так страшно, как сейчас кажется. К тому же, довольно просто. Однажды ты скажешь мне спасибо… А сейчас ступай. Как только ты будешь готова, я расскажу тебе обо всем более подробно. Викариэль, сопроводи сестру в ее покои. А ты, — отец указал Дамиру на кресло подле него, — останься, я хочу поговорить с тобой о вчерашнем деле.
Викариэль подошел ко мне и протянул руку. Я ухватилась за нее, стараясь не случайно не взглянуть на брата. Ладони взмокли, кожу покалывало от его прикосновений, в горле тугим комком застряли невысказанные возражения и собственная неуверенность, а от смущения перед Виком я не знала, куда себя девать.
— Жрец случайно не обмолвился тебе, о деле, которое ему поручил император?
Я покачала головой,ничего не ведая об этом, хотя мне тоже было любопытно узнать. Теперь, когда стало ясно, что Дамириэль будет моим постоянным спутником, можно было попытаться расспросить его.
— Жаль, — разочарованно цокнул языком брат, после чего предложил: — Пройдемся немного по саду?
— «Только не сад», — пронеслось в голове, но брат, не дожидаясь ответа, потащил меня за собой.
Розы уже начали цвести, наполняли воздух навязчивым приторным ароматом. Я смотрела на колючие кусты, которые прежде любила, но теперь мне хотелось их растоптать. Растоптать все то, что случайно связало меня с Эльором.
— Ты выглядишь расстроенной, словно сейчас расплачешься, — заметил Вик, — хотя тебе стоит радоваться.
— Радоваться? Чему?
Вик ошибался: не плакать мне хотелось, а сбежать.
— Судьбе, выбранной для тебя отцом.
— Судьбе Серой Сералии …
— Иногда мне кажется, что тебя нельзя подпускать к книгам. Забудь обо всем, что там написано; это было очень давно, и никто не знает, достоверно ли все, о чем там сказано. Знаешь, сестрица, в чем твоя проблема, что с тобой не так? Ты считаешь себя умной, а всех вокруг - дураками. Меня, отца, жреца, — я попыталась возразить, но Вик не дал мне и слова сказать: — Как же ты бесишь временами! Открой глаза и научись смотреть на мир немного шире. Помнишь двух старших сестер, которых отец выслал из страны? Ахан выдали замуж за отставного генерала. Десять лет назад на войне в заливе Арадон противник отрубил ему правую руку. А потом еще и лошадь упала набок, придавив его своим весом, изуродовав ему ногу. Тоже правую. Ему давно минуло пятьдесят, он седой, как лунь, да еще и страдает подагрой. Я уверен, что твоя старшая сестра каждую ночь заливает слезами подушку и молится о быстрой кончине, после того, как муж в очередной раз входит в ее юное тело. Твой жених не то чтобы хорош собой, но его внешность не вызывает отвращения, к тому же, он молод. А теперь ты знаешь, что не придется терпеть его слюнявые поцелуи, не придется рожать ему детей. И не придется сидеть без дела в стенах дворца, выть от тоски и безделья, мечтая о другой жизни. Только представь: у тебя будет тайная миссия! Задание, от которого зависит благосостояние твоей страны. Ты будешь заниматься тем, что так любишь: подслушивать, прятаться, читать и передавать сведения отцу.
— Это так ужасно…
— Это все на благо государства. Далеко не каждая женщина удостаивается подобной чести. Я знаю тебя, знаю твой характер, который ты прячешь от меня. Ты бы не выжила долго в гареме, ибо тебе нужно нечто большее. Лучше поблагодари богов за такой щедрый подарок.
Я не стала спорить. Надо было обдумать слова брата, потому что в них было что-то такое, что заставляло задуматься. Вик сильнее сжал мою ладонь. Я уже почти начала привыкать к тому, что он водил меня за руку.
— Я хотел бы поговорить о вчерашнем… — меня прошиб холодный пот, и я инстинктивно попыталась отпрянуть от Вика, но он не позволил: — Куда ты опять сбегаешь? Не хочешь побыть немного со мной?
— Вы… Вы… Зачем вы сделали это со мной? — на глаза отчего-то навернулись слезы. Брат прекрасно понял, о чем я говорю.
