Спустя шесть дней. Аквилария, пункт сбора добровольцев. Комиссар Августин Мерцелиус.
— …в ряды Имперской Гвардии! — глаголил мой голос по радио, стоявшего на моем столе. — Бог-Император благословляет храбрых сердцем солдат, что готовы посвятить свою жизнь защите Империума Человечества от нечестивых врагов, что посягают на его границы! — Это была речь многоуважаемого полкового комиссара, Августина Мерцелиуса, касательно объявления призыва добровольцев из числа солдат Сил Планетарной Обороны в ряды пятнадцатого верлонского полка Имперской Гвардии, сделанного сегодня утром полковником Вермандом Шеркиным. Напоминаем, что пункты сбора добровольцев уже открыты по следующим адресам… Дальше я особо не слушал — там должны были зачитать кучу адресов в десяти самых крупных городах планеты, куда могли прибыть те СПО-шники, которые проходили службу и отправились на гражданку, перейдя в разряд резервистов. Среди СПО-шников, что остались, была своя система, отдельная. Я же сейчас сидел за рабочим столом в ожидании прибытия тех, кто все же решится послужить Императору в рядах Гвардии. Вообще это была работа не для полкового комиссара, но тут уже выбора у меня особо не было — все дело было в жесточайшем дефиците кадров из числа полка. Ведь сейчас все солдаты были заперты на островах в ожидании эвакуации. Потому все это было взвалено на мои плечи. Мои, и еще нескольких десятков секретарей СПО, которых призвали под мое начало на это время. Благо сделать это теперь было проще простого: из-за смерти Домиарта мне пришлось самому взять на себя обязанность комиссара СПО, объявив о его неожиданной кончине вследствие сердечного приступа по пути на работу. Реакция на это была практически нулевой — разве что губернатор, маршал, полковник и даже главы Домов прислали письма с «искренними» соболезнованиями по поводу всего этого. Насколько всем им было на самом деле похуй на смерть Домиарта, можно было только догадываться. Теперь же, после напряженных совещаний с «маркетологами» из министерства информации касательно изменений и утверждений в планах, после попыток разобраться со всем тем, что делал Домиарт, работая в СПО, и после приготовлений к этому дню, все было готово. Полковник, губернатор и я сказали свое слово по радио, и теперь оставалось только ждать. — Блин, кажись, нам тут целый день сидеть, пока хоть кто-то придет, — пожаловался тихо Аскирт, сидевший справа от меня. И он, и Рингер должны были изображать из себя мой почетный караул, стоя по стойке смирно, чисто выбритые, в отдраенной до блеска броне, на которой, правда, уже были некоторые попадания от различных пуль, осколков и тому подобного. Посмотришь на них, сразу видно — ветераны. — Посмотрим, — небрежно бросил я. — Главное, чтобы пришли. — Уж поверь мне, — продолжил мой друг. — Учитывая, сколько выдают добровольцам, тут скоро отбоя не будет от желающих послужить. Даже страшно представить, что было бы, объяви полковник призыв среди вообще всех желающих. — Что, настолько много было бы? — удивился я. — Пф-ф, спрашиваешь? За такие деньги куда угодно полезут. — Ты ведь понимаешь, что это деньги не для них, а для семей? — задал я вопрос Аскирту, решив уточнить эту небольшую деталь. — И я о том же. Ради шанса свалить отсюда, обеспечив семью, тут готовы пойти на все. Помню, однажды один вольный торговец сюда прилетел. Кучу всего распродал, еще кучу всякого купил, а потом объявил набор в команду. У него типа какой-то крейсер был и эсмиц… эсминц… — Эсминец? — поправил я друга. — Во, точно, эсминец! — воскликнул бывший СПО-шник так, словно хотел крикнуть «Эврика!». — Так вот, он и объявил: кто к нему пойдет, тому аванс заплатит для семьи. Желающих — дох… ну, короче, много было. Там потом выбрали тысяч десять вроде, крепких таких мужиков, а нужно было пять. И в общем он сказал — деритесь. Типа устроил дуэли. Как итог — пять тысяч победителей, пять тысяч проигравших. — Я так понимаю, возражать против такой системы никто не стал? — спросил Рингер. Каждый раз, когда он все же решался что-то сказать, меня это слегка удивляло. Он был достаточно молчаливым парнем. — Естественно! — сказал Аскирт, как само собой разумеющееся. — Тут многие мечтают свалить отсюда. Подальше от всего этого дерьма. — Вы не так уж плохо тут и живете, — возразил Вимолт с голосом, каким обычно что-то объясняют учителя. — Да неужели? — саркастично возразил мой друг. — Вроде как, у вас на Верлоне не так уж и плохо. Ваши рассказывали. — Нам… Нам рассказывал сержант, упокой Император его душу, — немного опечаленно начал гвардеец. — Он с Ретрогана, как и полковник. Рассказывал иногда про разные миры, где ему довелось быть. И вот один мне особенно запомнился. Орамиарт Квинтус. Там все люди живут под землей, работая на шахтах и заводах. На поверхности — ничего, только голый камень. И теперь