***
Мои вещи собирали в спешке, укладывая в сундуки всё, что могло понадобиться в поездке. Хьёя неоднократно пыталась что-то сказать мне, но я каждый раз прерывала её. — Принцесса, почему… — Ты не положила гребень. Как мне будут расчёсывать волосы? Если не хочешь служить, как следует, то возвращайся на север. Тётя примет тебя. Возможно. — Но я… — Я не желаю слушать твои оправдания. Ступай на кухню, принеси мне сладости. Лис, Лили, останетесь здесь и поможете мне. — Простите, принцесса, — Хьёя в растерянности теребила светлую косу. Сейчас мне хватало одного взгляда на неё, чтобы внутри зародилась скрытая ярость. Лучше бы тётя забрала её с собой. — Я буду стараться служить вам лучше… — Я на это очень надеюсь. Пока меня не будет, следи за моими покоями. Лис с Лили на время моего отсутствия вернутся в храм. Я не хотела оставлять их во дворце, тем более, рядом с Хьёей. Отношения между ними были прохладными: моя северная служанка не любила их, а Лис и Лили платили ей тем же. Им будет лучше в храме, под защитой Аюль. Оставить Хьёю я не боялась — она давно жила во дворце, и долгое время справлялась одна. Мне казалось, что я приняла лучшее решение из возможных…***
Вечером умми прислала ко мне своих служанок — она приглашала отужинать в её компании. Я не стала советоваться с Викариэлем и отправилась к ней по своей воле. Видеть брата совсем не хотелось — внутри горела обида на него. Я ведь ничего не сделала, чтобы вызвать в нём такой гнев… — Входите, принцесса. Наша госпожа ждёт вас. На этот раз умми Исадиэль была одета гораздо скромнее, и сняла почти все украшения. Мне подумалось, что она решила лишний раз не искушать Вика, и упрятала драгоценности подальше. Будущая императрица улыбалась. Впрочем, она всегда улыбалась. Дамир говорил, что мне стоило взять с неё пример и перестать ходить с вечно угрюмым лицом по дворцу. — Располагайтесь, где вам угодно, принцесса, — промурлыкала умми. — Отныне мои двери всегда открыты для вас. Такая любезность настораживала. Я думала, она затаила на меня обиду за прошлые отказы в визитах, и за то, что в итоге я приняла сторону брата. И мне стоило быть начеку. Я присела на край кушетки, но от еды, предложенной будущей императрицей, отказалась. — Я очень признательна вам и вашей сестре, — умми полулежала на кушетке, утопая в бархатных подушках, втягивая в себя ароматный дым из курильницы. — На пиру в честь отбытия светлейшей королевы вы и Регенвидель были единственными, кто помог мне. Я запомню это, принцесса. Теперь вы можете рассчитывать на мою благодарность. — Я ничего не сделала. Как и моя сестра. Умми Исадиэль сверкнула чёрными глазами и улыбнулась ещё шире, обнажив белые ровные зубы. — Не нужно ложной скромности, дитя. Второй принц забрал бы у меня все подарки императора, если бы вы не остановили его. А Регенвидэль отвлекла всеобщее внимание на себя. Я удивлённо подняла брови. — Регенвидэль? Она просто сказала первое попавшееся, что взбрело ей в голову, и едва не опозорила нас перед королевой Нархольда. Она всегда говорит что-то невпопад. Умми мелодично рассмеялась и ласково погладила меня по руке. — О, моя дорогая принцесса! Вы все считаете её такой глупой и неискушенной… Но ведь она не так уж и глупа! Пускай ваша сестра действительно сказала то, что первым пришло ей в голову, но действовала Регенвидэль с определённой целью, руководствуясь, скорее, инстинктами, чем холодным расчётом. Она уловила настроение за столом и спасла меня. Так же, как и вы. Я догадываюсь, что это было сделано вами не ради меня, а ради сохранения лица и имени Руани, перед северной гостьей. Но я высоко оценила этот поступок. Принцесса, вы ведь понимаете, что могло произойти? Ваш брат настроен категорически против меня и уронить моё достоинство перед королевой, показать, что я пока здесь никто, было бы для него в удовольствие. Кто бы стал слушать меня после такого? Служанки и рабыни хихикали бы за моей спиной, а наложницы злорадно вспоминали бы день моего падения. Я уже знаю, что вы не пойдёте против воли Викариэля, но глубоко благодарна за помощь. Вот увидите, я не останусь в долгу. И я питаю надежды на то, что однажды вы поймёте, что я не такая плохая, как вам рассказывают… На мгновение она умолкла, давая мне возможность обдумать её слова. Умми неспроста не назвала имени, но я прекрасно поняла, кого она имела в виду. — Я хочу сказать вам ещё кое-что… Вернее, попросить, — она заглянула мне в глаза с мольбой. — Я прошу, относитесь более снисходительно к Регенвидэль, ведь её участь довольно незавидна. — О чём вы говорите? Участь моей сестры? Она помолвлена с Виком и станет главной в его гареме. Ей не придётся уезжать в другую страну, она останется в лоне любящей её семьи. У неё нет врагов. К тому же она глупа, ревнива и ненавидит меня. Отчего же мне быть к ней снисходительной? — обида захлестнула меня, и я едва сдержала подступающие к горлу слёзы. Это мой удел был незавиден! Это меня нужно было пожалеть, а не Реген! — Моя милая принцесса! — умми протянула ко мне руки, но я отстранилась. — Вы знаете и понимаете многие вещи, но на некоторые, увы, совершенно не обращаете внимания. Я не сужу вас за это — мы все такие. Просто прошу обратить внимание вот на что: вашу старшую сестру, Нейридиэль, усиленно обучают различным премудростям — готовят её в императрицы. Ей шьют самые красивые наряды; перед ней уже преклоняются и слуги и рабы; ей преподносят дорогие дары, желая снискать благоволение будущей правительницы Аклогонии. Ей уделяют столько внимания, сколько не уделяли само́й покойной Айгуль. Вы — дочь законной императрицы и вашим обучением занимаются даже верховные жрецы. В вашем распоряжении всё левое крыло центрального дворца. За вашей спиной мощь и поддержка севера. Ваша тётя не так давно доказала, что связываться с Нархольдом — себе дороже. Ваш отец уже доверяет вам непростую работу и возлагает на ваши плечи заботу о будущем государства. А что остается Регенвидэль? Дочь от простой жены, пусть и законной. Немного глупа — ей не доверят серьёзного дела. Её обучением, конечно, занимаются, но слишком поверхностно, не давая ей таких глубоких знаний, какие преподают вам с Нейридиэль. Говорите, у неё нет врагов? Так же, как и друзей. За вами — север, за Нейрид — юг. А кто станет союзником и другом для Реген? Неосознанно она чувствует, что никому до неё нет дела. Она в смятении. Да и её чувства к Викариэлю, которые, ни для кого не секрет, не взаимны — огорчают её ещё больше. Прошу, будьте с ней немного помягче… — Если моя сестра настолько несчастна, пусть едет во Фландилию вместо меня и выходит за Эльора Эврё. А я останусь здесь. Я вышла из покоев умми, полыхая от гнева и обиды. Она хлопотала о Реген, как о хрупком диковинном растении, позабыв о том, как меня с детства избегали даже слуги, боясь служить той, что была прозвана «Проклятой». На центральной лестнице я повстречала Викариэля. Он смотрел на меня исподлобья, будто бы я действительно перед ним в чём-то провинилась. Я отвернулась от него и прошествовала мимо, а на ночь крепко-накрепко заперла двери опочивальни. На утро он даже не вышел, чтобы нас проводить…***
