Сказки из Старого Вяза

Диких дебрей боялись испокон веков и человек, и зверь, и птица. Немногие отваживались пересечь реку Челну, за которой начинался густой хвойный лес. Тёмные ели, злобно ощерившись, смотрели на другой берег и на маленькую деревеньку, отважно расположившуюся в получасе ходьбы от реки. Местные старожилы боялись того берега как огня. Кто-то из них рассказывал лишь о жутких звуках, доносившихся из леса, и о зловеще мерцавших в ночи огоньках глаз, молчаливо таращащихся на незваных гостей. Кто-то, кто похрабрей, в молодости даже переправлялся на берег на самодельном плотике ─ ниже по течению берег был более пологим, и выбраться на сушу не представляло труда. Возвращались обычно с проседью в бороде и молчали по нескольку дней, а потом сухо говорили об огромном чёрном звере в два человеческих роста в холке, который выходил из леса в сумерках. Был он похож не то на волка, не то на лиса, чёрный, как сама ночь, а узкие маленькие глаза горели недобрым жёлтым светом. Всё это особенно любил рассказывать старый кузнец Валай, много зим назад как передавший всю работу старшему сыну. Вечерами он выходил со двора, бросал быстрый взгляд на черневший лес, садился к нему спиной на шаткую деревянную лавочку, посеревшую от времени, и принимался набивать трубку. Соседские ребятишки, едва завидев этот нехитрый ритуал, бросали свои игры и бежали к старику, клича друзей с окрестных дворов: — Старый Валай уже набивает трубку, скорее! — разносились по всей деревне звонкие детские голоса, и матери не пытались удержать рвущихся из избы чад — всё равно сбегут, так чего и пытаться? Старик, жаждущий внимания, тянул паузу и начинал рассказ лишь тогда, когда кто-нибудь из ребятишек помладше был готов лопнуть от любопытства. — Когда я был чуть старше вас, — начинал он под дружный вздох, — приглянулась мне девица. Строптивая, чертовка! Дочь тогдашнего плотника. Говорит мне: «Не выйду за тебя, Валай, покуда за Челну не переплывёшь, да Хозяина Дебрей не одолеешь! А в доказательство, что победил зверя, принеси мне клок шерсти, да смотри, не обманывай!» Валай замолкает и хитрыми глазами обводит замершую ребятню. Веснушчатая рыжая девчушка лет четырнадцати в первом ряду так и рот открыла. Сплю, и снится мне, что я уже на том берегу. На душе так мерзко-мерзко, волосы на голове так и дыбом встать норовят. Тут поднялся дикий ветер. Ели заскрипели и вдруг расступились. Тогда-то и увидал я Хозяина Дебрей. Огромный, двое дюжих молодцов встав друг другу на плечи едва ли сравнялись бы с ним ростом. Кто-то из ребятишек испуганно ахнул. — Остановился он в полёте стрелы от меня, вскинул гордую голову, и острые уши оказалась вровень с верхушками елей. Сощурил он свои жёлтые глаза, и тут в голове слышу его голос, глубокий, с хрипотцой, словно простуженный: «Высадишься на мой берег — погибнешь». Сказал я ему, что не видать мне тогда девицы, да и из деревни придётся бежать куда глаза глядят — засмеёт честной народ. Будут в меня ребятишки пальцем тыкать и говорить: «Это Валай, который сна испугался». Наклонил тогда Хозяин Дебрей голову, словно размышлял о чём, а потом и говорит мне нехотя: «Высадишься на берег у старой расщеплённой сосны, в которую когда-то ударила молния. В её корнях найдёшь то, что ищешь. Но знай: задержишься до ночи — беды не минуешь». Валай довольно откинулся на плетень, созерцая заворожённые детские лица. Потом высыпал пепел из трубки и довольно потянулся. Через пару секунд детская ручонка потянула его за штанину: — Что дальше было, дедушка? — спросила рыжеволосая девчонка, заглядывая старику в глаза. — А что дальше, — проворчал Валай, — с рассветом отплыл я от берега. Проплыл с пол версты вниз по течению, а как сосну увидал — так сразу и к ней. Вытащил я свой плотик на берег, и понял вдруг, что брешут всё люди — никакого страха у меня не было, волосы дыбом не становились, коленки