Город Сактунус. Остров Сактун. Рядовой Рингер Вимолт.
— За что… За что мне это? Ответа не последовало. Вокруг звучало мельтешение солдат, собирающих трупы и оружие, но на них я не обращал внимания. Меня это не волновало. Я лишь хотел получить ответы. Потому что я не понимал, почему все это произошло со мной? И за что? За какие такие грехи? Что я такого плохого сделал в своей жизни? Переспал с девушкой в четырнадцать? Тогда все было по согласию. Ударил отца, когда тот напился и хотел набить морду своему бригадиру? По-другому его остановить было нельзя. Да и почему вообще это должно иметь значение, если, воюя в рядах гвардии, убивая врагов Человечества и проливая кровь, нам будут прощены все грехи? Разве не так нам говорили священники Экклезиархии? И ведь я воевал. Я убивал. Я проливал кровь. Так почему я остался в живых, вновь оставшись один? Ответов снова не было. И вряд ли они появятся. Потому я просто недвижно сидел на коленях в воронке перед трупом сержанта Гингаша. Все слезы я уже выплакал после того, как очнулся, нашел бездыханное тело командира и осознал, что произошло. Внутри чувствовалась пустота, словно из меня вырвали огромный кусок. Мне так хотелось, чтобы он вновь начал раздавать приказы своим грубым холодным голосом. Каким бы он ни был человеком, какие бы ужасы, заставившие его радоваться собственной смерти, он ни видел, он был хорошим командиром, который всегда знал, что делать. За ним я был готов идти куда угодно. С ним всегда было чувство уверенности в том, что мы победим или хотя бы выберемся из передряг. Но теперь его не было. И он больше никогда не сможет повести нас за собой. Это чувство еще сильнее сжимало все внутри. Делало невыносимо больно. — Эй, парень… — послышался голос позади, совсем близко ко мне. Я не ответил. Не было ни сил, ни желания. Последовало молчание. Говоривший ничего не говорил. А может, ушел. Плевать. — В твоем отделении кто-то остался? — спросили меня. От вопроса стало больно. Напоминание. Еще одно напоминание о том, что я всех потерял. Снова. — Нет, — тихо сказал я охрипшим голосом. Горло невыносимо болело и першило. — Никого не осталось. Вновь тишина. Пускай. Мне нечего было говорить. — Соболезную, — это звучало искренне, от чего стало немного, совсем немного, легче. — Пойдем. Здесь уже нечего делать. На мое плечо опустилась чья-то рука, слабо его сжав. В этом жесте чувствовалась поддержка. Словно я теперь не остался один на один со своей болью. Я повернул голову, решив посмотреть на своего собеседника, и уперся взглядом в цепной меч, что свисал с пояса моего собеседника. Это удивило — только у некоторых людей мог быть цепной меч на поясе. Посмотрев вверх, я смог разглядеть лицо комиссара Мерцелиуса, что смотрел на меня двумя черными линзами своих аугментических глаз. Наверное, мне надо было сейчас встать по стойке «смирно», поприветствовать его должным образом. Но я этого не сделал. На это у меня не было сил. — Да. Вы правы, — коротко сказал я хриплым голосом. Горло прорезало болью. Здесь действительно уже нечего было делать. Скоро сюда явятся сборщики трупов, и у них будут вопросы, что я здесь делаю один. А я совсем не хотел с ними разговаривать. Я вообще ни с кем не хотел разговаривать. Разве что комиссар был исключением. Кое-как, но я все же встал на ноги, почувствовав, как по ногам расходится тепло. Я так долго сидел неподвижно, что они затекли. В последний раз я кинул взгляд на сержанта Гингаша. Моего командира, с которым я прошел почти всю эту войну. Подойдя к нему, я нагнулся и опустил ему веки. — Покойтесь с миром, сержант, — прохрипел я, после чего выпрямился и приложил руку к виску. Последняя дань уважения. Это все, что я мог для него теперь сделать. Вместе с комиссаром мы начали пробираться через бывшую Соборную Площадь. Везде лежали трупы гвардейцев, СПО-шников, штрафников, арбитров, орков и гретчинов. Все были выпотрошены, разорваны, обожжены, простреляны, разрублены и лежали вперемешку с органами, кусками мяса, конечностями, металлоломом и оружием. Что цепляло взгляд, все штрафники без исключения не имели голов. Но я уже привык ко всему этому. Сейчас меня это уже никак не волновало. — Будешь? — спросил меня комиссар, протягивая флягу. Я не стал отказываться. Взял ее и сделал несколько хороших глотков, даже не принюхиваясь. Горло обожгло с новой силой — это был крепкий амасек, пускай и довольно говеный. По телу сразу же пронеслась теплая волна, за которой последовали мурашки. — Спасибо, — поблагодарил я комиссара, возвращая ему флягу. — Всегда