представь, каково там: жить в коридорах высотой два с половиной метра, спать в комнатушке на двенадцать квадратов, не видеть ни травы, ни неба, ни солнца, питаться питательными батончиками без всякого вкуса и запивать их водой из-под крана. И тебе некуда идти, некуда сбежать. Ты заперт под землей. Ты родишься там и там же умрешь, никогда не увидев ничего, кроме коридоров. Рингер замолчал. Его единственный глаз смотрел словно в никуда — парень явно сейчас был где-то ближе к своим мыслям, чем к нам. — Ты так говоришь, будто там и родился, — немного удивился Аскирт. Меня и самого, признаться честно, удивило, как об этом рассказывал Рингер. — Нет. Просто сержант очень живо об этом рассказывал. И мне тогда стало жутко… От одной только мысли прожить всю жизнь вот так, под землей, не видя ничего, кроме стен, пола и потолка… — Ладно-ладно, беру свои слова обратно, — признал Аскирт, поднимая ладони перед собой. — То, что ты описал — реально стремное дерьмо. Но все же у нас жизнь тоже не в радость. Пашешь за гроши, а начальники жируют. А чтобы тоже начать жировать, надо жопу вылизывать начальнику, чтобы он смиловался над тобой, обратил на тебя внимание и, может быть, дал какую-то должность при себе. Потому что если ты не его родственник, друг, друг родственника, родственник друга и так далее, тому подобное, то хер ты что можешь. Ты никто и звать тебя никак. — Верлон во всей красе, — с нескрываемым сарказмом произнес Рингер, смотря глазом вперед и немного вверх, словно вспоминал о своем родном мире. После этого мы продолжили говорить обо всяком, пока остальные секретари также разбились по группкам и болтали о том о сем. А где-то через час, к моему удивлению, подтянулись первые добровольцы. — Здесь записываться в гвардию? — проговорил рыжий коротко стриженный мужчина лет тридцати. В руках у него была большая наплечная сумка. Явно подготовился. — Присаживайтесь, — показал я на стул перед собой. — Документы. Рыжий сразу же дал свой паспорт. Как оказалось, на этой планете не существовало таких понятий, как идентификационный номер, диплом, воинский билет, трудовая книжка и все прочее — тут все заменял один-единственный паспорт, в который и делали все пометки. С одной стороны, и удобно, а с другой — это выглядело так, словно всем было пофигу на людей и какие у них там документы: лишь бы были. — И по какой причине решили к нам пойти, если не секрет? — решил я спросить, чтобы не сидеть вот так в тишине, одновременно заполняя бланк добровольца. В этот момент прозвучал щелчок — местный фотограф уже начал работать во благо местных газет. Оператор с камерой, стоявший рядом, также начал съемку. Его взяли для полковой хроники из столичной киностудии — как-никак, важно было запечатлеть первый призыв добровольцев на другой планете. — Служить Императору, защищать Империум. Раз зовут, значит, нужно. По-другому никак ведь, — искренне ответил мужик. Или он очень хорошо притворялся искренним. Всякое может быть. Я ни в чем уверен не был, особенно после рассказов Аскирта. — Похвально, мистер Ондас, похвально, — сказал я, заканчивая с бланком. — Но для начала проверим ваши навыки, и там уже посмотрим. — А что, к вам не сразу зачисляют? — немного удивился доброволец, изогнув левую бровь. — Вначале проверка всего того, что вы можете. Отбор у нас жесточайший, так что выкладывайтесь на все сто, — дал я совет. — На все… сто? — Имвар, как звали рыжего по паспорту, непонимающе на меня уставился. — В смысле, покажите все, на что способны, — поправился я. Иногда меня начинало раздражать то, что люди меня не всегда понимали. — А, да, конечно! — оживленно произнес рыжик, после чего я расписался на бланке, поставил печать и протянул его собеседнику. — Тогда удачи, мистер Ондас. Вам сейчас к той двери, вас проводят, но для начала, — я встал, протягивая руку для рукопожатия. — Поздравляю вас, как первого добровольца, пришедшего на этот пункт. — Рад служить! — сразу же произнес взволнованно мужик, крепко пожимая мне руку. Фотограф щелкнул и кивнул, показывая, что все сделано, и убежал к другим добровольцам. Сейчас их было еще три, а у него было задание запечатлеть первую десятку. Рыжик быстрым шагом направился к нужной двери. Оттуда он попадет в зал ожидания, откуда всех на грузовиках отправят на полигон для трехдневной проверки всех необходимых показателей под наблюдением выделенных полковником людей. В том, что конкретно этот Имвар попадет в гвардию, я не сомневался — широкий в плечах, высокий, накаченный, он производил впечатление крепкого мужика, который готов быть солдатом. Уже через минуту ко мне подошел новый доброволец. На этот раз брюнет, лет двадцать пять максимум, на голову ниже предыдущего, но все еще вполне крепкий на вид. Без лишних слов он сел на стул и протянул паспорт, который я сразу же взял. «Шустрый малый…» — возникла