***
Однажды я уже была здесь — в комнате из зеркал, страшных и зловещих, в которых отражалась я, непохожая на себя. Но на этот раз зеркало было одно, в котором я была на себя похожа: в платье, цвета яркой зелени, в лёгких сандалиях и с высоким венком из серебряных листьев в волосах. Я разрезала рукой воздух, и отражение повторило моё движение точь в точь, словно не желало, чтобы у меня оставались сомнения, что это именно я стою по ту сторону хрупкого стекла в резной оправе. Кончиками пальцев я прикоснулась к поверхности, но она не дрогнула, а моё отражение подняло руки, протягивая мне золотое блюдо с отрубленной головой, с которого капала алая кровь. — Вик! — вырвался яростный визг из моей гортани, разлетелся по комнате и осел на поверхностях зеркал. Я пыталась убежать, но они были везде и повсюду капала горячая кровь, заполняя комнату до краев, и я погрузилась в неё, тонула в ней, пытаясь выбраться. — Вик! Я кричала изо всех сил, завала брата, захлебываясь, погружаясь с головой в красное жидкое марево, когда вдруг сильные руки подхватили меня и повлекли за собой на поверхность, окутав длинным шёлком чёрных волос Викариэля. Я чувствовала, как он прижимает меня к своей груди, чувствовала его обжигающее дыхание на своей шее. Я мертвой хваткой вцепилась в него, в страхе, что он разомкнёт объятия и я снова полечу в бездну. — Аэль, открой глаза, прошу тебя! Это был не его голос. Совсем не его. И Вик бы не стал просить — он бы приказал открыть глаза. И я бы подчинилась ему. — Аэль, очнись, давай же, девочка! В ноздри ударил резкий, отвратительный запах. Я попыталась отвернуть голову, чтобы больше не чувствовать его, попыталась вдохнуть, но ещё одна волна вони едва не вышибла из меня дух. Я отчаянно закашлялась и открыла глаза. Зеркала, кровь, и моё отражение, держащее на блюде отрубленную мужскую голову — всё исчезло в одночасье, стоило мне столкнуться со взглядом хмурых, серо-зелёных глаз. — Хвала богам! — в голосе жреца слышалось облегчение. Он убрал от моего лица стеклянный флакончик и аккуратно выпустил меня из кольца своих рук, опустив на влажные простыни. — Ну и напугали же вы меня. — Где я? — я часто-часто дышала, пытаясь стряхнуть с себя остатки страшного сна, беспомощно оглядывалась, пытаясь понять, что происходит, а вокруг всё ещё витал отвратительный резкий запах, благодаря которому я смогла проснуться. — В повозке. Мы покинули долину Дар-Дар, так как император не желает больше слышать о промедлении и прислал гонца с письмом, что если мы опоздаем, то понесём суровое наказание. Скоро мы достигнем одноимённого форта, в Ан-Хоргене и переночуем там. Жрецы, травники, военные лекари должны были уже прибыть туда, по приказу вашего отца и, скорее всего, там останется половина отряда, слегшие с лихорадкой. Мужчины ещё держатся, женщинам совсем худо. Я предлагал оставить шлюх в ближайшей деревне — уверен, это они распространили хворь, но Альерик упрямится, ни в какую не желая оставлять своих солдат без ночных благ. — Дамир говорил, одновременно обтирая моё лицо ароматной прохладной водой. — Вы, скорее всего, заразились не от сестры. Слишком уж быстро вас сложила эта болезнь. Зря я вам сказал о замужестве, лучше бы вы до конца пути пребывали в блаженном неведенье, а так — только разволновались и впустили болезнь в своё тело. Повозку тряхнуло на ухабе и я едва не упала с импровизированного ложа, но Дамир успел подхватить меня. — Я спала? — голос был слаб, я хрипела, словно сорвала его. — Как долго? — Два дня. Два дня. А мне казалось, что не более двух минут. — Моя сестра? — Пошла на поправку. После того, как вы нанесли узоры ей на тело, жар стал понемногу спадать. Сейчас она ещё слаба, но в скором времени встанет на ноги. Надеюсь, вы тоже. Негоже, если вы снова потеряете сознание и на собственной свадьбе станете выкрикивать имя брата… Я спрятала в ладонях лицо, залившееся краской, молясь, чтобы в полутьме повозки Дамир не заметил, как сильно я смущена. Вот почему мой голос так сильно охрип — я выкрикивала имя Викариэля, пребывая в забытье. Но в тот момент мне казалось, что только он может прийти и спасти меня из комнаты, из которой не было выхода. Дамир устало вздохнул и тяжело оперся о спинку неудобной скамейки. Под его красивыми глазами залегли тёмные