пожалуйста, — ответил Мерцелиус. — Я вот что хочу сказать. Знаю, тебе сейчас тяжело. И больно. Но как бы сейчас тяжело ни было — если ты жив, то надо держаться. Держаться и идти дальше. Или же ты в конце концов сломаешься и это будет маленькая победа для этих ублюдков. Не дай им тебя сломать. — Вы уже говорили мне это. Мерцелиус посмотрел на меня и его брови немного приподнялись. Он удивился. — Вот как. И когда? — Сентикрит. Комиссар задумался, подняв глаза кверху. Явно пытался вспомнить, когда такое было. — Припоминаю. Рядовой… Вимот? — Вимолт. Рингер, — поправил я его хриплым голосом. Я не удивился ошибке. Скорее, я удивился тому, что он вообще помнит о том далеком случае, когда я напился с горя по своему прошлому отделению и получал от него нагоняй. — Точно. Вспомнил. И снова молчание. Мы смогли выйти на одну из улиц и пошли дальше. Говорить было нечего, ни ему, ни мне. Лишь когда мы начали отдаляться от площади, я все же смог собрать мысли в кучку. — Мне… — прохрипел я, остановившись. — Мне надо найти офицера и доложить ему. Спасибо, господин комиссар. — Вообще-то я… Хотел тебе кое-что предложить, — сказал комиссар. — Предложить? — Мне нужен личный помощник. Я хотел бы взять тебя. Если ты не против, конечно. Подобное меня вогнало в ступор. Никогда бы не подумал, что мне предложат нечто подобное. Я был просто солдатом, который просто делал свою работу. Так же, как и тысячи, десятки тысяч подобных мне. Но потом мне пришло осознание. Мне некуда было идти. Меня отправят в новое отделение, где снова придется привыкать к новым лицам, к новым именам, к новому командиру. И если уж честно, я не хотел снова это проходить. Потому я понял: почему бы и нет? — Я согласен, господин комиссар, — прохрипел я. Комиссар слегка улыбнулся. — Тогда добро пожаловать ко мне на службу, Рингер, — произнес Мерцелиус, протягивая руку. Я ее сразу же пожал. Радости никакой не было. Все внутри продолжала сжимать боль и горечь утраты. Но во всяком случае, теперь была хоть какая-то определенность.Днем позже. Атолл Сунавил, объединенный штаб. Полковник Верманд Шеркин.
— Полковник, как имеющий здесь право говорить, я заявляю о своем протесте против подобного решения, — высказался арбитр-майоре Гундарг, прожигая меня взглядом. Получалось у него откровенно плохо. Я и не таким людям в глаза смотрел и не отворачивался. — Мы должны продолжать зачистку Сактунуса, а вместо этого вы приказываете полностью прекратить все операции и занять оборону! Это недопустимо! — Это вполне допустимо, арбитр-майоре, — сказал я подчеркнуто сухо и холодно. Пускай знает, что меня не особо волнуют его возмущения. — Благодаря поражению Корвуарского Орка и его бегству с поля боя, остальные зеленокожие восприняли это как своеобразный вакуум власти, который они теперь пытаются заполнить. — Вот именно, полковник! — продолжил Гундарг. Я уже не удивлялся тому, что меня тут перебивают. — Орки лишились своего командира, дезориентированы, неорганизованы! Мы обязаны атаковать сейчас, чтобы воспользоваться этим шансом и ускорить освобождение Сактуна! «А заодно и позволить тебе снова отправить штрафников на убой, ага…» — подумал я, удерживая в себе желание сказать это вслух. Становилось понятно, что у этого человека просто непреодолимое желание действовать, участвовать во всем этом, лишь бы написать в своей биографии новую главу, которая бы подняла его еще выше. Давать ему такой возможности я уже не собирался. Мне хватило бойни у Собора Святого Ингергарда. Пускай то были просто штрафники, однако подобное нерациональное использование солдат приводило даже меня в негодование. Гундарг не был предназначен для того, чтобы участвовать в полноценной войне. Может быть, он был хорош именно как арбитр, тут я судить не спешил, но вот военным он точно не был. — Нет никакого шанса, которым мы могли бы воспользоваться, арбитр-майоре, — ответил я все таким же спокойным голосом. — Сейчас орки начали бить друг друга, не обращая на нас никакого внимания. Любые наши действия против них станут катализатором их объединения, после чего их обороноспособность многократно возрастет. Потому я и приказал остановить наступление. Мы подождем, пока орки истощат свои силы в междоусобице, а затем добьем тех, кто выживет. Учитывая, что они лишились, насколько мы можем знать, единственного телепортариума, располагавшегося в Соборе Святого Ингергарда, мы можем не беспокоиться о том, что им придет какая-либо помощь. Арбитр задумался. Он понимал, что мои аргументы вполне жизнеспособны, но еще не мог согласиться