— Я не хочу пить, — Нейридиэль отвернулась от меха, протянутого Дамиром, и поправила на голове тонкий серебряный венец; она не заплетала косы и теперь её чёрные, как смоль волосы струились по хрупким плечам, ниспадая почти до колен. — Это плохо, — жрец разговаривал с сестрой на удивление мягко, без обычных презрительных и высокомерных ноток во вкрадчивом голосе. — Духота усилилась. Если вы не будете пить, то быстро ослабнете, а ваша красивая кожа начнет сохнуть, и её покроют ранние морщины. Нейрид в ответ фыркнула, но, тем не менее, едва ли не выхватила мех из рук жреца. На её лице по-прежнему осталась тень печали. Дамириэль сказал мне по секрету, что причина в Искане — она не хотела видеть своего мужа-калеку. — С вами всё в порядке, принцесса? — заботливо осведомился у меня жрец. — Что омрачило ваш светлый лик? Его услужливая напоказ речь раздражала. Как и присутствие сестры в повозке. Дамириэль обещал, что по время поездки займётся моим дальнейшим обучением, но из-за Нейрид опять пришлось всё отложить. Во дворце я рисовала узоры по ночам: очень осторожно, опасаясь визита Викариэля — он всегда приходил без предупреждения, когда хотел, не ставя меня в известность. Иногда он вовсе призывал меня в свои покои, и я не смела отказать ему. Из-за этого времени разобраться в Истаделионе и изучить узоры почти не оставалось. Я натянула улыбку, скрывая за ней истинные чувства, как и советовал некогда жрец, и взялась за книгу на фландильском языке. — Ничего не омрачило, мне попалась довольно сложная книга, — я постучала пальцем по страницам. — Читайте вслух, так вы сможете улучшить произношение, а я подскажу, если вы где-то ошибётесь. — А после, н… на утро, великан открыл гла… глаза, — мне не нравился фландильский — слишком грубый и раскатистый, и, в тоже время, простой. Я всё ещё читала медленно, по слогам, больше воспринимая слова на слух. Но он давался мне легко, так как во фландильском было много знакомых символов, их написание и произношение были схожи с аклогонскими. — Хорошо, продолжайте. — Не могу - повозку так сильно трясёт, что у меня всё в глазах расплывается, — я закрыла книгу, бросив бесплотные попытки сосредоточиться на тексте. К моему отъезду из Аклогонии я должна была уже свободно понимать разговорную речь фландильцев. Дамир говорил, что семейство Эврё в тридцатый день лунаврат обещало прислать мне учителя, чтобы было легче познать некоторые тонкости их языка. — Сколько нам ещё ехать? — Нейрид устало откинулась на жесткое сиденье, обложенное подушками. — У меня уже все кости болят. Почему мы должны трястись в этой колымаге для простолюдинов? — Чтобы не привлекать лишнего внимания, принцесса, — вежливо ответил ей жрец. В последнее время с ним творилось что-то странное: он иначе одевался, иначе разговаривал. Хотя и не со всеми — с Регенвидель Дамир по-прежнему был снисходительно-холоден, оставался ядовито-вежливым с Виком, и, как и раньше, высмеивал меня. Но к Нейрид он обращался с теплотой и мне вспомнился разговор с умми накануне вечером: сестра теперь замужем за наследником престола и друзей у неё стало гораздо больше. Неужели Дамир, так рьяно отрицавший свою принадлежность к имени Руани, теперь заискивал перед той, что однажды могла стать правительницей Аклогонии, и пытался наладить с ней отношения заранее, чтобы не опасаться её немилости? — Императорские паланкины привлекли бы ненужное внимание, — добавил Дамир, приглаживая золотистую тесьму в косе. — Страна находится в состоянии войны: с одной стороны нас теснит Ворск, с другой напирает Вестан, возжелавший отомстить за принца, так бесславно умершего на пиру. Их объединение только прибавило императору хлопот. Есть опасения, что и Таллихалла присоединится к ним. По Аклогонии рыскают их шпионы, а вражеским странам ни к чему знать, что кто-то из семьи императора оказался в чистом поле, хоть и окружённый охраной. В такие смутные времена надо всегда быть настороже, и не доверять никому, ведь даже в дружеском стане может оказаться предатель. Потерпите немного, когда мы окажемся в приграничной крепости Эразар, и вы сможете перевести дух, принцесса. — Правда? — вмешиваться в разговор не хотелось, но я была не уверена в словах жреца. — А если враг осадит крепость? Разве будет там так уж безопасно? И зачем меня везут практически на поле боя? Вы что-то знаете, но не говорите мне. Я хочу знать, что было в письме? — не стоило задавать подобные вопросы при сестре, но меня захлестнула горячая обида поверх той, что уже тлела в душе с момента отъезда из дворца: Вик, Дамир — почему они не могли сказать, что происходит? Считали меня такой же глупой, как Реген? — Это был приказ вашего отца: я должен был привести вас к нему. Мне нечего больше вам сказать, но этот вопрос вы сможете задать ему лично и довольно скоро. — Дальше я никуда не поеду! — мой голос дрогнул; я глубоко вдохнула, пытаясь не дать себе расплакаться при сестре, с любопытством взиравшей на нас. — Если вы не расскажите, что меня ждёт в Эразаре, я выйду из этой проклятой повозки и вернусь в столицу. Жрец самодовольно усмехнулся, ничуть не испугавшись угрозы. — Посмеете выступить против воли отца? Дерзайте, принцесса. Только, боюсь, казематами, как Викариэль, вы не отделаетесь, и постигнет вас участь старших сестёр, которых… — Которых отослали из страны, выдав замуж за чужеземцев, — закончила я за Дамира, и слова мои прозвучали излишне резко. Но я уже несколько дней тщетно пыталась погасить