круги, лицо казалось измученным, измождённым. Когда он в последний раз нормально спал, если таковое было вообще возможно в походных условиях? — Болезнь свалила вас так внезапно, что я испугался, что вы не сможете выкарабкаться. Тем более, пришлось отправляться в дорогу, и у вас не было времени, как у вашей сестры, чтобы поправиться. Тряска в неудобной повозке, уж точно не влияет благотворно на здоровье. Вы, принцесса, довольно быстро справились с хворью. Хоть вы и выглядите очень хрупкой, но дух ваш силён. Каждое слово жреца звучало всё тише и тише, пока он вовсе не замолк. Дамир обмяк на скамейке, свесив голову на грудь. Он уснул, измотанный чужими проблемами. Мне захотелось перетащить его на ложе, чтобы он смог, хотя бы немного, отдохнуть, но я не смогла подняться. Хвала богам, что сегодня шёл дождь, барабанил по крыше повозки, наполняя воздух одухотворённой прохладой и можно было дышать во всю грудь. Я перевернулась на бок, укрывшись с головой мягкой периной. Совсем скоро мы прибудет в Эразар, где меня ждёт Эльор Эврё, принц Фландильский. Отчего-то вспомнилось, как на свадебной церемонии сестра отпрянула от Искандариэля, породив тем самым множество противоречивых слухов среди черни и знати. На свадебном пиру многие шептались, обсуждая этот инцидент. И я не должна была уподобиться ей. Не должна отшатнуться, когда принц Эврё скрепит брачный союз поцелуем, не должна буду оглядываться вокруг, в поисках принца из чужой страны. Мне надо было поговорить с Мишеком, попросить его уехать, пока его не узнал Дамир, пока его не схватили, не взяли в плен. Я не могла позволить, чтобы с ним что-то случилось!***
На сто восемьдесят седьмой день солнцеврат я окрепла настолько, что могла держаться на ногах. От долгой дороги, а быть может, от болезни, всё ещё немного кружилась голова и меня всё время тошнило. Я пила бульон и отвары, приготовленные Мирой, но больше не могла есть ничего. Дамир хмурился, говорил, что я истощала и отец будет недоволен мной. — Тебе надобно питаться лучше, чтобы нарастить хоть немного мяса на костях. Ты, практически, достигла брачного возраста, а всё ещё выглядишь, как ребёнок. Не хватало того, чтобы император решил, что его дочь морили голодом в дороге. Но я всё равно не ела, изводя себя бесполезными переживаниями о том, что ждёт меня по прибытию в Эразар. Дамир больше ничего не рассказывал, умело уходил от разговора, переводя его в другое русло, а стоило мне немного окрепнуть, то вовсе перестал навещать меня; хлопотал о здоровье Нейрид, и перебрался к ней в повозку, которую пришлось забрать у служанок, чтобы принцессе не приходилось ехать в тесноте. Я начала подозревать, что он избегает моего общества, зная, что я буду расспрашивать его о подробностях и оттого становилось только хуже. Мне нужны были ответы, которые здесь мог дать только он.***
— Почему мы остановились? — я откинула тяжёлый полог и выглянула из повозки. — Взгляните, принцесса! Я проследила за направлением, указанным Альериком, сменившем Хьёра на своём посту; вдалеке виднелось высокое круглое строение из серого камня, высоко возвышающееся над зелёными кронами. Понемногу, чем ближе мы подьезжали, из-за деревьев показывались стены, окружавшие Ан-Хорген, заблестела река, нежащаяся в лучах рассветного солнца, переправа через которую надёжно охранялась военным фортом. Мост через глубокий широкий ров, на дне которого были вбиты длинные заточенные колья, был уже гостеприимно опущен для нашей процессии. Я лишь раз заглянула вниз, когда моя повозка пересекала мост и тут же зажмурилась, не желая думать о том, как мы можем сорваться в ров. Бояться было нечего, мост был крепким, хоть и немного покачивался, когда громоздкие колёса повозки заехали на деревянную поверхность. Я молилась. Молилась о том, чтобы Мишек не смел въезжать в Ан-Хорген. Молилась, чтобы он уехал. Надеялась, что он покинул лагерь, когда начала распространяться лихорадка. Молилась, чтобы он не подхватил её, иначе его личность тот час же будет раскрыта. Может, он действительно ушёл из лагеря, ведь на протяжении всего пути, я больше не встречалась со взглядом золотых глаз и начала было думать, что Мишека нарисовало моё воображение, если бы не веточка абелии, на моей постели. Альерик отделился от процессии, чтобы поприветствовать