Мы, мутанты

      Поездка оставила у Чарльза очень тяжёлое впечатление. До сих пор ему не приходилось бывать ни в тюрьмах, ни в лагерях беженцев, ни в других подобных местах, и он даже не подозревал, какая атмосфера страха и безнадёжности может царить в умах людей, мутанты они, или нет. Кто-то плакал, кто-то проклинал, кто-то угрюмо молчал в ответ на расспросы, всем своим видом давая понять, что не пошёл бы расспросчик куда подальше, если он настолько туп и своими глазами не видит, что тут творится. Чарльз, конечно, пытался по мере сил ободрить заключённых и обещал, что их лишения скоро кончатся и всё переменится к лучшему, но ему мало кто верил. Мутанты видели в нём просто ещё одного чиновника, винтик той безжалостной машины, что ни с того ни с сего, безо всякой вины подмяла и изломала их жизни и судьбы. И Чарльз не мог их за это винить.       Но как ни парадоксально, винить тех, кто продолжал держать их в заключении, он тоже не мог. Да, арестовывать мутантов было чудовищной ошибкой, чтоб не сказать преступлением. Но раз уж они были арестованы, тем, кто сейчас их охранял, ничего не оставалось, кроме как крепко натягивать вожжи – уж очень неравны были силы рядового мутанта и рядового человека. Однажды в разговоре с начальником одного из лагерей Чарльз заикнулся о том, что охраны можно было бы оставить поменьше, режим сделать помягче, и не стрелять на поражение при каждом резком движении. Начальник в ответ глянул на него с искренним сожалением и ответил одно фразой:       – А вы представьте, что будет, если они поднимут бунт.       Чарльз представил – а если бы не представил, хватило бы воспоминаний тех, кто видел сопротивляющихся мутантов своими глазами. Если заключённые поднимут бунт, охрана обречена.       – Теперь ты видишь? – спросила у него Рейвен, которая вместе с Алексом Саммерсом сопровождала Чарльза в этой поездке. – Теперь ты видишь? Как мы с Эриком могли поступить иначе?       – Вижу, – мрачно согласился Чарльз. – Но мы поступим иначе – и выиграем.       – Люди всё равно не перестанут нас ненавидеть.       – Люди всегда кого-нибудь ненавидят. Чёрных, евреев или мутантов. Но знаешь, что самое замечательное в людях? Их можно переубедить.       Рейвен скептически хмыкнула. Чарльз отлично понимал, о чём она сейчас думает, даже без телепатии, и отчасти был согласен. Да, подавляющее большинство можно «переубедить» лишь силой, наложением запретов и карами за попытку их преступить. Но у внешних запретов, продержавшихся достаточно долго, есть свойство постепенно становиться внутренними, а значит, дело не такое уж безнадёжное. Да, всегда останется какой-то процент людей, которых никаких запреты не убедят, что другой, отличающийся от них – не враг. Также как и будет процент людей, которым не нужны никакие запреты, чтобы не искать себе врагов. Люди способны меняться к лучшему – и к худшему тоже, а значит, надо просто не бросать работу и над ними, и над собой. Жизнь – она всегда как гребля против течения: остановись, и тебя начнёт сносить.       А значит, надо просто не жалеть рук.       Было раннее утро. Последние лагеря, которые они посетили, находились в Техасе, и сегодняшнюю ночь путешественники провели в Далласе, чтобы с рассветом улететь на самолёте – одним из последних рейсов до закрытия аэропорта перед прилётом президента. Город, несмотря на ранний час, уже начинало лихорадить, но Лав-Филд был тих и почти пуст. Большинство ларьков и кафе не работали, но Алекс всё же сумел разжиться где-то газетой, и теперь они с Рейвен просматривали её, тихо переговариваясь между собой. Чарльз стоял рядом, прислонившись спиной к киоску «Помощь путешественникам» и прикрыв глаза. Он устал, не выспался, голову словно стягивало обручем, и телепат мечтал только об одном – устроиться в самолётном кресле на два с половиной часа полёта, а потом добраться наконец до своего вашингтонского дома, рухнуть на кровать и проспать ещё как минимум сутки.       