Мы, мутанты

      – Я литературу не очень люблю, – призналась Лорна. – Ни литературу, ни английский. Мне больше нравится география.       Чарльз лежал на своём матрасе в углу уже ставшего привычным подвала, а Лорна сидела рядом с ним. Кроме них в подвале были только старик и Рейн с малышкой.       – В прошлом году, когда была вся эта свистопляска с Кубой, учительница литературы посоветовала нам прочитать что-нибудь из Айн Рэнд. Дескать, она не понаслышке знает, чем плох коммунизм. А я так ничего и не прочитала…       – На мой взгляд, ты немного потеряла, – сказал Чарльз. Боль в костях и жар уже начали отступать, но голова всё ещё гудела.       – Почему?       – Потому что художественные достоинства её книг, как по мне, достаточно слабые. Что до содержания… Ну, там, где она пишет о Советском Союзе, я ничего не могу сказать – я там не жил. Но вот «Атлант расправил плечи» – не столько роман, сколько манифест. «Источник» поживее, там всё-таки в центре повествования находится человек. Вот только… Нет, талант и несгибаемость Говарда Рорка безусловно заслуживают уважения. Но как человек он мне резко неприятен.       – Почему? – повторила Лорна.       – Потому что я так и не понял, отчего, по мысли миссис Рэнд, сила духа обязательно должна сопровождаться высокомерием, а самодостаточность – наплевательским отношением к другим людям.       Лорна шмыгнула носом и слегка поёрзала на краю матраса.       – Ты не устал? – спросила она.       – Нет, наоборот, разговор отвлекает. Расскажи ещё что-нибудь о тебе и твоей школе, если тебе не трудно.       – Ну… – Лорна задумалась. – Странно. Знаешь, я обычно не говорила так долго со взрослыми мужчинами. Даже с папой. Я даже с парнями не дружу. Ну, в смысле… В младшей школе дружила с мальчиками, они мне даже помогали на взрослые сеансы в кино ходить. А потом как-то перестала.       Она замолчала, искоса поглядывая на него.       – Если хочешь что-то спросить – спрашивай, – подбодрил её Чарльз.       – Джек… То есть Чарльз… А ты всегда мысли других слышишь?       – Фоном – всегда, – со вздохом подтвердил Чарльз. – Иногда получается не обращать на них внимания. Знаешь, как бывает – радио что-то там бормочет, а ты его вроде как слышишь, но не слушаешь? Вот и у меня чаще всего так. Но иногда бывает, что чужие мысли прямо-таки лезут в голову, и отрешиться от них не получается.       – Ага, самую противную песню никак не получается не слушать.       – Именно так, – с кривоватой усмешкой кивнул Чарльз.       Лорна прикусила губу, раздумывая, не слишком ли она навязчива, но любопытство оказалось сильнее.       – А как далеко ты можешь слышать мысли?       – В подвале слышу всех. Во дворе отсюда тоже могу, только для этого надо… как бы это сказать… напрячься и протянуть туда мою мысль, что ли. И на улице рядом с двором могу, а вот дальше ещё не проверял.       – Здорово. И его слышишь? – Лорна понизила голос и кивнула на старика, позой и неподвижностью напоминавшего статую Будды.       – Конечно.       – И… О чём он думает?       – Главным образом молится, – усмехнулся Чарльз. – А об остальном не спрашивай.       Лорна кивнула, слегка покраснев.       – Значит, ты можешь тянуться мысленно на расстояние? – спросила она.       – Да.       – А ещё что можешь?       Чарльз прикрыл глаза. Ещё он мог мысленно воздействовать на людей, хотя понятия не имел, как далеко простирается эта его способность. Сегодня утром он прикоснулся к разуму малышки – легко, очень осторожно, боясь потревожить её или ненароком передать ей свою боль. Но всё получилось как надо. Ему удалось немного утешить и успокоить её, не выдавая своего присутствия, и даже снизить давивший её страх до такой степени, что сегодня девочка впервые согласилась отпустить от себя изумлённую таким поворотом мать и побыть пару часов под присмотром тёти Рейн. Сейчас она ела пожертвованный Лорной шоколадный батончик, пока Рейн расчёсывала ей волосы и заплетала их в косу, и Чарльз гордился этим своим достижением, как, наверное, не гордился оксфордским дипломом.       