человека, встречавшего нас у ворот, которого прежде я никогда не видела. — К вашему приезду всё готово, капитан Альерик Мориц. — Я не капитан, — довольно грубо оборвал седовласого, но крепкого мужчину, Альерик. — Всего лишь баннерет. Не присваивайте мне званий, которых я не заслужил. — Да, господин. — Покажите моим людям, где они могут разместиться и отдохнуть. А так же проводите принцесс в их временные покои. — Да, господин. За воротами форта уже разбит лагерь для ваших солдат и травники… — За воротами? Вы хотите оставить моих солдат за стенами форта? — В голосе юноши бушевало пламя гнева. — Таков приказ генерала Нуварры, на которого светлейший император возложил обязанности командования Ан-Хоргеном. Он не велел пускать хворых внутрь. — мужчина говорил, а лицо Альерика всё больше наливалось кровью. — В стране военное положение: если солдаты в форте заболеют — некому будет защищать переправу. А если вдруг войска Ворска и Вестана прорвутся на нашу территорию? Мы приготовили вашим людям достойные места, их накормят горячим супом… — Моим солдатам требуется отдых… — Негодовал Альерик. — И тех, кого миновала лихорадка, мы с радостью примем в форте… — Нам тоже придётся снова ночевать в поле? — я выбралась из повозки, всё ещё шатаясь от тряски, ненавидя себя за прозвучавшие нотки отчаяния в голосе. Но я так надеялась, что, хотя бы на одну ночь, у меня будет мягкая кровать и крепкие стены, и я, наконец, смогу поспать, что теперь не смогла сдержать порыва. Человек с проседью в волосах умолк, округлив глаза, не мигая уставился на меня. — Перед тобой дочь твоего императора, принцесса Аклогонии Амариаэль Руани. Склонись, немедля, — приказал Альерик и человек рухнул на колени, прямо на сырую, ещё не просохшую после дождей, землю. — Светлейшая! Умоляю, простите вашего нерадивого слугу, проявившего подобное непочтение. — Поднимитесь. — я всё ещё смущалась, когда люди опускались на колени передо мной. Но мужчина продолжал лежать ничком. — Встань, Аруб, тебе приказали. — повторил за мной Альерик. — Простите его, светлейшая принцесса, это всего лишь смотритель форта, он давно не был в столице и не ведал кто вы, поэтому не смог с должным почтением поприветствовать вас. — Принцесса! — мужчина наконец поднялся с колен, но тут же склонился в глубоком поклоне. — Для вас уже приготовлены покои. Самые лучшие — генерал велел отдать вам свои комнаты… — Но ведь мы с сестрой тоже больны? Почему вы оставляете за стенами солдат, а нас пропускаете внутрь? — Вы — дочери императора, они — простые солдаты, даже не знатные. — Но они тоже больны! Они тоже могли бродить, как и я в лабиринте зеркал и своих страхов. Им было не лучше, чем мне. Но я оставшуюся часть дороге пролежала в повозке, они же — охраняли меня с оружием в руках. — Таков приказ от моего генерала, принцесса. — ответил смотритель, не поднимая головы. — Если я ослушаюсь, то понесу наказание… — Как же так, баннерет Альерик! — а ведь там, среди этих людей, мог затеряться сам принц ми Сога, он мог слечь с лихорадкой! — Ничего страшного, принцесса, — процедил юноша сквозь зубы, злобно глядя на смотрителя. — Аруб и генерал Нуварра, чьих приказов он слушается, правы: простым солдатам отдых и уход без надобности — они привычны к суровым условиям. Вы ступайте, вас проводят в комнаты. На рассвете мы снова выдвинемся в путь. Пусть жрецы осмотрят вас. Главное, ни о чём не беспокойтесь — ваш северный слуга возьмёт на себя вашу охрану. Я же останусь со своими людьми.***
— Как же так? Это ведь несправедливо! Меня и Нейрид пустили внутрь, тогда как всех тех, кто заболел, просто оставили снаружи, не дав даже пройти за стены форта! Для меня согрели воду, выкупали, подали на ужин печёные яблоки и медовые соты. Мне отвели генеральские комнаты, тогда как Мишек, возможно, остался за стенами, в лагере для хворых, продуваемом со всех сторон. Где никто ему не окажет должной помощи. Дамир не собирался спускаться к солдатам. Это играло мне на руку, но остальные жрецы тоже отказались помогать солдатам императора. — В жизни вообще очень много несправедливости. — Дамир был серьёзен, как никогда. — Похвально, что вы радеете за благополучие подданных короны, за простых солдат. Но сделать вы пока ничего не сможете; генерал крепости прав — нельзя