внутри себя пламя гнева, готовое излиться в любое мгновение. Жрец лишь пожал плечами. — Если принцесса того желает, я велю остановить повозку. Внутри всё бушевало: Дамириэль, конечно, прекрасно знал, что я никуда не смогу уйти, что я бессильна против императора. Я отвернулась и отодвинула тонкую ткань, чтобы оглядеться вокруг и немного успокоиться. Стражи окружали повозку со всех сторон, готовые в случае опасности обнажить оружие. Их лица снизу были закрыты масками из плотной чёрной ткани, чтобы раскалённый полуденный воздух Аклогонии не обжигал лёгкие. Один из стражей повернул голову, и я, встретившись с взглядом янтарных глаз с золотистой радужкой, испуганно опустила занавесь. Нет! Это не мог быть Мишек! Принц не стал бы рисковать и появляться в Аклогонии, заполненной солдатами императора! За всё время мы едва ли обменялись парой писем. Мишек ми Сога писал о своей стране, в её в ярчайших красках рассказывая о ней: в Сонье зацвели сливы и города окрасились в нежные бело-розовые тона. Он обещал, что однажды я увижу это сама. Но в письмах он и словом не обмолвился о скором приезде. С чего бы ему появляться в таком опасном для него месте? Я украдкой посмотрела на Дамира, рассказывающего моей сестре об укладе гарема. — Скоро Искандариэлю будут дарить наложниц. Пока вас не нарекут императрицей, вы будете старшей и единственной женой наследника. Пока на его голову не возложат корону, он не имеет права брать ещё жён в свой гарем — таковы правила. После восхождения Искана на престол, ваши отпрыски назовутся детьми законной императрицы, а сыновья первыми наследуют трон. Как только вы получите титул, управление гаремом вашего мужа, отойдёт жёнам, которых он себе выберет, а вы станете его правой рукой и будете помогать Искандариэлю в более важных вопросах. Вы из семейства Руани, а значит, ваш титул не будет пустым звуком, как, например, у покойной Айгуль. «И, как у моей матери», — так и хотелось добавить, но я и так уже вызвала насмешливые взгляды сестры своими высказываниями, и сейчас меньше всего на свете хотелось обращать на себя внимание, когда я боялась даже поднять занавеску. Это не мог быть он! Может, под маской скрывается совсем не его лицо, и мне просто показалось? Я скучала по принцу империи Сонья, по его нежным словам и глубокому голосу. По его восхитительно красивым золотым глазам и необычной манере разговора. Но при этом я понимала, как опрометчиво было бы с его стороны приехать в столицу, а тем более, отправиться с нами в оборонительную крепость. Я испуганно сжала браслет, подаренный Мишеком, который, не рискуя надеть, всегда носила с собой в карманах шаровар. Только сейчас я осознала, что Дамир мог узнать Мишека. Он видел его на турнире, принц Ми Сога оставил шрам на лице жреца, изуродовавший его природную красоту. Если бы не он, Дамир, из-за своей утончённости, был бы красивее Нейрид. И жрец прекрасно запомнил, кто ранил его: несколько раз он упоминал о Мишеке ми Сога во время учёбы, и смотрел на меня так, словно подозревал о моих тайных встречах с принцем. Так неужели Мишек мог быть столь неосторожен? Внутри всё похолодело. Он ведь несколько раз пробирался во дворец, он нашёл меня во время праздника. Боги, о чём он только думал? Я старалась успокоить себя, убедить, что увидела лишь кого-то похожего, выдала своё потаённое желание встретить его за действительность. — А умми Исадиэль? — Дамир и Нейрид разговаривали непринуждённо, словно были близкими друзьями, и увлечённые беседой, не замечали моего состояния. — По закону, после смерти отца, что будет с ней? — Исадиэль, как член семьи Руани, будет жить во дворце, принцесса. Она станет уважаемым человеком, но власти у неё уже не будет. Вы можете оставить её при себе, чтобы она делилась с вами своей мудростью и поручать ей некоторые дела: подготовку дворца к приёму гостей, или чтобы она следила за старшими служанками — на опытную умми, вы сможете положиться во всём. Так же ей позволено выйти замуж, если она изъявит такое желание. Но на моей памяти в истории Руани, почти не было подобных случаев — женщины предпочитали оставаться внутри семьи, под её защитой. К тому же, по закону Аклогонии, если бывшая императрица согласна на брак с кем-то не из правящей семьи, то казна больше не выплачивает ей содержание, и забота о ней ложится на плечи нового мужа. Привыкшие к роскоши, бывшие правительницы не желали менять белокаменные дворцы на любовь, и до самой своей смерти служили новой императрице. — жрец ухватился за тонкую ткань занавеса, желая взглянуть на бесконечные поля, простиравшиеся вокруг. — Умми Исадиэль… Вы считаете её мудрой женщиной? — сердце гулко ухнуло; мне казалось, что если Дамир сейчас выглянет в окно, то увидит Мишека, и тот час же отдаст приказ поймать его. — Вам следовало спросить это у меня раньше, — укоризненно произнёс Дамириэль и выпустил занавесь из рук. — Прежде, чем вы решили отвернуться от неё. — Не вам мне указывать, как поступать. Вы можете лишь дать совет, когда я его попрошу. — я не могла позволить жрецу взять надо мной верх. Я помнила, как даже Искандариэль, наследник трона, боялся сказать что-то жрецу в ответ. Но Дамир был моим слугой, и должен был относиться ко мне с почтением. Хотя бы при моей семье. Я видела неподдельный трепет и уважение, которые он выразил королеве. Как бы посмотрела на меня тётя, если бы я позволила своему слуге унижать меня, указывать, что делать? Нейрид удивлённо подняла брови. — И давно ты стала показывать зубы, сестра-призрак? — она, казалось, была поражена, словно бы её питомец, огромная чёрная кошка, которую держали в клетке во дворце, внезапно заговорила, но затем Нейридиэль задумчиво добавила: — Хотя, нечему тут удивляться. Ты постоянно находишься рядом с Викариэлем. Я не стала возражать. Вик действительно придал мне смелости и многому научил. Он был непредсказуем, опасен, но пока он единственный, кто мог меня защитить. Разве умми Исадиэль пошла бы против служителей богов? Разве она посмела бы перечить моей тёте? — Но, мне тоже интересно, что ты думаешь об умми, жрец? Дамир задумчиво потеребил круглые серьги, что-то тщательно обдумывая. Я же старалась не выдать дрожи — все мои мысли сейчас были отданы юноше с золотыми глазами, так похожими на глаза принца империи Сонья. — Умми — самая