с поражением. Упертость — эта черта его характера была, кажется, главенствующей у него. — Комиссар Мерцелиус, вы согласны с подобным планом? — спросил Гундарг, повернувшись к Мерцелиусу. Последняя, отчаянная попытка найти поддержку. Как-никак, комиссар был единственным, кто мог бы на меня оказать давление на этом собрании. — Полностью, арбитр-майоре, — сразу же сказал Августин, кивнув головой. — Не стоит мешать этим ублюдкам убивать друг друга. — Что ж, хорошо, — произнес арбитр. Можно было только позавидовать его актерскому мастерству: он никак не показывал свое разочарование по поводу того, что он сейчас понес небольшое поражение. А в том, что разочарование было, я даже не сомневался. — Я официально отзываю свой протест, полковник. — Благодарю, — произнес я, пытаясь все же проявить вежливость. «Будто меня сильно волнуют твои протесты…» — Пока что мы будем ждать и внимательно следить за ситуацией. Заодно мы сможем сделать необходимую передышку и подтянуть артиллерийскую поддержку, которая прибудет уже завтра. Этот вопрос был, пожалуй, самым актуальным. Перед тем, как атаковать Соборную Площадь, Корвуарский Орк атаковал по очереди все артиллерийские позиции, уничтожив все орудия. Эта тварь осознавала опасность, которую представляла наша артиллерия, и решил ее ликвидировать. А учитывая наличие у него телепортариума, сделать ему это не составляло особого труда. Умно, что тут еще сказать. — На этом пока что все. Действуем согласно составленным планам, — произнес я, после чего голограммы арбитра, СПО-шников и магоса-доминуса отключились. Оставались только я, майоры и комиссар, который попросил всех нас остаться для какого-то объявления. — Комиссар, вам слово. — Благодарю, полковник, — сказал Мерцелиус спокойным тоном. — Я попросил вас всех остаться после совещания, так как, согласно одной из инструкций, должен сообщить одну важную новость. «Так, а вот теперь я волнуюсь…» — подумалось мне, так как слышать от комиссара подобное было как минимум необычно. — С сожалением я должен сообщить всем вам, что сержант Фолкир Гингаш пал в бою на Соборной Площади во время штурма Собора Святого Ингергарда. — Нет… — шепотом вырвалось из Себастьяна. Его глаза широко раскрылись и уставились на комиссара. Лотим и Гунарт отреагировали примерно так же — на их лицах читался неприкрытый шок. — Проклятье…- все же сказал майор Монтиас. Я же не мог выдавить из себя ни слова. Я знал Фолкира. Знал столько, сколько себя помнил в гвардии. Сломанный, прожженный насквозь войной, продолжавший воевать в первых рядах, отказываясь от всякого повышения, он был человеком, с которым было очень сложно общаться, но он все равно оставался товарищем для всех нас, «стариков», что выжили после Меркона. Было сложно поверить в то, что его больше нет. Я всегда знал, что это может произойти, что в любой момент нам могут сообщить эту новость, ведь он всегда шел вперед, но столкнуться с этим вот так, принять — это было совсем другое. Император Милостивый, к этому невозможно было подготовиться. — С… Спасибо, комиссар… Что сообщили… — кое-как выдавил я из себя. Внутри я чувствовал, как все сильнее разрастается горечь от потери еще одного человека, которого я мог называть братом, и ярость на зеленокожих ублюдков, что убили его. Наступило молчание. Комиссар ничего не ответил, не пытался сказать «соболезную» или что-то в этом духе. Наверное, понимал, что это бессмысленно. А может, он просто решил не лицемерить, ведь ему вряд ли есть хоть какое-то дело до Гингаша, учитывая, что они вообще не были знакомы. Затем голограмма комиссара отключилась. Вот так просто, без лишних слов. За это я был ему благодарен. Сейчас, ничего не говоря и просто молча прервав связь, он сделал намного больше, чем какой-нибудь сочувствующей речью, которую бы сказал кто-то на его месте. Все же он был хорошим комиссаром. Он знал, когда нужно говорить, а когда — молчать. — Надо сообщить остальным, — произнес Лотим убитым голосом. Он был прав. Для всех остальных Фолкир тоже был другом. Кто-то знал его меньше, кто-то больше, но мы все здесь были своеобразной семьей. Семьей, что медленно умирала, по кусочку, один за другим. Ничего не говоря, я набрал необходимые комбинации рун на панели управления голопроектором, пометив сообщения, как «ЛС-2». Это означало «Лично-срочно, второго уровня», то есть на его все же стоило ответить, но если сейчас ведется какое-то совещание или бой, то его можно проигнорировать и вернуться к нему позже. Ответили все, кроме Курца, чему я не удивился. Он всегда