ID работы: 5573742

Путь королевы

Гет
R
В процессе
157
автор
Kfafa бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 408 страниц, 37 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
157 Нравится 189 Отзывы 49 В сборник Скачать

Королева и принцесса

Настройки текста
Примечания:
      — Я представляла себе Аклогонию иначе, — Марна поправила на голове корону в виде изогнутых остроконечных лучей солнца, устремлённых вверх. — Бескрайняя пустыня, где средь песков высятся белокаменные дворцы, с балкончиков которых выглядывают скучающие наложницы. Рада, что ошибалась в своих суждениях — здесь весьма красиво. И не так жарко, как рассказывали наши моряки, да купцы, побывавшие в этих краях.       — Так часто бывает после сезона дождей, тётушка. Вы прибыли в хорошее время.       Ночью дождь прекратился, но в воздухе всё ещё витала прохлада. Утром тётя изъявила желание посетить храмы, увидеть воочию жрецов, и пригласила меня поехать с ней. Викариэль тоже хотел отправиться с нами, но после вчерашних возлияний, ему было дурно, да и к тому же, решение некоторых дел не терпело отлагательств. Умми так же испросила дозволения сопровождать нас, но получила незамедлительный отказ от королевы. «Я хочу побыть с племянницей наедине, » — ледяным тоном заявила тётушка, и больше никто не посмел просить присоединиться к нам. Даже моя стража, которую приставил ко мне отец, не посмела ей перечить, и мы уехали лишь в сопровождении воинов королевы и её многочисленных служанок.       — Расскажи мне об этом боге, Аэль, — попросила Марна, когда паланкин остановился напротив храма из серого камня, утопающего в тени раскидистых ветвей вечно зелёных деревьев — тарри. Этим растениям было неважно, засуха ли, ливни — они всегда гостеприимно распахивали свои ветви, приветствуя каждого, кто пришёл к богу Ривитта.       — Ривитта — милосердный бог, дарующий людям исцеление, и облегчающий боль страждущих. В этом храме плечом к плечу ему служат как жрецы, так и обычные знахари — он принимает всех. По легенде, Ривитта был когда-то обычным человеком — талантливым лекарем, обладавшим магическими умениями. Он не только умел применять узоры, но и пришёл к осознанию их сплетений, понял суть, и многие написал сам. Именно он исцелил Бога войны — Гаалира, пока тот был в обличье человека. За это Гаалир забрал его к себе, когда война закончилась, и нарёк своим братом, даровав имя старшего божества. С тех пор они идут рука об руку: если где-то вспыхивает война, Гаалир отправляется на помощь людям, зовущим его, а Ривитта заботится о тех, кто пострадал на ней.       — История довольно глупая, но магия полезная, — фыркнула королева. — Что же, идём, Аэль, посмотрим на этого бога и тех, кто ему поклоняется.       Храм Ривитта не был похож ни на высокую пагоду Гаалира, ни на роскошный пантеон богини Эды — внутри не было ни украшений, ни оружия, ни жертвенного алтаря — только сушёные травы свисали со стен, да курильницы дымили вокруг одной-единственной статуи, изображающей сидящего мужчину с ребёнком на руках. Повсюду на простых циновках лежали те, кто пришёл за исцелением. Жрецы и знахари вовсю трудились — обрабатывали раны, правили вывихи, перевязывали, накладывали письмена на тела. Они не обратили внимания на новых посетителей, занятые своей нелёгкой работой. Тошнотворный запах застарелой крови прочно впитался в каменные стены, навсегда запечатлев в них историю каждого, кто переступил порог храма в поисках исцеления от своего недуга.       — У нас есть нечто похожее, — тихо заметила королева, стараясь не нарушать покоя больных. — Это похвально, что о страждущих так заботятся. На севере это называется «домами боли», но находятся они за пределами города, чтобы вспышки разнообразной хвори не расползались по городу, как ползучие гады. Но, к сожалению, даже самые сильные и опытные лекари иногда не могут сдержать некоторые болезни…       — Принцесса! — Низкий, басистый голос Диметрия, провозглашённого два года назад верховным жрецом, отразился от стен, и осел на пучках целебных трав. — Добро пожаловать в сие благословенное место. Королева, — он поклонился в пояс. — Вы озарили этот храм своим светом! Наш милосердный бог распахивает для вас все двери, в которые вы пожелаете войти.       Он обратился к королеве на языке севера. Но меня это не удивило — верховные жрецы слыли людьми великой мудрости, они всю жизнь посвящали изучению различных наук, и часто император призывал их в совет, если в том была нужда. Даже Дамир, несмотря на довольно молодой возраст, был довольно хорошо образован. Иначе бы ему не доверили моё обучение. Не удивляло меня и то, что королева свободно говорила на языке юга, почти без акцента. Мы были её союзной страной, а о союзниках, похоже, она знала очень многое.       — Здесь мы принимаем тех, чьи недуги не заразны. Для тяжело больных выстроены помещения на заднем дворе, но негоже королеве и принцессе туда ступать — слишком велика вероятность подхватить от этих людей хворь. Пойдёмте, лучше я покажу вам святилище.       Святилище… Ноги сразу стали ватными, в горле пересохло. Теперь само это слово, вызывающие во многих людях почтенный трепет, надолго вселило в меня страх. Страх увидеть нечто нелицеприятное и грязное. Я тряхнула головой, отгоняя неприятные видения. Венец и накладные пряди тут же съехали, больно оттянув голову назад. Я постаралась незаметно поправить причёску, но сделала только хуже, и несколько прядей упали на пол. Диметрий сделал вид, что не заметил, а лицо Марны Бесстрашной исказила гримаса гнева, и я поняла, что совершила непоправимое…       Служанки старательно прикрепляли пряди перед моей встречей с королевой. Зная об обычаях и отличительных чертах императорской семьи, она бы, несомненно, заметила, что волосы мои острижены, и стала бы задавать вопросы. И никто не знал, к чему это могло привести, тем более, император был далеко, и не смог бы уладить конфликт. А теперь всё пропало. Одна маленькая ошибка. Лишь одна маленькая ошибка.       Я мёртвой хваткой вцепилась в лёгкую ткань юбки — королева не должна была увидеть, как задрожали мои пальцы. Тётя быстро взяла себя в руки: её лицо вновь приняло доброжелательное выражение, но я знала, что на этом всё не закончится. Она не могла ничего спросить, пока нас окружали чужие люди, но, когда мы вернёмся обратно, было ясно, что разговора не избежать…       — Пойдём, чего застыла? — её голос вывел меня из ступора. — Я хочу посмотреть святилище.       Мне нечего было бояться — со мной ведь была королева, и, к тому же, это не храм любви. «Может, в святилище Ривитта хранятся особые травы, или зелья, или узоры, которые скрыты от чужих глаз, но ничего пугающего я не могу там увидеть, » — уверяла я саму себя, осторожно спускаясь за жрецом в катакомбы храма.       