Я никогда не должен по собственной инициативе смотреть в лицо или в глаза Господина. Посмотреть туда без приказа — это наглость.
С этого момента жизнь менялась. Когда тебя покупал будущий Господин, ты забыл о ряде вещей, которых не ценил в обычной жизни. Конечно, люди попадали в работорговлю разными путями, но «основой всех основ» этого бизнеса были долги…***
— Лео? — белокурый мальчишка лет четырнадцати на вид сжимает руку старшего брата, поднимая на него свои голубые глаза. — Все будет хорошо, Майки, — шатен сглатывает, борясь с комом, сидящим у него в горле, и, наконец, подписывает бумаги, которые мозолили его глаза уже два часа. Высокий мужчина, одетый нарочито официально, поднимается с кресла, улыбаясь решению, которое принял Леонардо. Он немного горбится, присматриваясь к непрерывной линии, оставленной дрожащей рукой старшего на бумаге, а затем пробегается глазами по условию договора вновь. Братья переглядываются между собой, закусывая губы и непроизвольно дергая бровями от волнения. После смерти отца, не успевшего рассчитаться с долгами, но успевшего влезть в них, оставив детей в глубокой заднице, у четверых его сыновей было два варианта: найти человека, готового выплатить их задолженность полностью, вернув права свободных граждан, что было практически невозможно, или найти того, кто купит их за меньшую сумму, документально переводя их в низший класс людей. По сути, найти доброго самаритянина было нереально, но правительство всегда обговаривало этот вариант — иллюзия выбора…***
Любое своеволие наказуемо. Дерзость, забывчивость, ирония — это тоже своеволие, если не хуже — наглость.
Выходя из машины, он опустил глаза. Теперь это их место: «приклеены» к полу, подбородок опущен, немного приподнимается вверх, когда раб стоит лицом к своему Господину или слушает его без требования поднять взгляд. Когда ты смотришь только под ноги, у тебя появляется масса времени наедине со своими мыслями, ты замечаешь какие-то мельчайшие детали, которые в жизни бы не увидел ранее. Свифт быстро ходит. Даже когда он имеет право вальяжно прогуляться до дома, наслаждаясь новой покупкой и самой мыслью о том, что он может себе это позволить, создаётся впечатление, что он куда-то спешит. Лео слегка закусывает внутреннюю часть губы, немного напрягая рот и скашивая его набок, с интересом всматриваясь в походку его нового владельца. На улице мокро и лужи, оставшиеся после кроткого, но сильного дождя, но, несмотря на быстрый и широкий шаг, джинсы панка остаются чистыми, избегая попадания грязи, чего не скажешь о его обуви. «Это не то, о чем стоит думать», — сам себе говорит юноша, но что-то заставляет его продолжать эту дедуктивную цепочку. Наверное, детское увлечение рассказами о гениальном детективе, оставленное в глубоком прошлом, решило дать свои плоды именно сейчас, когда вся оставшаяся картинка, находившаяся за пределами очертаний своего Господина, расплывалась у него в глазах от страха собственных догадок о том, через что ему предстоит пройти. Свифт аккуратен. Лео замечает это, понимая, что парень так и не вляпался в грязь, не сбавляя темпа, но обувь его испачкана… Она и была испачкана в тот момент, когда панк пришёл посмотреть на товар — ещё до начала дождя. «Не посмотрел, что надевает», — юноша немного нахмурил брови. Это было довольно странно для счастливого обладателя характера последней пижонской сволочи.***
