Into the Lion's Den

Не знаю как, но Конрад организовал приглашение в дом Репина на субботу. Туда мы и отправились в сопровождении Горана. Резиденция Репина оказалась в точности такой, как я её запомнил. Просторная, роскошная и обставленная с отменным вкусом. Это кровь Арсеньевых проявилась, не иначе. Ничего похожего на те помпезные дома, что принадлежат русским нуворишам. Неужели они думают, что умрут, если их унитаз не будет отлит из цельного куска золота?! У них нет достаточно денег на постройку гаража? Иначе почему они оставляют машину у входа? Может быть они планируют развернуть бизнес по продаже подержанных машин на заднем дворе? Боюсь, что однажды обнаружу ценник, прикреплённый к статуе Венеры, в гостиной одного из таких домов. Я должен был догадаться, что что-то не так, когда Репин не вышел нас встретить. Его четверо детей — девочка Софья тринадцати лет, полагаю, её уже можно назвать молодой леди, десятилетний Константин, девятилетний Владимир и пятилетний Ваня — заливаясь смехом, играли в салочки в саду. Гунтрам водил с завязанными глазами, пытаясь на ощупь поймать ребятишек. Отлично, раз он тут, значит, мы не встретим Ольгу Фёдоровну. Конрад замер столбом, наблюдая за игрой и разглядывая юношу словно тот был лошадью, выставленной на продажу. — Давай пройдём внутрь, Репин будет здесь с минуты на минуту, — сказал я, желая избежать неприятностей, как будто это когда-нибудь срабатывало! — У него возникло небольшое дельце в Новосибирске, так что у нас есть немного времени, Фердинанд. Как думаешь, Горан? — хмыкнул он в ответ. — Всё верно, мой герцог. Опять эти двое сговорились за моей спиной! Сейчас нам не нужно подкрепление, и серб не нужен! — Конрад… — начал было я вразумлять друга, но этот осёл направился прямиком к детям и позволил юноше поймать себя. Тот явно призадумался над тем, что же такое большое попалось в его сети. — Михаил! — предположил он, снимая повязку с глаз, и чуть не умер от смущения под пристальным взглядом Конрада. — Ошибка. Меня зовут Конрад фон Линторфф, — представился герцог, взяв его за руки, а мальчик от изумления едва не отпрыгнул в сторону. Он очень нервный. — Простите меня, сэр. Я не хотел проявить неуважение. Нас не предупредили, что Вы здесь. Дети, пойдёмте в дом, — проговорил он быстро, в то время как самый младший уцепился за его ногу. — Мистер Репин пригласил нас, но его что-то не видно. Нам следует уйти? — продолжил Конрад беседовать со столь счастливо попавшимся ему парнем. Конрад, ты не помидоры выбираешь на рынке! — Я позвоню мистеру Мальченко через минуту, сэр, — ответил юноша, сумев наконец отстраниться от Конрада. Вместе с детьми он стремительно направился в дом. — Видимо, нам придется ожидать снаружи, — пожал плечами Конрад. — Это не так уж плохо, мой герцог. Раньше русские дворяне могли сначала выпустить собак, а потом уже начать разбираться, кто к ним пришёл, — хмыкнул Горан. — Вы чуть не довели парня до второго сердечного приступа, сэр. — Ему нужно быть менее нервным в присутствии людей, — высказал своё категоричное мнение Конрад. — Если бы меня изнасиловали три гангстера, избив почти до смерти, а моя левая рука была превращена в крошево молотком, и меня ставили перед выбором — ампутация правой руки или смерть, думаю, я тоже нервничал бы при виде людей, — сообщил нам Горан весьма мрачно. — Ему было всего двадцать, когда это произошло. Как моему брату. Неудивительно, что он пытался покончить с собой два месяца назад. — Откуда ты знаешь? — спросил я неверяще. — Милан Михайлович очень хорош в вопросе налаживания личных связей, фон