допустить, чтобы зараза распространилась в военном гарнизоне. Кто останется защищать переправу? Где взять столько лекарственных трав, да и знахарей, чтобы выходить всех тех, кто подхватит лихорадку? Солдат, которые сопровождали нас, не бросили, как вам кажется — Альерик просто развёл панику на пустом месте. Для них приготовили походные шатры, их накормят досыта, дадут тёплых одеял. Знахари осмотрят их, помогут, чем смогут. — Знахари? Не жрецы? — Услуги жрецов простым солдатам не по карману. Заболей Альерик, ему бы помогли и без звонкой монеты — он племянник генерала, к тому же, из знати. А остальные должны быть благодарны, что получат помощь от обычных лекарей. — Нейрид травы не помогли, как и мне. Когда меня купали, я видела на своей коже остатки чернил — символов, что вы не смогли ровно нанести, которые не впитались в кожу. Только поэтому мы так быстро смогли оправиться. — Верно, — вздохнул Дамир, устало опускаясь на шаткий стул. — Но, такова жизнь. Вы ничего не сможете изменить. Во всяком случае, пока. — Могу. Я сама начертаю узоры. Ведь Нейрид я смогла помочь, значит, и им смогу! — я поднялась, принявшись судорожно искать кисти в дорожных сумках — я взяла их с собой, в надежде, что мне удастся попрактиковаться в написании узоров. — Раз я не могу никак повлиять на решение этого генерала, раз ничего не смогу изменить, то пойду туда сама. — Ты что, совсем дура? — Дамир перехватил меня на полпути к выходу и резко, грубо, усадил обратно на кровать. — Что за вздор ты несёшь? Из-за лихорадки последние мозги растеряла. Хотя бы на мгновение представь, как это печально может закончиться. Твоя минутная прихоть, спонтанное желание помочь черни, может обернуться большой бедой. Начиная с того, что все вокруг узнают, что в тебе проявились способности, заканчивая тем, что… вы — одна женщина в шатре солдат. Пусть и принцесса. Нет, такое даже вслух говорить нельзя. Уж не знаю, что на вас нашло, но эти мысли вы бросьте — солдатам вы ничем помочь не сможете. Усвойте это, наконец, и успокойтесь. — Что же мне делать? — Мишек… Он ведь мог умереть там, в этом лагере и я, как всегда была бессильна что-либо сделать. — Послушайте, моя принцесса, — от пронзительного взгляда Дамириэля захотелось спрятаться. — Уж не знаю, откуда в вас столько рвения помочь всем этим солдатам. Наверное, собственная болезнь на вас так повлияла, но я говорю правду: помочь вы им ничем не сможете. Во всяком случае пока. Пока у вас нет власти, вы не можете приказать генералу впустить всех больных. Может однажды, когда вы станете императрицей, в ваших силах будет изменить сложившийся уклад. А сейчас — смиритесь с нынешним положением дел. — Когда я стану императрицей? — горько усмехнулась я. — Вы говорите это так уверенно, словно наперёд знаете, что однажды мне на голову оденут корону. — Кто знает, милая принцесса, как может сложиться ваша судьба. — Как всегда вы говорите загадками… Скажите, вы всё ещё мой слуга? Готовы ли выполнить мой приказ? — Вы во мне сомневаетесь, принцесса? Разве я не помогаю вам по мере своих возможностей? Разве я не защищаю вас, не уберегаю от ошибок? Разве я сделал что-то вам наперекор, во вред? Говорите, чего вы хотите? Я расстегнула высокое золотое ожерелье и протянула его жрецу. Однажды Шеро уже просил меня отдать ему украшения. Скорее всего он продал их, чтобы заплатить жрецам и помочь Мишеку покинуть Аклогонию. Может, я и сейчас смогу ему помочь, хоть чем-то? — Заплатите жрецам. Пусть они помогут солдатам. — шрамы на шее резко зачесались. Дамир ещё раз внимательно посмотрел на меня, но ожерелье забрал. — Уж не знаю, зачем вам это надо, но раз таков ваш приказ, не смею его ослушаться…***