младшая сестра вашего отца. До того, как она стала его невестой, Исадиэль жила в Лазурном дворце. Она следила за тем, чтобы дети императора от законных жён не имели ни в чём нужды. Она наказывала нерадивых служанок, казнила тех, кого ловила на воровстве, и награждала тех, кто отличился трудолюбием и преданностью. Ваш отец выбрал её не только из-за красоты — Исадиэль проявила себя, как умная женщина, способная справляться с любым поручением императора. Светлейший Натаниэль очень ценит такие черты характера, поэтому решил, что она достойна более высокого титула. Сейчас, в отсутствие императора, именно она распоряжается рабами в центральном дворце и несёт ответственность за остальных его жён. Исадиэль достаточно умна и имеет много достоинств. А ещё жрица храма Эды говорила, что она получила обширные познания в науки любви… Я прикрыла лицо лёгкой газовой тканью, чтобы скрыть смущение, а Нейрид подалась вперёд. — Какие она получила знания? — чёрные как ночь, глаза сестры заблестели, и мне показалось, что даже Дамир немного смутился таким ярым проявлением интереса. — Простите, но о таком вам может поведать лишь сама умми. Спросите её, когда вернётесь обратно… Вы, светлейшая принцесса, поступаете мудро, сохраняя нейтралитет, не принимая ни сторону Вика, ни Исадиэль. — Принять сторону брата? Ты считаешь меня дурой? — Нейрид красноречиво посмотрела на меня. Захотелось дать ей пощёчину, но я удержалась. — Кто такой Викариэль? Всего лишь второй принц. Капризный, неуравновешенный, взбалмошный. Он считает себя выше других, может, даже выше отца. Надеюсь, трон никогда не отойдёт ему. — Вик бы болезненно отреагировал на подобное заявление. Сестра же всё больше распалялась. — Он делает, что захочет, никто ему и слова поперёк сказать не смеет. Затеял ссору с королевой Нархольда, выставил нас всех дураками в её глазах. Я сказала ему об этом, и он решил отослать меня из дворца под любым предлогом, и сделал это во всеуслышание, чтобы я не смогла поставить под сомнение его власть. Мне страшно! Я боюсь, что когда умрёт отец, Викариэль убьёт всех, кто посмеет помешать ему занять трон. И я буду одной из первых в очереди. Он избавится от Искана и всех остальных. Он убьёт нас, убьёт! Сестра не сдержала поток слёз. Я испуганно вжалась в неудобную деревянную спинку скамейки. Нейридиэль, всегда казавшаяся мне такой взрослой, сильной и рассудительной, сейчас рыдала, как маленькая девочка, горько всхлипывая, размазывая румяна по щекам. — Пока отец закрывает на это глаза, он будет издеваться над нами: надо мной, над Исканом, над тобой, жрец, над Реген… — Она утерла слёзы широкими рукавами жёлтого платья. — Над умми. Только одна сестра ходит у него в фаворе. Я в гневе сняла ожерелье, скрывавшее широкий алый шрам на горле. — Викариэль отправил тебя в крепость с благими намерениями. — я защищала его, зная, что не так уж и чисты были помыслы брата, и Нейрид, скорее всего, была права: если бы она посмела высказаться против него, то такого Вик не спустил бы ей с рук. Но я не жалела её так же, как и не было мне жаль Регенвидэль. — На словах он, быть может, и груб, но он не поднял бы на тебя руку. Если бы с тобой или с Реген приключилась беда, несмотря на разногласия между вами и неприязнь, он пришёл бы вас спасти. Ты говоришь о его жестокости, но разве он входил в твои покои средь ночи, чтобы приставить кинжал к твоему горлу? — я сорвала высокий венец и бросила на пол вместе с накладными прядями, от тяжести которых голова никогда не переставала болеть. — Разве он лишил тебя символа Руани, опозорив перед всеми? — в памяти всплывали разные моменты: как он приходил играть ко мне среди ночи, как он пошёл против жрицы Аюль, как он увёл меня со свадьбы Нейрид, как защитил от Бардиэля, и я уже готова была вцепиться сестре в длинные волосы, которых не было у меня. — Говоришь, он жесток с тобой? Да ты и понятия не имеешь, что такое жестокость! Поэтому, когда в следующий раз решишь поплакать о своей горькой участи, лучше прикуси себе язык! Нейрид была ошеломлена не меньше Дамира и меня самой. Она не нашлась, что сказать в ответ, просто молча открывала-закрывала рот, а я готова была выскочить из повозки и убежать, куда глаза глядят. Я не хотела говорить такие вещи, но они сами сорвались с языка. Всё, о чём ранее я молчала, упорно прятала от других, вырвалось наружу, потоком обрушившись на сестру. Молчание тянулось минуты, становилось всё гуще и тягостнее. Мы отворачивались друг от друга, стыдясь выплеснутых чувств. — Ты стала бы достойной женой Викариэлю, — наконец, еле слышно, прошептала сестра. — Теперь я понимаю, почему его так тянет к тебе — ты его отражение. Повозку тряхнуло на ухабе, прежде чем она полностью остановилась. Кто-то отдёрнул полог, впустив внутрь яркий солнечный свет. — Прошу, принцесса, — низкий голос Хьёра ворвался вовнутрь вместе с лучом света, нарушив тягостное молчание. Он протянул мне руку, чтобы помочь выйти. — Вам необходимо размять ноги. Сейчас будет небольшой привал, после чего мы продолжим дорогу, и в следующий раз разобьём лагерь только на ночлег. Нейрид едва не упала, ступив на землю, но Дамир успел подхватить её — в его тонких руках всё равно была мужская сила. — Что-то случилось, принцесса? — Хьёр был обеспокоен. — Вы так громко разговаривали, но нам не было велено останавливать процессию. — Ничего не случилось. Просто моя сестра утомилась и немного расстроена. Лицо Нейридиэль перекосилось от злости. Она хотела что-то сказать, но благоразумно удержалась, отвернувшись, и уткнулась в одеяния Дамира.***