Диметрий любезно распахнул перед нами резную дверь, и мы вошли в святилище-пещеру с низкими сводами, где в углублениях стен были запечатаны останки всех прежних верховных служителей старшего бога. Об этом мне рассказывал Диметрий, но теперь я могла видеть это воочию.       — Пожалуйста… Я прошу вас, не надо!!! — в нише, среди разбросанных чаш, на каменном алтаре лежала девушка, а жрецы чернилами выводили на её животе незнакомые мне символы. Она была очень юна, может быть, лишь на пару лет старше меня. Она всхлипывала, плакала так, словно ей было очень больно.       Королеву очень заинтересовал проводимый обряд, а у меня от этого зрелища волосы встали дыбом.       — Умоляю, не надо!!! — от её жалостных стонов кровь стыла в жилах.       — Замолчи, порочная женщина! Ты позоришь себя перед принцессой, — Диметрий повернулся к нам. — Прошу простить, если крики этой нечестивицы оскорбляют ваш слух…       Я узнала её. Я уже видела эту девушку несколько раз — год назад отец дал своё благословение генералу Морицу на брак с дочерью маршала Кави, и лично скрепил их союз пред людьми. Она запомнилась мне печальными чёрными глазами, и молчаливой покорностью на собственном обручении…       Марна подошла поближе, внимательно рассматривая узоры, которые, вспыхивая, впитывались в кожу, оставляя лишь тонкие следы-шрамы на животе девушки.       — Мне хорошо знакомы эти треклятые заклинания, — глаза тёти сверкнули недобрым огнём. — Хотите сохранить плод? Или избавиться от этой женщины?       — Ваше величество, зачем вы так??? Эта девушка пыталась вытравить из себя ребёнка, зачатого в законном браке, благословлённом правителем и богами. За такое её могла ждать ужасная смерть, но её благородный муж слишком добр к ней: вместо того, чтобы предать казни презренную женщину, он принёс подношение богу, и пожертвовал золото, чтобы сберечь своё будущее дитя.       — Вы за это ещё и деньги берёте?       — Мало жрецов знает правильность написания этих символов — они требуют особой осторожности, и для них используются специальные чернила, которые весьма непросто достать. Узоры мы чертим только для жён и наложниц императора. Если кто-то ещё желает воспользоваться этой услугой, то сначала он должен испросить дозволения у повелителя, и внести пожертвование. Теперь, как бы эта женщина ни старалась, она не сможет навредить ребёнку.       — Теперь мне многое стало понятно, — Марна взглянула на меня, но тут же отвела взгляд. — Уродуете женщин, и детей заодно?       — Что вы?! Помилуйте, светлейшая королева!        Громкий женский всхлип горьким эхом отразился в сводах подземелья. Я вздрогнула и обхватила себя руками, пытаясь спастись от стылого воздуха катакомб святилища.       — Мы знаем свою работу. Посмотрите на детей императора, какие они красивые. И со здоровьем у них всё в порядке…       — В отличии от их матерей, — грубо прервала его тётя. — Перед приездом в эту страну, я хорошо запомнила всех, кто принадлежит к семейству Руани. И даже мёртвых жен и императриц, включая мою сестрицу. Вы были тем жрецом, кто нанёс ей на живот узоры?       — Нет, светлейшая, этого человека уже нет в живых.       — Очень жаль, — процедила сквозь зубы Марна Бесстрашная; её рука погладила невидимый меч на бедре, словно она намеревалась тот час же зарубить того, кто это сделал. — Хотя, теперь мне предельно понятно, почему, спустя столетия кровосмесительных браков, всё ещё рождаются здоровые дети. А куда вы деваете нездоровых?       — Светлейшая, — тихим шёпотом отозвался жрец. — Как вы можете такое говорить?       — Я сказала, что мне знакомы эти узоры, уже забыли? И я видела последствия их применений. Не надо меня уверять, что всегда всё проходит идеально.       — Наши жрецы не делают ошибок…       — Ой ли? — лицо королевы стало мрачнее тучи. — Живое доказательство пагубности этой магии стоит сейчас перед вами.       Тётя сейчас говорила обо мне? Меня она имела в виду? Внутри всё неприятно сжалось. Я старалась уловить настроение в тонах их голосов, и понимала: что-то, о чём рассказывал мне верховный жрец, может оказаться ложью…       Я знала об этих символах, но совсем немного. Лишь то, о чём поведали мне Дамириэль и Диметрий: их наносили каждой женщине, что понесёт ребёнка императора — будь то рабыня, или же императрица. Мне говорили, что эти письмена одни из самых сильных разрешённых в мире, дошедшие до наших дней, но доступны они практически только для правителей.       Эта магия помогает женщине выносить дитя, выполнить ей своё первоочередное предназначение. Неужели всё не совсем так, как мне рассказывали? Лишь Марна могла дать ответ на этот вопрос.       — Здесь я уже увидела то, что хотела. Идём, Аэль, я бы хотела посетить ещё пару храмов, перед отьездом…       Мне надо было её расспросить. От волнения сохли губы, кончики пальцев до сих пор подрагивали. Я пыталась собраться с духом, заговорить с ней, но не могла. Предчувствие, что я услышу нечто неприятное, не давало покоя, оседало в воздухе, ложилось на плечи тяжким грузом.       Мой взгляд невольно остановился на руке, где тонкие белые перчатки скрывали тёмную кожу на кисти. Ошибки в узорах, о которых говорила тётя… Так они проявляются, уродуя тело ребёнка? Или она имела в виду что-то другое? Я надеялась, что у меня появится возможность расспросить королеву…       В остальных храмах ничего интересного она не нашла, даже в святилище Эды было пусто. Лишь только мерцание стеблей страстоцвета привлекло её. Королева отдёрнула руку, словно боялась обжечься о его листья.       — Разве в ваших краях он не растёт? — улыбнулась Аюль королеве, лаская слух своим мягким приятным голосом. — Я слышала, что в суровых условиях севера, страстоцвет на удивление хорошо прижился.       — Верно. Раньше в Нархольде о страстоцвете и не слышали, пока его семена не подарил император Натаниэль, после того, как был заключён союз с Аклогонией. Да, благородная почва севера пришлась по нраву этому сорняку. Понадобилось несколько лет, чтобы уничтожить его полностью.       — Уничтожить??? — с ужасом прошептала жрица, заслоняя собой сочные стебли, словно боясь, что они усохнут лишь от одного едкого взгляда стальных глаз северной королевы. — Такое нежное, хрупкое и редкое растение, а вы его просто уничтожили??? Почему???       — Эта дрянь сгубила много людей — проклятый наркотик наводнил город, и, чтобы его изничтожить, пришлось приложить немалые усилия. Люди жаждали получить самое низменное наслаждение, сходили с ума, пытаясь достать корень, даже убивали за него. Мой король-отец отдал приказ покончить раз и навсегда с этой заразой, и страстоцвет вырубили под корень, а жрецам пришлось немало потрудиться, чтобы исцелить тех, кто попал под действие этого растения.       Корень, который подарила мне жрица — пропал. Вот, значит, почему ещё его могли украсть! Если верить словам тёти, он оказывал опьяняющий эффект на того, кто принял его. Может, стоило рассказать об этом Викариэлю? Брат умён, и он посоветует, что делать, как найти вора… А если он сам выкрал его? Если он сам хотел воспользоваться им?       — Как ведут себя люди, вкусившие корень? — спросила я королеву, когда мы покинули храм богини Эды.       Слуги-северяне помогли Марне забраться в паланкин, и, дав им приказ возвращаться во дворец, она повернулась ко мне.       — Если принять его совсем немного, то человека охватывает возбуждение и желание. Он и правда мог помочь тем мужчинам, у которых наблюдалась слабость в их главной силе, но человеческие души не знают меры, не знают, когда надо остановиться. Стоит принять его чуть больше, и человеком овладевает эйфория. Чувства, которые он при этом испытывает, сильнее, чем при самой желанной близости. Но это всё обман, происходящий у них в голове, сладкая ложь, за которой они тянутся снова, пытаясь вернуть ускользнувшее призрачное удовлетворение. На самом деле очень сложно распознать человека, опьянённого наркотическим соком этого корня. Но всё же, если присмотреться, то можно увидеть некоторые особенности: они настолько погружены в себя в момент, когда им грезятся прекрасные гурии, что они словно околдованы сном. Но это не так… Люди под действием корня не спят — они просто видят того, к кому испытывают влечение, до кого они не могут дотянуться. Неудивительно, что простолюдины, мечтающие о девушках благородного происхождения, тратили на корень свои последние монеты. И, если бы на этом его действие заканчивалось, было бы не так страшно, но… Вскоре получаемое удовольствие тускнеет и притупляется — им требуется больше корня. Но чем больше они его принимают, тем меньше становятся похожи на людей — их глаза кровоточат, кожа покрывается маленькими мокрыми язвами, а в жилах их кипит ярость, неудовлетворённость. Я видела, как мужчины, подобно диким зверям кидались на стражников, на их копья, не жалея себя. Ужасное зрелище… — королева замолкла на мгновение, и прикрыла глаза, как будто бы заново переживая рассказанное. — Ты спрашиваешь про кого-то конкретного или просто из любопытства? Расскажи мне и я помогу… Мне столько раз приходилось сталкиваться с теми, кто попал под губительное влияние этого проклятого корня, что я безошибочно могу указать тебе на него.       Стоило ли довериться тёте? Я увидела её только вчера, и ни поговорить, ни даже познакомиться толком не смогла. И спрашивать её о Викариэле сейчас было неразумно — то всего лишь мои домыслы, ничем не подкреплённые. Да и рассказывать о своих подозрениях, касательно второго принца — просто глупо. А если ещё и Вик узнает об этом, мне придётся несладко: могли появиться необоснованные слухи, а пачкать имя брата, который сейчас был на моей стороне, я не собиралась.       Королева она или нет, моя родная кровь, или нет — доверять ей ещё слишком рано. Я мотнула головой, и выдавила улыбку, чтобы Марна Бесстрашная не подумала, что я выспрашивала всё это с определённой целью. Да и были другие, более интересующие меня вопросы.       Тётя передёрнула плечами — ей было всё равно, расскажу я ей или нет. Её больше интересовали залитые солнцем узкие улицы столицы, торговые лавки, да горожане, не спеша бредущие по своим делам. Однако, при всей благожелательной атмосфере, было понятно, что тяжёлого разговора не избежать. Мы возвращались во дворец…

***

      — Итак, может, вы посвятите меня в то, что происходит в вашем дворце, светлейший принц? Только не пытайтесь снова пустить мне пыль в глаза — я уже увидела то, чего не должна была! - Марна Бесстрашная бесцеремонно ворвалась в малый зал советов, притащив и меня с собой. За спиной королевы собралась вся стража, прибывшая с ней на корабле, все служанки, сопровождавшие её. Викариэль же, был почти один, в окружении лишь четырёх воинов, да младшего крамрина, но страха на его красивом лице не было. Он был готов держать ответ перед правительницей севера, но его горящие чёрными угольками глаза, смотрели не на неё, а на меня. А я стояла, словно раздетая — без головного убора, без высокого ожерелья, скрывавшего рубиновые шрамы на шее…       Лучше бы королева не видела этого, лучше бы так и оставалась в неведении. А сейчас, топоры и копья её воинов были направлены против брата, который вместо императора должен был разрешить сложившуюся ситуацию.       Охрана наместника императора напряжённо сжимали древки оружия, но были полны решимости, направив копья против королевы — они, скорее всего, уже готовы были проститься с жизнью. Собственная беспомощность душила меня, как некогда Викариэль в спальне. Но сейчас я ничего не могла сделать, никак не могла отвести беду от брата.       — Пусть ваши люди уберут оружие, — принц был предельно спокоен; он обвёл рукой зал, где красный пустующий трон ожидал своего законного правителя. — Я один, без меча. Неужели вы убьёте меня и развяжете войну?       — Думаешь, я не могу разорвать союз с Аклогонией? — на королеве был доспех из маленьких стальных пластин, закрывавший её грудь, живот и плечи — словно в подтверждение своих слов, она была готова вступить в битву хоть сейчас. — На мою племянницу было совершено покушение. Ей обрезали волосы — лишили символа принадлежности к семье Руани. Как ещё издевались над этим дитя? Как здесь обошлись с моей сестрой, что такая крепкая девушка, которой ещё жить да жить, через два года оказалась в могиле?       — Тётушка!       — Помолчи! — королева направила клинок с тонким длинным лезвием в сторону принца.       Викариэль не шелохнулся, не отступил ни на шаг. Младший крамрин сжался в комок: в его глазах читалась паника, он дрожащими руками осторожно промакивал пот со лба, словно уже представил, как придётся опустошить казну, если грянет новая война с таким сильным противником. Стражники брата так сильно сжимали древки копий, что костяшки на их пальцах совсем побелели.       — Дворец — опасное место, ваше величество. Смерть поджидает на каждом шагу. И от неё не убежать, и не спрятаться — никто от неё не защищён, даже светлейший император. Но иногда, всё же, её можно избежать… Я расскажу вам обо всём, и моя сестра сможет подтвердить, что в словах моих не будет ни капли лжи.       