Миг между прошлым и будущим

Каждый раз одно и то же. Прогулка по подземельям, сквозняки и сырость на улице, переутомление или перевозбуждение — и вот она, лихорадка. Эрик мог отпираться, что прекрасно себя чувствует, но вскоре его начинало сильно знобить, а иногда и подташнивать. Мужчину начинала мучить дикая головная боль, и он садился в кресло, укутываясь в плащ и раскачиваясь на месте, пытаясь отвлечься от ощущения сверла в мозгу. Конечно, это не помогало. Кристина научилась распознавать, как долго её муж борется с жаром, но так и не научила его признаваться в слабости и недомогании. Вот и теперь, зная, что мадам Жири больна, а худенькая Мэг не справляется с ослабевшей матерью, она не могла уйти, видя, как сильно Эрик морщится от каждого шороха. У него уже начиналась мигрень. В такой ситуации она уже должна была… а что она должна? — Эрик, — тихо окликнула мужа Кристина, и тот обернулся, глядя на неё измученными глазами, — ложитесь в постель. И снимайте жилет, сегодня Вы уже никуда не пойдёте. — Вы уходите, а мне остаётся постельный режим? — Я ухожу на кухню, и не заставляйте меня Вас укладывать. Каждый раз как в первый раз, Эрик! Мужчина отвернулся, что-то тихо пробормотав сквозь зубы. Он откинул голову на спинку кресла и закусил губы, так сильно ему было больно. Кристина вздохнула и ласковым движением сжала его плечо, оставляя лёгкий поцелуй рядом с губами у края маски. — Ложитесь, я скоро приду… Она мягко вырвалась из его объятий: если останется сейчас — не сможет уйти, и они оба это знают. Нужно было приготовить обтирания, заварить чай, достать лекарства… Войдя в столовую, Кристина аккуратно опустошила в небольшой таз содержимое стеклянной бутылочки с медицинским спиртом и разбавила протирания: слишком крепкий раствор может навредить коже. Чайник тихо свистнул, и женщина достала высокий графин, заваривая в нём малиновые листья и большую щепоть чёрного чая. Сложив всё это на поднос, она вернулась в комнату. Эрик уже лежал на кровати: его взгляд, угрюмо устремлённый в потолок, смягчился, метнувшись к ней. Он попытался привстать, но тут же рухнул обратно, хватаясь за голову, морщась и постанывая от боли. — Не делайте резких движений. Тише, тише… вот так. — Кристина помогла ему сесть, подложив под спину пару подушек и предлагая чашку чая. Он выпил две не глядя и устало привалился к подушкам, глядя на неё тоскливыми, как у брошенной собаки, глазами. Кристина потянулась за его маской и аккуратно её сняла. Он не возражал, но продолжал смотреть на неё прежним несчастным взглядом. Наклонившаяся было за губкой Кристина узнала этот взгляд. Нет, ей не нужны истерики… И, предупреждая его мучительные вопросы, она присела рядом, беря его за руку и тепло улыбаясь: — Эрик, не волнуйтесь. Вы не спите и не грезите; я действительно здесь, я стала Вашей живой женой тогда, помните? Помните нашу свадьбу восемь лет назад? Мужчина шокировано вглядывался ей в глаза. — Но…как? Как Вы оказались здесь? — Вы позвали меня, и я пошла. Всё так просто, Эрик, и Ваши глаза Вас не обманывают! Она тихо рассмеялась и наклонилась к нему, обнимая и осторожно касаясь шеи пальцами. Горячая. Эрик вздохнул: его тяжёлое дыхание заставило вспорхнуть по её коже сотни мурашек. Кристина отстранилась и аккуратно уложила его. Тонкая рука быстро смочила губку в спиртовом растворе и отжала: звук льющейся воды неприятно слился с хрустом дров в камине. — Теперь потерпите. Может быть холодно. Она начала с головы: лоб и шею она смочила ледяными полотенцами, а сама осторожно пошла дальше. Не взирая на слабые возражения, она расстегнула пуговицы его сорочки и неспешными движениями прошлась от подмышечных впадин до паха, протирая горячую кожу и стараясь максимально смочить её. Эрик поёжился, пытаясь ухватить её за руку и прекратить пытку: — Так…холодно… — Придётся немного потерпеть, любовь моя, — печально проговорила Кристина, гладя мужа по горячей щеке, — У Вас озноб, и мне нужно, чтобы Вы немного остыли. Потерпите чуть-чуть, Эрик… Он лежал, раскрытый, кусающий губы от холода и борящийся с желанием завернуться в одеяло, а Кристина поила его чаем. Он пил жадно, но потел гораздо слабее, чем ей бы этого хотелось. Через четверть часа его взгляд стал мутным; слабой рукой он схватил Кристину за запястье и не отпускал всю ночь. Лишь метался по кровати, пытаясь то избежать смерти, то спасти от неё кого-то, поминутно зовя жену и каждый раз слабо выдыхая при звуках её успокаивающего голоса. Женщина печально хмурилась, сжимая пальцы мужа. Ей оставалось лишь менять смоченные в отваре мяты бинты, которыми она обернула его голову и запястья. Мало-помалу температура пришла в норму, и Эрик перестал стонать, только совсем сполз к краю кровати, будто пытаясь всем своим существом лечь ближе к супруге. Кристина влила в его пересохший от жара рот растворённое лекарство и задумалась. Он ей этого не простит, если узнает, но попробовать стоило. Скептично усмехнувшись, она осторожно набрала на палец мёд, которым пыталась накормить Эрика, и мягким движением смазала его потрескавшиеся губы, только что даже сквозь сон слабо скривившиеся от горечи лекарства. Он ненавидел горечь. Особенно от жаропонижающих или обезболивающих. Кристина ночевала в ту ночь рядом с ним, опустив голову на его подушку и прижимая к щеке его ладонь. А наутро Эрик проснулся без жара и головной боли, но уставший и ослабевший — так бывало всегда после тяжёлой ночи. Девушка кормила его и поила, вливая силой галлоны горячего чая. Когда ему становилось плохо, Кристина брала в руку томик стихов. Она могла часами читать ему сонеты Шекспира и Петрарки, стихи Байрона или Гёте, и в редких случаях Эрик останавливал её, пронзительно глядя ей в глаза и сжимая её ладонь. Она любила эти минуты, в которые можно было так легко молчать рядом с мужем. Улыбка на его губах стоила бессонной ночи накануне.