Я готова была разрыдаться от удовольствия после того, как смыла с себя дорожную грязь, и нарядилась в северное платье. Илва распутала мои волосы, расчесала их до блеска черепаховым гребнем и теперь мне хотелось лишь одного — млеть, нежась в мягкой постели. Вот только мысли о Мишеке и грядущем замужестве не давали мне покоя, заставляя сердце биться от тоски и холодной тревоги. Я надеялась, что Дамир исполнит мой приказ и жрецы, осмотревшие меня и Нейрид, теперь помогут солдатам, оставшимся за стеной. Хорошо, что Дамир не догадывался о моей истинной цели. Я чувствовала угрызения совести: если бы я не знала, что Мишек может остаться за воротами, стала бы я помогать всем остальным, или просто закрыла на это глаза? Не так уж чисты были мои помыслы. Только Альерик пытался вступиться за больных солдат, но так и не смог ничего добиться. Почему я чувствовала стыд перед всеми этими людьми? Что за чувство рвало мою душу? Я бы ничего для них не сделала. Если бы не Мишек, не обратила бы внимания на разговор баннерета со смотрителем форта. Чтобы на это сказал бы отец? Впустил бы их или нет? Как поступают правители в таких случаях? Мне казалось, что сейчас я поступила правильно, отдав ожерелье, пусть это и вышло совершенно случайно. Так поступают королевы? Мне думалось, что Марна Бесстрашная не оставила бы своих людей в чистом поле, а придумала бы иной выход. С маленького балкончика из спальни генерала я видела внизу острые шпили серых шатров, словно они были у меня на ладони. Я осторожно заглянула вниз. Высоко. Так высоко, что голова закружилась. Упасть отсюда — верная смерть. Но так безопаснее, никто не сможет пробраться сюда через балкон, а дверь будет надежно охранять Хьёр. Я ещё раз взглянула на разбитый лагерь для захворавших солдат. Там, внизу, до самого горизонта простиралась река. Отсюда, сверху, я могла рассмотреть рвы, мост, по которому мы попали в форт, равнину и тропинку-змейку, хорошо утоптанную копытами лошадей. Интересно, как выглядит крепость Эразар? Альерик сказал, он во стократ больше этого форта. Мне она представлялась вторым дворцом, но с более толстыми укреплённым стенами, где вместо садов во дворе, сплошь кузницы, да оружейные. Я широко зевнула. Усталость навалилась на меня с новой силой. Я была настолько измотана болезнью, что делать ничего не хотелось; открыв книгу, я её практически сразу захлопнула. Всё-таки Дамириэль прав — мне необходим отдых, иначе так я быстро сломаюсь. В мыслях не было ясности — только усталость. И голова разболелась от тяжёлых дум. С рассветом служанки придут, чтобы помочь мне облачиться в дальнейшую дорогу, и хотя бы одну ночь, я хотела забыться крепким сном.***
— Вы выглядите лучше. И щёки хоть немного порозовели. — Дамир помог мне взобраться в повозку и сам сел следом. Я думала, он будет дольше меня избегать. — Отдых пошёл вам на пользу. — Моя просьба? — Исполнена, принцесса. Жрецы трудились всю ночь, помогая каждому, каждого благословляя от вашего имени. К сожалению, наш отряд поредел: некоторые остались в лагере — им требуется какое-то время, чтобы восстановиться. Но их жизни вне опасности. Это был благородный поступок. Вы немало удивили меня. О жизни этих людей стоило побеспокоиться Нейрид, как будущей императрице, но она восприняла всё, как должное, поспешив насладиться временными благами. — я склонила голову, понимая, что не заслужила подобной похвалы. — Я не могу её в этом винить — принцесса юна и неопытна, и, может, такие вопросы никогда не коснутся её, но ты никогда не забывай, что высокий титул — это не просто звук. Хороший правитель живёт в гармонии с народом, над которым он властвует. Когда люди сыты и довольны — они возносят своего повелителя, когда бедны и голодны — они его свергают. Ты вступаешь во взрослую жизнь. Жизнь, что таит в себе множество опасностей. Жизнь, в которой каждое твоё слово, каждый поступок приведёт к каким-либо последствиям — благим или нет. Помни об этом. «Но и ты им никак не помог, хотя знал, какие узоры надобно начертать», — так и вертелось на языке. — Как здоровье моей светлейшей сестрицы? — Намного лучше. В отличие от её настроения. Чем ближе подьезжаем мы к Эразару, тем сильнее оно портится. — Тогда немудрено, что вы решили продолжать путь в моей повозке. В последние дни вы избегали моего общества. Боялись расспросов, не так ли? — Что вы, принцесса! Я лишь пёкся о здоровье светлейшей Нейридиэль. — сладко пропел Дамир, склонив голову. В его голосе скользила фальшь, которую жрец даже не пытался скрыть, намекая на правоту моих слов. — Тогда, может, расскажете мне о таком скоропалительном замужестве? Почему отец сделал из этого тайну? Ведь о моей помолвке с принцем Эврё знает весь дворец. — Мне неведомы мотивы императора, — уклончиво ответил Дамириэль. — И, как уже говорил вам, я вообще мало что знаю. В письме ваш отец дал лишь сухие и чёткие указания: необходимо доставить вас в Эразар, где будет заключён ваш брак. И мне следовало держать это в тайне ото всех, кроме Викариэля. Я надеюсь, вы не расскажете императору о моей оплошности и неумении держать язык за зубами? Секретов между мной и Дамиром становилось всё больше…***