Стражники растянули навесы, чтобы нам не пришлось трапезничать под палящим солнцем, а служанки расставляли на столах, предназначенных для похода, скромные яства. Впервые в жизни я обедала в поле, где на мили вокруг не было ничего, кроме холмов, поросших изумрудно-зелёной травой. Обед был довольно скудным — сухая лепёшка, да похлёбка с чечевицей, но эти угощения показались мне вкуснее всего на свете. Я и не думала, что настолько проголодалась, и теперь жадно ела. При этом осторожно, стараясь не привлечь внимание сестры и Дамира, я оглядывала стражников охраняющих обозы с провизией, которые должны были доставить в крепость. Но из-за ткани, закрывающей нижнюю часть лица, они все казались похожими друг на друга. Да и было их так много — целый отряд. Я насчитала около пятидесяти, пока не сбилась. Нет, это был не Мишек, просто воображение разыгралось. И правда, его не могло тут быть, а мне стоило скорее успокоиться. — Вы что-то потеряли, принцесса? Я вздрогнула. Проклятые боги, Дамир был слишком проницателен! — Вовсе нет. Просто, немного разочарована. — Чем же это? — усмехнулся жрец. — Вы впервые выбрались из столицы, чем же вы недовольны? — Я думала, что увижу другие города Аклогонии, жизнь за её пределами, но… — я обвела рукой вокруг. — Я не вижу ничего, кроме полей, плодовых деревьев и пыльной дороги! — А вы думали, что отправляетесь на прогулку до храма? Мы едем безопасной дорогой, избегая крупных городов, где такому отряду пришлось бы протискиваться средь узких улочек, и защитить вас было бы куда сложнее. Да и времени осматривать окрестности, у вас бы не было — чем скорее мы окажемся к крепости, тем лучше. Радуйтесь, что вообще можете видеть хотя бы поля, да пыль на дороге — многие женщины во дворце никогда не покидают даже стен гарема… Я сжала в кармане браслет, который давно стал для меня оберегом. Дамир поверил в мои слова, но следовало быть более осторожной.***
Лагерь свернули быстро, как и говорил жрец, хоть он и не обьяснил причин такой спешки. — Я поеду в другой повозке! — Вам будет в ней неудобно, светлейшая принцесса! К тому же, там едут служанки и негоже… Нейрид упрямо топнула ногой, не желая слушать Дамириэля. — Мне всё равно. Я не желаю ехать рядом с сестрой. Уж лучше находиться в обществе служанок, чем с этой змеёй. — Что же, воля ваша… — Дамир помог мне залезть в повозку и закрыл полог, оставив Нейрид снаружи. Впору было рассмеяться — недолго он сохранял напускную маску вежливости. Кто-то другой начал бы уговаривать и умасливать сестру, только не он. Значит, он не пытался заслужить её милость, а просто с утра был в хорошем расположении духа. Жрец откинулся на жесткую неудобную скамью и прикрыл глаза. После трапезы меня тоже клонило в сон, и я последовала его примеру, но уснуть не смогла. Мысли крутились вокруг сестёр, которых я всегда считала счастливицами: такие красивые, похожие на отца… Я думала, что у них нет никаких бед, переживаний и обид, думала, что они живут, окружённые со всех сторон любовью, и лишь я, так отличающаяся от других братьев и сестёр, росла в уединении, преследуемая всеобщим страхом и неприязнью. Раньше я мало видела сестёр — только когда отец решал созвать нас на общую трапезу или на приёмах гостей, и никогда не вдавалась в подробности их жизней, занятая своей собственной. Сёстры были для меня тенями на каменных стенах — я знала о их существовании, но не понимала, что они живые и тоже умеют чувствовать и переживать. Я так завидовала им… Может быть, умми была в чём-то права, и завидовать им совсем не стоило? На прощание она сказала мне, что у каждого своя ноша и то, что может казаться одному лёгким грузом, для другого невыносимо. Я сразу вспомнила, как Викариэль обращался с Регенвидэль: грубо, непочтительно, а ведь она была его наречённой невестой. Он отталкивал её и не смущался вслух высказывать всё, что думает о ней. Меня ведь тоже это ранило, но я не подумала о том, что Реген может испытывать схожие чувства. Спать совсем расхотелось. Я откинула занавесь, чтобы хоть как-то отвлечься, но картина была одна и та же — лишь поля, да холмы, простирающиеся до горизонта. Я снова нащупала браслет принца ми Сога в кармане. Неужели у кого-то ещё есть такие восхитительные глаза, как у Мишека? Из памяти уже почти стёрлось его лицо, я давно не видела принца империи Сонья. Но, что удивительно, я помнила его запах, его движения и жесты. Его мягкий голос и пронзительный взгляд. Как мне хотелось узнать о его жизни чуть больше, но это могло выдать меня. Выкажи я излишний интерес к империи Сонья, Дамир начал бы задавать вопросы, и я могла случайно выболтать ему секрет. Я много раз слышала, что у всего рода ми Сога врождённое безумие, но ни капли не верила этим слухам. Если бы это было так, смогли бы они так долго держать власть в своих руках? И принц Мишек не показался мне безумным. Он был смелым, отчаянным, решительным и бесстрашным, но никак не безумным. И его бесстрашие было заразительно — я бы никогда прежде не посмела втайне покинуть дворец, как сделала это ради него. Невольно я сравнила Мишека и Викариэля. Они были одного возраста, но принц ми Сога казался мне рассудительнее и спокойней брата. Каждый разговор с Виком грозил обернуться бедой, поэтому приходилось обдумывать каждое слово, чтобы случайно не вызвать в нём вспышку гнева. Мишек же, был так мягок со мной с самой первой встречи, и он даже не боялся касаться меня. А ещё он обещал забрать меня, увезти в свою империю, где мне не нужно будет выходить замуж за принца Фландильского…***
— Я и не знала, что с нами едет так много женщин… Я увидела их только, когда мы остановились на ночлег и для нас развернули шатры. Солнце ещё не успело сесть, повиснув кроваво-красным рубином в небе, устрашая своим зловещим цветом. — Не советую вам приближаться к ним. — Дамир подал мне мех с водой. — Это лагерные шлюхи, которые едут в гарнизон за звонкой монетой. Они будут ухаживать за солдатами: готовить пищу, штопать одежду, и продавать свою любовь. Повезёт тем, кого обрюхатят генералы — до конца жизни они должны будут содержать чадо своей «походной жены». Ну, а те, кому не очень повезёт, каждую ночь будут обслуживать по дюжине солдат и единственное, на что смогут рассчитывать их чада, быть отданными в храм, если у них будет хоть мало-мальский талант к магии. Или служба в армии императора, если их матери, обладая разумом, купят им оружие и скудный доспех. В остальных же случаях, улицы Аклогонии вскоре пополнятся попрошайками… Надо же, как вы спокойны. Я думал, что сейчас заткнёте уши и начнёте причитать, как это грязно. — Я слышала и видела более грязные вещи, особенно в храме богини Эды. — но Дамир был прав, я и правда немного привыкла к нелицеприятному зрелищу. Оно больше не шокировало меня, как в первый раз, но мне всё равно было не по себе. — Я видела обнажённых мужчин и женщин. Видела их совокупление. Я видела, что меж ног у евнухов, что их отличает от остальных мужчин… — Я смотрю ваши познания стали глубже, — усмехнулся Дамир, прервав мою речь. — Теперь вы понимаете, почему мне разрешено свободно разгуливать по гарему? Я кивнула. — Теперь я понимаю, отчего вы так похожи на девушку. — Что же, тогда у вас не должно быть ко мне вопросов. Так даже проще…***