Вот только стоит ли говорить об этом вслух?       – Я могу слышать не только те мысли, которые человек думает прямо сейчас, – проговорил он. – Я могу видеть его воспоминания. Даже если он в этот момент ни о чём не вспоминает.       – И мои? – тихо спросила Лорна.       – И твои.       Ох, кажется, этого тоже говорить не следовало – Лорна мгновенно залилась густой краской. Ведь если Чарльз может прочесть воспоминания, то ему может быть известно, о чём она думала не далее, как прошлой ночью. А она тогда думала… думала… ой…       Чарльз почувствовал, что и его кончики ушей начинают подозрительно гореть, хотя никогда не причислял себя к ханжам. Но меньше всего он сейчас хотел увидеть девичьи эротические фантазии, тем более с самим собой в главной роли. Конечно, он и без всякой телепатии видел, что девчонка неотвратимо в него влюбляется, но до сих пор она успешно делала вид, будто ничего не происходит, а он делал вид, будто ничего не замечает. И, пожалуй, это лучшее решение из всех возможных.       – Так говоришь, что друзья помогали тебе пробираться на фильмы для взрослых? – подчёркнуто бодро спросил он.       – Что?.. А, да, – Лорне потребовалось изрядно усилие, чтобы собраться с мыслями, но она была рада возможности сменить тему. – Кто-нибудь один отвлекал контролёра, а остальные проскакивали в зал. А внутри всегда можно было спрятаться под кресла. Ой, я там однажды такой фильм видела! Я бы хотела посмотреть его ещё раз, но его почему-то больше не показывают, даже по телевизору. Вот только я забыла, как он называется.       – Расскажи, – попросил Чарльз.       – Только он с грустным концом. В общем, там один человек, полицейский, преследовал преступника по крышам, сорвался и повис над улицей, очень высоко. А второй полицейский, который попытался его вытащить, упал и разбился. И с тех пор герой стал бояться высоты. Он ушёл из полиции, а потом его друг попросил его последить за своей женой. За женой друга, в смысле. Сказал, что жена, кажется, одержима духом своей пра-пра… не помню в какой степени прабабкой, которая когда-то покончила с собой. Ну, герой начал следить, и пока следил, влюбился в неё. А жена действительно вела себя как-то странно, долго сидела перед портретом той своей прабабки, ездила в дом, где та когда-то жила, а потом говорила, что просто гуляла, словно ничего не помнила. А однажды взяла и спрыгнула с набережной в воду! Он её вытащил, привёз в свой дом, они разговорились, и потом начали встречаться. И она рассказала ему, что ей снится монастырь недалеко от города. Он отвёз её туда, но там она вырвалась от него и убежала на колокольню церкви. Он не смог подняться на верхнюю площадку, потому что боялся высоты, а она упала вниз. Ну и все решили, что это было самоубийство. Герой после этого даже в больницу попал, а потом ему мерещилось, что он везде видит умершую. А потом он действительно встретил женщину, очень похожую на неё – только волосы другие, причёска, одежда… Ну, он с ней познакомился. И сначала купил ей такую же одежду, какая была на погибшей жене, потом настоял, чтобы она перекрасилась, и причёску такую же сделала… И вот я уже не помню, как это выяснилось… В общем, эта женщина и была той самой, за которой он следил. Его друг хотел избавиться от жены, и потому нанял похожую на неё женщину, чтобы она жену изображала, а потом скинул жену с башни.       – Постой, постой, я не понял. Значит, герой следил не за женой, а за её двойником?       Лорна кивнула.       – А кто тогда убежал на башню?       – Убежала двойник. А друг уже ждал там с настоящей женой, и скинул её вниз. Слушай, ну ты же мысли мои читаешь, что я тебе объясняю.       – Как раз сейчас я стараюсь их не читать. И у меня получается. Значит, одержимость изображала и в воду до того прыгнула двойник, так? И она же приехала с героем в монастырь, где их уже поджидал его друг с настоящей женой, которую и скинул с башни.       – Угу.       – Как же он жену на башню затащил?       – Не знаю, – Лорна пожала плечами. – Но он её в обнимку держал, кажется, она была без сознания. Друг знал, что герой боится высоты, не сможет подняться и не увидит, что женщин две.       – А потом герой подтвердил на следствии, что это была не первая попытка самоубийства. Что ж, неплохо придумано. Странно, что этот друг и свою сообщницу не прикончил.       – Ну вот, не прикончил, – Лорна развела руками. – А, я вспомнила! Она украшение надела, такое же, какое было на картине той самой пра-пра… И тогда герой обо всём догадался. Он снова отвёз её в тот монастырь, и заставил её подняться на ту колокольню. И сам сумел подняться. И там заставил её во всём признаться. Только она, пока жену изображала, сама в него влюбилась. Ну и призналась ему в любви, и поцеловала его… А тут на колокольню понялась монахиня. И эта двойник увидела женский силуэт в темноте, испугалась, отпрянула и тоже упала. И погибла… И в последнем кадре герой стоит на краю и смотрит вниз, и о страхе высоты забыл от потрясения.       Они немного помолчали.       – Интересный фильм, – наконец сказал Чарльз.       – Ага. Мне его так жалко было. Мне кажется, что он её простил. Её тоже жаль, но всё-таки она его обманывала, и убийце помогала, а герой её дважды потерял, и друг его предал. И ещё подругу героя жаль. У него была подруга, которая его тоже любила и о нём заботилась, а он на неё почти не обращал внимания.       – И такое бывает, – согласился Чарльз. – Но что поделаешь, мы не властны над своими чувствами. Нельзя полюбить кого-то только потому, что он такой хороший и тебя любит.       – Почему вот так получается? – тихо сказала Лорна. – Почему одни влюбляются взаимно, а другие нет?       – Если ты разгадаешь эту загадку, то станешь величайшим гением всех времён и народов, – улыбнулся Чарльз, и Лорна тоже улыбнулась, хотя и довольно бледно. – Но знаешь что, малыш? Даже безответная любовь может стать благом. Потому что она может помочь тебе выстоять, когда тебя попытаются сломать. Мы сейчас живём в такое время, когда попасть в беду может любой из нас. И когда у тебя отнимут всё – любовь будет тем, что останется с тобой, не смотря ни на что. Воля к жизни иссякает, если её нечем питать, и если нет того, ради кого или чего нужно жить, ты умрёшь. А любовь, и не просто какая-то абстрактная, а любовь к другому человеку – один из самых простых и прекрасных смыслов. Ради неё стоит держаться до конца и оставаться человеком даже в нечеловеческих условиях.       Лорна сглотнула и кивнула. Чарльз протянул руку и провёл ладонью по её волосам. Потом нахмурился и провёл ещё раз.       – Что это у тебя?       – Где? – Лорна закатила глаза, пытаясь понять, что привлекло его внимание.       – Здесь, – Чарльз приподнялся, вглядываясь повнимательней. – В волосах у корней.       – А… – Лорна грустно усмехнулась. – Ну да, они зелёные на самом деле. Мама покупала краску и красила мне волосы.       – Ну, значит, нужно будет попросить купить тебе краску и покрасить волосы ещё раз. Хотя я и сам, наверное, смогу завтра встать и выйти в город.       – Правда? Ты завтра встанешь?       – Думаю, да, а что?       – Тогда смотри! – Лорна вскочила, отбежала к матрасу, который занимал пирокинетик Стив, и вернулась со свежей газетой: – Вот!       На раскрытой ею странице был изображён президент Кеннеди. Чарльз взял газету. Заметка под фотографией сообщала, что 20 сентября в 10 часов утра у Рокфеллер-центра президент произнесёт речь, посвящённую перспективам страны в освоении космоса и международному сотрудничеству по этому вопросу. А позже в Нью-Йоркском здании ООН состоится заседание, посвящённое той же проблеме.       – Что ж, жизнь идёт, – Чарльз отложил газету. – Исследования космоса – дело хорошее.       – Нет, Чарльз, я не об этом. Давай сходим посмотрим на него. Вместе!       – Лорна, это может быть опасно.       – Ну, Чарльз! Это же президент! Я никогда не видела живого президента.       – Лорна…       – Нью-Йорк – большой город! Другие же выходят, и ничего. Мы просто послушаем его выступление и сразу же вернёмся.       Чарльз помолчал. Он видел, как тяжело девочке безвылазно сидеть в этом подземелье, как ей хочется хоть ненадолго выйти на солнечный свет. Так что у него язык не поворачивался сказать категоричное «нет», хотя возможная вылазка его страшила. И дело было не только в опасности, что их опознают и схватят. Просто мысль о том, что он окажется в толпе, приводила Чарльза в состояние, близкое к панике. Уж если внутренние голоса всего лишь семи человек так бьют по мозгам, то что будет, когда людей вокруг окажутся сотни? Тысячи?       Однако он не может на всю оставшуюся жизнь запереться в подвале. И раньше… Раньше он отнюдь не был прячущимся от людей отшельником. Учился в университете, значит, как минимум на лекциях встречал других людей и как-то выдерживал их близкое соседство. И в Нью-Йорке ему бывать приходилось, а жизнь в городе кипит всегда, и он не сходил от этого с ума. А значит, нужно привыкать заново. Восстанавливать утраченные навыки, в том числе и навык пребывания в толпе.       – Ладно, малыш, – решительно кивнул он. – Завтра мы с тобой пойдём и послушаем президента. А заодно купим нам всё необходимое.       – Ур-ра! – сказала Лорна.       Поскольку Лорне явно не терпелось, то в сквер перед небоскребом Рокфеллер-Центра они пришли задолго до начала обещанной речи, но всё равно толпа уже начала собираться. С того самого момента, когда они покинули спасительный подвал, Чарльз напряжённо прислушивался к себе и своему состоянию, но путешествие сначала по улицам, уже заполнившимися прохожими, а потом в нью-йорской подземке дались ему даже легче, чем он думал. В один прекрасный момент он поймал себя на том, что, заслушавшись Лорну, которая была оживлена, а потому говорлива, он вообще перестал обращать внимание на окружающих. Мысли и чувства других людей не просто превратились в фоновый шум, они вообще практически отдалились за край сознания, начисто перестав восприниматься. А что если… можно заглушить их совсем? Чарльз попробовал, закрыв глаза и сосредоточившись – как он раньше тянулся мыслями вперёд, так теперь он пытался усилим воли вытолкнуть чужих из своей головы. И у него получилось! Да, это требовало некоторых усилий, но в мозгу наконец-то установилась благословенная тишина, которую не нарушало ничто, кроме его собственных мыслей. Так что из подземного перехода на улицу, ведущую к Центру, Чарльз поднялся в приподнятом настроении. Он может контролировать свою телепатию, и плохое самочувствие наконец отпустило – а что ещё надо мутанту для счастья? Разве что чтобы счастливы были и все вокруг. Так что по дороге он купил Лорне мороженого, и ещё лакричных конфет в шоколадной глазури. Подумал, не купить ли для остальных обитателей подвала пива, но решил отложить это на обратную дорогу.       Лорна крутила головой, оглядывая небоскрёбы, витрины, яркие вывески и восторженно комментирую всё увиденное. Чарльз время от времени давал объяснения, но больше слушал, улыбаясь. Когда они вошли в скверик, он устроил Лорне небольшую лекцию, рассказывая о строительстве Центра, и показывая, где что находится. Девочка почтительно примолкла и внимала ему со всей серьёзностью. Люди с улыбками поглядывали на них, и Чарльз подумал, что без труда может узнать, как их видят со стороны. Может, но не будет, и в этом, в возможности самому решить, слушать или нет, и состояло удовольствие от новообретённого контроля над собой.       