Кляйст. Тот, кто присматривает за парнем — Массаев Михаил Петрович, рассказал ему всю историю вчера вечером. Эта женщина была наказана по заслугам. Кажется, Репин заставил её смотреть на то, как с её любовником проделали всё то же самое, что и с мальчиком, с той только разницей, что в итоге ублюдок получил выстрел в голову. Я бы не был так милостив. С тех пор мальчик живет здесь с детьми, и они очень любят его. Конечно, они ничего о нём не знают. Только то, что он художник и имеет очень больное сердце. Он хороший парень, если верить Массаеву, щедрый, хоть и немного недалёк. Представьте себе, он чувствует ответственность за то, что произошло! Даже сказал Массаеву, что это его вина, что Репин завёл с ним роман! И хотел оставить его, чтобы тот вернулся к жене! — Не может быть! — выпалил я в недоумении. Никто не может быть настолько глуп! — Он даже прочёл Репину лекцию о святости брака. — Без сомнения, мальчик склонен к самоубийству, — рассмеялся я. — Он один из нас, Фердинанд. Он почитает Церковь, и Бог направил его на наш путь. Поэтому мы вернём его вновь под наше крыло, в то место, которому он принадлежит. — Действительно, мой герцог. Здесь для него небезопасно. История его вины перед Орденом была очищена кровью отца, — поддержал Горан. Блядь! Эти двое сговорились выступить в тандеме в роли Бога? Если они получат поддержку Михаила, я съем свой галстук. Дерьмо! — Репин не может гарантировать его безопасность. — Горан, это не наше дело. — Он Гуттенберг Заксен. Должен ли я напомнить вам, что именно эта ветвь спасла вашу семью от неминуемой нищеты? Вот, что может случиться, если начать забывать наши собственные поражения, — сказал Горан. — Я согласен с Грифоном и Дэлер тоже. Мальчик уедет с нами. — Ты планируешь его похитить у Репина, Горан? — спросил я приторно-сладким голосом. Он планирует поиграть в Большого Брата с незнакомцем? Бесит! — Нет, Фердинанд. Репин сам отдаст нам его, — произнёс Конрад. — Подыграй мне, пожалуйста, — велел он, когда заметил Мальченко — ставленника Репина в Смоленске. Он приближался к нам очень чем-то взволнованный. — Мой Грифон, мне очень-очень жаль, что вам пришлось ожидать. Гунтрам сообщил мне о вашем прибытии буквально минуту назад! — Полагаете это допустимо, заставлять главу Ордена ожидать стоя, как прислугу? — Мой герцог, приношу вам величайшие извинения. Это жуткое недопонимание. Мистер Репин отбыл по срочному делу, но, прошу Вас, входите. — Репина нет? Я прибыл, чтобы переговорить с ним об условиях соглашения, а его нет? — Он вернётся через несколько часов, а пока что я за него. — Я должен торговаться с третьеразрядными приспешниками? Немыслимо, Малкович. Мы уходим, сейчас же, — ответил Конрад, разворачиваясь в противоположную сторону, к моей вящей радости. — Скажите Репину, пусть не рассчитывает на мою поддержку. Конрад хочет досрочно отправить меня в могилу! Вне всякого сомнения. Я накричал на него в машине. Пока я кричал, он сохранял невозмутимый вид и Горан тоже. — Я лишь немного улучшил условия нашего соглашения, — был его ответ, полный пафоса. Сегодня он просто выводит меня из себя! У него хватило наглости отправить Обломова домой, после того как они поговорили по-русски! Всё для мальчика! В восемь он невозмутимо сообщил мне, что голоден и собирается поужинать в ресторане. Горан также идёт. Я должен был догадаться. Конрад не мыслит своей жизни без немецкой кухни, а сейчас мы остановились перед заведением, где подавали суши. В прошлый раз, когда мы были в Японии, он взял с собой Жан Жака. Линторфф не есть ничего из того, что не пробовал