И всё же он был рад, что они не задержались в этом городе дольше, чем было необходимо. Ему не понравилась атмосфера Далласа. Душная, дышащая агрессией и насилием, она была словно обжигающий пар над закипавшим котлом. Возможно, здесь не всегда так, возможно, в другие дни тут дышится легче – но ожидавшийся визит президента всколыхнул всё, томившееся под спудом. Похоже было, что здесь Кеннеди ждёт отнюдь не восторженный приём. Во всяком случае, в восторге были далеко не все.       Невольно вспомнились сетования Роберта Кеннеди на какого-то его знакомого, что никак не отстаёт, требуя изменить программу техасского визита так, чтобы обойти Даллас стороной. Не то чтобы Роберт не разделял опасений за благополучие брата, однако ему не нравился весь визит в целом, и вообще вся идея с выездами в другие штаты. Даллас же был, с его точки зрения, ничуть не хуже любого другого города – ну да, он был территорией ультраправых, но сейчас, после последних событий, возможность наткнуться на негодующего противника новой политики появилась в любом месте. Однако президент отметал все призывы к осторожности. «Я не могу прятаться вечно, – отрезал он. – Рано или поздно мне придётся встретиться с врагами лицом к лицу, и лучше делать это с открытым забралом. И речи быть не может, чтобы американский президент побоялся посетить какой-либо из американских городов».       – Чарльз, смотри-ка! – окликнула его Рейвен. Её голос вырвал Чарльза из размышлений, и он неохотно приоткрыл один глаз. Сестра протягивала ему тот самый номер «Даллас Морнинг Ньюс», раскрытый на одной из страниц. С неё на Чарльза смотрело лицо Джона Кеннеди – и Ксавьер вздрогнул, увидев, что оно обведено чёрной траурной рамкой. Но заголовок «Добро пожаловать в Даллас, мистер Кеннеди!» расставил всё по своим местам. Чарльз взял газету в руки. Статья, подписанная «Американский следственный комитет», бросала в адрес Кеннеди целый ряд обвинений, включая тайное соглашение с Коммунистической партией, потакание мутантам и продажу государственных интересов на Кубе и во Вьетнаме. «Почему вы приказали или разрешили вашему брату Бобби мягко обращаться с коммунистами и мутантами, в то же время преследуя лояльных граждан, критикующих вас? – вопрошали авторы статьи. – Мы требуем ответа на эти вопросы и хотим получить его прямо сейчас!»       – Что ж, – Чарльз протянул газету обратно, с трудом удержавшись от того, чтобы не смять её, не отбросить и не вытереть руки, – мы и так знаем, что его многие не одобряют. Хотя мне и хотелось бы быть лучшего мнения об одном из центральных изданий штата.       – А кстати, – задумчиво произнесла Рейвен, – если мы задержимся всего на один день, то сможем его увидеть.       – Кого?       – Президента. А то мне обидно – Сюзанна его видела, Лорна видела, ты вот видел, а я – нет.       Алекс согласно кивнул.       – Рейвен, – вздохнул Чарльз, – ну зачем тебе, скажи на милость, глазеть на него из толпы на жаре, когда я могу вас просто познакомить?       – С президентом?       – Ну конечно. И тебя, и вас всех. Я не так уж редко бываю в Белом Доме, и по делам, и в гостях, и смогу однажды взять вас с собой. Да он и сам, я думаю, рано или поздно захочет с вами всеми познакомиться.       – Что ж, – энергично кивнула Рейвен, – ловлю тебя на слове!       – Лови.       