Я никак не ожидала, что мне придётся спать практически на земле. Служанки застелили её циновками, бросили сверху несколько перин, подушек и покрывал, но после ложа в моих покоях, на котором могли поместиться пятеро человек, подобная постель привела меня в недоумение — разве на этом возможно уснуть? Одна из служанок, оставленных тётей — Илва, с волосами цвета тусклой меди, тут же торопливо заговорила, прозорливо отметив, что мне пришёлся не по нраву «новый дворец». — Земля очень тёплая, принцесса. Поначалу вам будет неудобно, но вы быстро привыкните. Это пойдёт вам на пользу — поспать на твёрдой поверхности. От мягких перин ваша осанка портится, а сон становится тревожным. Если хотите, мы отдадим вам свои циновки. — В этом нет нужды. — я пыталась храбриться. Может, я действительно быстро привыкну? Если бы они отдали мне свои циновки, то остались бы спать на голой земле. Я покинула шатёр, предоставив им подготовить всё к ночи. Ко мне, наконец, пришло понимание, что вокруг нет крепких стен и дверей — лишь деревья с раскидистыми ветвями. Даже во дворце было опасно — в еде мог оказаться яд, а в постели скорпион, а здесь, когда ты полностью открыт для врага, что могло произойти? — Принцесса, позвольте заговорить с вами? — темновласый юноша снял маску, открывая лицо, чтобы я могла рассмотреть его. На кожаном лёгком доспехе был вырезан изогнутый меч, указывающий на его принадлежность к личной страже императора в младшем ранге. У старших, опытных, на доспехах были два скрещенных меча. — Можете говорить со мной. Я позволяю. — Меня зовут Альерик, сегодня я сменю вашего слугу на посту и буду охранять ваш покой до утра. — Я помню вас — видела как однажды вы тренировались с моим братом Викариэлем на деревянных мечах и одержали победу. Вы — сын генерала Морица. И я слышала, что отец назначил вас главой личной стражи Регенвидэль… Дамир по секрету поделился, что император дал должность Альерику, чтобы умаслить генерала, решившего подать в отставку после беды, приключившейся с его племянником. — Благодарю, принцесса, за то, что вы обратили внимание и запомнили скромного слугу. Я часто тренируюсь со светлейшим принцем, и он становится сильнее день ото дня. Мне захотелось спросить Альерика о Рауфе, но я не стала, вовремя вспомнив, как болезненно воспринял его недуг генерал Мориц. — Скажите, сколько по-вашему займёт дорога до крепости? — я немного смущалась, разговаривая с незнакомым мне человеком, но Дамир не смог дать мне внятного ответа, так как сам никогда не бывал в Эразаре — как и я, он видел военный гарнизон лишь на картах Аклогонии. — Мы должны поспеть к первому дню лунаврат, принцесса, если не будет промедлений. Я надеюсь, что через три недели мы уже будем в гарнизоне. Я буду служить вам до самой крепости. Так приказал ваш отец. Поэтому, если вам будет что-то угодно, только позовите меня и я исполню ваш приказ. — Пока мне ничего не нужно. Я дам вам знать, если мне что-то потребуется. Альерик поклонился мне и проводил до места, где уже разводили костры для вечерней трапезы. Я с любопытством наблюдала за служанками: как они вешают котелки над огнём, как кидают в них мясо, помешивая, сдабривая приправами. Мне было интересно, как они узнавали, что кинуть в котелок и когда? Ранее я не задумывалась об этом — слуги всегда приносили уже готовые яства. Вечерний прохладный воздух тут же наполнялся ароматом пряностей, а мой рот слюной. Я наслаждалась звуками угасающего вечера: слушала, как капитан отдаёт приказы страже, выставляя часовых, распределяя часы караула; как потрескивает дерево, обьятое языками яркого пламени; как затихают голоса птиц, спрятавшихся в раскидистых кронах высоких деревьев… И глаза сами стали закрываться. Мне ведь нечего было бояться? Отец бы не стал подвергать наши жизни опасности. Нас надежно охраняли. Дамир сказал, что даже диких зверей не стоит опасаться — костры отпугнут хищников. — Госпожа, ваш ужин! — Илва поставила передо мной тарелку с густым супом и отведала его первой. — Вы знали, что в горячей еде яд обнаружить сложнее? В ваших блюдах это сделать и так довольно трудно — столько специй и пряностей, от них просто язык щипет! — служанка болтала без умолку, утомляя меня ещё больше. Я опасалась, что мне придётся делить постель с Нейрид, но, хвала богам, для неё отвели отдельный шатёр. — Не сидите долго у костра, принцесса. Завтра ещё до рассвета мы продолжим свой путь, и вам следует хорошо отдохнуть перед дорогой. — Альерик принял стражу у Хьёра, неохотно покинувшего меня. Я действительно очень утомилась за день и решила последовать совету Альерика. Служанки помогли мне переодеться и причесать волосы, и испросили дозволения отдохнуть. — Мы будем настороже, принцесса. Оружие при нас, мы кинули циновки у входа. Никто не сможет проскользнуть без дозволения стражей, а если вдруг такое случится — мы остановим его. Вежливо улыбнувшись, я дала им дозволение отойти ко сну. Служанки расстелили циновки и улеглись на них, словно и не испытывали неудобства, не чувствовали, как вокруг пахло прелой травой и землёй. Неужели в Нархольде они видели такие же суровые условия? У меня не было времени расспросить служанок о жизни на севере. Я даже толком не поговорила с ними, захваченная вереницей событий в моей жизни. Я почувствовала небывалую усталость — голова была тяжёлая, словно её наполнили водой, и даже неудобная постель больше не пугала. Я откинула простыни и застыла перед ложем, не веря своим глазам. По спине прошёл холодок, ноги так ослабли, что я едва удержалась, чтобы не рухнуть на колени, увидев слабом свете свечей, маленький камень с привязанной к нему веточкой абелии. Я нашла абелию в первом письме, в котором Мишек обещал вывести меня из Аклогонии, и со всеми последующими, полученными от него. И теперь сомнений быть не могло — Мишек находился где-то здесь, в лагере. Я воровато оглянулась, опасаясь, что служанки могли заметить маленькую веточку, но Илма и Агнея уже крепко спали, громко посапывая. Быстро запрятав цветок в карман шаровар, я юркнула под простыни, укрывшись с