Зак

Выслушивая витиевато сплетённые ругательства, мул четырежды проклял тот день, когда был рождён. Насилу выбравшиеся из-под завалов хозяева убили едва ли не полдня, вторично выкапывая огромный череп из горы гнили вперемешку с песком. Возмущаться по поводу страшного груза – этого самого черепа на своей спине – копытное явно хотело бы, но не решилось. Путники шли вдвое быстрее обычного – Сурья торопила своих спутников, и по жёсткому зигзагу морщин на её лбу Арас понял - не просто так. Старая шакалка едва не бежала из Сухоспеси, что с приходом светила вновь покрылась шкурой удушающего жара, и у любопытного Араса не было ни шанса спросить её о чём бы то ни было. Даже когда ржавые, линялые ветви крайних деревьев укрыли путников лысой, полупрозрачной тенью, Сурья не успокоилась. Давно спустились ежевичные сумерки, а со стороны Сухоспеси тянуло иссушливым дыханием ветра. Лишь когда закатный багрянец затих, а вечер окончательно растворился в ночи, путникам удалось добраться до прежнего их привала. Входя в круг поляны, очерченный черничными зарослями, Сурья шептала складную мелодию слов – старую шакалью молитву. - Ко мне зла не пусти, От шальных огради, Дай покой хоть на ночь, Чтобы отдых найти. Раззабудь обо всём, Что случилось не так, Ночегривым конём Окружи меня сном. И от глаз Четверых, Крылоклювых вертых, Защити меня, чтоб Уберечься от них. Арас машинально повторил знакомые строки, удивившись последней строфе: её он слышал впервые. Ни разу при нём ни один шакал не произносил такое. Воззрившись на спутницу, он радостно выдохнул от произошедшей в ней перемены: женщина явно приободрилась и расслабилась. Скинув мешок, она привязывала мула к одному из деревьев, окружавших поляну. Эльф, намереваясь пойти за хворостом, двинулся было в чащу, но окрик шакалки остановил его: - Куда?! Ни шагу с поляны до самой зари, понял? - В голосе Сурьи истерикой промелькнуло недавнее бегство. Чуть спокойнее она добавила: - Наломай сухих веток, вынь из седельной сумки хворост, что подобрали по дороге. Много не жги, дров у нас мало. Едва успокоившийся блондин вновь почувствовал, что в груди его загнанно забилось сердце. Он решил молча исполнить поручение спутницы, а после, когда она хлебнёт эля, выкурит трубочку табака и успокоится, всё же спросить о причинах столь неожиданной спешки. Арас принялся отыскивать на деревьях умершие ветви, но, так как это место называлось Привал-поляна, отыскать ещё не собранный в её пределах хворост было почти невозможно. Однако путникам повезло: лесные звери, утащившие убитых прошлой ночью разбойников, сломали боками немного кустарника и тонкое деревце. Его-то предприимчивый эльф и приметил. За солнечный, не тронутый дождём день древесина успела подсохнуть, и, после длительного копчения в костре, обещала стать превосходным топливом. Сурья, увидев находку юноши, одобрительно хлопнула того по спине. Сама она успела разжечь небольшой костерок, и теперь понемногу кормила его хворостинками. Достав походный тесак размером с собственный (немаленький) локоть, женщина нанесла по стволу деревца несколько редких и точных ударов. После, уперев один конец ствола в землю, а другой в мощное дерево, она неожиданно быстро подпрыгнула и рубанула будущие дрова ногой. Деревце скрипнуло и распалось на части. Под восторженным взглядом спутника шакалка собрала обломки и сложила их у костра, устроившись рядом. Сурья забила трубку, щёлкнула огнивом и с таким наслаждением втянула в себя терпкий лиловый дым, что под блаженно зажмуренными глазами её разгладились иголочки морщин. Вытянув натруженные ноги, она долго и молча курила, мешая костёрный дым с дымом из своего рта. После, вытряхнув пепел в огонь, шакалка размашисто хлебнула из фляги с элем, быстро выдохнула и упала спиной на мешок, мгновенно заснув.