Объявили посадку, и скоро Чарльз, как и мечтал, устроился в кресле, но ожидаемого облегчения это не принесло. Наверное, во всём была виновата та статейка, оставившая после себя мерзкое чувство. Чарльзу казалось, что он привык к негативным выпадам против мутантов вообще и себя в частности, и у него должен выработаться иммунитет, тем более что в данном случае выпады против мутантов были лишь частью куда более обширных обвинений – ан нет, всё равно на душе что-то царапало. Как-то вдруг вспомнилось, что тот знакомый Роберта был не единственным, кто возражал против визита именно в Даллас. До сведения президента этого не доводили, но служба безопасности приняла ещё несколько сигналов от вполне уважаемых людей, опасавшихся, что в этом городе может случиться что-то плохое.       Правда, большинство из них думало о провокациях или беспорядках, а не о смерти.       – Чарльз, – вдруг сказала сидевшая рядом Рейвен, – это у тебя голова гудит, или у меня?       – Может, и у меня, – Чарльз поспешно выставил все возможные защиты в своём мозгу, только сейчас сообразив, что спутники сидят какие-то тихие и пришибленные. Стоило ему экранироваться, как Алекс с Рейвен вздохнули с явным облегчением.       – Извините.       – Да ничего, профессор, – бодро отозвался Саммерс. – Может, вам обезболивающего принять?       – Думаю, мне лучше поспать, – Чарльз прикрыл глаза. Такого с ним раньше не случалось. Во всяком случае, с тех пор, как он перестал принимать глушащую телепатию сыворотку, он постоянно воспринимал чужие чувства, но никогда ещё не изливал на окружающих свои.       Тревога не отпускала. Чарльзу удалось всё-таки подремать во время полёта, и обруч на голове слегка разжался, но свернувшаяся внутри пружина всё никак не желала расслабляться. Чарльз строго приказал себе не быть параноиком – нет никаких признаков, что что-то случится именно сегодня – но ничего и помогало. И он сдался. После посадки объявил удивлённым спутникам, что ему ещё нужно уладить кой-какие детали с ЦРУ, из-за чего он присоединится к ним в Вашингтоне позже, поймал такси и назвал Лэнгли. Таксист не удивился – видимо, не в первый раз возил туда гостей из аэропорта.       – Издалека прилетели? Тяжело, должно быть, с раннего часа на ногах, – сочувственно произнёс он, выруливая со стоянки. Чарльз глянул на часы – на них было начало двенадцатого. Он забыл перевести их при перелёте, так что они всё ещё показывали даллаское время.       – Да уж, – неопределённо сказал он. Таксист включил радио, и весёлые девичьи голоса запели о том, что теперь, когда бойфренд вернулся, тому, кто вздумал клеветать на девушку, не поздоровится. Голоса молоточками ударили в виски, Чарльз поморщился, но, к счастью, таксист сам убрал звук до минимума, не дожидаясь просьбы.       Задержек по дороге не случилось, и спустя чуть больше, чем полчаса, Чарльз уже входил в помещение Церебро. Дежурный, но всё равно недовольный техник подключил аппаратуру, Чарльз натянул шлем и, отгоняя мысль о том, как отомстит ему голова за перенапряжение, погрузился в тёмный мир мерцающих сознаний людей и мутантов.       Он знал, куда направится. В Даллас, туда, где сейчас находится президент. Просто убедится, что там всё в порядке. А потом можно будет глянуть, как поживают их заклятые «приятели» из партии «Друзья человечества».       В нужном месте он оказался почти мгновенно – с каждым разом управление Церебро давалось всё легче и легче. Даллас кипел. Путь следования президентского кортежа был отмечен огненной рекой, россыпью человеческих сознаний. Они горели настоящим восторгом, что оказалось неожиданностью – Чарльз помнил, что ещё утром настроение было совсем другим. Но сейчас, видимо, недовольство оппозиционно настроенных граждан тонуло во всплесках радости и энтузиазма тех, кто вышел встречать президента Кеннеди и Первую Леди.       