Марна Бесстрашная опустила клинок, и его лезвие звякнуло, ударившись о мраморный пол.       — Говори, но помни, что от твоих слов зависит дальнейшая судьба альянса меж нашими государствами. Я могу легко разорвать мирное соглашение, и прямо сейчас забрать Амариаэль с собой.       — Вы не посмеете… — начал было Викариэль, но осёкся.       Я хотела подойти к нему, но стражник удержал меня, преградив путь к брату огромным топором:       — Стойте на месте, принцесса…       Когда тётушка призвала меня вечером, я думала, что она просто хочет поговорить, узнать у меня, что случилось, но я и не предполагала, что всё обернётся именно так.       — Моя сестра — не ваша собственность. Она дочь Аклогонии, и не принадлежит северу, в отличие от вашей покойной сестры, которая, хочу напомнить, прибыла сюда добровольно, так же как и добровольно вступила в брак с моим отцом, и была наречена императрицей, — голос принца звучал уверенно: все мальчишеские нотки пропали, уступив место той грубой силе, которую однажды он уже показал в храме богини Эды. Чувство опасности разлилось вокруг, как вино из опрокинутого Виком кувшина. — Мы пригласили вас во дворец, приняли согласно вашему статусу, а вы обнажили против нас оружие в нашем же доме. Так вы отвечаете на гостеприимство? Велите своим людям убрать клинки, — повторил он, — И я забуду о том, что вы приставили меч к моему горлу. Я не хочу кровопролития. Вы и сами должны понимать, что сестру я вам не отдам. Она не покинет стены дворца, если на то не будет воли отца. И вам не уйти живыми отсюда, если вы убьёте меня. Не думайте, что если воины ушли с императором, то здесь не осталось тех, кто сможет защитить дворец от вашей маленькой армии. Выслушайте меня без свидетелей, и не принимайте таких поспешных решений.       Марна Бесстрашная в одно движение задвинула меч обратно в ножны.       — Ваше величество…       — Оставьте нас, — приказала она страже.       Краем глаза я заметила, как служанки прячут в одеждах кинжалы. И они не были простыми женщинами-прислужницами, как изначально могло показаться — они были теми самыми воительницами, о которых ходило так много слухов. Они тоже готовы были пролить кровь за свою королеву.       — Охраняйте двери, чтобы ни одна муха сюда не пролетела. Аэль, останься.       Стражнику пришлось за шкирку тащить за собой крамрина, который от страха лишился чувств. Наверное, Викариэль был здесь единственным человеком, сохранявшим хладнокровие.       — Я понимаю ваш гнев, и сам бы поступил подобным образом. Именно я спас сестру от смерти, в ту ночь, когда её северный слуга пришёл ко мне и попросил о помощи. И Аэль не даст мне солгать. Наследник и старшие сёстры, замыслили против неё недоброе — хотели убить под кровом ночи. Но Бардиэлю не хватило духу этого сделать, хотя он и успел навредить принцессе. Символ принадлежности к семье Руани отнял у неё тоже он. Когда император узнал обо всём, он лишил Барда привилегий, имени, права наследования, и изгнал из наших земель. Сёстры были отданы замуж без права вернуться во дворец. Им оставили их имена, но лишившись покровительства мужа, они не будут приняты назад в семью. Если отец счёл нужным скрыть произошедшее от короля Нархольда, то я не смею подвергать сомнениям его решение. Но могу лишь сказать одно: больше никто и пальцем не посмеет тронуть принцессу, пока я жив…       «Никто, кроме тебя,» — пронеслось в голове. Следы от его пальцев прошли. Если бы королева узнала, что он сотворил, чтобы тогда она сделала?       — Так ли это было, дитя?       — Я думала, что умру в ту ночь. Моя душа похолодела от страха, а голос отнялся, и я не могла позвать никого на помощь. Но брат спас меня… Он пришёл, посмел встать меж мной и наследником трона. В словах принца нет лжи, и виновник давно наказан, — я благоразумно умолчала об отравлении и других нелицеприятных вещах, нутром чувствуя, что это ещё больше распалит гнев королевы. — Викариэль не даст меня в обиду — он верен своему слову.       — Он — твой щит, а ты — его меч? — усмехнулась королева. — Как же рьяно ты его защищаешь… Это весьма похвально, что у вас такая взаимосвязь, и твой брат готов своей жизни за тебя не пожалеть. Однако несмотря на твоё благородство, светлейший принц, не думай, что я закрою глаза на произошедшее. Только толку воздух сотрясать, пока Натанаэля здесь нет?.. Плохо, что мой отец так редко посещал Аклогонию. Я не повторю его ошибок, и не оставлю племянницу без защиты. Теперь я знаю, что за место этот ваш «великолепный дворец», — Марна наклонила голову, вглядываясь в спокойное лицо Вика; седые косы упали ей на плечи, придавая королеве ещё более грозный вид. — И обязательно заберу на север дочь моей сестры.       — Думаете, там она будет в безопасности? Не вы ли, недалече, как вчера на ужине, говорили, что север не терпит изнеженных цветов? А теперь вы сами себе противоречите, ваше величество. Со временем сестра научится защищать себя самостоятельно. Но как ей это сделать, если она не пройдёт через подобные ситуации? Чтобы стать мудрее и хитрее — нужен опыт, пускай даже такой печальный.       Королева ответила ему долгим пристальным взглядом.       — Ты ведь любишь мою племянницу, не так ли, светлейший принц? — королева перешла на неофициальное обращение и обстановка немного разрядилась. — И совсем не как сестру… Сначала я думала, что мне показалось, но потом вспомнила, что в семье Руани это в порядке вещей. А теперь, когда я вижу, что ты вечно находишься подле неё, как ты едва справился со своей яростью, когда я сказала, что забираю Аэль с собой — для меня всё встало на свои места. Я не ошиблась в своих догадках.       — Я беспокоюсь о ней, как и о любом члене семьи, только и всего, — безразлично передёрнул плечами Вик. — Вы правы только в одном: она стала моим мечом, пусть слабым и без заточки, но со временем эта сталь закалится. А я — её щит…       — Да полно, — отмахнулась королева и поправила кожаные ремешки, опоясывающие её руки. — Я отжила уже почти полвека, многое повидала, и глаза у меня пока ещё сильны. Меня ты не обманешь. Я наблюдала за каждым человеком на ужине, который был устроен в мою честь, и ни одна из сестёр не была удостоена тобой такого пристального внимания, как моя племянница.       — Думайте, что хотите, — фыркнул Викариэль, на мгновение опустив глаза, словно он и в самом деле был немного смущён.       