— Ты о нашем поцелуе?
У меня даже кончики ушей запылали. Я видела, как Хьёя вместе с Лис и Лилли вешают на окна легкие занавеси с золотистыми кисточками, и молилась, чтобы они не заметили нас, хотя сверху мы были видны им как на ладони.
— Отворачиваешься? Только не говори, что тебе было неприятно.
— Молю, говорите тише, — я боялась, что служанки услышат. Никто не должен был знать, что произошло в ночь свадьбы наследника.
— С чего вдруг? — Викариэль замедлил шаг, заставляя замедлиться и меня. — А-а-а-а… — многозначительно протянул брат, взглянув на служанок в окне, — понятно… боишься кривотолков? Запомни раз и навсегда: ты принцесса, и сплетни вообще не должны тебя беспокоить. Пусть слуги говорят что угодно. Если услышишь — прикажи их выпороть, в остальное время делай что душе угодно, пока у тебя еще есть такая возможность. Во Фландилии такого уже не будет, там за тобой будут пристально наблюдать, я слышал разговоры за столом. Не жди от них теплого приема. Тебе предстоит сложная задача — завоевать их сердца. А с учетом твоего «обаяния» это почти невозможно.
— Вы снова меня оскорбляете! — правда сейчас его слова не были такими обидными, как вчера вечером.
— Как и ты меня.
— Чем? — разве я сказала ему что-то грубое?
— Своим отчуждением. Вчера ты вела себя совсем по-другому, а сегодня даже не смотришь в мою сторону.
— Пожалуйста, не надо!
Викариэль выпустил мою ладонь, повернулся ко мне, и я глазом не успела моргнуть, как вновь ощутила его губы на своих губах. Я вскрикнула и попыталась его оттолкнуть, но не смогла… мое сознание поплыло, когда я почувствовала его язык у себя во рту…
— Ты, видимо забыла, что являешься моей собственностью. Давно я не напоминал тебе об этом, — брат отстранился, облизнув губы, а я приложила ладони к пылающему лицу. — Но вчера ты действительно нравилась мне куда больше. В особенности, когда укусила меня. Губа до сих пор болит.
— Не смейте больше так делать! — только бы мои служанки не видели этого! Только бы они этого не видели! Это мерзко, это неприятно… почему он сделал это? Викариэль громко расхохотался, несмотря на мои слезы, которые я не смогла сдержать.
— Поэтому мне с тобой не скучно. Никогда не знаешь, какая у тебя будет реакция…
***
— Вы видели это? — Дамириэль раздраженно наблюдал, как Аэль убегает от второго принца, теряя туфельки, путаясь в подоле длинного, легкого платья. — Почему вы не прикажете Викариэлю оставить ее в покое?
— Да, видел. Ничего страшного и предосудительного в этом нет, они оба молоды, пусть поиграют, — император вернулся в кресло. — Викариэль, конечно, горячая голова, но не посмеет зайти дальше невинных поцелуев. Поэтому, пусть развлекается.
— Вы уверены в этом, светлейший император?
— Полностью, — Натаниэль, казалось, терял интерес к разговору. — И Аэль их игры пойдут на пользу: слишком она наивна и невинна; ей не помешает немного узнать, как ведут себя мужчины.
— Разве вы не допускаете мысли, что она может влюбиться в него?
— Пусть, это даже хорошо. Первые чувства проходят довольно быстро, и она впоследствии сможет открыть себя для настоящей любви. Главное — следи за ней и направляй в нужное русло. Аэль прислушивается к твоим словам, не потеряй ее дружбы.
— И все же, я обеспокоен отношением к ней Викариэля. Он странно ведет себя.
— Он влюблен, что поделаешь, — пожал плечами Натаниэль. — В юности я и сам влюбился в одну из рабынь, служивших при дворе. Тогда казалось, что это чувство никогда не пройдет и всегда будет со мной, но теперь я не могу вспомнить ни лица той девушки, ни имени. Следи за ними. Если поймешь, что между ними что-то большее, чем это дурачество, сразу доложи мне, я приму меры.