ещё в детстве. Я удивился, но ничего не сказал, так как тоже хотел попробовать что-нибудь новенькое. Я не настолько закоснел в своих привычках, как этот придурок! Но внутри я увидел Репина, сидевшего в углу в окружении своих людей… и с мальчиком, который расположился подле него. Юноша в недоумении уставился на Конрада, но быстро вернул взгляд к тарелке с нетронутой едой. Конрад вместо того, чтобы делать разумные вещи, отправился прямиком к столу, занимаемому Репиным. Обломов также был там и он не выглядел удивлённым нашим появлением. — Присаживайся, Конрад. Боюсь, что никак не мог встретиться с тобой этим утром, — произнёс Репин по-английски. — Я был крайне разочарован, Константин. С нетерпением ждал нашей встречи. — Возможно, мы можем устроить её сейчас. — Возможно, — Конрад сел напротив Репина, а я рядом с ним, отметив, что Горан разместился за соседним столиком. — Я всё ещё не понимаю твоих метаний, Конрад. Обычно, твоё слово имеет больший вес. — Моё слово имеет силу ровно до тех пор, пока ты не пытаешься надурить меня или Орден. — Как бы это? — У тебя есть кое-что, что принадлежит мне, Константин. Верни это, и мы продолжим с того места, на котором остановились. Я не люблю играться. — У меня нет ничего, чтобы принадлежало тебе. Мы договаривались только о территориях. А это моя земля. — Пожалуйста, Константин, не испытывай моё терпение. Ты искал моей поддержки, чтобы уберечь свою шею от властей, и я её тебе предоставил. Два миллиарда долларов, защита от властей — нам пришлось разворошить свои запасы, причём очень оперативно, должен заметить. И так ты отплатил мне? — Двенадцать процентов, Конрад. Ты берёшь двенадцать процентов, это почти ростовщичество! Я не предсказатель будущего. Скажи прямо, чего ты сейчас хочешь. — Меня возмущает, что твои ассоциаты общаются с членом Ордена. — Следи сам за порядком на своём заднем дворе. Мне хватает забот с собственным тылом. — Не изображай из себя невинного агнца. Он, — сказал Конрад, указывая на мальчика, — он де Лиль, и принадлежит мне. — Я не принадлежу вам! — воскликнул юноша, шокированный, но всего один острый взгляд, брошенный на него Константином, заставил его умолкнуть. Отличная выучка. — Его отец отдал мальчика мне в 1989 году в качестве компенсации за своё преступление против Ордена. Верни его мне. — Нет! У тебя нет над ним власти! — Что же, тогда я вынужден потребовать дополнительную весомую гарантию в обмен на то, что тебе так нужно. Один из твоих детей — этого будет достаточно. Отдай мне младшего, это не должно составить для тебя труда. — Линторфф уйди прочь, пока я тебя не пристрелил! — Мои люди уничтожат твою семью, если ты так поступишь. Не так ли, Горан? — Мы давно хотим реванша за то, что произошло в Грузии. Смерти Морозова недостаточно, сэр. Дом и это место окружены. — Итак, Константин, мальчик в обмен на небольшое снижение процента. Как насчёт семи процентов? Это очень щедрое предложение. Отдай мне парня или одного из своих детей, как гарантию, на весь следующий год. После твоей наглой лжи я не могу быть уверен в том, что ты собираешься вернуть мои деньги. Я отправлю ребёнка в лучшую школу и приставлю к нему русскую няню, если ты того пожелаешь. — Нет, не трогайте детей, — произнёс тихо юноша. — Гунтрам, помолчи! — Девочку можно отправить в пансион с постоянным проживанием. Если её мать увиливала от качественного выполнения своих обязанностей, то сейчас самое время поучить манерам, — продолжал Конрад, как будто ничего не происходило. Он нашёл брешь в плотине и собирался затопить всё. — Зачем тебе Гунтрам? У него