Чарльз мысленно пробежался по всему маршруту, отмечая полицейские посты и места, где недоброжелательность всё же перевешивала восторг. Таких, впрочем, было немного, и непосредственной опасности ни от кого не чувствовалось. Между тем вереница лимузинов под охраной мотоциклистов-полицейских уже двигалась по улицам, и мысль Чарльза опережала их совсем ненамного. Оставалось проверить всего ничего, когда на Дили-Плаза Чарльз заметил что-то необычное. Одинокий огонёк мутантского сознания среди простых людей, горевший к тому же отдельно от всех остальных. На газоне перед туннелем, куда ныряла после пересечения площади улица Элм-стрит. Чарльз потянулся к этому тёплому огоньку – чтобы ухнуть прямо в мысли Яноша Квестеда.       И они, эти мысли, светились ожиданием и едва заметным напряжением, какое испытывает даже самый опытный охотник, сидя в засаде. В отличие от всех остальных собравшихся, Янош точно знал, что сегодня увидит. Смерть Кеннеди – именно её они с Эриком ждали тут вот уже больше двух часов на жаре, в чахлой тени городских деревьев…       О нет, только не это.       Чарльз даже зажмурился, хотя стоявшая перед его мысленным взором картинка от этого никуда не делась. К счастью, всё же не Эрик должен был нажать на роковой крючок, однако его задачей было проследить, чтобы пуля ни в коем случае не миновала цель. Янош же был им взят с собой просто для подстраховки. Эрик вступил в сговор с… неважно сейчас, с кем, важно, что времени остановить готовящееся покушение уже почти не осталось…       Янош не задумался, что именно заставило его вдруг покинуть оговоренное заранее место и двинуться прямо к Эрику. Его воля полностью подчинилась воле Ксавьера, но ему самому в этот миг всё казалось совершенно естественным. Подойти к стоящему ближе к повороту Эрику, несколько нелепо выглядящему на городской улице в своём шлеме, тронуть его за плечо, и когда тот обернётся, сказать:       – Эрик, не делай этого.       – Что?       – Эрик, не надо. Если ты это сделаешь, обратной дороги уже не будет. Не становись убийцей, прошу тебя.       Недоумение на лице Эрика начало сменяться пониманием.       – Чарльз? – он прищурился, и его взгляд стал довольно-таки злым. С противоположной стороны площади уже доносилось глухое рычание полицейских мотоциклов, времени на уговоры не было, и Чарльз решился на последнее средство:       – Эрик, пожалуйста, спаси Кеннеди. Он – один из нас!       Секунду или две Эрик неверяще смотрел на него. Чарльз заставил Яноша несколько раз энергично кивнуть, подтверждая сказанное. Теперь ему оставалось лишь, затаив дыхание, ждать решения Леншерра. А потом Эрик, не говоря ни слова, развернулся и быстрым, широким шагом, переходящим в бег, двинулся куда-то в сторону пологого склона, на который перед туннелем взбиралась поперечная улица, отделённая от склона невысокой оградой.       Разум Чарльза метнулся за ним следом, оставив в покое ошарашенного Яноша. Да, сам он мог бы и не почувствовать, или не обратить внимания, занятый возбуждёнными зрителями, что за оградой прятался ещё один человек. Тем более, что этот человек не испытывал ни страха, ни волнения. Для него предстоящее убийство было просто работой, которую надо сделать хорошо. И сделать прямо сейчас. Как раз тогда, когда Чарльз нащупал его мысли, «линкольн» президента оказался на линии прицела. И, прежде чем Чарльз успел вмешаться, убийца нажал на спуск.       Да, Чарльз не успел отреагировать на выстрел, зато успел Эрик. Всё, что он смог – это заставить пулю немного отклониться от её траектории, но этого хватило, чтобы она прошла мимо Кеннеди… попав в сидевшего на переднем сиденье президентской машины губернатора Техаса. Не убила, как тут же убедился Чарльз – губернатор Коннэли даже не понял, что произошло, не почувствовав в первый момент боли. А в следующий миг винтовка вырвалась из рук стрелка и, развернувшись в воздухе, с силой ударила хозяина прикладом, отправив его в глубокий нокаут.       Бело-голубой огонёк создания убийцы потух, оставив лишь слабое свечение, какое бывает у человека без сознания, и Чарльз испытал невероятное облегчение, даже ликование: мы победили, мы предотвратили!.. Коннэли жаль, но он жив, и президент тоже жив…       И тут над площадью грохнул ещё один выстрел.       