— Купаться? Здесь? Ни за что в жизни! — Вы же не хотите предстать перед светлейшим императором неряхой? Скоро мы будем на месте, и это ваш последний шанс привести себя в порядок. Посмотрите на вашу сестру Нейридиэль! Уж она-то понимает, как важно быть чистой и свежей, когда прибудет в Эразар и предстанет пред отцом! — увещевали меня служанки. — Нет! Я ни за что не полезу туда. — я вырвалась из их рук и со всей силы припустила обратно в лагерь. — Милая принцесса, Амариаэль! Куда же вы убегаете? — Мира и Илва кричали что-то вслед, а я бежала всё быстрее. Ни за что. Ни за что на свете я не буду плескаться в водах Каменной реки! Как так можно?! У всех на виду! Голышом! Лучше пусть отец увидит меня чумазую, с нечёсанными волосами, чем я полезу в пресную воду, как какой-нибудь оборванец! Нога зацепилась за корягу и я полетела на землю, проехавшись по траве. Ободранные локти сразу засаднили, подол платья разорвался. Я безысходно оглянулась вокруг — ко мне уже спешили стражники, узревшие эту унизительную погоню и меня, в таком жалком виде. — Позвольте, я помогу вам подняться, светлейшая принцесса! — страж в маске, скрывающей нижнюю половину лица, протянул мне руку. Внутренности обожгло огнём, в горле застрял тугой ком и волосы на руках встали дыбом — этот голос! Я вскинула голову, дабы убедиться, что передо мной именно он, но даже в свете полной луны не смогла рассмотреть цвет глаз стража. Он рывком поставил меня на ноги и сразу же отнял руки от моей талии. — Я всего лишь ваш слуга, но позвольте дать вам совет, — ч цепенела, с каждым произнесённым им словом. — Не заставляйте ваших бедных служанок бегать за вами, не пристало принцессе так издеваться над бедными женщинами. Он указал на Миру и Илву, путающихся в длинных подолах северных платьев, запыханных и растрёпанных. — Принцесса! — они подхватили меня под руки, и едва ли не волоком, потащили обратно к берегу. Я не сопротивлялась, обмякнув в их руках, позволяя им раздеть себя, и затащить в реку. У меня ноги подгибались от волнения, я даже не чувствовала боли, когда служанки принялись жёстко тереть мою кожу ветошью, словно хотели её и вовсе содрать. — Вот так, отлично. Видите, бояться было нечего! Подумаешь, разочек искупались в реке! Вода-то, посмотрите, какая чистая! И тёплая, несмотря на то, что несколько дней шёл дождь! — приговаривали служанки, старательно смывая с меня грязь. — Император будет вами доволен, принцесса! В этот момент мне было всё равно, одобрит отец мой внешний вид или нет — сердце сходило с ума, отчаянно билось внутри, признав в стражнике, не давшем мне добежать до шатра, принца империи Сонья. Я помнила его голос. Я помнила. Помнила! Мишек не покинул лагерь, не заболел, не ушёл после переправы — он следовал за мной! Он был здесь, совсем рядом, следуя за отрядом, сливаясь с оставшейся стражей. И теперь я точно была уверенна, что он последует за нами в Эразар. А там его точно обнаружат и убьют! — Вот и всё, принцесса! Пойдёмте в шатёр, мы умаслим ваши волосы, натрём тело благовониями, а завтра поможем облачиться в лучшее платье. Светлейший император останется вами очень доволен! И все увидят, что вы настоящая принцесса! — Кто увидит? — Принцесса, — Мира накинула мне на плечи накидку, почти до земли и пригладила мои влажные волосы. — Почему столько обречённости в голосе? Вы не рады, что увидите своего отца? Что вас так печалит, расскажите мне? Тёплая женская рука легла мне на плечи, прижимая к себе, и глаза вдруг защипало от накативших внезапно слёз. Она разговаривала со мной так ласково, словно мать утешала своё дитя. Я подавила всхлип, рвавшийся наружу, и прижалась к ней всем телом. Она была старше меня почти вдвое, но всё ещё молода. И несмотря на круглое лицо, пухлые щёки и крупные черты лица, она была привлекательна. Возможно, и у моей матери-императрицы были такие же светлые, чуть вьющиеся волосы. На портрете их невозможно было увидеть из-за громоздкого головного убора, расшитого мелким бисером, полностью скрывавшим