у меня мысль. — И по какой причине к нам пожаловали? — сказал я с небольшой улыбкой. — Всегда мечтал стать гвардейцем, — без промедления прозвучал ответ, который, как мне показалось, был наполнен фальшью. Чем-то эта фраза напоминала: «Всегда мечтал работать в вашей компании». Прям ностальгия… — Ну что, мистер Локан. Мечты сбываются. Главное, постараться их исполнить, — ехидно подметил я. — Буду очень стараться, — ответил брюнет. Вновь рукопожатие, фотография, и он отправился вслед за остальными. «А добровольцев уже немало…» — подумал я, осмотревшись. Все десять секретарей уже были заняты и заполняли бланки, в то время как в дверь здания заходили новые добровольцы — все как один крепкие на вид мужчины с заплечными сумками. Ко мне подошли сразу, в то время как еще один встал в очередь. — Итак, мистер Хранзак. По каким причинам к нам пожаловали? — спросил я у бритого налысо мужика, который больше напоминал какого-нибудь вышибалу, коллектора или сутенера, чем солдата. Шрам прямо на голове, кожаная куртка и военные берцы только добавляли шарма. — Честно вам сказать? — спросил тот низким голосом. — На службу хочу. На гражданке уже скоро с ума сойду. — А чего ж в СПО не остались? — решил поинтересоваться из любопытства. — Так меня оттуда и поперли, с черным ярлыком. Майор, сука, довел… — почти что прошипел мужик, смотря на пол, но затем резко оживился и посмотрел на меня, при этом сложив руки птичкой. — Но больше такого ни-ни, аквилой клянусь! — Ну что ж, гвардия всегда дает второй шанс. Главное, показать, что заслуживаешь его. — Вот не сомневайтесь, покажу и заслужу! — уверенно произнес бритоголовый и, забрав бланк, поплелся к двери, где уже возникло небольшое столпотворение. Очередь ко мне уже составляла пять человек. «Народ подтягивается…» — А вы у нас с чем, мистер Грун? — спросил я у следующего. — Решил послужить Императору, раз зовут. — Рад это слышать. — Всегда мечтал полететь к звездам и посмотреть другие миры. — Мечты сбываются. — Заебало все. Комната в квартире дерьмо. Работа дерьмо. Люди дерьмо. Кругом дерьмо. Лучше пойду воевать, чем в этом дерьме тонуть. — У нас дерьма, по-вашему, меньше? — По вашему дерьму хоть стрелять можно. — И то верно… — Уехал на заработки на крайний север. Пока пахал, жена трахалась с братом и понесла от него. А из комнаты ее не выгнать. Нахуй все это, лучше служить пойду, чем с этой шлюхой жить. — Правильное решение. — Отсидел пять лет за грабеж, от первого и последнего дня. На работу никуда не берут, только за гроши. Родителей нет. Лучше к вам, чем здесь. — Ну что ж, посмотрим, чего вы стоите. — Был лучшим снайпером полка. Назвал полковника идиотом. За это и выперли. — Снайперы нам всегда нужны. — Жена, три дочери, сын и теща. Все теснимся в одной комнатушке. Работаю на машиностроительном. Заберите меня, иначе я ебнусь с ними. — Хотите оставить их без кормильца? — Тех денег, что мне дадут, им на всю жизнь хватит, уж в этом не сомневайтесь. — Был сапером. Никому теперь нахер не сдался. Горбачусь за гроши на обувной фабрике в две смены. — Вся родня померла, когда газ в доме рванул. Брата расстреляли за грабеж. Работу дали — текстильный склад охранять. К вам лучше пойду — смысла больше. — Император, пресвятой вседержитель наш, зовет нас и ждет, чтобы мы встали на защиту его паствы, и пройти мимо есть грех. И грех этот страшен, ибо это грех безразличия. Или даже трусости, а трусость есть страшный грех. — Я служить, и мне нравится там служить. Потом я на заводе работать. Деньги мало получать. Дети много есть надо. Решить к вам пойти — служить нравится. А деньги детям получать. — Застал жену с соседом. Теперь не знаю, от меня оба сына или нет. Скорее всего, нет. К вам пойду. — Сын трахнул девку и привел к нам брюхатую. Родила двойню. Комната двенадцать квадратов, и это еще с женой и другим сыном. Лучше свалю к вам. — Убил. Отсидел. Работаю мусорщиком. — Купил квартиру в кредит. Та сгорела, кредит остался. — Работаю в продуктовом ларьке. — Брата эти зеленокожие прибили. — Жена родила двойню. До этого еще двоих. — Сломал станок на заводе. Избили плетьми и выгнали с черным ярлыком — теперь ни один завод не берет. А у меня три ребенка и жена. — Куда угодно, лишь бы подальше отсюда… — Генералом хочу стать… — На гражданке тошно… — Просто хочу к вам… У каждого был свой ответ. У каждого была своя история. В какой-то мере их можно было распределить по общим темам, однако все равно в каждой истории было что-то свое, особенное, индивидуальное. В какой-то мере это было интересно, узнать, что толкнуло людей пойти в Гвардию, при этом зная, что они больше не вернутся домой. Никогда. И стоило признать, кто-то пришел сюда из-за того, что сделал я, из-за того вознаграждения, которое я предложил. Я даже не знал, что должен был чувствовать по этому поводу — ведь со одной