Мы, мутанты

      Резиденция президента Соединённых Штатов Америки – мировой державы, с которой лишь одна из стран на планете может спорить на равных, а превзойти не смог никто – не так уж и велика. Зажатая между куда более внушительными зданиями министерства финансов и Администрации президента, она и обозрению-то поддаётся только либо со стороны парка, со знаменитой Южной лужайки, фигурирующей во всех фильмах, где показывают Белый Дом, либо с севера, со стороны площади Лафайетт. И если вдруг попадёт в Вашингтон путешественник, не знающий точного расположения Белого Дома, он может проехать по пресловутой Пенсильвания-авеню и свернуть у пешеходной зоны, так и не узнав, что был в двух шагах от жилища главы государства.       Утро понедельника для президента Кеннеди началось точно так же, как десятки и сотни до него. Накануне он с детьми вернулся с загородного уик-энда, и с самого раннего часа телефон Овального кабинета трезвонил почти не переставая: шли звонки от советников, конгрессменов, членов правительства. Позвонили из министерства иностранных дел – уточнить список делегатов для планирующегося визита в Японию. Позвонил младший брат Эдвард – по личному делу. Позвонили… да много кто ещё звонил. Последний звонок Кеннеди сделал сам, вице-президенту, согласовать детали будущего выступления Джонсона на открытии нового авиационного завода. Линдон, как всегда, был точен и деловит, составляя приятный контраст со многочисленными разгильдяями из Конгресса и министерств.       Пришёл министр финансов Диллон со своим заместителем, и между ними и президентом состоялся короткий разговор о предоставлении Сенату новых финансовых законопроектов. Пришёл госсекретарь Раск с помощниками обсудить дипломатический вопрос в отношении одной из стран третьего мира. Последним посетителем был Председатель Верхового суда Уоррен, и после него поток наконец иссяк. Временно, конечно, но Кеннеди наконец-то смог в тишине и спокойствии просмотреть накопившиеся документы, в ожидании прихода преподавательницы французского языка. Изучение этого предмета было продиктовано суровой необходимостью – с президентом Франции становилось всё труднее иметь дело, и Кеннеди решил, что будет лучше общаться с де Голлем без посредников. Отныне Жаклин Хирш, учительница его дочери, по утрам давала уроки и отцу.       – Входите, Жаклин, – не отрываясь от бумаг, произнёс Кеннеди, когда дверь кабинета открылась.       – Простите, господин президент, – тихо произнёс незнакомый мужской голос, – но мадам Хирш сегодня не придёт.       Кеннеди вскинул голову, глядя на вошедшего сквозь стёкла очков – возрастающая с годами дальнозоркость вынуждала пользоваться ими во время работы.       – С ней что-то случилось?       – О нет, с ней всё в порядке. Просто она думает, что уже провела с вами урок.       – Простите?       – Я сумел убедить её в этом. Сейчас я вам объясню, и вы всё поймёте.       – Мы с вами встречались? – президент нахмурился, вглядываясь в смутно знакомое лицо гостя. Тот пересёк кабинет и остановился напротив Кеннеди, по другую сторону стола. Незнакомый человек в Белом Доме… Но раз охрана и персонал пропустили его, то он имеет право тут находиться, ведь так?       – Нет, но вы, вероятно, обо мне слышали. Позвольте представиться – Чарльз Френсис Ксавьер. Мутант.       – О, – Кеннеди откинулся на спинку кресла. – Да, я о вас слышал. Вы принимали участие в событиях на Кубе.       – И в благодарность за помощь в разрешении того, что сейчас называют Карибским кризисом, меня объявили государственным преступником.       – Вас объявили преступником за участие в уничтожении почти половины американского флота. Про советский я уж упоминать не буду.       – Каждый имеет право на самозащиту, – Ксавьер пожал плечами.       Повисла пауза. Двое мужчин через стол пристально рассматривали друг друга. Потом Кеннеди снял очки.       – Как вы сюда вошли? – спросил он.       – Я телепат. Могу внушить людям всё, что угодно. Охрана и сотрудники меня просто не увидели.       – Значит, обошлось без жертв?       – Да, все живы-здоровы. Разве что у кое-кого выпала из памяти минута-другая, но это не самая большая потеря.       – Я рад, если так. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то пострадал. Ну, что ж, – президент склонил голову к плечу, – садитесь, раз вошли.       – Благодарю вас, – Чарльз Ксавьер слегка поклонился и сел. Последовала новая пауза. Кеннеди едва заметно улыбнулся. Нет, я не буду спрашивать, зачем ты здесь. Сам скажешь, раз уж дал себе труд сюда вломиться. Не для того же ты это сделал, чтобы проверить, надел ли я чистый воротничок.       – Вы правы, – Ксавьер тоже улыбнулся. – Я пришёл сюда, чтобы поговорить с вами о сложившемся положении в нашей стране. И чтобы задать вам один не дающий мне покоя вопрос. А именно – как так получилось, что один из нас допустил, чтобы с мутантами обходились так, как с ними обходятся сейчас? Ведь не будь вы президентом, и вы могли бы оказаться в одном из этих лагерей… а то и в месте похуже.       – Ах вот оно что, – на лице президента не дрогнул ни единый мускул. – Вы откуда-то узнали мой грязный маленький секрет, и пришли меня им шантажировать.       – Не вижу ничего грязного в этом секрете. И – нет. Я не собираюсь вас шантажировать, и я даю вам слово, что сохраню вашу тайну при любом исходе нашей беседы. Как от людей, так и от мутантов, раз вам это так важно.       Некоторое время Джон Кеннеди пристально смотрел на своего невозмутимого собеседника, и тот выдержал его взгляд. Наконец Кеннеди отвёл глаза, хрустнул пальцами и сцепил их в замок.       – Вы курите? – спросил он.       – Нет, спасибо.       – Тогда, может, виски?       – Я бы с удовольствием, но, к сожалению, состояние здоровья не позволяет.       – Ну а я выпью.       Позади Чарльза что-то звякнуло. Обернувшись, телепат увидел, как стоявший на столике у стены графин с коричневой жидкостью сам собой наклонился и плеснул своё содержимое в перевернувшийся донышком вниз стакан. Наполнил его на два пальца, после чего стакан плавно скользнул по воздуху к большому столу и проехался по его полированной крышке прямо к президенту.       – Только телекинез? – с любопытством спросил Чарльз. – Других талантов у вас нет?       – Нет, насколько мне известно.       – Если бы были, к вашему возрасту уже давно бы проявились.       – Вам виднее, – Кеннеди с явным удовольствием отхлебнул. – Как вы узнали, что я – мутант?       – Я был на одном из ваших публичных выступлений в Нью-Йорке. Сознание мутанта отличается от сознания обычного человека. Это трудно объяснить… проще показать. Если вы не против… – Чарльз указал на свой висок.       – Спасибо, я воздержусь. А что до вашего вопроса… – Кеннеди развёл руками. – На данном этапе я сделал всё, что мог. Возможно, вам эти лагеря кажутся кошмарными, но всё же они – спасение. От самосудов, от погромов, от того, чего хотят сделать Крид и его молодчики.       – Простите, а вы имеете представление о том, что происходит в этих лагерях? Я в них не был, но я говорил с людьми, которые видели всё собственными глазами. И не только выслушал их рассказы, но и видел их воспоминания. Поверьте, то, что я узнал, заставляет вспомнить творившееся в Европе во времена господства фашизма. Тогда Америка воевала за то, чтобы подобное больше нигде и никогда не повторилось. И вот, не прошло и двадцати лет…       – А что я ещё могу сделать?! – Кеннеди слегка повысил голос. – Да, нам приходится ставить охрану, чтобы интернированные не разбегались – ради их собственной безопасности, если уж на то пошло. Да, там есть определённые трудности со снабжением. Но если бы я оставил всё, как есть, было бы куда хуже!       – А никто и не призывает вас оставить всё, как есть. Но вы могли бы не идти на поводу у истериков и ксенофобов. Не хватать и помещать в загоны всех, кто имеет несчастье отличаться от других, а навести порядок и покарать тех, кто покушается на жизнь своих же сограждан.       – Вы понимаете, о чём говорите? – президент поднялся с кресла и заходил вдоль своей стороны стола.       – Вполне, – коротко ответил Чарльз.       – И вы думаете, что это так просто? Этот сукин сын Крид никогда бы не стал так популярен, если бы не было миллионов, думающих так же, как и он. Больше половины моего срока уже позади. Следующий год – год выборов! Если меня переизберут на второй срок, в моём распоряжении будет ещё четыре года. Если я проиграю… Кто знает, каков будет мой преемник? Говорят, что Крид намерен выставить свою кандидатуру. И при существующей динамике у него вполне может получиться войти в этот кабинет победителем. Да, в Вашингтоне его не любят, ни Конгрессу, ни Сенату, ни кабинету не хочется оказаться под властью бесноватого солдафона. Но ничего невозможного в этом нет. Вам всем нужно подождать всего лишь год! И когда меня переизберут, клянусь, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы преследования мутантов прекратились.       – Но этот год нужно ещё пережить – а многим ли мутантам это удастся? Я уж не говорю о том, что болезнь нужно лечить на начальных стадиях, а если её запустить, последствия непредсказуемы. Кто знает, как далеко всё зайдёт, пока вы будете вести свою избирательную кампанию? Быть может, когда вас переизберут, у вас уже не будет возможности отменить репрессии. А если вы, несмотря ни на что, всё же проиграете? Как вы тогда будете оправдываться за то, что позволили сотворить с Америкой, даже не попытавшись ничего изменить?       – Я не могу рисковать. Ставки слишком высоки.       – Так значит – пусть гибнут невинные? А вы уверены, что если однажды ваш секрет всё же раскроется, вы удержите свой пост, если быть мутантом так и останется преступлением? А ваши дети? Им же предстоит жить в том мире, который сейчас создаётся у нас на глазах – в том числе и вашим бездействием. Они могли унаследовать вашу мутацию, и если она ещё никак не проявилась, это вовсе не значит, что её… О, – Чарльз осёкся. – Вот оно что. Ваш младший сын на самом деле не умер. Ведь так?       – Да, – губы Кеннеди сжались. Он вернулся к своему креслу и снова сел.       – С вашей стороны было весьма предусмотрительно отправить его в Европу.       – Жаклин о нём позаботится. Я ей полностью доверяю в этом вопросе… как и в любом другом.       – Сочувствую вам с миссис Кеннеди.       – Спасибо, – и президент усилием воли отогнал видение младенца с крошечными, перепончатыми, как у нетопыря, крылышками.       – Но ведь осталось ещё двое. И даже если они не мутанты, не факт, что мутантами не будут ваши внуки или правнуки. Или ваши племянники и их потомки. В вашей семье ещё есть взрослые носители мутации?       – Нет, – Кеннеди отвёл глаза.       – Но гены у вас всех общие, а значит, проявятся ещё раз, рано или поздно. И как ваши потомки будут избегать тотальных проверок на мутации, которые вскоре будут введены? Собственно, они уже введены. Вам ведь известно такое имя – Боливар Траск?       – Разумеется. Наша научная гордость, один из самых талантливых изобретателей оружия в истории Америки.       – И не только оружия. Кстати, по вопросу о лагерях – как вы думаете, каким образом ему удалось так быстро разработать свой генетический детектор? Он просто брал мутантов из лагерей и ставил на них опыты. Рекомендую вам как-нибудь ознакомиться с их результатами. Полагаю, доктор Менгеле признал бы Траска достойным учеником.       – Постойте… – Кеннеди нахмурился. – Генетический детектор? Он уже работает?       – А вы не знали? Я испытал его на своей шкуре, и уверяю вас – работает. Так что это лишь вопрос времени, и, полагаю, не столь уж отдалённого, когда его принесут для ознакомления в ваш кабинет.       Кеннеди молча забарабанил пальцами по столешнице. Чарльз не торопил его, давая время переварить новость.       – Что ж… Благодарю вас за предупреждение, – наконец сказал президент. – Я знал, что его разрабатывают, но не думал, что всё произойдёт так быстро. Я подумаю, что с этим делать.       – Подумайте. А так же подумайте обо всё остальном, что я сказал.       – Не сомневайтесь, я обдумаю всё очень тщательно, – Кеннеди взглянул на часы. – А сейчас, полагаю, вам пора. С минуту на минуту ко мне придут посетители, и не нужно, чтобы вас тут кто-нибудь видел. Со своей стороны обещаю вам никому не говорить о вашем визите, по крайней мере в ближайшие несколько часов. У вас будет возможность уйти так же, как вы и пришли – тихо и безопасно.       – Одну минутку, господин президент. Я сказал ещё не всё.       – Что же ещё?       – Только то, что многие мутанты вовсе не согласны умирать, как бараны на бойне. Если всё пойдёт, как идёт, вполне возможно, нас ждёт гражданская война, и это не пустые слова и даже не предположения. Есть среди мутантов силы, готовые не только защищаться, но нападать, и счёт идёт на недели, если не на дни.       – Вы имеете в виду ваших друзей по Кубе? – Кеннеди нахмурился. – Эрик Леншерр… и возглавляемое им так называемое Братство мутантов?       – Да, именно их. Отчаявшись дождаться от вас справедливости, они решили взять судьбы мутантов в собственные руки. И я не могу их за это осудить. Но, возможно, их ещё удастся остановить.       – У вас есть сведения о конкретных планах?       – Есть. Полагаю, вы уже знаете о пропаже подводной лодки с ядерными боеголовками? Как? Вам и об этом не сообщили?!       Роберт Кеннеди появился в кабинете спустя примерно час после звонка старшего брата и был, судя по всему, изрядно раздражён. За то время, пока Чарльз с президентом ждали его прибытия, президент выпил ещё, они успели поговорить о политике Черчилля и о будущем развитии космической программы, а кроме того, Кеннеди всё-таки выкурил сигару. Чувствовалось, что незапланированный перерыв принёс ему немало удовольствия – несколько неожиданно даже для него самого. Одобрительно поглядывая на Чарльза, он думал, что Ксавьер, оказывается, отличный собеседник, и можно будет как-нибудь выкроить часок для ещё одной беседы с ним не о делах, а просто так.       – Ну? – вместо приветствия спросил младший Кеннеди, едва переступив порог кабинета. – Какого чёрта ты сдёрнул меня с важного приёма?       – Мне жаль, что я отрываю тебя от развлечений, Боб, – Кеннеди затушил и отложил остаток сигары. – Но дело срочное и весьма деликатное, так что я пока не хотел бы посвящать в него посторонних. А на тебя я могу положиться.       – Я рад, что ты мне настолько доверяешь, но неужели твоё дело не могло подождать хотя бы пару часов? – Роберт Кеннеди покосился на Чарльза. – А это кто?       – Чарльз Ксавьер. Мой новый советник по делам мутантов.       – Кто?       – Ну же, Боб. Только не говори, что ты забыл доклады Гувера, которые мы регулярно выслушивали весь последний год. Ты должен знать это имя.       – Ксавьер? Постой, по делам мутантов? – глаза Роберта выпучились, а челюсть отвисла. – О боже…       – Вижу, ты вспомнил, – весело хмыкнул его брат.       – Но он же… он…       – Вот для этого ты мне и понадобился. Ты же министр юстиции – вот и подумай, как лучше всего снять с мистера Ксавьера обвинения. И, как я уже сказал, я хочу видеть его в числе моих советников.       – А ничего, что он – мутант?!       – Так же как и я. Да, и ещё, пока мы не уладим все формальности… Я хочу, чтобы это время он пожил у тебя, в Хиккори Хилл.       Роберт выдохнул и упал в соседнее с Чарльзом кресло. Придвинул к себе стакан, потом графин и щедро плеснул себе виски.       – Джек, – сказал он, – ты сошёл с ума.       – Быть может. Но иногда нам приходится сходить с ума, чтобы чего-то достичь.       – Ты хоть представляешь, что теперь начнётся? Да тебя живём съедят. Один из мутантов, ответственных за Кубинский кризис – и рядом с президентом Соединённых Штатов?!       – Ну, положим, за Кубинский кризис несут ответственность совсем другие мутанты.       – Да кто там будет разбираться?!       – А вот это-то и плохо, Боб, – до сир пор Кеннеди улыбался, но теперь он разом посерьёзнел. – Это очень плохо, что люди видят в мутантах однородную массу. Нам пора научить их отделять агнцев от козлищ. А для этого не худо бы начать разбираться самим.       – А как же все твои планы? Второй срок – ты уже готов положить на него с прибором?       – Нет, не готов. Но для того, чтобы он состоялся, наша страна должна пережить хотя бы этот год.       – В каком смысле?       – В прямом. В подробности мистер Ксавьер посвятит тебя после. А сейчас мы втроём сядем и подумаем, что мы можем сделать, чтобы ввести его в мой аппарат.       Роберт потёр лицо ладонями. Потом плеснул себе ещё.       – Ладно, – сказал он. – Предположим теоретически – чисто теоретически! – что я согласился с твоей безумной идеей. Но чтобы снять с него обвинение, нужны железные основания. У нас таких нет, ты это понимаешь?       – А разве презумпция невиновности у нас уже не работает? – поинтересовался Чарльз, и Роберт кинул на него не слишком приязненный взгляд.       – Обвинения против вас очень серьёзны, мистер Ксавьер. Да, нужны веские причины, чтобы от них отказаться. Ведь вы, как ни крути, там были, не так ли? На Кубе, когда ваш друг Леншерр уничтожал наш флот.       – А если мы скажем, что мистер Ксавьер не имеет к этому никакого отношения? – поинтересовался Кеннеди. – Что он хотел бы помешать, да не смог?       – Нужен как минимум непредвзятый свидетель.       – Кстати, да, – президент повернулся к Чарльзу. – У вас есть хоть какие-нибудь свидетели того, что там произошло? Не считая мутантов Леншерра?       – Есть, – медленно произнёс Чарльз. – Агент ЦРУ подойдёт?       – Агент ЦРУ? – удивился Кеннеди, а его брат вдруг щёлкнул пальцами:       – Точно! Мактаггерт! Как же я сам не вспомнил? Можно поднять её старые отчёты, да и саму её привести к присяге… И… если следовать букве закона… Если она подтвердил версию о непричастности мистера Ксавьера, то все обвинения с него можно снять.       – Она подтвердит, – сказал Чарльз.       – Вот и отлично! – Кеннеди хлопнул в ладоши. – Роберт, займись этим.       – Но ты хоть понимаешь, как всё это отразится на твоей репутации? Ты и так не сильно-то популярен в определённых кругах, а если ты начнёшь шашни с мутантами, количество недовольных возрастёт по экспоненте!       – Я всё понимаю, Боб, – Кеннеди придвинул графин к себе, на этот раз руками, а не телекинезом. – Но недовольные были, есть и будут, и рано или поздно нам всё равно придётся иметь с ними дело. Мы с Жаклин спрятали Патрика, но долго ли мы сможем прятаться сами? А что если и тебя с твоей семьёй не минует чаша сия? Сколько твоей старшей, двенадцать?       – Да, двенадцать.       – Тогда не удивляйся, если в один прекрасный день у неё вырастут жабры, или она, как я, начнёт двигать вещи, к ним не прикасаясь. И что тогда прикажешь ей делать, и что будешь делать сам? Всю жизнь дрожать и жить под дамокловым мечом?       – Если позволите… – подал голос Чарльз. – Если я встречусь с вашими родными, я, возможно, смогу точно определить, мутанты они, или нет. Я не уверен, распространяется ли это на детей с ещё не пробудившимся даром, но взрослых мутантов я распознаю безошибочно.       – Слышишь? – спросил президент у своего брата, дёрнувшегося при слове «мутант» так, словно его кольнули иголкой. – Ещё одна причина, чтобы он погостил у тебя. Мистер Ксавьер, когда вы приступите к работе, я жду от вас развёрнутое письменное изложение ваших предложений по стабилизации обстановки. Ну а сейчас идите. Да, и если увидите там Макнамару, поторопите его. Мне не терпится спросить, как так получилось, что об исчезновении субмарины с ядерными боеголовками я узнаю из вторых рук.       Министр юстиции и без пяти минут реабилитированный преступник вышли из кабинета. По пути к ожидающему их автомобилю Роберт Кеннеди то и дело косился на Чарльза, гадая, какая муха укусила старшего брата, однако видно было, что он уже мысленно смирился с решением, казавшимся ему необъяснимой причудой. Джека всё равно не переспоришь, остаётся лишь подлаживаться под него в искренней надежде, что он знает, что делает. Когда они уже были у самых наружных дверей, Роберт всё-таки спросил:       – Так вы посвятите меня в те таинственные подробности, которые заставили моего брата взять и сделать разворот на сто восемьдесят градусов?       – Охотно, мистер Кеннеди. Но, с вашего позволения, после того, как мы сядем в машину. Здесь многовато лишних ушей.       – Увы, боюсь, что машина – не гарантия их отсутствия. Но будь по-вашему.       – Если нас подслушает ФБР или ЦРУ, я не вижу в том большой беды. Но мне не хотелось бы вызвать панику.       – Даже так, – хмыкнул Кеннеди-младший. – Теперь я, кажется, начинаю верить, что дело серьёзное.       – Поверьте, господин министр. Это действительно так.