причёску, которую она носила. — Может, расскажите, что вас так опечалило? — Мира откинула полог шатра, а Илва сразу принялась суетиться, зажигая светочи, в последний раз расстилая постель. Завтра мы прибудем в Эразар и у нас с Нейрид будут свои покои. Но я не знала радоваться скорому приезду на место или нет. — Вы можете доверять нам. Мы поклялись королеве, что будем служить вам верой и правдой, поддерживая во всём, разделяя ваши переживания и печали. Любое ваше слово — для нас закон. Мы не подчиняемся императору — служим только вам. Разделите с нами вашу ношу, и вам станет легче. И, когда вы прибудете в крепость, то найдёте в себе силы улыбаться, а не хмуриться, как сейчас. — Я устала. Дорога, постоянная тряска в повозке, ночи под открытым небом, купания в реке — это ужасно! Как солдаты выдерживают такие испытания? — Только это вас тревожит? — Мира мягко улыбнулась мне. — Понятное дело, после роскоши и лоска дворца подобные условия жизни вам в диковинку, для вас всё ново и необычно, но разве всё настолько плохо? Оглянитесь вокруг: перед вами расстилается целый мир. А ваша родная страна, которую вы могли никогда в жизни не увидеть — разве не сто́ят этого небольшие неудобства? Ну же, перестаньте грустить. Представьте лучше, как Марна Бесстрашная пересекала океан, чтобы увидеть вас. Представьте, каково ей было провести много дней на корабле, среди бескрайних вод! Но она мужественно переносила все тяготы, как истинная королева! — Спасибо. Я подумаю над вашими словами, — я не доверяла им настолько, чтобы рассказать о том, что поведал мне Дамир. Но и в том, что Мира сказала мне, была своя доля истинны. — Засыпайте, принцесса. Завтра мы уже прибудем в крепость. Осталось потерпеть совсем немного…***
— Видами Эразара полюбуетесь позже, — Дамир не позволил мне высунуться из повозки, чтобы всё осмотреть, и только краем глаза я смогла увидеть высокие крепостные стены и оборонительные круглые башни. — Ведите себя, как подобает принцессе: сидите в молчаливом достоинстве, и ждите, когда стража поможет вам спуститься. Ну же, натяните улыбку на своё угрюмое лицо. В крепости скоро прозвенит свадебный колокол, а не похоронный, и вам следует вести себя соответственно. — Коли так хотите, чтобы я выглядела счастливой, ступайте сами под венец. — я едва не наступила на рукав платья — настолько длинный, что он волочился по земле. — Проклятье! — От того, что вы будете мне грубить, ситуация не изменится. Вы — принцесса, поэтому сейчас же возьмите себя в руки, прекратите истерику. И перестаньте ругаться, как подмастерье на кузне. Откуда вы этого понабрались? Мало мне недовольства Нейридиэль, так ещё и вы решили артачиться. Не забывайте, император не должен знать о том, что я вам проговорился. Вы пообещали мне. Улыбайтесь и делайте вид, что счастливы видеть своего дорого отца, потому что, если вы меня подставите, больше я в жизни не расскажу вам ничего.***
Отец лично встретил нас во внутреннем дворе. Вместо пышных одеяний на нём был лёгкий составной доспех из выкрашенной в алый цвет выделанной кожи. Почти в такой же был одет и Искандариэль, прикрывший отсутствующий глаз чёрной повязкой. Мы поклоном поприветствовали нашего отца-императора. — Гладкой ли была ваша дорога, дочери мои? До меня дошли тревожные вести о хвори, но я вижу, что теперь с вами всё в порядке, хвала богам! — «А если бы с нами всё же что-то случилось? Если бы узоры не помогли, что тогда?» — задавалась я вопросами, которые никогда не осмелилась бы озвучить. — Служанки помогут вам расположится, после чего вам надлежит немедля спуститься к ужину. Баннерет Альерик, подготовь подробный доклад о том, что происходит во дворце. После ужина я призову тебя к себе. — Слушаюсь, ваше величество! Мне казалось, что страж уже еле держится на ногах, ведь всю дорогу я не видела, чтобы сын генерала Морица ел или спал: если он не оставался на страже моего шатра или шатра Нейрид, то заботился о больных солдатах, отдавал приказы здоровым, и всё время был на ногах. Я с жалостью проводила его взглядом. Нам, как и ему не дали даже перевести дух: служанки поменяли мне наряд, и пришлось сразу появиться в обеденном зале. Я не успела рассмотреть ни саму крепость, ни, двор, ни внутреннее убранство — нас торопили, несмотря на то, что даже с