ставил работу выше личных отношений. К тому же этой самой работы у него было довольно много. Еще семь голов появились по бокам от меня, светясь зеленым светом. — Я так понимаю, произошло что-то действительно важное. Вопрос, что именно? — произнес Кимурт. Остальные заинтересованными и немного взволнованными взглядами смотрели на меня. — Фолкир погиб, — сказал я прямо. Не следовало как-то пытаться ходить вокруг да около. От этого было бы только больнее. Все присутствующие молчали. На их лицах читался шок, осознание, а потом и горечь. Так и мы молчали примерно минуту, которая, как мне казалось, длилась целую вечность. — Суки… — произнес Линдан Лекрим с такой злобой в голосе, какую я от него слышал только лишь один раз. Его я старался не вспоминать. — Еще один ушел. Скоро все за ним пойдем, — высказался Хонгуш Окингар. Он всегда отличался подобными мыслями. — Помянуть надо, — высказал предложение Себастьян. Его голос сейчас был пропитан печалью и горечью. Я его понимал. — Согласен, — сразу же согласился я. Еще неизвестно, когда сможем собраться всем вместе, чтобы вспомнить друга и проводить его в последний путь, как мы всегда делали с оставшимися «стариками», но хотя бы пропустить по стаканчику можно было и сейчас. — Константин, — повернулся я к своему секретарю, что сидел позади. По одному только взгляду на его лицо было понятно, что он так же, как и все остальные, сейчас ощущал боль от новости о гибели Фолкира. В его руках уже находилась бутылка амасека, который он разливал по двум металлическим рюмкам. Он все понимал без слов. Верный, незаменимый помощник, на которого я так часто не обращал внимания. Хотя ему как раз нравилось, что на него не особо обращают внимание. Встав из-за стола, он протянул мне рюмку и встал рядом. Остальные, как я понял, уже также были готовы. У всех всегда под рукой было что-то крепкое. — За Фолкира. Упокой Бог-Император его душу, — произнес я, протягивая рюмку вперед. Остальные, как я знал, делали сейчас также, пускай я и не мог этого увидеть. — За Фол… Голоса вмиг прервались. Все до единого голоизображения зарябили, издавая противное, зависающее шипение, а затем отключились, и передо мной теперь светились десять табличек с ярко-красными надписями «Связь потеряна». Все внутри словно оборвалось. По спине пробежали мурашки. Я уже видел это. Как минимум было слишком похоже. — Связной? — крикнул я. Голос подрагивал. Сейчас я начинал чувствовать самый настоящий страх. Страх от мысли, что может последовать за этими проблемами со связью, если мое самое страшное подозрение себя оправдает. — Нас… глушат, сэр… — проговорил через несколько секунд связной, что сидел за тканевой перегородкой. И проговорил он это с нескрываемым ужасом. — Блять…- только и смог выдохнуть я, пытаясь осознать, что происходит. В прошлый раз за этим глушением связи последовала самая массированная атака на остров Сентикрит, которая привела к уничтожению кузни «Тамволь» и огромным потерям среди СПО. Что Корвуарский Орк выдаст на этот раз, можно было только гадать. Но я мог точно сказать, что ничего хорошего.В это же время. Город Сактунус, остров Сактун. Комиссар Августин Мерцелиус.
Нажав на красную кнопку, я прервал связь с полковником. Сейчас ему не нужны были ни соболезнования от, по сути, незнакомого человека, ни еще поддержка, потому я решил просто отключиться — так будет лучше. Лично я подозревал, что эта новость сильно ударит по нему — все же не просто так в Комиссариате лежал документ, согласно которому в случае каких-либо ситуаций с Фолкиром Гингашем необходимо было срочно сообщить об этом полковнику. Однако я все же не ожидал, что вся эта ситуация ударит по нему настолько сильно. Только сказав эту новость, я увидел, как из полковника словно вытащили стержень, что поддерживал его постоянно в форме, после чего он словно начал разваливаться. Из офицера, что командовал не просто полком, а всей планетарной обороной, он в один момент превратился в опечаленного, опустошенного человека, которого было откровенно жаль. И по всей видимости, этот сержант был ему очень важен, раз он так отреагировал на его смерть. Во всяком случае, лезть во все это я не собирался. Не мое это дело. Единственное, что от меня требовалось, это следовать дальше полученным инструкциям. Согласно им, в случае гибели Гингаша, предписывалось сохранить тело и в ближайшее время доставить в штаб полковника. Да, это самое «предписание» было на самом деле «личной просьбой» полковника, но для меня большего и не надо было — если полковник просил, я