не тряслись, зубы не стучали. Не чуял я страха в тех Дебрях. Подошёл я к сосне, а там, в корнях, тряпица лежит. Развернул я её, а это целое шелковое полотно оказалось, да такого качества добротного, что не грех королевам носить! А внутри вижу — лежит шерсть, чёрная, как вороново крыло, сама как шёлк, блестит на солнечном свете. А шерсть словно кто специально ножницами — чик — и срезал! Завернул я обратно шерсть в ткань, положил за пазуху, и пошёл к плотику. Иду и думаю: «а не отплыть ли мне в сумерках, а пока бы искупаться да поужинать». Подумал, и решил, что негоже так Хозяина Дебрей обижать. Он мне — и шерсть, и ткань дивную подарил, а я ему — что? Решил я в благодарность оставить ему еду, что с собой припас — пару яблок, кусочек сыра, да ломтик ветчины. Досадовал, что не догадался ничего взять из дому. Да хотя бы какую-нибудь безделушку, вроде подковки с замысловатым узором. Есть же где-нибудь и дом у Хозяина. Повесил — и было бы ему счастье… Валай чешет седую бороду, и тяжело вздыхает. Видно до сих пор жалеет, что ничего получше не припас. — Спустил я свой плотик на воду, оттолкнулся, и причалил к другому берегу. Возвращаться решил пешком, да вдоль реки — очень уж ладно шагали ноги по холодной шёлковой траве. Нет-нет, да поглядываю на тот берег — не мелькнёт ли среди сосен да елей знакомая чёрная шерсть. Едва скрылось солнце, ветер подул. Всё темнее и темнее делалось небо, а я знай смотрю то под ноги, то на тот берег. И вот, вижу — замелькали в чаще огоньки, красные, зелёные, жёлтые. Прыгают, и все как один на меня смотрят — знать хотят схватить. Вот тогда-то я почувствовал я, какое зло таилось в Дебрях. Сам не помню, как побежал — бегу и молюсь, чтобы не умели эти звери дикие плавать. Валай замолкает, глядя куда-то вдаль. Когда его в очередной раз кто-то тянет за штанину, он нервно вздрагивает, и продолжает: — К утру лишь дошёл я до деревни. Ещё не загорланили петухи, как я был у двора девицы. Гляжу — вышла она, меня завидела, подбоченилась сразу и давай расспрашивать со смехом: «Ну что, Валай, убил ли ты того зверя?» Отвечаю ей: «Не убил, но попросил о помощи». Рассказал ей, как было дело, показываю ей и ткань, и кусок шерсти. «Не плохой он, » — говорю, — «плохим бы был — порвал бы на кусочки и слушать не стал». Девица руками всплеснула, прижала к груди сверток, и улыбается мне. А тут отец ей, плотник, и говорит: «Чай купил шелк на ярмарке, и там же отрезал кисточку хвоста коровьего». Обидно мне стало — правду ведь рассказывал. Не успел я и рта раскрыть, как начался сильный ветер, и такой вой на всю округу поднялся, что впору уши затыкать. Потом лишь люд поняли, что не ветер то выл, а сам Хозяин Дебрей. Плотник ни слова больше не сказал мне в упрёк — видать понял, что негоже обижать добрых людей. Говорю вам, ребята: не плохой он, Хозяин Дебрей. Думаю, охраняет он нас от того зла, что там водится. — А с девицей что? — не выдерживает какая-то маленькая русоголовая девчонка. Валай усмехается: — А девица та выросла и превратилась в ворчливую бабу Нинару, которая веником снимает мальчишек с яблонь, а потом кормит их сладкими яблочными пирогами. Дети улыбаются: старую жену Валая Нинару в деревне любили абсолютно все. Собирались сумерки. Ребятишки расходились по домам, пересказывая друг другу историю Валая и то и дело перевирая его слова. Лишь одна рыжеволосая Мира осталась сидеть у ног старика, о чём-то глубоко задумавшись. — Дедушка, — наконец спросила она, — а ты у реки спал, когда тебе Хозяин снился? — У реки, у реки, — довольно протянул Валай сонным голосом. Засыпала деревня. Один за одним гасли огоньки в избах, умолкали сонные сторожевые псы. И лишь одна девушка лежала на крутом берегу в охапке душистой соломы и смотрела на рассыпанные по небосводу звёзды. Заворожённая их мерцанием, она крепко сжимала в руке снятую со стены подкову, украдкой унесённую из