головой. Безумец, безумец, безумец! Мишек, видимо, лишился рассудка, раз явился в Аклогонию, и пробрался в лагерь, где его могли легко схватить. О чём он только думал? Я свернулась на неудобном ложе и крепко зажмурила глаза, стараясь призвать сон. Тело болело от тряски, от неудобного сиденья, а сердце неистово билось в груди. Хотелось выйти из шатра и обойти лагерь, в поисках принца ми Сога. В темноте я заклинала богов даровать свою милость Мишеку; наделить его удачей, чтобы они сокрыли его от взора Дамира, чтобы он благополучно покинул лагерь и не посмел приблизиться ко мне, совершая самую большую глупость в своей жизни. И я молилась, чтобы боги дали мне смелости, придали сил, и чтобы я случайно не выдала нас с головой. Но ответом мне был лишь шум лагеря: стражники переговаривались между собой, до меня доносились лишь обрывки коротких фраз, чей-то смех и тихое женское пение, откуда-то издалека. Может, Мишек сейчас тоже сидел у костра с похлебкой, или спал на циновке в шатре для стражников. Я надеялась, что он не испытывает ни в чём нужды, ведь помочь ему совсем ничем не могла…***
— Попроси служанок наложить тебе румяна на щёки — ты ещё бледнее, чем обычно, твоя кожа скоро начнёт просвечивать. Принцессы не должны так выглядеть. Даже если тебе приходится нелегко, следует мужественно переносить тяготы дороги. Таков твой долг. На тебя смотрят солдаты, которым приходится многим хуже. И ты должна оставаться принцессой, где бы ни находилась. А ты выглядишь не лучше лагерной бабы, которая всю ночь лежала под солдатами. Дамир был в дурном настроении. Я слышала, как накануне вечером он о чём-то спорил с сестрой, но не стала вдаваться в подробности. От его тона и замечаний захотелось спрятаться, закрыться, но я знала, что если уступлю — потеряю и ту маленькую толику уважения, которую жрец иногда выказывал мне. — Мне ни к чему звать служанок. — я старалась сохранить ровный холодный тон, коим Вик разговаривал с крамринами и сеншаликами — спокойным, однако полным угрозы. — Вы и сами прекрасно с этим справитесь. — Только женщины красят лица румянами, — раздражённо откликнулся Дамир, и тут же изменился в лице, поняв, что попался на мою уловку. — Разве? Евнухи в гареме мастерски красят глаза, губы и щёки. И я думала, что вы, светлейший жрец, тоже обучены этим навыкам… Удар пришёлся точно в цель. Шрам на щеке Дамира налился алым от гнева, глаза заблестели яростью. — Ты… — …Принцесса, а ты — мой слуга… — подобно жрецу я перешла на пренебрежительный тон, наблюдая, как расширяются его глаза от удивления. Я не могла позволить ему оскорблять меня. Если бы Мишек услышал, как со мной обращаются мои же слуги, что бы он сказал? Отвернулся бы от меня? А тётя, скорее всего, разочарованно вздохнула бы, тихо вымолвив: «На севере тебе не место. Гарем — вот твоя стезя». И пусть я плохо выглядела после четырёх бессонных ночей, Дамир не имел права так говорить со мной. — …Слуга, который плохо выполняет свои обязанности. Слуга, который служит не мне… Императору? Или кому-то ещё? Я задаюсь этим вопросом, но не получаю на него ответы. Жрец хранит от меня тайны, дарит розы кому-то в ночи. Он ходит там, где его не должно быть. Быть может, стоит поведать об этом Викариэлю? Или отцу? Может тогда непочтительный и грубый жрец научится уважать свою госпожу? Мутные зелёные глаза Дамира осуждающе уставились на меня. — Я начинаю бояться тебя. Ещё не прибыв во Фландилию, уже начинаешь шпионить за людьми? Или же ты овладела магией невидимости? Я не ответила, давая понять, что, возможно, в какой-то степени он и прав. Правда, это была не магия невидимости, а тот страх, который заставлял меня прятаться ото всех. Но теперь прятаться не было нужды. Я видела, как смотрели обитатели дворца на мою тётю — кто со страхом, кто с любопытством. Но она ни разу не опустила плечи, ни разу не спряталась за колонну. «Будь королевой», — сказала мне она. А королев не унижали их собственные слуги, они боялись их и почитали. — Расскажите мне о вашей тайной встрече, раз не хотите говорить о цели моего приезда в крепость. Какая из этих двух тайн для вас важнее? Дамир выглядел растерянным. — Принцесса… — и мне казалось, его пальцы немного дрожали. — Я не могу открыть миссию, которую возложил на тебя император. Это не в моей власти. Но прошу сохранить мою тайну, и не рассказывать об этой встрече ни отцу, ни Викариэлю. В ответ я обещаю, что не раскрою тебя, если случайно что-то узнаю… Я могла продолжать настаивать, и внутри поселилась уверенность, что сделай я это, и он рассказал бы мне о цели моего приезда. Но нащупав в кармане засохшие веточки абелии — теперь я находила их в своей постели каждый вечер, кивнула, принимая предложение. Жрец прежде всегда выполнял свои обещания: он показал мне тайный лаз, начал учить узорам, которые знал. Но теперь он был мне обязан своей тайной, в обмен сохранить мою. А их у меня было достаточно. — Клянитесь Маиалом, богом, которому вы служите. Пусть он станет свидетелем вашей клятвы. И Дамир поклялся. С этого дня его отношение ко мне изменилось. Он больше не выказывал неуважения, даже когда мы оставались наедине, хоть иногда и отпускал колкости в мою сторону, но границы не переходил…***
Седьмым вечером мы вьехали в долину Дар-Дар: дорога стала изогнутой, неровной и довольно узкой. Отряд окружал повозки, длинной змейкой двигаясь вперёд. Я не позволила Дамиру опустить занавеску, и теперь заворожённо рассматривала склоны: одни — покрытые деревьями, другие — совершенно безжизненные и каменистые. Больше не было широких полей, уходящих за горизонт, и иногда я видела людей с обозами, телегами, пешими и на лошадях. Они почтительно пропускали нас, склонившись, ждали, когда процессия проедет мимо. — Эта долина — торговый путь, важнейшее связующее звено между южной и северной частью Аклогонии. — пояснил Дамир, показывая мне карту, помогая научиться читать её. — Несколько раз здесь пытались обосноваться разбойники, но безуспешно — они все были уничтожены. — он высунулся из повозки, осматриваясь вокруг. — Скоро начнутся приграничные посты, а на равнине Ан-Хорген близ устья Каменной реки есть форт, там мы сможем остановиться и поспать за крепкими стенами. — А где находится Эразар? — Вот, — жрец сдвинул палец, украшенный тяжёлым перстнем с огненным яхонтом, указывая на