отказывать ему не собирался. С ним надо поддерживать хорошие отношения. Вроде бы они были вполне себе нормальные, но отношения на то и отношения — они непостоянные и портятся очень быстро из-за всякой ерунды. Выйдя из подвала одного из домов, который был переоборудован в центр связи, я направился к выходу, где меня уже поджидал мой новоявленный помощник — Рингер Вимолт. Мне было сложно сказать, почему я взял его к себе. В какой-то мере, это была простая, человеческая жалость. Он потерял все свое отделение, своего командира, и остался один. Я даже представлять не хотел, как сейчас ему было тяжело. С другой же стороны, мне хотелось спасти его. Было понятно, что такие трагедии не пройдут незаметно и парень наверняка попытается наложить на себя руки. Нельзя было этого допустить. Пускай я был комиссаром, а он простым, неизвестным мне гвардейцем, которого я едва ли знал, просто так его оставить я не мог. Не мог, и все тут. Да, вокруг были сотни гвардейцев, которым наверняка нужна была помощь, но следовало признать — помочь всем не выйдет при всем желании. Но если я мог помочь хотя бы одному человеку избежать петли или выстрела из лазгана, я должен был это сделать. По-другому было нельзя. Никак. Правда, теперь я еще и чувствовал за парня своего рода ответственность. Как оказалось, я уже однажды помог ему. Когда-то, довольно давно, еще на Сентикрите, я действительно помог ему наставлением, когда отчитывал его за пьянку. Кто бы мог подумать, что я с ним снова встречусь, спустя столько времени. И как-то без разницы, это самое «столько» — это лишь пару месяцев. За это время успело произойти достаточно много. Потому теперь я не хотел отпускать парня куда-то еще. Я чувствовал, что раз уж однажды я ему помог, то и на этот раз должен. Должен — и все тут. К тому же стоило признать, мне помощник действительно был нужен, а забирать к себе кого-то, кого придется выдергивать из отделения, я как-то не решался. Выйдя из подъезда дома, я подошел к гвардейцу, что сидел на лавочке с закрытым правым глазом. Наверное, пытался уснуть. За то, что он тут сидит без дела один, его наверняка бы уже попытались расспросить, однако алая повязка на левой руке с символом Комиссариата явно отбивала желание у каждого к нему приближаться. Я, конечно, не был уверен, но кажется, его сейчас это вполне устраивало. Ему нужно было побыть одному, смириться со всей ситуацией окончательно. — Пошли, Рингер, — сказал я. Вимолт сразу же открыл глаз и встал передо мной, но без какого-то энтузиазма. Я еще вчера сказал ему, что не нужно выпрыгивать передо мной из штанов, а он не сильно пытался мне перечить. Скорее всего, ему не очень-то и хотелось передо мной танцевать «по уставу», что было вполне понятно. Спокойным шагом, я направился в сторону одного из «моргов», чтобы проследить за упаковкой тела сержанта Гингаша. Необходимо было, чтобы полковник узнал о том, что я лично проследил за всем этим до самой отправки шаттлом. К тому же так меньше шансов на возникновении каких-либо эксцессов. Что тут скажешь — присутствие важных шишек в поле зрения вызывает у окружающих приступ внимательности, трудолюбия и целеустремленности. Собственно, в моей прошлой жизни всегда было также. После этого требовалось отправиться в лазарет. Пока что в городе воцарилось своеобразное затишье, которое заключалось в том, что орки теперь били не нас, а друг друга, разделившись на банды, в то время как мы получили возможность перевести дух. И раненые были сейчас на особом счету. Их было много. Очень много. А потому следовало сейчас поговорить с ними, чтобы поднять боевой дух. Потом по плану была проверка некоторых участков передовой, чтобы подбодрить солдат и напомнить им о важности приказа полковника «не вступать в бой». А во время исполнения этих двух пунктов надо было найти место, чтобы перекусить. «Напряженное расписание…» — подумал я про себя, понимая, что дел сегодня у меня действительно много. Но по-другому было нельзя. Я комиссар, и надо было соответствовать своему образу. Как же меня иногда от этого тошнило. Идти надо было куда-то в другой район, так что мы с Рингером направились в путь. Брать себе какой-то транспорт я не стал — хотелось просто прогуляться, благо погода была примерно на уровне «тепло, но не жарко», что было довольно редким явлением. Сам город казался мне немного жутким. Большая часть зданий повреждены или вообще разрушены, дороги разбиты и засыпаны обломками, а отсутствие стекол превращало окна в черные квадраты. Но больше всего угнетала тишина. Да, где-то