дома. «Мы с друг другом ещё счастья накопим, а этим и поделиться не жалко, » — рассуждала она, глядя на звёзды и стараясь отыскать знакомые фигурки. Небо вдруг подёрнулось рябью, группка звёзд шевельнулась, а потом отделилась от небосклона и, приняв форму волка, опустилось на траву. Мира замерла. «Хозяин леса! Ну как есть он!» Волк тем временем отряхнулся. Звёзды посыпались с его шкуры и погасли в тёмной траве. — Здравствуй, — пролепетала Мира, сама не помня, как вскочила на ноги. Подкову, бережно завернутую в холщовую ткань, она бережно прижимала к груди. «Здравствуй, Мира», — раздался в голове вкрадчивый хрипловатый голос. «Всё как Валай рассказывал!» — с трепетом подумала девушка и вдруг неожиданно для себя спросила: — А почему голос хриплый? Хозяин Дебрей удивлённо моргнул, а затем хитро прищурился: «На луну долго выл». Девушка облегчённо рассмеялась. — А почему ты сегодня пришёл? Он непонимающе наклонил голову: — Потому что ты хотела меня увидеть. — Тебя много кто хотят увидеть, — выпалила Мира, — и убить! Зверь, кажется, закатил жёлтые глаза и тяжко вздохнул: «Я не показываюсь глупцам». — Они злые! — голос её сорвался. Она и сама не заметила, как подступили слёзы. «Не злые. Глупые». Зверь лёг на траву и с наслаждением вдохнул чистый ночной воздух. «Злые люди достаточно умны, чтобы творить зло. Эти же творят зло из-за собственной глупости. Значит и спросу с этих невежд никакого». Зверь кивнул на противоположный берег реки. Мира только сейчас поняла, что впервые не испытывает страха, вглядываясь в темноту деревьев. Ни о каких сверкающих глазах не могло быть и речи. «Вот там — злые люди». Девушка моргнула: — Люди? Но ведь это звери! Много кто видел их глаза, горящие недобрым светом, между древесных стволов! Хозяин Дебрей дёрнул плечом: «Думаешь, так уж сложно потерять человеческий облик? Когда-то я ещё не был Хозяином Дебрей, а Дебри ещё не были Дебрями. Это был чудесный светлый лес, в котором жили чудесные существа. Лес этот был зеркалом душ — если в сердцах его детей царили мир и любовь, он продолжал цвести и радовать их своими дарами. Слава об этом лесе пронеслась по всем округам и недобрые люди решили, что в лесу царят неслыханные богатства. Они вторглись в лес убивая и калеча его жителей, но никаких сокровищ так и не нашли. Откуда им было знать, что все мыслимые богатства можно уместить в душе? Лес наказал их, обнажив их истинную сущность: звери — вот они кто, жалкие существа, для которых важна лишь нажива и убийство ради веселья. Меня они боятся, а потому не подходят близко, сторонятся. Потому я и стал Хозяином Дебрей — я отгоняю злых, и оберегаю добрых.» — А если, — протянула Мира, — если будут жить в лесу добрые люди, будет ли он прежним? Зверь внимательно посмотрел на юную девушку. «Пожалуй, будет. Чем больше будет добрых людей, тем скорее лес станет прежним. Да только кто захочет жить за Челной?» Мира вскочила на ноги: — Я буду! Идём, скорее же, дорога каждая минута! Зверь внимательно пригляделся к девушке, а потом вдруг бережно подцепил её за шкирку и оторвал от земли, как котёнка. Одним могучим прыжком зверь пересёк тёмные воды Челны и скрылся среди деревьев. Наутро никто не мог найти смешливую рыжеволосую девушку, которую за кроткий и мягкий нрав любили все от мала до велика. Родители, ушедшие было искать её на берег реки, к вечеру не вернулись. На следующий день в деревне не досчитались старика Валая и его добрую старую жену. Неодолимо тянуло людей добрых в лес. Уходили они, и никто больше не видел их. Мало-помалу перестали люди бояться другого берега. Перестали выискивать злобные огоньки глаз давно сгинувших существ. Через пол века на месте Диких Дебрей раскинулся светлый зелёные лес, и потянулись к нему люди, жаждущие лучшей жизни. Сказывали, что не всех пускали в лес, ибо жил там суровый страж, похожий на волка с белой, как первый снег, шерстью.