ничего нет. Что бы ни натворила его семья в прошлом, с тех пор прошло уже десять лет! Убить их оказалось для тебя недостаточно? — Что? — воскликнул парень. — Его отец поместил мальчика под мою защиту, чтобы спасти ему жизнь. Я принял предложение. — Мой отец покончил жизнь самоубийством. Он никогда не был частью Ордена! — Ты должен носить золотой крест с твоим именем и датой, но не рождения. Это день, когда ты был принят в Орден и Веру. Крест очень необычный, он изготовлен специально. Это крестильный крест, на нём есть небольшие линии, которые придают ему сходство с башнями крепости. Такой тип креста появился ещё в 17 веке, он означает «воинственный из храма», потому что представляет собой крепость. Мы воины Церкви и только некоторые из членов нашего Ордена имеют право на его ношение. Только семьи-основатели. Должен ли я сказать тебе дату? Это было на третий месяц твоей жизни. — Восьмое декабря, — выдохнул Гунтрам, выглядевший очень удручённым. — Праздник нашей Леди. Ты один из нас, Гунтрам, и находишься под моим покровительством. Мы не знали, где ты был все эти годы. Я испытывал уважение к Жерому. Очень жаль, что он принял такое решение. Я никогда не винил его за то, что учинили его отец и братья. Я верно расслышал? Жером презирал Конрада, не одобряя их отношения с Роже — настоящий ханжа. Всегда восседал в углу с видом стервятника, задумчивый. Правда лишь то, что он не был похож на Роже или Паскаля. Конрад, ты дал ему месяц на то, чтобы привести все дела в порядок и покончить с собой! — Твоё понимание слова «милость» весьма специфическое, Линторфф. Ты уничтожил их банк, предал огню дом, убил старого виконта и его наследника вместе со всей семьёй и до сих пор пытаешься добраться до другого брата. Я ничего не упустил, Линторфф? — Ты знал о моей семье, Константин? Кто они были? Почему ты никогда не рассказывал мне? — паренёк уставился на Репина, по-настоящему уязвлённый. Упс, у кого-то в шкафу оказался припрятан скелет. — Тебе известна уже вся история. В 1989 году несколько членов Ордена решили сместить Главу и восстали. Но их предали, и Линторфф, узнав всё, убил большинство заговорщиков и сейчас он хочет завершить свое чёрное дело с тобой. — Нет, Константин. Я планирую исполнить свой долг чести по отношению к отцу мальчика. Я не трону ни единого волоска на его голове. Зачем бы мне это? Его отец оказался единственным, кто навёл Фердинанда на предателей. Мы обнаружили это спустя несколько месяцев, когда нашли документы, помещённые в ячейку безопасности женевского банка. Там также было письмо для тебя, Гунтрам. Я прав, Фердинанд? — Да. Чёрт тебя подери, Конрад. У тебя это письмо было ещё раньше (Дерьмо! Он не уничтожил его, как обещал мне. Маньячный засранец всё это время думал, что найдёт мальчика!) документы нашли, когда в поисках номеров счетов вскрыли паркет в квартире Жерома. Эта информация могла бы отправить тебя за решётку на 20-30 лет… если бы конечно на Земле нашёлся судья, готовый её прочитать. — Я лишь защищался, Гунтрам. Я не отдавал приказа на уничтожение, так как находился в больнице, едва выжив после того, как в меня выстрелили, — пояснил Конрад (О боже, это была всего лишь царапина на плече!). — по приказу твоего деда. Так ты пойдёшь с нами мирно или я должен попросить моих людей тебе помочь? — Только не трогайте детей! — Гунтрам, замолчи! Забирай свои деньги Линторфф и покинь мою страну. — Как пожелаешь, Константин. Только смотри не пожалей, когда российские власти арестуют тебя за налоговые нарушения. Они давно точат на тебя зубы за твои сделки с чеченцами. Очень