вдалеке слышались постоянные выстрелы, очереди и взрывы, но это было другое. Тут не было звуков города, не было людей. Большая часть гвардейцев была или на линии фронта, или на различных объектах в роли охраны, потому на улицах не было ни души. Лишь редкие «Химеры» и грузовики снабжения проезжали мимо нас, гремя двигателями намного громче, чем хотелось бы — эхо тут было довольно неприятным. Все это навевало неприятные мысли. Раньше этот город кипел жизнью. Люди жили и работали, дети играли друг с другом, пары занимались любовью, друзья выпивали вместе. Но теперь город был разрушен. Превращен орками в бетонную безжизненную пустошь. Внутри меня начал подниматься гнев, ярость и ненависть к этим зеленокожим ублюдкам. И что самое странное, я не мог точно сказать, чьи именно это чувства — самого Мерцелиуса или мои. Раньше, когда я только появился в этом мире, я ощущал, как остатки личности прошлого хозяина тела реагируют на один только вид ксеносов — приходилось даже себя сдерживать, чтобы не лезть на рожон. Но теперь, после всего увиденного, всего пережитого, я чувствовал, что сам по-настоящему ненавижу орков — этих диких, свирепых, жестоких тварей, которые разрушительной волной проносились по всему, что видели, уничтожая все живое и оставляя за собой зараженные земли, которые затем приходилось сжигать дотла, превращая зеленые джунгли, наполненные жизнью, в черную, выжженную землю, покрытую пеплом и обуглившимися стволами деревьев. Как бы я хотел, чтобы всего этого никогда не было. Или хотя бы забыть это все навсегда. К сожалению, это были только мечты, которые никогда не сбудутся, потому мне оставалось только идти вперед. Минут через сорок мы уже были на месте, но только мы подошли ко входу большого здания с надписью «РЫНОК» наверху, я заметил, что вокруг него развели какую-то бурную деятельность. Гвардейцы бегали, выкрикивали приказы как можно громче, устанавливали тяжелое вооружение, при этом полностью прекратив выгрузку тел. Что-то здесь было не так. — Рядовой, что здесь происходит? — спросил я у первого попавшегося мне гвардейца, что вместе с напарником готовил к бою «Мясника», установленного в большой дыре в бетонной стене здания. — Вокс-эфир глушится, господин комиссар! Объявлена боевая тревога! — выговорил солдат, вытянувшись передо мной. «Блять…» — только и смог подумать я. А затем на мою голову свалилось полное осознание ситуации. Лишь один раз нам глушили связь. И это закончилось очень плохо для всех. Ничего не сказав, я развернулся и вместе с Рингером побежал обратно. Мне уже было не до тела какого-то сержанта, пускай и особенного для полковника. Сейчас мне нужно было в штаб — и срочно. Помощник позади молчал и лишь равномерно дышал при беге. Паника все больше и больше нарастала во мне. Что на этот раз могут выкинуть орки? Еще одно контрнаступление по всем направлениям? Это было маловероятно — орки в городе были разобщены. Нападение извне? Вполне возможно. Пускай нас защищает кольцо из вооруженных кораблей, орков это не остановит. Или же эти твари придумают что-то совсем другое. Так или иначе, мне необходимо было в штаб, чтобы знать всю ситуацию. К тому же в штабе было намного безопаснее. И только мы уже приближались к штабу, здание которого виднелось через широкий проспект, я обратил внимание на какой-то странный гул. Вначале он был тихим и едва заметным, но с каждой минутой он становился все сильнее и сильнее, из-за чего его уже не получалось игнорировать. А спустя несколько секунд я понял, что этот гул могла издавать только одна вещь, которую я знал: реактивный двигатель. Гул стал еще громче, и я обернулся на то место, откуда он доносился. Там, впереди, с юга, на огромной скорости неслось непонятное пятно. Проследив за ним взглядом и приблизив изображение моих новых глаз, я понял, что это был небольшой реактивный самолет, по форме напоминавший летающее крыло с длинной кабиной, выкрашенный в красный цвет. Он с уже оглушительным грохотом пролетел мимо нас, а затем сбросил несколько черных цилиндров из-под своего днища. Те полетели вниз и скрылись за зданиями, а спустя несколько секунд до нас донеслись хлопки взрывов. Бомбардировка. Нас бомбили. — Ебаный в рот… — выговорился я, ощущая, как внутри у меня уже была не паника. Внутри у меня сейчас кипел самый настоящий ужас. Гул лишь ненадолго стих, но затем начал нарастать с новой силой. Мимо нас пролетел новый самолет, немного дальше предыдущего. Он сбросил куда-то одну большую бомбу размером с железнодорожную цистерну, и от места, куда она