Мы, мутанты

      Здание вокзала явно произвело впечатление на Лорну – она оглядывалась по сторонам только что не с приоткрытым ртом, и всё время задирала голову, пытаясь рассмотреть купол. Чарльз крепко взял её за руку и вывел на улицу, прямо к стоянке такси. Раздумывая, куда бы поехать, он вдруг понял, что неплохо знает эту часть города – план улиц Манхеттена словно сам собой разворачивался в его голове. Он бывал здесь, и бывал часто – и потому Чарльз решил, что лучше им будет поселиться в другом районе, который никак не будет связан с ним, и где меньше шансов наткнуться на знакомых. Не стоит облегчать работу тем, кто может захотеть его найти. Он даже заколебался, стоит ли брать такси, или же лучше положиться на общественный транспорт, но в конце концов махнул рукой. Всё равно придётся снимать или номер в гостинице, или комнату в доме, а значит, иметь дело с людьми, способными его запомнить и опознать по портретам, что висят на углах и мелькают в телевизоре. Одним человеком больше, одним меньше…       Такси пронесло их по похожей на ущелье улице и вырулило на набережную Ист-ривер. «Ух ты…» – сказала Лорна, созерцая туманные силуэты зданий на том берегу у самого горизонта. Таксист включил радио, и из него полились популярные мелодии. Они пересекли реку по Бруклинскому мосту и углубились в куда менее этажную, но куда более зелёную часть Нью-Йорка. Впрочем, вскоре зелень резко пошла на убыль, дома стали выглядеть куда менее парадно, превращая «столицу мира» в заурядный и не слишком уютный современный город. В конце концов Чарльз выбрал небольшую скромную гостиницу на углу Честер-стрит и Питкин-Авеню, они расплатились с таксистом и сняли номер с двумя кроватями. При этом Чарльзу пришлось повторить свою ложь про дядю и племянницу, изменив в ней то, что в Нью-Йорк они приехали, чтобы устроить девочку в одну из городских школ. Долго ложь не продержится, но в скором времени, бог даст, они найдут другое жильё. А там…       Что «там», Чарльз, честно говоря, не загадывал. В любом случае его мысли упирались в то, что Лорну нужно спрятать понадёжнее, и в идеале – вообще вывезти из страны. Но как это сделать, если она наверняка уже объявлена в розыск? Похоже, что поиск других мутантов с Эриком во главе превращался из личного вопроса в жизненную необходимость. Вот только как бы дать Эрику понять, что он, Чарльз, здесь, не раскрывая себя перед всем остальным светом?       Видимо, всё-таки придётся как-то выкручиваться самому. Хотя бы найти способ сделать девочке фальшивые документы, а потом уже везти её на виллу «Гесель» или куда-нибудь ещё.       Он взглянул на Лорну, которая пританцовывала распахнутого у окна их номера и напевала только что услышанное по радио «Убирайся, Джек!», иногда лукаво поглядывая на него. Потом кинул взгляд на рюкзак, в котором прятались ампулы и шприцы. Вот и ещё одна дилемма – пора перестать принимать лекарство, или ещё рано? Они далеко не в безопасности, и к тому же он теперь отвечает за ребёнка, и нельзя подвергать её дополнительному риску, если состояние Чарльза ухудшится. Но с другой стороны, в нынешней Америке они не будут в полной безопасности нигде. А если неведомая мутация Чарльза сделает его сильнее, и поможет в случае чего защитить их обоих, то лучше с ней не тянуть. Решено – отныне он прекращает приём.       – Слушай, Джек, – Лорна прекратила петь и повернулась к нему. – Мы так и будем сидеть в гостинице? В смысле, я понимаю, что нас ищут… Но это же Нью-Йорк! Никогда не была в Нью-Йорке. Я вообще нигде, кроме Тиммонсвилля, не была, если честно.       – Даже во Флоренс?       – Не-а. Папа не любит городов и старается в них не бывать. И нас с мамой никогда туда не возил.       – Ладно, – согласился Чарльз. – Прогуляемся по Нью-Йорку, посмотрим какие-нибудь местные достопримечательности, – Лорна взвизгнула и повисла у него на шее, и он с усмешкой отцепил её от себя. – Полегче, ты тяжёлая. Но… хочу тебя предупредить. Я больше не стану колоться, но я не знаю, что у меня за мутация, и как она проявится, если проявится хоть как-нибудь. Так что тебе нужно быть внимательной и держать ухо востро. Будь готова в любой момент отбежать от меня, или сделать вид, будто мы с тобой незнакомы. Если я скажу тебе не трогать меня, ты и в самом деле не будешь ко мне прикасаться, хотя бы я лежал при смерти. Договорились?       Лорна кивнула, хотя видно было, что слова Чарльза её не убедили.       – Лорна, это очень серьёзно. Пообещай мне, что сделаешь так, как я сказал.       – То есть, я должна стоять и смотреть, как ты умираешь?!       – Лучше будет, если умирать начнём мы оба? Лорна, я не стал бы просить, если бы это не было важно. И поверь, я искренне надеюсь, что это не понадобится.       Лорна сжала губы, но снова неохотно кивнула. Чарльз ничего не оставалось, как удовлетвориться этим.       Они прогуляли и прокатались по Бруклину почти целый день, отдав должное сперва Проспект-Парку, а потом и Кони-Айленду – прошлись по деревянному променаду вдоль берега, посетили хиреющий парк аттракционов. И это место для Чарльза выглядело знакомым, и, пока они шли, он рассказал Лорне его историю. Рассказчиком он был неплохим, и девочка слушала внимательно и увлечённо.       – Жаль, что нельзя перенестись назад и побывать в этом Дримленде, – сказала она. – Я бы хотела посмотреть на каналы.       – Каналы, как, впрочем, и всё остальное, всё-таки лучше смотреть настоящие. Может, ты когда-нибудь и побываешь в настоящей Венеции…       – Ну-у… – она скорчила гримаску. – Я не хочу в Венецию.       – А куда хочешь? – серьёзно спросил Чарльз.       – Не знаю, – так же серьёзно ответила Лорна. – Надо подумать.       Между делом они пообедали, а потом и поужинали в разных забегаловках, а в перерыве Чарльз купил своей спутнице шоколадных батончиков и бутылку «Севен-ап». Для себя он приобрёл номер «Нью-Йорк Таймс» и быстро просмотрел его за едой, но ничего особо интересного там не увидел.       Новости высыпались на них утром следующего дня. Когда путешественники спустились на гостиничный завтрак, в помещении работал радиоприёмник. Накладывая себе омлета, Чарльз вполуха слушал «Голос Америки», пока прозвучавшее слово «мутанты» не привлекло его внимание.       – …Вступает в силу, – вещал диктор. – Отныне любая попытка укрывательства мутантов и попытка противодействия Специальным отрядам будет караться тюремным сроком до пяти лет, либо исправительными работами сроком до двух лет. Напоминаем нашим слушателям…       Голос вдруг смолк, и вместо него раздался громкий треск. Чарльз поморщился. Сегодня утром он чувствовал себя… странно. Должно быть, сказывалось то, что он не принимал лекарства уже больше суток, и теперь организм требовал привычную дозу. Гудела голова, солнечный свет казался слишком ярким и резал глаза, и всё это вызывало глухое раздражение.       Один из посетителей подошёл к радиоприёмнику и попытался поправить дело, крутя антенну. Между тем на соседнем столе что-то зазвенело. Чарльз оглянулся – вилки и ножи подпрыгивали на месте, словно их подбрасывала невидимая сила. Один взгляд на Лорну, и Чарльза всё понял. Девочка, не отрываясь, смотрела на приёмник, забыв про кофе, который собиралась налить себе в чашку. Её побелевшие губы были плотно сжаты, нос, казалось, заострился.       Человек, возившийся с приёмником, отскочил, когда внутри корпуса вдруг раздался хлопок, и выпорхнуло облачко едкого дыма. Чарльз едва удержался, чтобы не дать Лорне затрещину. В следующий миг накатило испуганное недоумение: да что это со мной? Поднять руку на испуганного ребёнка только потому, что тот не может справиться с собой? Он шагнул к Лорне и положил ей ладонь на плечо:       – Возьми себя в руки! – прошептал он.       Лорна поняла на него невидящие глаза – а в следующий миг в Чарльза полетели и вилки со стола, и забытый металлический кофейник. Чарльз отпрянул, зашипев, когда горячий кофе выплеснулся на его рубашку. Кофейник со стуком и звоном запрыгал по полу, все оглянулись на них. Чтобы увидеть кружащие в воздухе вокруг Лорны столовые приборы.       