плохой мальчик. Ольга будет просто счастлива получить быстрый развод. — Константин, тебе нельзя в тюрьму, — прокомментировал Обломов. — Там тебя убьют. — Я пойду, — сказал мальчик и я восхитился его решимостью. Он пытался покончить с собой всего два с половиной месяца назад. К тому же он живёт с Репиным — его сложно признать полностью вменяемым. — Гунтрам, он блефует. У него нет ни одного доказательства в подтверждение своих слов. — У меня нет. А у твоей жены есть. Я получил их от неё. Вся твоя организация пойдёт ко дну вслед за тобой. Она хочет получить защиту от властей. Я могу это остановить. — Ольга Фёдоровна сделает всё что угодно, чтобы уничтожить тебя, — убеждённо произнёс мальчик, реально обеспокоенный судьбой этого ублюдка. — Это всего лишь на год, Константин, пока ты не расплатишься со мной. Я верну его в целости и сохранности, решив ваши проблемы и сократив ставки. Чего ещё ты можешь требовать от меня? — Клянусь, я разрушу твою жизнь, Линторфф. — Ты уже пытался и провалился. В следующий раз я не пойду на соглашение. Двигайся, мальчик, мой самолёт ожидает. — Это к лучшему, босс. Наши позиции в настоящее время очень слабы, — проговорил Обломов. — Гунтрам не может ехать, он очень болен! — Я буду в порядке, мой друг. Я уже выжил однажды, — тихонько сказал паренёк, сжимая руку Репина. — Позаботься о себе и детях. Если ты попадёшь в тюрьму, кто присмотрит за ними? Это только на год. — Я разрешу ему написать тебе или детям. Я не бессердечная дрянь, — сказал Конрад. Простите, я ослышался? — Не верю ни на секунду, что ты имеешь что-то против меня, Линторфф. — 5897354-CLX. Эти цифры о чём-нибудь тебе говорят? — был ответ Конрада. Похоже на счет Люксембурга. Репин побледнел. — Итак, мальчик, скажи до свиданья твоему защитнику и жду тебя в машине, — подытожил Конрад. Понятия не имею, что эти двое говорили друг другу, но вскоре Горан подошёл в машине, придерживая юношу за локоть. Бедняга выглядел и правда нездоровым, почти на грани сердечного приступа. Он сел в лимузин напротив Конрада и меня, Горан рядом с ним. Юноша дышал прерывисто, и я увидел, как он достаёт из кармана пиджака маленькую коробочку и кладёт таблетку в рот. — Что это? — спросил Конрад. — Лекарство от высокого кровяного давления. У меня хроническое заболевание сердца, сэр. Мне нужны медикаменты, прошу Вас. — Доктор оценит твоё состояние утром в Цюрихе. Отдай таблетки Павичевичу. Я не позволю тебе принимать что-либо без нашего контроля. — Сэр, это всего лишь нифедипин и кальций. У меня уже был один сердечный приступ. Ничего веселящего. — Я не думаю, что это наркотики, по крайней мере в твоём случае, но у тебя была попытка суицида. Я предпочитаю обезопаситься. Ты мой залог на год, как минимум. — Как минимум? — Если Репин отдаст мне деньги, ты вернёшься к нему. Если нет — останешься. Будет интересно посмотреть, что он любит больше: тебя или два миллиарда. Я буду очень удивлён, если он добудет достаточно денег для оплаты за год. Вот так мы и «приобрели» Гунтрама Филиппа Альфонса де Лиля Гутенберга Заксена. Понятия не имею, откуда жена Репина взяла такие материалы, но они у неё есть и, по мнению Конрада, Горан должен позаботиться об этом. Предатели и стукачи вредят бизнесу. Серб более чем счастлив поручению. Надеюсь, он не распространил свои чувства к погибшему брату, Павлу, на этого парнишку. Уж больно обстоятельства похожи. Конрад присматривается к мальчику. Я отчётливо это вижу. Он следил за ним всё время полёта в самолёте, даже когда бедный ребёнок ушёл в самый дальний угол и замер там, впав в оцепенение, как