стороны, я, по сути, позволял многим бедным людям продать себя Гвардии, чтобы прокормить семьи, а с другой — это могло помочь их семьям. Сложно. Вскоре моя смена подошла к концу, и я, выдохшийся, уступил место другому секретарю, а сам вместе с парнями направился к машине, которая должна была отвести меня в квартиру Домиарта, которую я для себя специально экспроприировал. Причем на вполне законных основаниях. На улице уже было темно и прохладно. Вся площадь перед Столичным Призывным Пунктом СПО была уже переполнена людьми — мужчины с сумками, у многих еще были жены, дети, матери, отцы и так далее, и тому подобное. Все разговаривали, многие курили, большая часть женщин плакала вместе с младенцами, которых сюда притащили. И все это под светом оранжевых фонарей, что стояли по краям площади и окрашивали кожу всех людей в разные оттенки оранжевого. Пройти через всю эту толпу было относительно просто — люди, замечая меня в сопровождении двух вооруженных гвардейцев, сразу же расступались, часто кивая головами. Лишь через несколько минут мы все же сели в машину. — Фу-у-ух… — тяжко выдохнул я, наслаждаясь тишиной. — Дурдом. — Не знаю, о чем ты, но согласен, — протянул Аскирт. — Я сейчас сдохну просто. — Кто бы мог подумать, что столько народу так быстро соберется, — продолжил я, смотря на огромную толпу черно-оранжевых человечков. — Я говорил, — Аскирт словно гордился тем, что оказался прав. — И то ли еще будет. Вот увидишь, эта толпа завтра больше станет. Люди здесь ночевать останутся, чтобы очередь не пропустить. Все ведь понимают — чем раньше пришел, тем больше шанс. — Не все из них подойдут в Гвардию. Там жесткий отбор, — последовало возражение от меня. — Поверь мне, Августин. Человек способен на многое, — подметил мой друг, и спорить с этим я не стал. Через секунду водитель завел машину и мы направились домой. Призыв в гвардию начался.На следующий день. Поселок Акцан-Шесть, пригород Аквиларии. Филгеирт Лонтисаль.
Кровать напротив противно скрипела и пошатывалась. Из-за грязной простыни, которой был прикрыт нижний ярус, доносились приглушенные стоны и тяжелое дыхание. Я не помнил, как звали мужика, что там жил. Знал только, что сейчас он сношался со своей женой, чье перекошенное лицо торчало из-за края импровизированной занавески. «Мерзость…» — пронеслась в голове мысль. Заниматься подобным вот так, почти что открыто, было для меня чем-то немыслимым. В Арбитрес целибат не хранили и добровольные интимные связи разрешались в специально отведенное время и в специально отведенном месте после совместной подачи соответствующего заявления и его заверения уполномоченным лицом. Обычно все оформляли за неделю — в основном потому что мест было слишком мало на довольно большой штат сотрудников. Но во всяком случае это того стоило, и можно было спокойно расслабиться в дали от посторонних глаз, а не вот… так. «Отличное начало утра…» — подумал я, после чего, все же собравшись с силами, решил перевернуться на другую сторону. Голова, до этого просто болевшая, отозвалась вспышкой сильной боли. Вчера мы слишком много выпили. Перевернувшись на другой бок, я уткнулся лицом в недавно постиранное белье, развешанное на деревянной балке, что поддерживала крышу и разделяла обе кровати. С этой стороны моими соседями были два ребенка: мальчик семи лет и девочка четырех. Их мать, одинокая тридцатилетняя женщина, жила на нижнем ярусе и сейчас наверняка уже ушла на смену в больнице — она была уборщицей. Подо мной же жил какой-то грузчик, что сейчас похрапывал внизу после ночной смены на железнодорожном складе. Еще четверо жили на двух других кроватях, что стояли впритык к нашим — рабочий с обувного завода, его жена уборщица вместе с двумя детьми, мусорщик и путевой мастер. Напротив же жили муж и жена, работающие где-то на ткацкой фабрике. Все сейчас были на работе. «Работа…» — подумал я, чувствуя раздражение. Нужно было найти работу, но по поводу нее нужно было ждать новостей. Причем гарантий никаких не было, а найти ее нужно было позарез — питаться тем дерьмом, что нам давали, было просто невозможно. Да и место тут было не бесплатное. Стоило, однако, признать: нам четверым вообще еще повезло попасть. Достаточно быстро нам попалась патрульная машина фолькотов, которые сразу же взяли нас, как бездомных, и довезли до Акцана-Семь — барачного поселения для бедняков в пригороде. Выгребная яма столицы, в которую стекались все, кто лишился крыши над головой по любой причине и которым некуда было больше идти. Тут принимали всех, и не важно, кто ты и откуда — ниже падать все равно уже некуда, все были равны в своей никчемности относительно остального населения. Кормили и содержали тут платно или в долг, потому если слишком долго сидеть без работы, можно было заиметь проблем — вплоть до того, что за тебя выплатит долг