упала, прогремел настолько мощный взрыв, что я почувствовал мощную вибрацию в асфальте, от которой все тело пробила мелкая дрожь. Третий на пару с четвертым выпустил несколько десятков ярко светящихся ракет, оставлявшие за собой шлейфы белого дыма. Многие из них просто рухнули, словно брошенные мячики, другие закрутились всевозможными петлями, а остальные пролетели ровно, как пули. С их стороны послышались множественные взрывы. Позади нас прозвучало три новых громких хлопка. — Бежим, быстро! — крикнул я Рингеру. Нам нужно было найти укрытие. И пока что мне в голову приходило одно решение — руины. Да, в штабе был подвал и там можно было спрятаться, но разрушенные здания даже орки вряд ли будут бомбить. У них наверняка будут цели получше, и штаб как раз был такой целью. Не медля, мы вдвоем перебежали небольшую улицу и вбежали в кучу руин из красного кирпича и бетонных обломков, которые раньше были домом — в нем уцелел только первый этаж, и то только наружные стены, за одной из которых мы и укрылись, высматривая происходящее через уцелевший оконный проем. Накал вокруг нарастал. Вперед пролетели сразу же три самолета, сбросившие несколько десятков бомб на город, которые вскоре прогремели чередой приглушенных хлопков. Уже спустя секунду где-то вдалеке послышался еще один оглушительный взрыв, поднявший ударной волной ветер и пыль на улицах и заставивший нас обоих вздрогнуть. — Господин комиссар, вам надо в укрытие! — прокричал Рингер. В его голосе не было страха. Только волнение и уверенность в собственных словах. Где-то вдалеке, наверное, в нескольких километрах, прозвучало два громких хлопка. — Мы уже в нем. Подвалы небезопасны, а руины эти твари вряд ли будут бомбить. Рингер только кивнул. Или согласился, или просто не хотел спорить. Позади нас прозвучали новые взрывы, со стороны морга. Явно попали по ним. Еще один самолет, напоминавший просто летающий равносторонний треугольник, пролетел рядом с проспектом, возле которого мы и прятались, и на наших глазах сбросил несколько снарядов на крупное и довольно целое здание, используемое в качестве госпиталя для инвалидов, которые нуждались в аугментации. Бомбы пробили крышу госпиталя, и самолет улетел дальше. Ничего не происходило. «Пронесло… Не взорвались…» — радостно подумал я. И в этот момент здание словно лопнуло изнутри с оглушительным грохотом, разбрасывая огромные языки пламени и тысячи обломков. Ударная волна врезалась в меня и Рингера, сбивая с ног. — Ублюдки… — проговорил Рингер едва слышимым во всем этом гуле реактивных двигателей голосом. — Это уж точно, — согласился я, пытаясь встать на ноги. Но стоило мне только подняться, как мимо нас пронеслась яркая вспышка, оставившая дымный след. Прогремел новый взрыв, и на этот раз это был наш штаб, половина которого сразу же обрушилась. Еще две ракеты добили его полностью, и теперь он представлял собой лишь груду обломков. «Хорошо, что не побежали туда…» — понял я. У меня не было уверенности, что местные подвалы выдержали бы подобное. — Господин комиссар, их еще больше! — вновь прокричал Рингер. Я посмотрел туда, куда смотрел он. И в тот же момент просто лишился дара речи. Впереди, все также с юга, на нас летели новые самолеты. Тысячи новых самолетов. На фоне голубого неба их черные силуэты, летящие на разных высотах, напоминали огромный рой насекомых. А высоко в небе летели другие самолеты, оставлявшие за собой сотни белых линий. Нас еще не бомбили. Все те самолеты, что мы видели, просто были самыми первыми, самыми быстрыми. Но вот теперь на нас шла основная армада. «От них не спрятаться…» — копошилась у меня в голове мысль. Мне было страшно. Осознание самого масштаба того, что на нас надвигалось, ужасало. По-настоящему ужасало. — Господин комиссар! — услышал я голос Рингера рядом с собой, после чего ощутил резкий удар в плечо. Это вывело меня из ступора. Мысли вновь обрели ясность. — Нам надо бежать! В канализацию! В голове словно произошел взрыв. «Точно! Канализация!» — проговорил я сам себе. Про нее я вообще не вспомнил. Я ничего не ответил. Не теряя времени, мы выбежали из кучи руин и побежали, пытаясь найти хоть какой-то канализационный люк. Хотя я даже сказать не мог, видел ли я хоть один за целый день. Вдалеке послышались новые взрывы. Они звучали часто, по несколько десятков в секунду. «Ковровая бомбардировка», — возникла у меня мысль, но не моя. Я словно помнил подобный звук. Мерцелиус его помнил. Я понимал, что это значит. Нам не выжить, если не найдем укрытия. Потому мы продолжали искать, не