испуганный зверёк. Гунтрам отказался есть или пить что-либо, хотя мы пообедали (немецкая кухня, естественно) и Мари была очень любезна с ним. Он не захотел присоединиться к нам, и Конрад оставил его в покое, пока мы ели и работали. Мы выехали в 11 часов и следующие 7 часов по дороге домой были самыми длинными в моей жизни. Я сочувствовал мальчику, ведь он был совсем один, болен, испуган и не знал, что ждать от судьбы рядом с человеком, который казнил всю его семью. Даже Горан принял в нём участие. Где-то в час дня, когда мы обсуждали вопрос по Газрому, он подошёл к пареньку и предложил ему шоколадный батончик Марс, достав его из кармана — никогда бы не подумал, что Горан может носить с собой подобную вещь — и мальчик, окончательно измученный, взял сладость, пробормотав чуть слышно «спасибо», и принялся есть. Вскоре он уснул, обессилев от нервного напряжения. Я заметил, что Конрад поднялся со своего места и направился к нему, чтобы разложить кресло и накрыть юношу шерстяным одеялом. — Ты уверен в том, что делаешь? Репин не простит. — Он должен заплатить за то, что сделал, а мне нужны какие-то гарантии, что он вернёт деньги. Я не собираюсь становиться идиотом, который дал ему два миллиарда без обеспечения, чтобы он мог восстановить своё могущество. Я предпочитаю, чтобы он был наверху, потому что может удержать русских в узде, но не сомневайся ни на минуту, Фердинанд, как только он попробует предпринять что-либо против меня, как этот пред-дефолтный сценарий в Центральной Европе, он мертвец. — Но что если он заплатит? Что ты будешь делать? Убьёшь мальчика? — Как я уже говорил, он весьма сильно напоминает своего дядю и может быть отличным развлечением для меня, хотя вряд ли обладает темпераментом Роже в постели. Он больше похож на ягнёнка или котёнка. — Великолепно. — Посмотрим, сможет ли он выманить змею из укрытия. Я хочу завершить это дело наконец. — Хотел бы я посмотреть, как ты это сделаешь. Этот парнишка боится мужчин. — Что добавляет дополнительного азарта моей охоте. Шлюхи хорошо выучены, но в конце концов надоедает получать всё играючи. Фердинанд, мы становимся слишком старыми, чтобы бежать из одного отеля в другой. Я бы предпочёл, чтобы кто-то ждал меня дома. — Говори за себя, — я развернулся и направился к собственному месту, собираясь поспать. Пусть идёт к чёрту. *** Дневник Гунтрама де Лиля 16 февраля, 2004 года Моя жизнь резко переменилась к худшему два дня назад. В пятницу утром я играл с детьми Константина, и там вдруг оказался этот немец. Сейчас я знаю, кто он такой. Небезызвестный Гриффон, глава Ордена, Конрад фон Линторфф, герцог фон Витшток, богатый банкир из Швейцарии и убийца моей семьи. Он клянётся, что не предпринимал ничего для этого и решение было принято другими членами Ордена, чтобы остановить внутреннюю войну; что мой отец отдал меня ему, велев уберечь от тех, кого они называют «старая гвардия», и что он присматривал за мной, но никогда не видел прежде. Линторфф сказал, что рядом с Константином небезопасно, так как атаки его жены продолжатся. Он хочет для меня лучшего, так как я часть Ордена с тех пор, как был совсем ребёнком. Он сказал, что позволит мне развивать мою художественную карьеру, если пожелаю, и даже поддержит, так как полагает, что я не лишён таланта. Какова разница между ним и Константином? Бизнес герцога весь легален, ничего противозаконного и он эффективно контролирует правительства. Никто не может дотянуться до него, но он бандит гораздо худшего толка, чем Репин. Для него не составляет проблем убийство, похищение детей и женщин или