нарисованную башенку. — Так близко? — Это совсем не близко, принцесса. Мы проведем в дороге ещё не менее двух недель. — Две недели? — Из-за болезни Нейрид мы потеряли слишком много времени… Я так надеялась, что мы вот-вот будем на месте… От неудобной кровати болело тело, ноги покрылись синяками, я стерла стопы, хотя почти всё время ехала в повозке. Служанки регулярно обтирали моё тело водой и ароматными маслами, но я всё равно чувствовала себя грязной. Кожу покрыли красные следы от укусов насекомых, которые жутко зудели, и помогала лишь розовая вода. Нейрид приходилось ещё хуже — её лихорадило, она практически не выходила из повозки. Дамир всё время ехал с ней, изредка присоединяясь ко мне, чтобы передохнуть и подремать. Жрец словно бы прочёл мои мысли. — Вам стоит проведать сестру, иначе кому-то это может показаться странным. Семейные дрязги не должны увидеть посторонние люди, даже если они простые солдаты. За всё время болезни Нейридиэль, вы даже не приблизились к её шатру, не осведомились здоровьем сестры, ещё и едете в разных повозках с самого начала пути. — Не думаю, что она будет рада меня видеть… — Рада или нет, значения не имеет. Сыграйте свои роли для остальных; помиритесь, даже скрипя зубами. У императора и так сейчас полно забот, не прибавляйте ему ещё. Собраться с духом было нелегко. Весь вечер я просидела у костров, и лишь когда густая, плотная тьма укрыла землю, я подошла к шатру Нейрид. Стражники беспрепятственно пропустили меня, повелев служанкам остаться снаружи. Я откинула полог, вошла внутрь, и меня окутал тяжёлый запах курильниц. Сестра лежала на перинах, брошенных на циновку — таких же, как и мои, и крепко держала за руку Дамира, обтиравшего её лоб ветошью. — Нужна ещё вода. — Закончилась, светлейший жрец, — служанка сестры потрясла пустым кувшином. — Так пойди и найди. Шевелись, быстро. Служанка испуганно пискнула и припустила едва ли не бегом, придерживая подол длинного лёгкого платья. — Принцесса, помогите мне, — жрец поманил меня к себе. — Пока не прибыл жрец храма Ривитта, надо облегчить страдания вашей сестры. Вот, постарайтесь держать её крепче, пока я начертаю узоры. — Дамир достал из внутреннего кармана одеяния золотистую кисть и обмакнул её в алые чернила. Нейрид металась по постели и мне с трудом удавалось удерживать её — символы, которые пытался нарисовать жрец, выходили кривыми, и растекались, даже не успев впитаться. — Держите крепче, иначе ничего не выйдет. — Дамир попытался нанести узоры ещё раз. Нейрид всхлипнула и перевернулась на бок, вырвавшись из моих рук. Жрец раздражённо бросил: — У вас совсем нет силы в руках. Придётся нам поменяться местами. Дамир протянул мне кисть и чернила. — Не пугайтесь так, принцесса, просто возьмите кисть и начертайте символы, точно так же, как мы это делали на бумаге. — У меня не получится, вы знаете. И вы сами говорили, что нельзя себя выдать… — Служанок здесь нет, Нейрид не приходит в себя, ей становится всё хуже, травник ей ничем не помог. Вы хотите подождать жреца Ривитта? А что если что-то случится? Что если он опоздает? Оставите сестру умирать? Из-за своего страха откажете ей в помощи и уйдёте? Что же, принцесса, делайте свой выбор. Я всего лишь ваш слуга и приму любое ваше решение. В конце концов, никто не сможет вас ни за что осудить. Я протянула руку к кисти и замерла, не зная, что предпринять. Мои узоры почти всегда так и оставались безжизненными символами, несмотря на все усилия и старания. Я колебалась, не зная, что делать. Я видела, как было плохо сестре: она вся покрылась испариной, её кожа была горячей, она металась, бормоча что-то в полубреду. Именно сейчас я вспомнила, как в детстве, когда-то давно, я тянула к ней руки, а она стряхивала их и убегала, не желая со мной играть. Как она отворачивалась, когда Викариэль дёргал меня за волосы, когда подставил подножку и я упала. Она всё это видела, но ни слова ему не сказала. Но и не она приходила с Бардиэлем ко мне в покои. Нейрид громко простонала и оцепенение спало с меня. Я никогда её не любила, как и она меня, и была уверенна: приключись со мной беда, окажись я на месте Нейрид — она бы повернулась и вышла из шатра. Но я могла и ошибаться. И она носила имя «Эль», была моей сестрой. Больше я не колебалась. Приняв кисть из рук Дамира, я осторожно коснулась кожи Нейрид самым кончиком, и она застонала ещё громче, словно это слабое прикосновение причинило ей небывалую боль. — Вы должны помнить эти узоры, Диметрий должен был показать вам их — совсем простые: две изогнутых линии — символ тела и души. Соедините их прямой, словно зачёркиваете, возьмите их в круг, начертайте четыре точки — они как замки́, не позволят яду болезни дальше отравлять плоть… Я осторожно водила кистью по телу, пока Дамир удерживал Нейрид. Он прижимал её к себе, качал на руках, словно ребёнка, и сестра успокоилась, перестала метаться по постели, только бормотала нечто невнятное. — Я говорила вам — я ничем не смогу помочь. — узоры, начертанные мной, засохли алыми кляксами на животе Нейрид. Я закрыла глаза, стараясь очистить мысли, развеять тяжёлые думы и усталость. В памяти всплыла молитва богу Ривитта, и я принялась нашептывать её, путаясь в словах. В голове прояснилось, стало так легко, словно сейчас я могла оторваться от земли и воспарить высоко-высоко… — Аэль, — позвал меня тихий голос Дамира и я открыла глаза. — Это я сделала? От чернил почти ничего не осталось; они впитались в живот Нейрид, оставив от себя только маленькие красные пятнышки, да свечение под кожей. — Когда мы вернёмся в столицу, я начну обучать тебя более сложным узорам. — Дамир казался довольным, а мне не верилось, что я смогла вдохнуть жизнь в своё заклинание. — Светлейший! — служанка Нейрид с трудом затащила деревянное ведро в шатёр. — Вода! — Ступай, Аэль, теперь я уже справлюсь сам… Мне показалось, что в голосе жреца мелькнули тёплые, ласковые нотки. Он опустил Нейридиэль на ложе и укрыл её простынёй. На мгновение могло показаться, что в нашей семье нет разногласий, и мы относимся друг к другу с любовью и пониманием, как того желал император, так боявшийся раздора между членами Руани. Я взялась за полог, и уже хотела выйти, как Дамир кинул мне вслед на нархольдском языке: — Аэль… Ты прибудешь в крепость, чтобы выйти замуж.