Ругаясь про себя последними словами, Чарльз схватил её за руку и бегом потащил за собой. Лорна не сопротивлялась, остановить их никто не попытался. Они выскочили из комнаты для завтрака, бегом пересекли гостиничный холл и выбежали на улицу. Там Чарльз свернул в первый попавшийся проулок между кирпичных стен, остановился и развернулся к Лорне:       – Ну, что это такое было?       Губы девочки подрагивали, глаза были полны слёз. Она всхлипнула, и весь гнев вышел из Чарльза, словно воздух из проколотого шарика. Он рывком прижал Лорну к себе и погладил её по голове:       – Тихо, тихо… Ну, что случилось?       Она ещё несколько раз всхлипнула. На облитой кофе рубашке появилось новое мокрое пятно в том месте на плече, куда Лорна уткнулась лицом.       – Прости, Джек, – выдавила она наконец. – Но ведь мама… и папа… Что теперь с ними будет?!       – Ничего с ними не будет, успокойся.       – Но ведь они меня укрывали! И когда они дали мне сбежать – это разве не противодействие?       – Так, успокойся, – Чарльз легонько встряхнул её за плечи. – Закон вступил в силу только сегодня – ты же слышала? А обратной силы он не имеет. Твоих родителей не за что привлечь, ведь когда они не сообщали о тебе в СОНЗ, никакого запрета ещё не было. Нет запрета, нет и нарушения – понятно?       Лорна кивнула.       – К тому же нет доказательств, что ты – мутант. То, что ты сбежала перед проверкой, конечно, подозрительно, но не более того. Пока тебя не поймали за руку, ты невиновна. И они всегда могут сказать, что ни о чём не знали. Способности мутантов проявляются в разное время. Это могло случиться и после твоего побега.       Лорна ещё раз кивнула и быстро вытерла нос рукой. Потом прерывисто вздохнула.       – Но сейчас-то я точно себя проявила… Прости. Я как услышала…       – Я всё понимаю, – искренне сказал Чарльз, ещё раз обнял её и погладил на этот раз по спине.       – Что же нам теперь делать?       – Из гостиницы придётся съехать. Так… Я схожу за нашими вещами. Жди меня здесь. Деньги при тебе?       – Частично…       – Если я не вернусь через десять минут – больше не жди, беги отсюда. Поняла?       – Эй, мутанты!       Они оба оглянулись. У выхода из проулка стоял парень в белом переднике. Кажется, он был из тех работников гостиницы, что приносил в комнату для завтрака подносы с едой.       – Это ты нам? – осведомился Чарльз.       – А кому же ещё? – парень ухмыльнулся, показав щербину на месте одного из резцов. – Ну и представление вы устроили…       – Это я, – быстро сказала Лорна. – А Джек – не мутант.       – Да ну? – парень вытащил из кармана сложенный листок, оказавшийся сорванной со стены листовкой «разыскивается». – Скажешь – не ты? У меня глаз намётанный, я тебя ещё вчера приметил.       – И чего ты от нас хочешь? – спросил Чарльз.       Парень скомкал лист и снова сунул его в карман передника.       – В общем, так, мутанты… Вам укрытие не нужно?       – Ну, допустим.       – Так я могу подсказать. Но там не бесплатно.       Чарльз смерил его задумчивым взглядом. Конечно, предложение могло оказаться ловушкой, но… У Чарльза вдруг возникла необъяснимая уверенность, что паренёк говорит правду. Было что-то, какое-то эхо в его голосе и словах, повторявшее то, что он произносил, подтверждая: никакого двойного дна в его предложении нет. Он думает именно то, что говорит.       – И сколько это будет стоит?       – Пятьсот.       – Сколько?!       – Ну ладно, четыреста, – тут же сбавил официант, и хладнокровно добавил: – С носа.       Чарльз лишь покачал головой:       – А у тебя губа не дура.       – А чего – у меня-то? Не я цену назначаю. Зато будете жить как в отеле, и сколько захотите. Один раз заплатил – и въезжай хоть навсегда!       Чарльз посмотрел на Лорну, Лорна посмотрела на него. Ксавьер вздохнул.       – Мне надо забрать вещи и деньги из номера. Будь добр, покарауль пока, на случай, если за мной придут. Встречаемся здесь же через пять минут.       