планета, а ты пойдешь ей отрабатывать куда-нибудь в поле или в шахты. Потому я очень надеялся, что работу мне найдут. Каждый час тут, каждая тарелка относительно съедобного дерьма стоила денег. А идти работать в шахты к Дому Залвамгир я не имел ни малейшего желания — многие штрафники согласились пойти добровольцами на войну, как только предложили, лишь бы не попасть туда. Оставалось только дождаться новостей, но именно это ожидание вкупе с неопределенностью давило на нервы. В Арбитрес все было понятно: тебе дают приказ, ты его выполняешь, а если приказа нет, ты всегда знаешь, что будет завтра. Теперь же ничего подобного не было — кругом были только неутешительные перспективы. Позади стоны соседа усилились, а затем он вскрикнул и замолчал, тяжело вздыхая. «Наконец-то…» — сказал я самому себе, все еще пытаясь заснуть, пока голова пухла от похмелья. Но уже через несколько минут где-то закричал младенец. Или голодный, или надо пеленки менять. Какой-то детский голос начал пытаться успокоить ребенка — наверняка старший брат, оставленный родителями следить за младшим, пока сами на работе. — Сука, заткни ей пасть уже! — прорычал кто-то с нескрываемой злобой. Ответа не последовало, но плач не прекращался ни на миг — девочка, как я понял, продолжала визжать на весь барак. «Как вообще ребенок может так кричать?» — задался я вопросом. Я не был так уж силен в биологии, да и детей я видел не часто, потому этот момент меня немало удивлял. Потому что это явно не акустика. — Да ты там заткнешь ее уже или как?! — продолжил возмущаться тот же голос. — Я пытаюсь! — прокричал детский голос какого-то мальчика. Ему было не больше шести, это уж точно. — Херово стараешься! — Ей нужно пеленки поменять! — Ну так поменяй! — Так сухой нет! — Заткнитесь там оба, или я вас заткну! — проговорил мощный бас, звучавший как голос человека, с которым вообще не стоит связываться. Ответа не последовало — только маленькая девочка продолжала кричать. Какой тут поспать. — Эй, Филгеирт, — послышался тихий голос Гората позади меня. — Ты спишь? — Пытаюсь, — честно ответил я, не открывая глаз. — Там Филик еды купил. Ты будешь? — неожиданно произнес он, что заставило меня открыть глаза от удивления и немного повернуться, чтобы посмотреть на него. — Это на какие деньги? — Он ночью склад помогал разгружать, так что смог купить кое-чего. Так будешь? Живот сразу же дал о себе знать голодным спазмом. Есть хотелось неимоверно, но я прекрасно знал, что есть нечего — то, что нам тут давали в долг, едой назвать было невозможно. Вчера же мы съели и выпили все, что удалось купить на деньги, заработанные Оритом на разгрузке грузовика с продуктами. Это была одноразовая работа, без какого-либо постоянного найма, да и то — надо постараться, чтобы тебя взяли на нее. К счастью, мы были перспективными работниками, благодаря физической подготовке, и на нас сразу же обратили внимание. Это, пожалуй, единственное, что внушало хоть какой-то оптимизм. — Буду, — все же сказал я, после чего начал пытаться подняться с кровати, пытаясь вытерпеть эту треклятую боль в голове и тошноту от голода. Вступив на пол, я обулся в тюремные туфли, что нам выдали, и поплелся за Горатом. Идти пришлось на другую сторону барака — нас заселили так, как получилось, так как свободных кроватей почти не было. В самом бараке было четыре ряда двухярусных кроватей, по сорок в каждом. Итого — триста двадцать мест. Правда, людей тут было намного больше — у многих тут были дети, от младенцев до подростков. На некоторых кроватях ютились по три ребенка или по четыре-пять младенцев. Сейчас же было немноголюдно — только дети и те, кто спал после ночной смены. Остальные были на работе. Безработных, как мы, тут практически не было. Примерно за минуту мы смогли дойти до места, где спали Орит и Горат — именно здесь мы и решили собираться в случае чего. — С добрым утром, — коротко сказал Орит, кивая мне. Филика не было — его место было ближе ко мне, и он, по всей видимости, ушел спать. — Было бы оно добрым, — ответил я, присаживаясь за стол, что стоял между кроватями. Там уже лежали бумажный пакет и две кружки, наполненные водой. — В общем, тут немного… Но поесть можно… — сказал Орит, пытаясь добавить оптимизма в голос. Не вышло. Из пакета он достал чуть больше половины буханки хлеба и три яйца, которые сразу же раздал нам, после чего стал пытаться поровну поделить буханку. Это были буквально крохи. На службе нам давали намного больше. Но стоило все же признать, это было лучше, чем то, что нам давали. Намного лучше. Ели молча. И я, и парни медленно разжевывали хлеб, так как он был уже не первой свежести. Несколько раз приходилось запивать водой. И все же это было самое вкусное, что я ел за последние дни. — Так-так, а вот и вы, — вдруг прозвучал знакомый мне голос. Рудол Синдар — худощавый рыжий