В отличие от первого, прозвучавшего сквозь глушитель, этот показался очень громким. Вспорхнула стая голубей. И Кеннеди, только что весело махавший толпе рукой, поперхнулся и схватился за горло. Если в большинстве голов и в кортеже, и на площади, вспыхнула мысль о взорвавшейся петарде, то в голове Кеннеди бились три слова: «Они меня достали».       А потом грохнуло ещё раз.       В первый миг Чарльзу показалось, что голова Кеннеди взорвалась. Но нет, это просто от черепа отлетел кусок, и кровь выхлестнулась наружу. Все мысли и чувства президента разом оборвались, словно повернули выключатель, осталось лишь что-то вроде белого шума, какой, бывает, издаёт телевизор, если забыть его выключить после окончания программ. Физически Кеннеди был ещё жив, но его смерть явно была делом ближайших минут.       Отстранённо, словно в замедленной съёмке, Чарльз смотрел, как наклонившаяся над президентом женщина в розовом костюме отшатывается с криком ужаса, переваливается через спинку сиденья и, пребывая в состоянии глубокого шока, на четвереньках ползёт по залитому кровью багажнику. Как валится на колени женщины на переднем сиденье второй мужчина. Как отступает от открытого окна под крышей высокого кирпичного здания стрелок со снайперской винтовкой в руках и с выражением удовлетворения на лице. Как из следующей за президентской машины выскакивает агент охраны, бегом преодолевает расстояние между лимузинами и уже хватается за задний поручень, но тут шофёр Кеннеди, выйдя наконец из ступора, бьёт по газам, и агент, едва не проехавшись по асфальту, лишь каким-то чудом успевает заскочить на задний капот, толкнув находящуюся там Первую Леди обратно на сиденье. Но всё это уже не имело никакого значения, и картины Далласа меркли, отступали, пока Чарльз снова не осознал себя стоящим посреди зала со шлемом Церебро на голове.       За время его пребывания в Далласе людей вокруг прибавилось. Должно быть, директору Маккоуну доложили, что телепат примчался как ошпаренный и затребовал внеплановый сеанс. Так что глава ЦРУ явился спросить, в чём дело, да не один, а прихватив с собой агентов Гайрича и Страйкера. И теперь они все с безмолвным вопросом в глазах смотрели на него. Чарльз медленно стащил с головы шлем, чувствуя себя совершенно разбитым.       – Господа. Президент Кеннеди только что был убит в Далласе.       Реакцией был молчаливый шок. Спокойствие сохранил только агент Гайрич.       – Вы уверены? – спросил он.       – Я это видел.       Но почему, возопила какая-то часть его сознания, как это вообще могло произойти?! Почему бездействовала хвалёная президентская охрана, почему ехавшие в одной машине с Кеннеди телохранители сидели как истуканы, когда главу государства ранили у них на глазах? Почему шофёр вместо того, чтобы поскорее уезжать из опасного места, затормозил, дав возможность второму стрелку прицелиться ещё раз? Чему их там вообще учат?! Почему, в конце концов, бездействовал Эрик, заснул он там, что ли, обезвредив первого убийцу?       А ты сам? – возразила вторая часть его рассудка, холодная и безжалостная. Ну да, ты не подготовленный агент, но ты-то, в отличие от них, уже точно знал, что на президента покушаются. Ты мог бы подтолкнуть охрану, ты мог бы заставить шофёра увеличить скорость, уводя машину с раненным, но ещё живым Кеннеди в спасительный туннель. Мог бы, на худой конец, заставить Джеки Кеннеди повалить мужа на сиденье и закрыть его собой – тогда, вероятно, следующую пулю получила бы она, но даже это, как ни чудовищно звучит, было бы меньшим злом по сравнению с тем, что произошло. Да, они все могли бы сделать хоть что-то, а в результате никто из них не сделал ничего…