Насчёт отеля – это парень-посредник, конечно, загнул. Кирпичный подвал в Южном Бронксе с голыми стенами и бетонным полом не тянул даже на временное пристанище для цветных. Вместо мебели здесь были старые матрасы и подушки, ели «постояльцы» на расстеленной на полу клеёнке, а чтобы сходить в туалет, нужно было подняться во двор по шаткой деревянной лестнице. Кроме Чарльза и Лорны в подвале обитали ещё семеро. Девушка, покрытая серой шерстью, короткой и мягкой, как бархат, на лице, передней стороне шеи и груди, и куда более густой и длинной на загривке, плечах и руках, заканчивавшихся внушительными когтями. Сморщенный старик-негр с перепонками между пальцев – он постоянно сидел в углу, и только время от времени принимался что-то напевать надтреснутым, но всё ещё хорошо поставленным голосом, раскачиваясь из стороны в сторону. Двое совершенно обычных на вид мужчин, один из которых время от времени развлекался, зажигая на кончиках пальцев крохотные язычки пламени, от которых давал прикурить шерстистой девушке и второму мужчине. И усталая женщина, к которой жалась молчаливая девочка лет трёх-четырёх, с синевато-серой плотной на вид кожей и тёмными чешуйками на щеках и лбу. Когда Лорна улыбнулась ей и протянула уцелевший со вчера шоколадный батончик, малышка только сжалась и ещё крепче прильнула к матери.       Последний, седьмой обитатель подвала всё время спал на своём матрасе, свернувшись в клубок и отвернувшись лицом к стене, так что сказать что-либо о нём было трудно.       И всё же убежище было достаточно безопасным. Прежде чем Чарльзу стало хуже, он успел разговориться с мохнатой девушкой, назвавшейся Рейн. Та провела в подвале уже около полугода, и до сих пор охотники за мутантами её не тревожили. Правда, выходить на улицу из-за своей мутации она почти не рисковала, и еду для неё приносили мужчины или мать девочки. Они же добывали средства к существованию – мужчины искали подённую работу тут же в Бронксе, а женщину с дочерью навещал муж, оплативший их пребывание в подвале и теперь приносивший им деньги.       – Мы под покровительством одного из здешних главарей, так что из квартала на нас никто не донесёт, – сказала Рейн. – Но дальше ходить опасно.       Чарльз принял к сведению, и тут же пожертвовал пятьдесят долларов в общий котёл, чтобы теперь еды покупали и на них с Лорной тоже. Своей спутнице он крепко-накрепко запретил выходить куда либо без него, и Лорна, видимо впечатлённая состоянием домов и улиц, которые они видели по пути сюда, согласилась без возражений. А к вечеру Чарльз слёг окончательно. Головная боль усилилась, его бил озноб, и Чарльз всю ночь проворочался на своём матраце, будучи не в силах заснуть. Старые выпирающие пружины не давали найти удобное положение, хотя, вероятно, дело было не в них, а в том, что у него начало ломить кости, как при гриппе. Мысли крутились вокруг лежащих в рюкзаке – совсем рядом, только руку протянуть – шприце и ампулах. Один укол, и всё это кончится. Но нет, нельзя. Он должен терпеть.       Под утро ему всё же удалось заснуть коротким беспокойным сном. И проснулся он от того, что у него в ушах прозвучал чёткий и ясный голос Лорны:       – …Как будто река. Вот там – слияние притоков, как на карте. А в углу словно дельта.       Чарльз открыл глаза. Лорна лежала на своём матрасе рядом с ним и смотрела вверх. Чарльз поднял глаза. Потолок прямо над ними пересекала неровная трещина, действительно напоминавшая изображение реки.       – Есть хочется… – произнесла Лорна. – А у нас только тот батончик и остался.       – Вот и съешь его, – пробормотал Чарльз. Самого его от одной мысли о еде затошнило.       – Что?       – Съешь этот батончик, говорю.       – Я что, произнесла это вслух? – удивилась Лорна. Перевела взгляд на него и панически вскрикнула: – Боже, да он же совсем больной!       