— Ты просто не можешь не трогать мои вещи, так? Я же просил никого не заходить в мою комнату! Комнату, а не подниматься на этаж! Это разве так сложно? Сложно? — перешагнув за порог четырёхэтажного коттеджа, обладателем которого являлась семья его нового Господина, Лео мгновенно стал свидетелем очередной из разборок, происходящих между братьями. Мужской голос, хотя он скорее принадлежал ещё подростку, что было видно по манере общения, протяжный, временами срывающийся на высокие тона, раздался с верхнего этажа, заставляя «пленника» невольно бросить взгляд на лестницу. — Если тебе что-то не нравится, то подними, блять, свою задницу и сделай это сам! — голос второго парня, доносившийся оттуда же, был грубее и ниже. Леонардо вздрогнул, заставив себя прочувствовать всю длину металлической помпы, находящейся в нем. Дыхание мальчишки участилось, а в глазах начало темнеть от мыслей о том, сколько человек живет в этом месте, и что они сделают с ним развлечения ради или утомившись от скуки. — Эй, парни, хватит, — а вот и тот самый, до боли знакомый за полчаса общения голос его нового владельца. Свифт говорит мягко, спокойно, особенно в контрасте с братьями, чья речь пестрит «угловатыми» особенностями. — Спускайтесь. Мне надо вам кое-кого показать!***
— Проходи, — говорит клептоман, приоткрывая дверь в комнату новому жильцу этого дома. — Теперь ты будешь спать здесь. Можешь осмотреться. Лео наконец-то поднимает взгляд, который ему с трудом приходилось сдерживать, стоя в прихожей. Он так и не узнал, как выглядят эти трое, не увидев их выше колен, но, честно признаться, парню было страшно смотреть на них, поэтому он был счастлив, что не пересекся ни с кем глазами. В комнате было довольно просторно: односпальная кровать, комод, плазма, тумбочка со светильником и дверь, ведущая в ванную комнату, отделенную от глаз посторонних. Свифт подошел ближе к Леонардо, приобнимая его за бёдра. — Нравится? — усмехнулся он, постучав по грядушке кровати. — Венгерский дуб. Неброский цвет, практичный материал. — Да, Господин, — Стен доступно объяснил Лео, что ему следует отвечать на все вопросы его будущего владельца, даже если это будут совершенно риторические рассуждения. Панк разворачивает юношу к себе, снова вглядываясь в его лицо с покорно опущенным взглядом. Рука клептомана ложится на его лопатки, а затем медленно скользит вниз, спускаясь к пояснице по небольшому изгибу спины, а затем и дальше, проходя по заднице, на которой он делает остановку. — Мешает? — Свифт немного тянет за хвостик, заставляя кровь прилить к щекам Леонардо. Он чувствует, как, вопреки его собственному желанию, тело напрягается, сжимаясь и сдерживая помпу внутри. Юноша кивает, поджимая губы и закрыв глаза, чувствуя, что их снова начинает щипать. Он слышит, как его Господин расплывается в довольной улыбке, медленно поглаживая его по ягодицам. — Хорошо, котёнок, давай мы его достанем, но не убирай далеко. Расслабься. Панк снова прикасается к его спине, притягивая ближе, позволяя положить подбородок на своё плечо. Свифт вновь дотрагивается до хвоста, но на этот раз берет его гораздо ближе к основанию и медленно тянет, освобождая Леонардо от плена кошачьего атрибута. — Держи, — клептоман отдаёт ему помпу. — Сегодня ты можешь отдыхать. Мне ничего от тебя нужно не будет. Спустишься к ужину, в половину шестого. Накроешь на стол. Делай то, что тебе говорит Ребел, он объяснит, куда и что нужно ставить. Ты сидишь слева от меня. Между нами с МС ты сидишь ближе ко мне ровно на четверть от очевидной половины. Белые носки, белые штаны, белое поло с длинным рукавом. Никакой обуви, никакого белья, никаких футболок. Все лежит там, — панк указал на комод. — После того, как ты все уберешь, закончив с едой — душ и кровать. Если ты мне не нужен, в девять ты должен быть готов ко сну. В половину девятого утра и вечера каждый день, помимо сегодняшнего, ты должен приходить ко мне в комнату и ждать наказания. Не за провинность, а для профилактики, но об этом, как и об остальном, завтра. Свифт покинул комнату, оставляя парня переваривать услышанное.