У всего должны быть какие-то преимущества. Преимущество амнезии – возможность прожить жизнь заново, заново открывая то, что уже было однажды открыто. Сомнительное преимущество, но что делать, коли других нет.       Пока они обходили сквер, перед Ар-Си-Эй-Билдинг заканчивались последние приготовления. Люди всё прибывали, и в какой-то момент Лорна призвала Чарльза перестать ходить с места на место и занять места поближе к уже установленной трибуне с американским флагом. Через какое-то время рядом с трибуной начали выстраиваться оркестранты. Назначенное время приближалось, толпа начинала волноваться, и оркестр заиграл Гершвина. Лорна улыбнулась и тихонько подтянула:       Когда-нибудь он придёт,       Человек, которого я люблю,       И он будет большим и сильным,       Человек, которого я люблю…       Чарльз прикрыл глаза, слегка отпуская контроль над собой – не настолько, чтобы снова начать подслушивать мысли, но достаточно, чтобы ощутить стоящих рядом. Теперь, когда он привык к физическому ощущению чужих эмоций, ему начало казаться, что сознания людей светятся. Излучают свои чувства в пространство, как лампа свет, как костёр тепло, но лишь телепаты способны уловить это излучение. И теперь Чарльз даже с закрытыми глазами видел всех, кто был на площади перед небоскрёбом. Обычные люди, казалось, светились более холодным, тусклым светом, в то время как сознание Лорны рядом пылало ярче и живей. А ведь он, Чарльз, мог бы стать живым индикатором, определяющим наличие мутации не хуже, чем детектор доктора Траска. Достаточно мысленно коснуться чужой души, достаточно оценить степень этого свечения – и вот уже совершенно ясно, кто перед тобой, человек или мутант. Даже если вся мутация сводится к изменениям тела, без какого-либо другого дара, как это было у Рейн.       Между тем по толпе пробежало радостное оживление. Оркестр, сбившись на середине музыкальной фразы, заиграл «Слава вождю!» И Лорна дёрнула Чарльза за рукав:       – Смотри!       Чарльз открыл глаза. На трибуне стоял высокий человек с шапкой каштановых волос, и лицом, знакомым каждому американцу. Он, улыбаясь, слушал восторженные крики, аплодисменты и свист, которыми разразилась толпа при виде него. Потом поднял руки в успокаивающем жесте – и шум постепенно смолк.       – Спасибо, что пришли! – произнёс президент Кеннеди, и динамики подхватили его голос, разнося до самых дальних уголков сквера. – Знаю, что вы бы с куда большей радостью сейчас смотрели на мою вторую половинку. Но что поделать, пока придётся довольствоваться мной!       По толпе пронёсся смех. Президент ещё раз ослепительно улыбнулся.       – Да, вся страна ею гордится, и я горжусь больше всех. Но печальное событие, о котором вам всем известно – и я благодарен всем, выражавшим нам свою поддержку и сочувствие – вынудило её на время уехать из страны. К счастью, она скоро вернётся. Но жизнь не стоит на месте! Оно идёт вперёд, открывая перед нами всё новые горизонты. И теперь, благодаря постоянному движению прогресса, человек больше не прикован к земле. Самолёты бороздят наши небеса, соединяя весь Земной шар, делая доступными все, даже самые отдалённые его уголки. Но и это – лишь начало той дороги, что лежит перед нами. И она ведёт нас ещё дальше – в Космос!..       Он говорил что-то ещё – но Чарльз уже не слышал. Он стоял, словно оглушённый, начисто утратив способность реагировать на что-либо вокруг, не слыша ни отдающегося эхом от стен Рокфеллеровского Центра голоса, ни недоумённого вопроса Лорны, которая заметила, как изменилось лицо Ксавьера. Потому что этот человек… Тот, что сейчас ораторствовал перед толпой, рассказывая о перспективах освоения космоса… Тот, что подписал указ о регистрации мутантов и создании депортационных лагерей и Специальных отрядов… Тот, что позволил развернуться в своей стране вакханалии страха и ненависти…       Потому что этот человек был мутантом.