Чарльз моргнул. Что-то случилось со зрением – он по-прежнему ясно видел девочку, но вместе с тем перед ним возникло его собственное изображение, словно он смотрелся в зеркало. Видок – и правда краше в гроб кладут: иссиня-бледный, лоб покрыт бисеринками пота, круги вокруг глаз… А как ещё может выглядеть человек во время ломки? Он отлично сознавал, что ему будет плохо, тем удивительнее было чувство резкого страха, окатившее его как вода из ведра.       – А если он совсем умрёт? Что я тогда буду делать? – продолжала Лорна. Чарльз открыл было рот, чтобы успокоить её – и тут до него дошло, что полураскрытые губы девочки не шевелятся. Она молчала, со страхом глядя на него, а голос, который он слышал, звучал у него в голове.       Чарльз сглотнул. И тут же с этим пониманием в его сознание ворвались и другие голоса:       «Чёрт, опять сигареты закачиваются. Надо будет Стива попросить купить ещё…»       «Роберт, наверное, придёт к концу недели. Как он там? Наверняка ведь опять ест одни гамбургеры…»       «…Совсем расхворался. Он, часом, не заразный?»       «Что я мутант, никто не знает. Если быстро взять деньги и уйти…»       «Господи! Как умножились враги мои! Многие восстают на меня. Многие говорят душе моей: «нет ему спасения в Боге…»       «Мама опять плакала… А что если злые дяди прямо сейчас идут сюда?..»       Чарльз зажмурился, невольно схватившись за голову, пытаясь закрыть уши руками, но голоса не умолкали. И если бы только голоса. В воздухе повисло удушливое облако эмоций, которые вмешивались в самых причудливых сочетаниях. Яркие картинки замелькали под веками: наполненные яркими цветами и почти чёрно-белые, поражающие обилием деталей и или совсем схематичные, такие разные… И всё это разом навалилось на Чарльза, грозя погрести его рассудок под собой. Чарльз сам не заметил, как по его лицу потекли слёзы.       – Джек! – прорвался сквозь эмоциональную, звуковую и красочную какофонию голос, и тонкая рука тряхнула его за плечо. На этот раз Лорна точно говорила вслух: – Что с тобой?       Чарльз открыл глаза. Мысленные картины из чужих сознаний наслаивались одна на другую, но он всё же сумел сосредоточиться и разглядеть её побледневшее лицо.       – Ничего, – солгал Чарльз. – Со мной всё в порядке. Просто… Теперь я знаю, какая у меня мутация.       – Правда? – в мыслях Лорны под давящим страхом за него немедленно вспыхнуло неистребимое жгучее любопытство. – Какая?       – Телепатия. Я могу читать чужие мысли.       – О… – на лице и в душе Лорны тут же сменился целый спектр эмоций. – Круто.       За её спиной кто-то поднялся со своего матраса и, тяжело ступая, направился к выходу. Один из мужчин, тот, что не показывал до сих пор никаких способностей, подошёл к лестнице, и Чарльз невольно сосредоточился на нём. Показалось, что мысли этого человека зазвучали громче, и эмоции стали отчётливее. Тем более что человек и сам напряжённо думал только об одном: с него хватит. Он уже достаточно насиделся в этом сраном подвале, а ведь до канадской границы не так уж и далеко. Всё, что ему нужно – это деньги, а их легко добыть. СОНЗ платит награду за каждого выданного мутанта, а тут этих мутантов целых восемь.       Чарльз моргнул, заставляя себя осознать, что эти мысли принадлежат не ему, а вот этому высокому мужчине, под чьим весом уже дрогнули нижние ступеньки лестницы. Его сознание слилось с чужим, как сиамские близнецы, они всё сейчас переживали вместе: ненависть к этому богом проклятому подземелью, непреодолимое желание убраться отсюда подальше, опасливый расчёт: его мутация не видна, внешне он человек как человек, ни шерсти, ни чешуи. Он просто придёт в отделение СОНЗ, расскажет об этой дыре и мутантах в ней, возьмёт свои деньги и уйдёт, не вызвав подозрений. И прости-прощай, вонючий Бронкс и весь Нью-Йорк, перед человеком с деньгами открыты все дороги.       Мужчине оставалось преодолеть всего несколько ступенек до выхода, когда Чарльз наконец стряхнул с себя оцепенение. И заорал, понимая, что времени уже почти не осталось:       – Не дайте ему уйти, он на нас донесёт!       