парень выше среднего роста, с зачесанными назад волосами, лицом, покрытым веснушками, зелеными глазами, впалыми щеками, острыми скулами и немного горбатым носом. Именно он принимал вакансии на работу и пытался ее найти. Как мне объяснили соседи — после главы поселения он был тут самым главным и на него следовало едва ли не молиться, так как именно от его решения зависело, где ты получишь работу и получишь ли ее вообще. Женщина по соседству, что недавно сношалась практически в открытую, вообще прямо сказала, что ему тут все дают ради хорошей работы и он слово свое держит. Как бы мне не противно было слушать об этом, часть про «держит слово» все же вызывала интерес. — Доброго утра, мистер Синдар, — сразу же поздоровался Орит. Я и Горат сразу же повторили за ним. — Доброго, доброго, помоги Император. Я тут по вашей теме разузнал кое-что. И для вас есть вакансии, — с улыбкой произнес Рудол, держа руки в карманах кофты. — В общем, есть два места на ламповый завод. Там работа плевая — берете стекляшку и закручиваете на патрон, главное, все быстро делать. Получаете столько, сколько сделали, один актос за сотню. И еще есть сразу четыре вакансии — охранник в ночной клуб. Место элитное, в центре города, и там нужны крепкие мужики, вроде вас. Я посмотрел на сидящего напротив Гората. Он посмотрел на меня таким взглядом, словно спрашивал у меня: «Подходит?». Ответа от меня не последовало, и я посмотрел на Рудола. — Мы позовем Филика еще, он сейчас после ночной, выберем, кто куда пойдет, и скажем вам, — сказал максимально сдержанным тоном, чувствуя, как внутри все заполняет чувство горечи. — Ладно, через час еще к вам забегу, тут надо еще с некоторыми поговорить. Только не задерживайте, мне скоро ответить надо по поводу вас. — Хорошо. Спасибо большое, мистер Синдар, — попытался улыбнутся Орит, но получилось у него не очень хорошо. — Сочтемся как-нибудь, — также улыбнулся Рудол, но на этот раз улыбка у него была искренняя. Это было хорошо видно. Нас еще в Схоле учили читать эмоции людей. После этого рыжик ушел, оставив нас наедине. Насколько это вообще было возможно в бараке на одно помещение. — Позову Филика, — Горат встал и быстрым шагом поплелся в сторону кровати Филика. Я же ушел в свои мысли. «Конвейер или клуб…» — думал я, осознавая, насколько все плохо. Да, я и до этого понимал, что на многое надеяться не стоит, но только сейчас начал осознавать, как низко мы пали. Это было дно. Награда за нашу службу. Вернулся Горат вместе с Филиком через пару минут. — Ну что ж… Кто куда хочет? — начал Орит, посмотрев на всех нас. — Завод, — сразу же сказал, как только добил желток из яйца. — Серьезно? — удивленно посмотрел на меня Филик. — А что предлагаешь? Идти в клуб? — злобно ответил я. — Клуб, как по мне, намного лучше, чем конвейер. Да и все вместе сможем работать, — возразил сразу же Горат. — И чем лучше, позволь спросить? Бывал я в этих клубах в центре. Всякие детишки Домов и чиновников, из которых одна половина пьяная, а вторая — пьяная и под наркотой, — начал объяснять я, пока парни смотрели на меня с некоторым удивлением. Они явно не ожидали таких слов от меня. — Ну и что с того? Это все равно лучше, чем сидеть на конвейере полдня. — Нет, не лучше, — мой голос так и сочился злостью. Меня злило, что они ничего не понимали и пытались спорить со мной. — Охранники в клубе в первую очередь работают на клуб. А это значит, что и нам придется заботится о всех тех ублюдках, которым место в храмах на покаянии. Мы должны будем закрыть глаза на наркоту, на всю ту похоть, что там творится. Нам придется закрывать глаза на то, что там нарушают закон. — Не самые серьезные статьи. Телесные повреждения разных степеней и торговля наркотиками, — сказал Филик. Его слова вызвали новую волную злости во мне. — И с каких это пор статьи закона делятся по своей серьезности? — с уже нескрываемым возмущением сказал. — Телесные повреждения — это не убийство, — возразил Орит. — Это ничего не меняет. Закон есть закон! И я не собираюсь только ради большой зарплаты прикрывать его нарушения. Ответом мне была тишина. Все смотрели вначале на меня, потом друг на друга. И в их глазах читалось несогласие со мной. Я их не понимал. Я на них злился. Мне было противно думать о том, чтобы идти работать в какой-то притон для элитных детей, которые лишь недавно стали совершеннолетними и теперь могут гулять, где захотят и как захотят. Они были в прямом смысле неадекватные в плане своего времяпрепровождения. И меня выводило из себя, что еще три абритра были совсем не против того, чтобы ради хорошей зарплаты закрывать на их проделки глаза. Это было омерзительно. — В общем, как хотите, — продолжил я. — Я иду на завод. — Понятно. Кто еще хочет? — последовал вопрос от Орита. Никто не ответил. — Тогда решено. Я скажу Рудолу. — О, то есть на