то, что он забрал меня только для того, чтобы подразнить Константина. Очень надеюсь, что тот в порядке и смог урегулировать все проблемы с женой. Линторфф обещал позволить мне поговорить с детьми, если он будет доволен моим поведением. Он разрешит мне написать Константину или отослать ему мои картины, если я пожелаю, при наличии уважительной причины, конечно. Линторфф не позволил мне взять из России ни единой вещи, даже мои карандаши и лекарства. Совсем ничего. Неужели он думает я могу протащить жучка в моём пенале или скрытую камеру в лацканах пиджака! У герцога свой самолёт, Боинг, если не ошибаюсь. Больше, чем у Константина. Боже, я так сильно по нему скучаю! Это место просто огромное и совершенно лишено жизни. Как Мавзолей. Роскошно и совершенно нет ничего общего с домом Константина, в котором всегда звучит детский смех. Дом в Лондоне тоже большой, но полон света и там всегда был он, готовый выслушать меня, поддержать и поцеловать. Его глаза всегда улавливали момент, когда я входил в комнату, и он изо всех сил старался присматривать за мной после того, что случилось той ночью. Он любит меня так сильно, даже несмотря на то, что знает — я не могу любить его больше. Он никогда не принуждал меня делать что-то. Он просто находился рядом. Как я уже сказал, у Линторффа самолёт. Там был он, другой немец его возраста и ещё два парня, думаю, они телохранители. Ещё один мужчина средних лет, серб по имени Горан, который был ко мне добр. Прежде чем я покинул Константина, он попросил меня ни о чём не беспокоиться, потому что я его ангел и он любит меня больше всего на свете; обещал, что заберёт меня так скоро, как только сможет, что это лишь вопрос времени. Я правда надеюсь, что он сможет исполнить своё обещание. Мы прибыли в Цюрих в полдень, в обеденное время. Позавтракали в самолёте и после приземления меня посадили в большой чёрный бронированный Мерседес вместе с Линторффом. Немец, Фердинанд фон как-то там, и Горан поехали на другой машине, тоже Мерседесе. С нами были водитель и охранник на переднем сидении. — Гунтрам, как ты скоро поймёшь, ты под моей опекой на весь следующий год. Ты мой залог, если говорить словами твоего отца, и я буду требовать от тебя соответствующего поведения. Послушание, почтительность, уважение по отношению ко мне и тогда у нас не будет проблем. Я буду присматривать за тобой, обеспечивать тебя всем необходимым и, если сочту это возможным, отправлю тебя учиться. Мне сообщили, что ты учился в Лондоне до происшествия. — Я не могу вернуться в университет. Я не могу находиться в окружении людей. У меня случаются панические атаки, когда вокруг толпа. — Чушь. От этого есть лекарства. Доктор Вагеманн, мой личный терапевт, обследует тебя, как только мы прибудем домой. В течение недели ты будешь ездить в клинику и проходить обследование. В остальное время ты должен находиться дома. Составь список принадлежностей, которые тебе необходимы для рисования, чтобы тебе было чем заняться. — Пожалуйста, могу я поговорить с мистером Репиным? — взмолился я. — Как только я сочту это возможным. Тебе сначала надо принять твоё новое положение. Его дом — это огромный замок, расположенный прямо посреди большого леса. Очень красивый. Обжитой двор с деревьями внутри, старая башня и четыре крыла, построенные где-то в 19 столетии. Он выглядел скорее как крепость, нежели как семейная резиденция. Когда мы прибыли, и шофёр распахнул перед ним дверь, я застрял в машине, застыв в страхе перед моей дальнейшей судьбой. — Пойдём, Гунтрам. Тут слишком холодно, — сказал он, используя более тёплый тон