останавливаясь. Легкие начинали гореть огнем. Я забывал следить за дыханием, жадно глотая воздух и пытаясь всмотреться в асфальт. «Ну где, где же он?!» — вопрошал я сам у себя, пока Рингер бежал рядом со мной. Армада приближалась. Если раньше гул реактивных двигателей был громким, почти оглушающим, то теперь он становился просто невыносимым. Но внезапно все отошло на второй план. Пробегая по дороге, я разглядел желанный металлический диск. — Нашел! — крикнул я, обращаясь к Рингеру, и подбежал к люку. Он был наполовину завален куском бетонной плиты. — Хватайся! Я и мой помощник попытались руками оттолкнуть обломок, но тот не сдвинулся ни на миллиметр. — Блять… Блять-блять-блять… — шипел я, пытаясь оттолкнуться ногами от асфальта. — Не выйдет, господин комиссар! — крикнул Рингер. Его уже практически не было слышно из-за гула. Он был прав. Мне пришлось признать, что он был прав. Это был первый люк, который мы нашли, но воспользоваться им были не в состоянии. Канонады взрывов становились все ближе. Орки сбрасывали на город тысячи бомб, превращая его в труху. Мы вновь побежали. Еще быстрее прежнего. Нам нужно было найти чертов люк, срочно, сейчас! И к счастью, мы смогли его найти. На наше счастье он не был чем-то заблокирован. Достав нож, Рингер просунул его в прорезь между металлической крышкой и краем люка. Толкнув его вниз, он смог приподнять крышку, которую я сразу же поймал руками и поднял, после чего выкинул в сторону. Внизу виднелся черный проход, немного освещаемый дневным светом, и ржавая лестница, представлявшая собой металлические ручки, вбитые в кирпич. Почти сразу же я полез внутрь, пытаясь как можно скорее перебирать ногами и руками, крепко хватаясь за ручки. Делать это было сложнее с каждой секундой, так как чем ниже я спускался, тем меньше становилось света. Вскоре и вовсе пришлось делать все на ощупь. В один момент ручка под левой ногой отвалилась, правая нога соскользнула, руки не удержали вес тела, и я полетел вниз. Острая боль в стопе, вывернутой во внутрь, пронзила меня почти сразу же. Вскрикнув, я упал на пол, чувствуя, как любая попытка пошевелить стопой отзывалась еще большей болью. При том, что она даже не шевелилась, застряв в одном положении. — Сука… Блять… — матерился я, пока пытался как-то собраться с мыслями. «Вывих…» — возникла мысль, которая меня совсем не обрадовала. — Господин комиссар, я сейчас! — крикнул мне Рингер, который спускался за мной. — Осторожно… Сломаться может… — произнес я, пытаясь нащупать анестезию. Надо было избавиться от боли. — Что у вас? — коротко спросил помощник, включив небольшой фонарик и посветив мне в глаза. — Вывих… Правая нога… Достань обезболивающее… Рингер ничего не ответил и почти сразу же полез в свою аптечку, доставая оттуда шприц-тюбик, который сразу же вколол мне в ногу, отодвинув штанину брюк. Послышалась череда мощных взрывов совсем рядом с нами. Стенки канализации начали вибрировать. «Хоть бы выдержали…» — подумал я. Если они обвалятся, то эта канализация станет нашей могилой. Боль постепенно уходила. Я пытался восстановить дыхание, делая глубокие вдохи и выдохи. Взрывы стали еще ближе. Вибрация превратилась в тряску. Где-то с грохотом разрушилось еще одно здание, совсем рядом с нами. — Надо вправить, — коротко произнес Рингер, осматривая мою стопу, выгнутую и зафиксированную под неестественным углом. — Давай. Сняв с меня ботинок и носок, мой помощник поудобнее взялся за стопу и резко дернул в сторону, вправляя на место. Я почувствовал лишь легкий толчок — повезло, что была анестезия. — Спасибо… — проговорил я, пока Рингер пытался наложить бинт на ногу. — Это моя работа, господин комиссар. Не стоит, — ответил гвардеец, явно немного удивленный. — Может, и работа, но все равно спасибо, что ты ее сделал. — Хм… Всегда пожалуйста, господин комиссар. Как только Рингер закончил с бинтом, я отодвинулся к стенке туннеля и обулся. Что в одну, что в другую сторону виднелась только темнота, докуда хватало света фонарика. Ночного видения в моих глазах не было, так разглядеть я ничего не мог сверх того, на что была способна обычная камера или человеческий глаз. Грохот снаружи продолжался. Тряска тоже. Многие взрывы происходили так близко, что от них все внутренности скукоживались. — Бог-Император милостивый, защити нас от ненастья, сохрани жизни наши, ибо верны мы Имени Твоему и Закону Твоему… — шептал про себя Рингер, закрыв правый глаз и сложив на груди руки птичкой. Я не молился. Я лишь надеялся, что мы сможем пережить все это. Нам оставалось только ждать.