завод только один из вас идет? — неожиданно произнес мужской голос с верхнего яруса надо мной. Я поднял голову. Там был уже порядком заросший мужик, с лохматыми черными волосами. Не брился уже лет десять, минимум. — Вроде того, — ответил Горат. — Опа-опа, это я удачно услышал, — с весельцой в голосе произнес мужик, быстро спустившись с кровати, после чего надел свои ботинки, от которых уже подошва начала отслаиваться, и побежал туда, куда в последний раз ушел Рудол. «Пошел клянчить место на завод», — понял я сразу. Он был один из тех, кто сидел тут без работы и пытался ее найти. Ни сказав ни слова, я встал с кровати и пошел в сторону выхода. Мне хотелось прогуляться, подышать свежем воздухом, обдумать все. Успокоиться. На улице было тепло. Солнце светило сквозь редкие облака, освещая двадцать деревянных бараков, что стояли по пять штук между двумя пересекающимися дорогами. По центру же стоял небольшой деревянный храм. Он не смог бы вместить и половину жителей одного барака, потому люди собирались на молитву вокруг него плотным кольцом два раза в день, утром и вечером. Еще были административный корпус, единственное двухэтажное здание здесь, небольшой продуктовый магазин со складом и огромный общественный туалет, представлявший из себя сто деревянных кабинок, стоявших над огромной вытянутой выгребной ямой. Туда ходили только женщины или мужики по-большому — по-маленькому нужду справляли просто возле бараков, потому что отстоять очередь было не так-то просто. Мерзкое место. Не имея другого выбора, я пошел в сторону храма. Небольшое крестообразное здание со шпилем, оно имело только одно украшение — золотую аквилу. Колокола не было и на молитву созывали горном. Рядом со входом стояли новостные стенды, обклеенные толстым слоем бумаги. И вот один как раз сразу же привлек мое внимание. Вместо обычных черно-белых газет, приклеенных в развернутом состоянии, там виднелись яркие плакаты. Их было три, занимавших один из стендов полностью. Первый изображал воина в золотой броне, державшего в руках огненный меч и щит, на котором виднелась надпись «Имперская Гвардия». За ним стояла толпа мужчин, женщин и детей в простой одежде, а перед щитом была толпа орков, что кричали и стреляли в Императора. Под картиной было написано крупными буквами: «Стань щитом Империума!». На втором плакате был изображен ряд из девяти гвардейцев, стоявших по стойке «смирно». Все они были увешаны наградами. Лишь на месте шестого был простой солдат СПО, так же гордо стоявший с ними. Надпись внизу говорила: «Встань в один строй с героями». Третий же плакат был разделен пополам. На левой стороне был изображен рядовой солдат СПО, а на второй — генерал гвардии. Лицо, однако, было одно и тоже. Внизу было написано: «Гвардия — это возможности». На другом же стенде было сразу пять крупных листов. На них поочередно были написаны речи полковника Шеркина, командующего верлонским полком, комиссара Мерцелиуса, губернатора Ориси, маршала Монларта и архиепископа Лормандана. Все они призывали вступать в ряды Имперской Гвардии всех, кто уже служил в рядах СПО. Эти плакаты вызвали печаль. Все же стоило признать, работа на конвейере меня не прельщала. Это было… унизительно. По-настоящему унизительно. После пятнадцати лет в Схоле Прогениум и десяти лет службы на Арбитрес все, что я получил — это изгнание и работу на конвейере по сборке лампочек. Я знал, что каждая работа в Империуме важна, но при этом мне было противно даже думать о том, что теперь я буду работать в подобном месте, пытаясь выжить в этой клоаке на самом дне общества. Это было не для меня. Я был воспитан для войны. И ничего другого я не умел. И не хотел. Вот только туда брали только солдат, служивших СПО. А я теперь был никто. — Вы умеете читать? — послышался голос со стороны. Повернувшись, я заметил перед собой молодого священника. Худощавый, бритый налысо, бледный, с карими глазами. Одет он был в черную рясу до самой земли, а на шее была маленькая золотая аквила. — Да, умею, — спокойно ответил я. Он просто выполнял свою работу — следил за тем, чтобы люди могли понять, что тут написано. Не все здесь умели читать. Точнее, это здесь почти никто не умел. — Вас что-то гложет? — я слегка удивленно посмотрел на него. — Вы так задумчиво смотрите на эти плакаты. Хотите вступить туда? — Я не могу. Я не служил в СПО. — Но служили в Арбитрес, — посетовал священник. Меня нисколько не удивило, что он меня знал. Мы вчетвером сильно выделялись на фоне остальных. Были в слишком хорошей физической форме. А уж новость о четверых новых изгнанниках из Арбитрес тут уже наверняка слышали все, в этом я не сомневался. — Вряд ли они меня примут. Я изгнанник. — Но вы не знаете наверняка, примут вас или нет, — продолжал настаивать священник. — И что вы предлагаете? Пойти и попроситься к ним? — скептически