— Слушаюсь, мой господин, — жрец низко поклонился отцу. Император слишком легко относится к тому, что не касается войны или расширения владений. Может, он забыл, как опасна страсть или вожделение? Эти две беды способны погубить государство. В принцессе Дамириэль еще хоть как-то был уверен: она - полный ноль в делах сердечных. А вот Викариэль - другое дело. Как бы он не соблазнил эту дурочку. Придется проделать большую работу. Надо что-то придумать, чтобы Аэль отстранилась от брата. Пока еще управлять ею довольно легко. Можно увлечь ее рассказами о магии, например. Глаза принцессы горели ярче звезд, стоило показать ей что-то необычное. Она забудет о Вике, который вечно крутится возле нее. Будет лучше разлучить их, пока она еще не сильно привязалась к принцу.
***
— Разрешите спросить вас кое о чем, — Хьёя отложила очередное платье в сторону. Почти все наряды Севера, присланные дедом, стали мне малы.
— Нет, — мы говорили на языке Нархольда. Лис и Лилли не знали его и не понимали, о чем идет речь, но мне казалось, что они догадываются. И я наперед знала, о чем Хьёя хочет меня спросить. — Молчи и никогда не вспоминай о случившемся.
— Простите мне моё неповиновение, принцесса, я не могу молчать, — служанка застегнула на мне шелковые шаровары, но они были слишком короткие. — Вы, в силу неопытности и наивности, не задумываетесь о последствиях и не знаете, что может повлечь за собой подобная фривольность. Принц Викариэль уже давно достиг того возраста, когда юноша начинает понимать свои желания. Он больше не толкает вас, не причиняет боли и, наконец, осознал, что причина его злости к вам - во влечении. А вы сегодня показали, что вас тоже влечет к нему. Скажите, вы влюблены в принца?
— Нет! — выкрикнула я. Лис от испуга уронила платье для примерки. Моё лицо предательски залилось краской. Почему, когда кто-то упоминает имя брата, у меня возникает ощущение, что я предаю принца ми Сога? Я не знаю, что нашло на меня вчера ночью. Все, что я видела, слилось воедино, в черно-серебристый тугой комок из чувств, видений и окружающего мира: огромное, бездонное небо над головой, словно темный холст, с россыпью мерцающих звезд на нем, как живые божественные очи. Баюкающий голос моря, теплота от вина, разлитого внутри, и глаза, подобные этому ночному небу, глядевшие на меня. Сердце тогда сжалось, дыхание перехватило. Викариэль целовал меня, жадно сминая мои губы, а я укусила его, стараясь прекратить поцелуй. Но ему это понравилось, и, больно оттянув мою голову за волосы назад, он смотрел на меня, тяжело дыша. Я чувствовала, как бьется его сердце, стучится о ребра, словно пытаясь вырваться из нее. Что-то побудило меня положить руку ему на грудь. Он произнес мое имя на выдохе и прижал к себе с такой силой, что я услышала хруст собственных костей. С Мишеком все было по-другому.
Внутри словно разлился жидкий огонь. Мишек! Как же я могла забыть?! На свадебной церемонии я была уверена, что видела Шеро! Неужели приехал принц ми Сога?
— Принцесса… — Хьёя была ошарашена моим криком.
— В своей навязчивости и непочтительности ты становишься похожа на Дамириэля.
— Простите меня, — извинилась служанка.
Мне стало не по себе. Я любила ее, но в последнее время мы отдалялись друг от друга, разделённые стеной непонимания. И еще это неприятное, разьедающее изнутри ощущение подозрительности.... Та серёжка под ложем Викариэля. Маленькое украшение невидимо поранило то безграничное доверие, которое я испытывала к ней.
В этот день Хьёя больше не спрашивала меня о Викариэле, поэтому я позволила ей дальше разбирать ставшую ненужной одежду. Почти всё, что я носила прежде, стало коротко мне или тесно в груди. Служанки вынесли из моих покоев два полных сундука ставших непригодными вещей.
Я наконец смогла немного перевести дух, после всех переживаний этого дня, понадеявшись, что мне дадут немного поспать. Но едва я стала проваливаться в сон, как Лис, выносившая последнюю корзину с вещами, едва слышно шепнула:
— Принцесса… под периной… Под периной я спрятала письмо, предназначенное вам…