голоса, нежели я слышал от него прежде, и накинул мне на плечи своё пальто. Я отмер и последовал за ним по широкой лестнице к большой входной двери. По дороге насчитал семь горничных, ещё трёх мужчин в поварской форме и четырёх дворецких. Один из них был очень высокий и аристократичный на вид, он выглядел, как начальник им всем. Мужчина смотрел на меня с изумлением, почти шокированный, как будто увидел призрака. — Гунтрам, это Фридрих. Он управляющий. Чтобы тебе не понадобилось, обращайся с этим к нему, — сказал мне Линторфф. — Фридрих, это Гунтрам, сын Жерома де Лиля. Помнишь его? — Конечно, Ваша светлость, — ответил тот, взглянув на Линторффа. — Он останется тут с нами под моей опекой. Гунтрам, ты предпочитаешь голубой или жёлтый? — Голубой, сэр, — ответил я, полностью дезориентированный. — Отличный выбор. Голубые комнаты расположены в башне под моими апартаментами. Жёлтый — это слишком по-девчачьи. Фридрих приготовит их после обеда. Гунтрам должен немного отдохнуть после перелёта. — Как пожелаете, Ваша светлость. — Свободны, — только и сказал Конрад, и армия слуг молча растворилась. Остались только он, фон Кляйст и серб. — Могу я кое-что сказать Вам герцог? — спросил дворецкий. — Что такое, Фридрих? — Наедине, сэр. — Фердинанд, можешь пока показать Гунтраму библиотеку или зимний сад? Попроси чаю или что-нибудь горячего, мальчик выглядит болезненно, — велел Линторфф перед уходом. * * * — Конрад, я был твоим наставником более сорока лет и то, что ты сейчас творишь — это самое большое безумие! — заговорил Фридрих. — Де Лиль, та же фамилия, что у Роже де Лиля? — Он его племянник, сын Жерома. Невероятное совпадение, не так ли? — ответил Конрад, невозмутимый как всегда. — Ты уже избавился от своих прежних чувств? — Его отец отдал мальчика мне, как ты уже знаешь. Я нахожу его интересным и забрал у Репина, что стало для него персональным наказанием. Не беспокойся, мальчик в безопасности, на самом деле он в ужасе от мужчин. Плохой опыт в России. — Не смей даже думать об этом. Он всего лишь ребёнок! Сколько ему лет? Знает ли он о твоем прошлом? — Должно быть около 21 года. Он художник и неплохой. Я забрал его как гарант. Он вернётся к хозяину через год, если тот расплатится со мной, конечно. — Больше ничего? Не лги мне, Конрад, я знаю тебя лучше, чем твой собственный отец. — Хорошо, признаю, он достаточно очарователен. Не дотягивает, конечно, до дяди и наверняка даже на треть не так способен в кровати, как Роже. Парень не выглядит достаточно искушенным в таких вопросах. Кроме того, у него больное сердце, и он сейчас проходит восстановительную терапию после сердечного приступа, попытки суицида, группового изнасилования, которое устроили люди жены Репина, пыток и всё такое. Россия — не лучшее место для жизни. — И ты так просто это говоришь? Есть ли у тебя сердце? Он всего лишь дитя! — спросил старик, ужасаясь бесчувственности и холодности своего воспитанника. — Я принял свою ответственность уже в двадцать два. Позаботься о нем; он совсем не такой, как дядя. Скромная и добрая натура. Тебе будет нужно отвезти его в клинику, в какую укажет доктор Вагеманн. Подбери ему одежду, купи бумагу и то, чем он сможет рисовать. Я назначил Алексея Антонова его телохранителем. Мальчику не позволено покидать замок одному, без присмотра. А да, скажи на кухне, чтобы не перебарщивали с солью. Для его сердца неполезно. И никакого жира в его пище. Если его поведение будет соответствующим, он отправится в школу или будет брать уроки живописи. — Как его Светлость пожелает, — принял Фридрих его разъяснения.