Все взгляды обратились к нему, Чарльз почувствовал всеобщее недоумение, Лорна открыла было рот, чтобы уточнить… И тут человек на лестнице, замерший при его вопле, рванулся вверх, перепрыгивая через оставшиеся ступеньки.       Первым, как ни странно, отреагировал спящий в углу мутант. Точнее, уже не спящий – крик Чарльза заставил его буквально взвиться в воздух со своей лежанки. Приземлившись на четвереньки, мутант окинул подвал и всех находившихся в нём одним взглядом глубоко посаженных глазок, распахнул широкий рот – и из него стремительно выскочил длинный и чёрный, как змея, язык. Язык обвился вокруг одной из лестничных опор, дёрнул – и дышащее на ладан сооружение развалилось. Лестница грохнула об пол, а вместе с ней упал и беглец.       Рейн с совершенно звериным рычанием прыгнула на него с места, одним махом преодолев несколько ярдов. Взмахнула когтями, и Чарльз закричал одновременно с раненым – чужая боль ударила по натянутым нервам. А в следующий миг взвизгнула уже Рейн, отлетая к стене. А над упавшим с лестницы мутантом вспыхнул сиреневый светящийся купол.       Остальные навалились на него, и тоже отлетели, отброшенные куполом. Это и был его дар – совершенная защита, энергетический щит, который когда-то помог ему уцелеть, спастись от охотников на мутантов. Чарльз осознал, что его снова захлёстывают чужие мысли и эмоции, словно этот человек, неудавшийся доносчик, топтался у него в голове. А что если попытаться сделать по-другому, не дать мыслям человека подавить себя, а попробовать своими мыслями подвить чужие?       Человек со щитом вскочил на ноги. Из располосованных плеча и бока текла кровь, но это было не смертельно. Только бы успеть выбраться из этой дыры, а там он им всем покажет… Но сделать мужчина больше ничего не успел. Что-то тёмное и жуткое накатило на него, ноги подогнулись, в глазах потемнело, и показалось, что он услышал хруст, с которым его сознание ломалось в чужой жестокой хватке. А потом несостоявшийся доносчик отключился.       Чарльз дёрнулся и со стоном закрыл лицо руками. Он вовсе не хотел быть жестоким, но просто хотел помешать доносчику сбежать, но не рассчитал силы. Значит, он может и это – не только читать мысли, но и воздействовать на других людей, и достаточно жёстко. Тело мужчины мягко осело на пол, из носа потекла кровь, сиреневый щит погас. Остальные поднимались на ноги, глядя на валявшегося на полу мутанта.       – Под-донок! – пирокинетик от души пнул тело ногой под рёбра. Чарльза передёрнуло, хотя с прозвучавшим определением он не мог не согласиться.       – Что будем делать? – спросила мать девочки. Малышка заплакала, её всхлипывания чётко раздавались в наступившей тишине.       – Что, что… – хмыкнула Рейн. – Зовите Джима. А этого надо вытащить во двор. Не при детях же его…       Пирокинетик подтащил упавшую лестницу к стене и попытался пристроить её так, чтобы можно было подняться наверх. Рейн оттолкнулась от пола, легко допрыгнула до дверного проёма, и, стоя наверху, принялась ему помогать. Мутант с длинным языком пристально рассматривал Чарльза, но тому было не до него. До Ксавьера вдруг дошло, что будет, когда оглушённого вытащат во двор, и придёт владелец дома Джим. В мыслях остальных это читалось достаточно ясно.       – Постойте… Так нельзя!       На него оглянулись.       – Что нельзя? – осведомился пирокинетик.       – Убивать, – едва шевеля губами выдохнул Чарльз. Головная боль усилилась, всё тело охватил жар.       – А что с ним ещё делать? – пирокинетик пожал плечами. – Кстати, а откуда ты узнал?..       – Я телепат. Я услышал его мысли.       – А-а.       – Послушайте, должен же быть какой-то другой выход. Мы не убийцы, мы не должны!..       – Парень, – мутант вздохнул. – Он тебя и всех нас на смерть обрёк, чего это мы должны его жалеть? И как, по-твоему, мы ещё можем заткнуть ему рот? Как там, Рейн, держится?       – Ага, – отозвалась Рейн, и пирокинетик кивнул мутанту с языком:       – Помоги-ка…       Вдвоём они подхватили беспамятного и потащили его к лестнице, которую Рейн придерживала сверху. Чарльз привстал было, ведь им нужно было помешать, остановить… Но в следующий миг Ксавьер мешком свалился на матрас. А перед глазами вспыхнуло ещё одно видение, ярче и пронзительнее всех предыдущих…       …Лицо Эрика – жёсткое, сосредоточенное. На голове у него странный шлем, опускающаяся на нос стрелка искажает черты, и странный синий свет окрашивает его кожу голубым, однако сомнений нет – это он. Эрик подходит к Чарльзу, наклоняет голову и заглядывает ему в глаза. Нет, не к Чарльзу он подходит, а к кому-то иному, кого Чарльз держит своим разумом, чьими глазами видит, и чьими ушами слышит, и этот кто-то мысленно бьётся сейчас в страхе и отчаянии, пытаясь вырваться на волю. И его чувства странным образом совпадают с чувствами самого Чарльза, но разжать хватку нельзя, потому что тогда Эрику конец.       «Если ты меня слышишь, – глаза Эрика совсем близко, и в них отражается синий свет, – а я надеюсь, что ты меня слышишь, то знай – я согласен с каждым твоим словом. Но… ты убил мою мать. А потому мы сделаем так…»       Он отходит. Разворачивается и поднимает руку, в которой зажато что-то маленькое.       «Я сейчас досчитаю до трёх. И сдвину эту монету».       Маленький предмет отделяется от его руки и неумолимо движется к тому, кого держит Чарльз. Ближе, ближе… Вот холодный кругляшок касается кожи лба, вдавливается в неё, сильней и сильней, и кожа расползается под его напором, а потом хрустит кость… И Чарльз начинает кричать, будучи не в силах вынести боль, которую разделяет с тем, кого Эрик сейчас медленно убивает, но всё равно держит, держит, пока сознание того, другого, не гаснет окончательно, предварительно послав через мозг Чарльза последнюю волну агонии…       – Джек!! – как сквозь вату пробился к его ушам вопль Лорны. Чарльз осознал, что лежит без движения, прижав руку ко лбу и, кажется, стонет. Он открыл глаза и попытался улыбнуться испуганной девочке дрожащими губами, а потом повернул голову и окинул подвал взглядом. Рядом, кроме Лорны, были только старик да мать, утешавшая плачущую дочь. Остальные исчезли. Чарльз почему-то не усомнился, что сможет с лёгкостью найти их, не вставая с места, с помощью телепатии, но при одной мысли, что именно он может при этом увидеть и почувствовать, ему стало дурно.       – Джек? – Лорна наклонилась к нему. – Может, тебе воды дать? Да скажи хоть что-нибудь!       – Всё в порядке, – голос Чарльза звучал хрипло. – Мне уже лучше.       – Правда? – она не поверила, но всё же слегка расслабилась. – Что с тобой случилось?       – Воспоминания, Лорна, просто воспоминания. Они пробуждаются потихоньку.       – И что ты вспомнил?       Чарльз прикрыл глаза. Да, если бы он знал такого Эрика раньше, то не стал бы удивляться его поведению с собой.       – Не лучший момент моей жизни. Но теперь мне кое-что стало понятнее.       – У тебя жар…       – Это просто синдром отмены, Лорна. Я перестал принимать лекарство, которое глушило мою телепатию. Надо просто перетерпеть…       Рядом с ними зазвучал дребезжащий голос – старик, так и пересидевший всю стычку в своём углу, снова запел:       На далёком холме старый крест виден мне,       Знак позора, страданий и мук.       О кресте мы поём, потому что на нём       Был распят лучший грешников друг.       Старый крест осудил суету,       Старый крест дал покой для усталых сердец…       Я душою прильну ко кресту,       Ко кресту,       Чрез него обрету я венец.       – Лорна, – почему-то шёпотом произнёс Чарльз. – Я не Джек. Меня зовут Чарльз Ксавьер.       Женщина, всё ещё обнимавшая дочь, вдруг тихо начала подпевать, тоже покачиваясь в такт, и девочка затихла, прислушиваясь. А потом и Лорна, во все глаза смотревшая на Чарльза, подтянула им своим чуть ломким подростковым голоском. Так они и допели втроём:       Старый крест возвещать и к Христу призывать –       Вот на что я себя отдаю.       По скитанье земном перейду в Отчий дом,       Бог меня примет в славу Свою.