учётом промедлений, мы поспели к установленному сроку. Обеденный зал, куда меня привели, был совсем прост — каменные очаги в стенах, длинный стол да узкие стулья с высокими спинками составляли практически всё убранство. В зале было довольно много людей. Я не знала, кто это, но они были явно из знати. По правую руку от отца сидел немолодой мужчина — уже лысеющий, с проседью в редких полосах. На его кафтане, застёгнутом наглухо до самого горла, блестела широкая золотая цепь и он постоянно промакивал лоб шелковым платком. Он не носил украшений в ушах, но на толстых пальцах, крепко вжатых в ножку кубка с вином, блестели массивные перстни. Смотрел он на нас исподлобья, словно мы с сестрой в чём-то провинились перед ним. Отец сделал знак всем присутствующим замолчать и поднялся со своего места. — Мои возлюбленные дочери. Хочу представить их вам: Старшая — Нейридиэль, жена моего наследника, будущая императрица Аклогонии. Пятая принцесса Амариаэль, дочь наречённой императрицы Хельги Хямяляйнен Нархольдской. — Это честь для меня, светлейшие принцессы, — в голосе мужчины не было ни теплоты, ни уважения; он всё так же хмуро рассматривал нас, не выпуская из рук кубка. — Король Ворска Рудолф Гертруд десятый от своего имени, — довольно просто представил его отец. — Сегодня он гость в нашем доме. Я едва удержалась от вопроса: если мы воюем с Ворском, то почему он вкушает хлеб и соль за нашим столом? Меня и Нейрид усадили по левую руку от отца на пустующие места. Я оглянулась в поисках Дамира, но ему за столом места не было — он стоял поодаль со жрецами, которые первыми пробовали подносимые блюда. Не стоило труда забыть, что он сын рабыни — его заносчивое поведение и регулярные оскорбления не были присущи остальным незаконным детям. Но они могли быть вхожи в центральный дворец лишь по приглашению самого императора. Дамириэль же свободно разгуливал, где хотел. Но, похоже, на этом его привилегии, как моего служителя-жреца, заканчивались. Передо мной поставили дымящийся обжигающе-горячий суп из кролика и овощей, и, несмотря на все переживания, я с усердием принялась за него, чувствуя небывалый прилив голода. Аккуратно прихлёбывая варево, я рассматривала гостей в их закрытой одежде, в которой, как я предполагала, было невыносимо жарко. Раз одеты они были, подобно своему королю, я сделала вывод, что они из Ворска. Такие же угрюмые, как и их правитель, мужчины женщины и дети молча поглощали свою пищу по правую сторону стола, глядя в свои тарелки. Что они делали в крепости? Означало ли это, что отец одержал победу и теперь принимал капитуляцию? Иных обьяснений происходящему я не смогла придумать. И сколько бы я не оглядывала присутствующих, я нигде не могла найти ни Эльора Эврё, ни членов из его семьи, ни кого бы то ни было из Фландилии в целом, и теперь окончательно запуталась. Отец же выглядел довольным: он ел и пил, и улыбался так, словно у него был в запасе какой-то сюрприз для гостей. Я никогда прежде не видела его в столь хорошем расположении духа. Я скосила взгляд на Нейрид. Она сливалась с гостями из Ворска — её лицо выражало крайнее недовольство. Искандариэль же напротив — улыбался, подкладывая ей самые лакомые кусочки из своей тарелки. Я невольно проследила за её взглядом. Она рассматривала жрецов, наблюдавших за трапезой. Может, даже думала о том же, о чем и я: о той жизни, которую проживает Дамир, будучи лишь сторонним наблюдателем того, как устраиваются судьбы законных детей. — Вы все знаете, для чего сегодня я открыл вам двери в чертог, — отец нарушил тягостную тишину и десятки лиц повернулись к нему. — Чтобы все стали свидетелями брака, который свяжет наши государства, подарит желанный мир и не позволит пролиться крови… Живот свело от нехорошего предчувствия, кровь отхлынула от лица. Я почувствовала, как холодеют мои пальцы, как их сводит судорогой и столовый прибор дрожит в руке. — Амариаэль, дочь моя, — голос отца был так ласков и приветлив, но мне казалось, что это кнут свистит, рассекая воздух, готовый с размаху опуститься на мои плечи. — Это Долф Гертруд Ворский, последний сын короля Ворска. — из-за стола поднялся мальчик. Я не дала бы ему и десяти лет. Он смотрел на меня испуганно, дрожал, но держался, как подобает принцу. — Завтра ты станешь его женой…