подметил я. Мне все больше казалось, что он не совсем понимает, о чем говорит. — Стоит попробовать, — уже более твердо сказал священник. — Лучше решиться попробовать и жалеть, что не получилось, чем не попробовать и жалеть о том, что не решился. Слова священника заставили задуматься. Мысли роились в голове, словно рой разгневанных ос. «А может быть…» — все же подумал я, и эта мысль начала разгораться, словно пожар, сжигавший все остальное. Ведь что мне было терять? У меня была только кровать в грязном перенаселенном бараке, тюремная роба и паспорт. А если я все же попробую, если попытаюсь вступить в гвардию, если напомню, что служил в штрафном легионе, умею убивать орков… То вдруг получится? Гвардия была тем местом, где я мог бы чувствовать себя на своем месте. Это не сборка лампочек на конвейере, не охрана богатых и знатных великовозрастных детишек, не погрузка каких-то ящиков или что-то в этом роде. Это была настоящая служба, война, то, для чего меня растили и чему учили пятнадцать долгих лет изнурительных тренировок. В конце концов, я решился. — Спасибо вам, — поблагодарил я священника. — Я попробую. — Удачи вам. Я помолюсь за вас, — ответил он и улыбнулся мне. Искренне, как мне уже давно не улыбались. Развернувшись, я быстро направился к выходу из поселения. И только я начал приближаться к границе, где кончались все здания и начинался лес, я подумал о парнях, что сейчас сидели в бараке. Стоило ли им сказать, предложить это? Но подумав о них, я почувствовал только тоску. «Они сделали свой выбор», — сказал я себе. Они сразу же согласились закрыть глаза на все, что могло их ждать на новой работе, в том числе и на нарушения закона. Они решили переступить через все, чему их учили ради своего благополучия. Они даже не попытались держаться за свои устои. И после этого я продолжил свой путь по дороге. Тут не было ни заборов, ни ворот, ни охраны. Здесь не переживали, что кто-то из должников может сбежать. Бежать было просто некуда. Никто не примет у себя нищего из подобного места, никто ему не поможет, а прятаться в другом подобном поселении бессмысленно — тогда тебя сразу же найдут. Но у меня была крохотная надежда, что все же есть место, куда я мог пойти. Главное — добраться до сборочного пункта. Короткая дорога по лесу привела меня на железнодорожную станцию. Она представляла собой просто вытоптанную поляну, где стоял знак «Акцан-Шесть» и собирались пассажиры. Сейчас людей было немного, несмотря на то, что сюда собирались люди со многих окрестных поселений. Большая часть была с различными сумками или тележками — везли что-то на рынок для продажи. Еще чуть дальше шла линия электропередачи — высокие, двадцатиметровые башни, поддерживающие десятки проводов. От них исходило мерное гудение. Поезда пришлось ждать где-то час, за который я уже успел проголодаться — куска хлеба и одного яйца было явно недостаточно. Вскоре он приехал. Один дизельный локомотив и десять вагонов позади. Еще заранее я встал у самого конца — денег у меня не было, а без них меня не пустят. Силой же пробиться туда не выйдет — на следующей же станции мною займутся фолькоты. Потому оставался лишь один вариант — зацепиться за последний вагон и ехать так. Но как только я обошел поезд, я заметил, что это место уже занято — двое парней лет по восемнадцать-двадцать зацепились за ручки возле двери и держались за нее. — Занято, дядя, — с нескрываемым самодовольством сказал один из них, ехидно улыбнувшись. Я понимал: ждать нового поезда нельзя, потеряю слишком много времени. Да и на нем не факт, что будет свободное место. Нельзя было медлить. Чем раньше я окажусь на призывном пункте, тем больше шансов, что меня все же примут. Иначе там просто закончатся места. Решив более не медлить, я со всей силы ударил одного из них кулаком по колену, а затем схватил руку и резко дернул на себя. Он с криком полетел вниз и приземлился на шпалы, ударившись всем телом и застонав от боли. — Ах ты ж сучара! — вскрикнул второй и прыгнул на меня, но вбитые рефлексы сработали безотказно и я отступил в сторону, хватая его руками и также кидая на шпалы, а затем ударил по голове, отчего та ударилась об бетонную шпалу и парень отключился. Поезд со скрежетом дернулся и начал медленно двигаться. Быстро подбежав к нему, я успел схватиться за ручку, и рывком забросил ногу на головку сцепления, и закрепился понадежнее, чтобы не упасть. Скорость возрастала, и мы, гремя колесами по стыкам между рельсами, начали удаляться, оставляя позади двух лежащих на шпалах парней. Мне не было их жалко. Они были простыми обывателями. Я же ехал, чтобы вступить в Имперскую Гвардию, чтобы поступить на службу Богу-Императору и чтобы моя жизнь не была бессмысленной. Двое избитых парней были приемлемой ценой за подобное. Теперь оставалось только доехать до места назначения.