Я немного успокоилась. Натянутость в разговоре исчезла, стало легче дышать. Но тема, затронутая королевой, мне не нравилась. Она всё-таки ошибалась, не знала, как раньше второй принц обращался со мной. И не знала, для каких целей он защищает меня. Ничего не делается просто так, из добрых и чистых побуждений — это я усвоила хорошо. И Викариэль неспроста поменялся по отношению ко мне. Он не изменился, не стал добрее. Чего стоило его отношение к Регенвидель… Пусть физически он её не трогал, но, тем не менее, унижал на глазах у всех остальных. Вик и сам сказал недавно, что она ему без надобности.       — Реген слаба и глупа. Её навязали мне в невесты, но от этого ближе ко мне она не станет. Скучная. Пресная. И ей некуда деться от меня — она стерпит всё. Проглотит все обиды, и будет кланяться мне в ноги, если я этого захочу. Другое дело — ты, — Викариэль тогда почти с нежностью прикоснулся к моему лицу, обдав меня винными парами. — Как река: то спокойная, то бурная… и недоступная для меня. Это разжигает интерес.       — Если бы вашей невестой стала я, а не сестра, что тогда? Вы бы потеряли ко мне интерес?       — Может и так, кто знает? Не становись такой глупой, как Реген, находи, чем развлечь меня и всегда оставайся на моей стороне. Быть может, тогда ты и не наскучишь мне, как другие…       Но спорить с тётушкой сейчас, в такой момент, я не стала — наместник императора сам прекрасно справлялся, увещевая, умасливая королеву, расписывая меня теми красками, которые никогда во мне не играли.       Я никогда не была сильной — меня всегда защищали: сам Вик, Дамир, Хьёр — не важно. В момент опасности я всегда пряталась за чужими спинами, ничего не могла сделать сама. Если бы я воспитывалась на севере, мне бы дали оружие, научили бы пользоваться им, но здесь, на юге, в Аклогонии, в мою руку вложили перо и посадили за стол, заставив изучать такие вещи, как науку любви. Как я могла защититься, зная лишь тело мужчины, и что происходит между мужчиной и женщиной под кровом ночи? Какой из меня был меч? Всё, что поручал мне Викариэль — бесконечное письмо, и больше ничего. И что вообще это означает — быть его мечом?       А что, если уплыть с Марной в Нархольд? Какой для меня будет жизнь там, в стране моей матери? Изменится ли что-нибудь?       Наконец королева и Викариэль смогли прийти к общей договорённости, а я настолько погрузилась в свои мысли, что почти всё пропустила мимо ушей.       — Пойдём, сестрица, я провожу тебя в твои покои, — брат сжал мою ладонь, и она сразу согрелась от жара его тела.       — В этом нет нужды, — королева властным жестом остановила принца. — Аэль, приглашаю тебя к себе — испей со мной прохладительных напитков. Мне бы хотелось перед отъездом поговорить с тобой по душам. Я не могу слишком долго задерживаться в Аклогонии, оставив Нархольд на попечение моей сестры Астрид. Но время ещё есть. Моё дорогое дитя, я надеюсь, ты не откажешь тёте в этой просьбе, и составишь мне компанию на этот вечер?       — Я с удовольствием останусь с вами, тётушка, — хватка Викариэля стала сильнее; он словно не хотел, чтобы я оставалась с ней один на один, намекал на то, чтобы я испросила для него дозволения сопроводить меня.       Сделав вид, что не замечаю этого, я шагнула вперёд, и Вику поневоле пришлось отпустить меня. Я услышала за спиной шумный вздох, но брат ничего не сказал — видимо, он всё же опасался королеву и сдерживал при ней свой вспыльчивый нрав. Дураком принц не был, и знал, где пролегает грань дозволенного. Сложно было представить, как закончился бы их разговор, если бы он уже носил императорский венец — разорвал бы он союз с королевой, или мудро уступил ей? Сейчас я больше склонялась к первому варианту…       — Пойдём, дитя, я очень утомилась за день.       Брат распахнул перед нами двери. Стражники Вика и люди королевы, всё так же стояли в коридоре, не смея покинуть своё место, пока ситуация не разрешится. Их ладони напряжённо покоились на рукоятях топоров — они готовы были в любое мгновение выхватить их, лишь прикажи им королева.       — Не приходите сегодня ко мне, весь вечер я проведу у тёти, — прошептала я так тихо, чтобы только брат услышал мои слова. Вик скривил лицо, но ничего не ответил — просто покинул нас, горделиво вскинув голову, всем видом показывая, что ему всё равно. Я отказала ему ненавязчиво, прикрывшись серьёзной причиной так, что не подкопаешься.       Королева улыбнулась, поддерживая моё решение и ободряюще приобняла меня за плечи. На лицах стражей обоих сторон читалось облегчение. Младший крамрин даже посветлел взором, понимая, что новой войне не бывать…

***

      В отличие от умми, любящей понежиться на подушках, королева велела убрать со своего ложа слишком мягкие перины и нежные шёлковые покрывала, и отказалась от лёгких полупрозрачных одежд аклогонок, которые Вик приказал прислать ей в дар.       — Нет смысла в одежде, в которой ты всё равно, что голый, — пояснила она, развязывая ремешки, снимая кожаный доспех. — Для меня платье - это тоже броня. Я должна чувствовать себя уверенно и непринуждённо, а не ловить жаждущие взгляды слуг. Не хочу чувствовать себя одной из наложниц гарема в этой тонкой ткани.       Алое как кровь платье королевы мне тоже пришлось по нраву — оно было красивым и подчеркивало величественность тёти, позволяя ей, тем не менее, двигаться свободно, несмотря на его кажущуюся с виду громоздкость.       — И здесь, в роскошных стенах этого золотого дворца, я чувствую себя незащищенной. И не потому, что со мной нет армии, моих преданных воинов, с которыми я прошла не через одну битву, нет. В Аклогонии сам воздух пропитан запахом смерти и иногда мне кажется, что моя сестра умерла, просто вдохнув его, — королева посмотрела мне в глаза и сердце невольно подпрыгнуло в груди. — Я бы очень хотела забрать тебя с собой, и я уверена, что назад возвращаться ты бы не захотела. Я увидела достаточно, чтобы понять — тебе здесь не место. Они погубят тебя. Во имя своей страны, своей славы или любви — неважно из-за чего. Они и следа от тебя не оставят: выжмут до последней капли ради своей выгоды. Жаль, что я ничего пока не могу сделать — мой покойный отец подписал договор с Натаниэлем, и выйти замуж за фландильца тебе придётся.       — Договор? — моргнула я. Отец уже раз упоминал о неком договоре, заключённом с правителем севера.       — Да, они подписали его кровавыми чернилами и скрепили магическими печатями. Такой договор не расторгнешь и не разорвёшь без потерь с одной и другой стороны, — тётя перешла на язык севера, возможно, опасаясь быть кем-то услышанной. — Они планировали вторжение во Фландилию. Твоего отца давно влекли эти плодородные земли. А моего моего отца — Хлёдвига, шахты и сталь. Отец обещал Натаниэлю поддержку: провизию, оружие, золото и часть войска. Они хотели разделить чужие земли на две части — Нархольду отойдут все прибрежные города с портами, для расширения торговых курсов, к Аклогонии же присоединятся все пограничные земли. Ты имеешь право знать об этом, я думаю, — королева невесело улыбнулась; морщинки, вокруг её глаз стали глубже. — Как-никак, а поневоле ты стала центральной фигурой в этом договоре, связующим звеном между севером и югом, гарантией, что никто не нарушит своё слово. Твой отец посвятил тебя в подробности этого брака?       — Совсем немного, тётушка, — я приняла протянутую ею чашу с фруктовым настоем. — И меня уже начали подготавливать к отъезду. Сейчас я обучаюсь фландильскому языку, истории империи, их обычаям и традициям. Но и вместе с тем другим, не самым приятным вещам.       Тётя нежно потрепала меня по голове.       — Тебе нечего стыдиться. К сожалению, это необходимость. Относись к этому, как к вещам, которые помогут тебе стать сильнее. Тебе предстоит очень сложная работа. Как ты знаешь, у Аклогонии довольно напряжённые отношения с Фландилией, и это тянется уже довольно давно, ещё до подписания Чумного Договора. Страны по очереди приходили к друг другу с войной, но ни одна так и не одержала полной победы. Потом, около сотни лет назад фландильский принц Эйрик, выкрал одну из сестёр императора, и разразилась новая война, после которой Трёхгорье отошло Аклогонии. Теперь фландильцы, посредством вашего с седьмым принцем брака, рассчитывают вернуть себе потерянные земли и получить ключ к северу — тебя. На брак с другой дочерью Натаниэля они ни за что бы не согласились — слишком велико их желание запустить руки в наши природные богатства. Твой отец писал, что нашёл для тебя подходящую партию, что даже после замужества ты вернёшься чистой и невинной…       — Верно, тётушка. Говорят, что он не любит женщин, — об увиденном в саду я умолчала. На миг её лицо перекосило. Она смахнула со лба упавшие серебристые пряди и примолкла на мгновение, обдумывая то, что я ей рассказала.       — Мужеложцы. В южных странах подобное даже поощряется, даже у твоего отца есть наложники… Я представляю, чем он руководствовался, выбирая тебе мужа из сыновей Николаоса Эврё. И неудивительно, что император Фландилии дал согласие на этот брак. Седьмой принц. Ненужный, никчёмный отпрыск сильного правителя — идеальный кандидат для принцессы с вражеской страны. Это позволит тебе войти в их семью, обрести статус, но, вместе с этим, удержит тебя подальше от власти, и твои сыновья никогда бы не унаследовали престол. Редко когда седьмой сын доживает до того, чтобы занять его. Если, конечно, остальные отпрыски «случайно» не вымрут. Помнится, однажды я читала про императора Соньи — Муи ми Сога, прозванного за глаза «отцеубйцей». Он был десятым в очереди, но в ночи устроил переворот — перерезал всех принцев и императора вместе с гаремом, жёнами и детьми, собственноручно задушив даже самого младшего брата, пока тот спал в своей колыбели. Да и подобных историй в этой стране за всё время правления ми Сога просто масса. Никто ещё в истории мира не смог переплюнуть многих правителей многострадальной империи Сонья в своей жестокости или безумстве. Они даже до севера пытались добраться. С войском или поодиночке, засылая шпионов или набираясь смелости сунуться туда самим. Но все эти чёрные люди находили там один конец — никто из них не вернулся обратно живым. Север не приветствует чужаков, жаждущих вторгнуться на его суровую территорию.       Пальцы судорожно сжали резную ручку кресла, а на лбу выступила испарина. Не впервой мне было слышать о людях, населявших Сонью, и об их монархах. Но Мишек был не таким, как старые правители, от которых теперь даже костей не осталось. Принц ми Сога отличался добродушием и нежностью, тогда как моя же семья пыталась использовать меня в своих целях или сторонилась. Он один проявил симпатию и даже не побоялся тайно встретиться со мной. Я уже давно не видела его, за всё время получив лишь два коротких письма с обещанием встречи. Он часто снился мне, и моё сердце тосковало по нему, но лучше ему здесь не появляться — он ранил Дамира и напал на Викариэля. Если его кто-то узнает, то сразу схватят и заключат в темницу. В своей стране ему ничто не угрожает, а мне будет достаточно писем. Главное, больше не видеть его окровавленного и умирающего.       — Я надеюсь, Натаниэль не ошибся в своих расчётах, и в чужой стране тебе не будет ничего угрожать. Мне жаль, что тебе придётся заниматься таким низменным делом, но договор есть договор, и так просто разорвать его я не могу. Всё, что я могу — после того, как ты вернёшься обратно, забрать тебя в Нархольд. Я хочу, чтобы ты выжила, в отличие от моей сестры. Я прекрасно знаю, какая судьба тебя ждёт после возвращения из Фландилии. Тебя вновь выдадут замуж, а раз ты будешь уже искушённой в делах государственных — кинут в самое пекло. Да даже если Натаниэль решит оставить тебя в семье, лучше от этого тебе не станет; жить в гареме — не лучшая перспектива, и я не одобряю родственных браков. И очень надеюсь, что в Викариэля ты не влюбишься. Это доставит немало проблем.       — Разве в Нархольде мне будет позволено оставаться незамужней? — тщетные надежды, слишком высок был мой титул. Ни на севере, ни на юге мне никто не даст жить так, как этого хочу я — это усвоить тоже было проще простого.       — На какое-то время — да. К тому же в Нархольде ты не будешь иметь такую ценность, как здесь, и, может, однажды ты сама попросишь выдать тебя замуж за приглянувшегося тебе человека. Но сначала ты должна выполнить возложенную на тебя миссию.       — Если этот договор не разорвать, почему сегодня вы грозили Викариэлю забрать меня, развязав войну? — этот маленький нюанс не ускользнул от моего внимания. Я давно привыкла замечать разные мелочи, просто наблюдая за людьми и слушая, что они говорят. Это пока всё, что я умела.       — Забудь про этот спектакль. Я проверяла почву и то, как к тебе относится второй принц, раз уж он постоянно крутится рядом. Не думай обо мне плохо. Я и правда могу забрать тебя, хоть сейчас, но никому из нас это не придётся по нраву. Твоему отцу придётся собирать армию, северу — укреплять оборону. Война — это растратное дело, и если можно её избежать, то лучше так и сделать, не вовлекая в конфликт множество невинных людей, — королева изящно отпила из кубка, всё так же ласково улыбаясь, чем-то отдалённо напомнив Аюль. — Но тебе не стоит бояться, без защиты ты не останешься. Половина моих славных воинов будут теперь служить тебе верой и правдой. Они выполнят любое твоё поручение, отдадут жизнь за тебя, если надо. Это стража не твоего брата, не императора, а лично твоя. К тому же, ты растёшь, тебе нужно иметь больше служанок. Мои прекрасные девушки идеально подойдут. Несмотря на незнание языка, они хорошо владеют короткими клинками, да и прислуживать будут они тебе со всей усердностью. Выбери двух любых на свой вкус.       — Тётушка, у меня есть к вам просьба…       — Говори, — Марна выглядела заинтересованной.       — Если вы собираетесь оставить мне служанок, то прошу: заберите с собой Хьёю, мне она без надобности.       — Не говори о ней, как о вещи, — нахмурилась тётя. — Даже если ты недовольна её службой, она всё же человек. И в твоей просьбе я вынуждена отказать. Хьёя много лет провела в этой стране, она хорошо знает устои Аклогонии и может оградить тебя от опасностей. К тому же, теперь она станет моими глазами и ушами во дворце; если покушение на тебя повторится, я вовремя приму меры, а не закрою на всё глаза, подобно твоему деду. Я должна знать, что творится здесь.       — Значит, она остается шпионить за мной? — я не смогла сдержать горького вздоха. — Видимо, я многому смогу у неё научиться.       — Не нужно сарказма, дитя. Из твоих уст это звучит вдвойне грубо. Я оставляю Хьёю следить не за тобой, а за теми, кто тебя окружает. Тебе стоит сказать спасибо за заботу, которой я пытаюсь окружить тебя, — королева плавным жестом поправила широкий алый воротник. — Здесь становится душно. Куда подевалась блаженная прохлада?       — Сезон дождей прошёл, тётушка, и, как только в небе воссияют две луны, ознаменовав наступление первого дня лунаврат, наступит кратковременная засуха — самое тяжёлое время в Аклогонии.       — Не расстраивайся, Аэль, — видимо, у меня всё на лице было написано. — Я поговорю со служанкой, которую к тебе приставил мой отец. Поверь, она станет куда послушнее, просто дай ей ещё один шанс. Если же ничего не изменится за год, то отправь её назад на север на одном из торговых кораблей.       — Хорошо, тётушка.       Королева пощипывала виноград, отправляя в рот одну ягодку за другой.       — Это не все подарки, которые я приготовила для тебя. Вот… — она жестом указала мне на небольшой, оббитый синим бархатом, кованный сундук.       — Это действительно для меня? — мои пальцы коснулись холодной отполированной стали шлема, смотревшего на меня пустыми глазницами.       — Тебе, кому же ещё? Сейчас он будет тебе великоват, но ты быстро растёшь и скоро сможешь надеть его.       Я подняла шлем, чтобы рассмотреть его поближе. Он был легче тех, что изготавливали в Аклогонии, и совершенно не похож на них: узкие надбровные дуги и бронзовые резные крылья по бокам, украшенные алмазами — тонкая кропотливая работа рук неизвестного кузнеца. Он был такой красивый и аккуратный, словно сделанный специально для женщины — не то, что грубые шлемы Аклогонской армии — конусообразные, или с изогнутыми рогами, которые подходили лишь для мужчин.       Будучи не в силах удержаться, я нахлобучила шлем, но он съехал мне на переносицу, закрыв обзор.       — Я же говорю, он ещё слишком велик, да и сейчас тебе он без надобности. Но однажды может так случится, что ты наденешь его, и, взяв в руки оружие, встанешь во главе собственного войска.       — Такого не случится, — я бережно убрала шлем обратно, продолжая рассматривать подарки: несколько книг, пара северных платьев, медных браслетов и ожерелий, сапожки из мягкой кожи, несколько пар круглых серёг и тяжёлый головной убор, похожий на тот, что носила королева — венец с вертикальными зубцами, щедро украшенными изумрудами, с белыми жемчужинками на их вершинах. — Наши женщины не воюют и не командуют войсками. Даже случись мне вдруг стать императрицей, я никогда не побываю на полях сражений, никогда не возьму в руки оружие, никогда не встану во главе армии. И меня никогда этому не учили, я не понимаю ничего в военной стратегии…       — Ты будешь учиться всю жизнь, дитя. И кто знает, что может произойти? Я тоже никогда не думала, что однажды взойду на трон, и мне придётся править севером. Меня готовили к этому, но я надеялась, что такого никогда не случится, — тётя положила мне на плечи руки, на удивление оказавшиеся крепкими, словно мужские. — Сейчас ты ещё далеко не всё понимаешь, Аэль, но со временем истина откроется тебе. Скажу только одно, и запомни это навсегда: те, кто нарекаются императрицами, обречены влачить жалкое существование, ограниченное золотой клеткой. Те, кто называют себя королевами — свободны. Так не нарекайся императрицей. Стань королевой, моё милое дитя…       «Стань королевой…» — сказала Марна Бесстрашная, сидящая передо мной, играя с рукоятью своего меча, и вопросов возникло больше, чем ответов. Что это означало?       Я вспомнила покойную императрицу Айгуль — она никогда не покидала стен дворца, держалась молчаливо и всегда в стороне, нутром чувствуя, что несмотря на свой титул, она так и не стала одним из членов семьи Руани. Невольно я сравнила её с Марной Бесстрашной — она приехала в Аклогонию без сопровождения мужчины, и сама правила Нархольдом, сама собирала военные походы и действительно была свободна. Именно это она имела в виду? Смогу ли и я однажды стать такой? Может, не зря она хотела забрать меня на север?       Я обязательно должна понять, что она хотела донести до меня… ***       — Тётушка, о чём вы разговаривали с Диметрием, верховным жрецом бога Ривитта? Эти узоры, которые они рисовали на животе жены генерала Морица, что с ними не так? Вы сразу изменились в лице, как только увидели их. Меня учили, что они, напротив, защищают дитя в утробе матери.       — О, моё дорогое дитя… — от её жалостливого взгляда захотелось заслониться. — Я думала, что многое знаю об Аклогонии, а оказалось, не знаю ничего. Бедная моя сестра — теперь стала ясна причина её смерти, — мне показалось, что в серебристо-серых глазах королевы заблестели слёзы. — Ещё одна из причин, почему тебе стоит покинуть свою страну после Фландилии. Если тебя выдадут замуж за брата, и ты понесёшь ребёнка, то и на твой живот наложат эти треклятые узоры. А если у тебя родится существо, даже на ребёнка не похожее, ты сама захочешь наложить на себя руки…       — Но ведь много жён, которые родили дитя — живые и здоровые, — с жаром возразила я, упорно не желая принимать тот факт, что-то, во что я верила — ложь. — Как и их дети!       Тётя ласково коснулась моих волос, уже отросших ниже плеч, пропуская чёрно-белые пряди меж пальцев.       — Наверняка ты часто стояла перед зеркалом, рассматривая себя. Глядела на клочок тёмной кожи своей руки и задавалась вопросом «Почему?». Почему ты так отличаешься от остальных? Ответ кроется в сплетении сложных узоров, которые нанесли на живот и твоей матери, едва только жрец доложил императору, что она понесла дитя. Если бы ты внимательно прочла книгу, присланную тебе моим отцом…       — Я пытаюсь! — я не сдержала порывистого возгласа. — Но там такие сложные слова, которые невозможно прочесть, как бы я ни старалась.       — Научись не перебивать меня, милая принцесса, — сдержанно отозвалась Марна, и я стыдливо умолкла. — В этой книге, я думаю, ты понимаешь, о какой именно я говорю, подробно рассказывается о природе этой магии; создавалась она с недобрыми намерениями. Даже при правильном нанесении они вредят женщине — вытягивают из неё жизненные силы, чтобы передать их ребёнку в утробе. Мало кто из них выживает после такого, а если и выживают, то проживают совсем недолго. Ты этого не замечаешь из-за обилия наложниц в гареме, которые просто декорации во дворце. Когда одна умирает, её место занимает другая, моложе и красивее, до тех пор, пока и её не сгубят. Но детей императору они и правда рожают здоровых. Но стоит допустить в узоре малейшую ошибку… Жизнь матери предрешена лишь с одной неправильной, кривой линией, а ребёнок почти всегда рождается с дефектами. Я видела младенцев без глаз, рук и ног, с хвостами, с перепонками, вместо пальцев, безносых или же, наоборот — с тремя руками или ногами. Я видела близнецов, сросшихся между собой. Таких детей убивают сразу после рождения и хоронят в отдалённых местах, чтобы никто не мог связать их с именем правителя. Поверь, я знаю о чём говорю. Этот жрец лгал, когда говорил, что они не совершают ошибок. Совершают. И часто. Но быстро убирают последствия. Ты не задумывалась, почему при таком обилии жён, наложниц и рабынь, у твоего отца так мало детей? Сколько сейчас насчитывается его живых отпрысков: идеальных, красивых, как две капли воды похожих на него? Если не ошибаюсь, живых, имеющих титул, только десять. Один — изгнан, двое — отданы замуж. Осталось шестеро взрослых. И трое — совсем маленьких. — видимо, Марна не знала, что одну из дочерей отца — Мириэль, отравили вместе с императрицей Айгуль. — Детей же, рождённых от наложниц, около пятидесяти. А теперь подумай сама: за всё время правления Нитаниэля в его гареме никогда не было меньше сотни женщин. Я давно задавалась вопросом, почему при таком количестве наложниц род Руани так немногочисленен? Слишком часто рождаются неполноценные дети, которых попросту уничтожают, сохраняя красоту и силу рода.       — И отец знает об этом? — я не могла поверить в её рассказ.       — Несомненно. Знаешь ли ты, что от кровосмесительных браков часто рождаются больные дети? Твой отец пользуется узорами, чтобы сохранить детей, не заботясь о жёнах. Я догадывалась об этом, но теперь увидела подтверждение. Если бы не магия — род Руани давно бы вымер, я полагаю. Мне думалось, что узоры применяются только на сёстрах, которых император отбирал себе в жёны. Теперь же я понимаю, что правителям Аклогонии нет дела до своих женщин — они ставят во главу угла здоровых потомков. У твоего отца благие намерения; он желает получить красивых наследников, достойных имени и титула. Он не первый и не последний император, который будет прибегать к этим методам. Искандариэль, который наследует после него, Викариэль, другие твои братья — они все будут так поступать. В Нархольде давно запрещена эта магия, однако, как ты видишь, несмотря на её пагубность, она используется повсеместно. Можно сказать, что тебе повезло: изъянов, как таковых, нет. Наверное, кровь севера в тебе очень сильна, но твою мать она защитить не смогла, к сожалению. Конечно, твой вид может кого-то испугать. Но стоит лишь поговорить с тобой, и просто перестаёшь замечать эти маленькие особенности. Тебе предстоит проделать большую работу: люди будут бояться тебя, выдумывать разные небылицы, чернить твоё имя. Переломишь ли ты их отношение — будет зависеть только от тебя. Твой жизненный путь долог, но выбрать, каким он будет, ты должна сама: пойдёшь ли ты путём императрицы, предоставив себя на попечение мужа, или же путём королевы — решать только тебе…       — Я выберу путь королевы, — произнесла я тихим, благоговейным шёпотом, ещё не до конца понимая, что это всё же означает. Какое то время мы молчали - тетя давала мне время осмыслить глубину ее слов. Я первая нарушила молчание, ведь еще было столько вещей о которых я должна была успеть расспросить ее. — Накануне выступления армии я посетила оружейную… — в стальных глазах королевы мелькнуло одобрение, словно я сказала, что не просто ходила в арсенал, а подбирала себе клинок. — Генерал Мориц показал мне меч, которого я никогда не видела, и в книгах о нём не читала. Его лезвие алее крови и сталь расписана сложными узорами, однако прикоснуться к мечу мне не было дозволено. Генерал рассказал, как он завладел его разумом, наполнил его жилы неутолимой жаждой крови. Неужели вещи, способные свести с ума своего хозяина, действительно существуют?       — Я хочу посмотреть на этот меч, — сразу оживилась Марна. Воздух, сгустившийся во время предыдущего разговора, стал легче. Да и мне надо было отвлечься на какое-то время; не думать о жене генерала Морица, о своей матери, о женщинах в гареме. — Подобные вещицы довольно редко встречаются в наше время. Половина из них была уничтожена в войне магов, но кое-что дошло и до нашего времени.       — Утром я попрошу Дамириэля, чтобы он открыл для нас двери оружейной, — в голове зрел план: я могла бы и сама испросить стражу открыть двери — никто не стал бы нам препятствовать, но я могла помочь ему, чтобы он сам мог услышать рассказ королевы, если она что-то знает о проклятых вещах. — Мне было бы любопытно что-то узнать о них, ведь в книгах так мало рассказывается о подобном.       — Немудрено, — казалось, что её тонкие пальцы, обхватившие чашу, вот-вот сломаются, под гнётом массивных перстней, с разнообразными камнями: агатами, рубинами и топазами. — Те, кто ими владели, неохотно делились о свойствах проклятых вещей. Некоторые, подобно вашему бравому генералу, получив в свои руки сей артефакт, попросту прятали его. Немногие безумцы могли отважиться таскать их с собой. На севере есть легенды, что существуют люди, способные совладать с силой проклятого предмета, но я никогда о таких не слышала. Все известные мне случаи оканчивались печальной кончиной хозяина артефакта. Можно сказать, этому Морицу повезло — он не пал окончательно под действием чар меча. Ну что же, завтра посмотрим на это орудие. Мне самой интересно, что он представляет из себя. На сегодня я уже наговорилась. Думаю, ты тоже утомилась, за этот долгий день. Ступай к себе, отдохни хорошенько. Мне тоже необходим отдых, ведь скоро предстоит долгое плавание.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.