Into the Lion's Den

Дневник Гунтрама де Лиля. Вопреки первому впечатлению Рудольф Остерман оказался не так плох, как мой прежний учитель. Но у него ужасный характер, это бесспорно. Он долго разглядывал всё, что я сделал за прошлую неделю и сказал: - Почти всё - бесполезный хлам. Не трать понапрасну бумагу, если не знаешь, что именно хочешь изобразить. Картины из Англии, которые я видел, были намного лучше. Имей хоть немного уважения к деревьям! По его словам, я могу рисовать «достаточно хорошо», но понятия не имею, что хочу сделать. — Хаотично и по-детски. Единственный способ тебя дисциплинировать — это дать тебе объект для копирования и заставить поработать с ним. Вот, держи это и прекращай озираться по сторонам. И он всучил мне ужасную китайскую «приветствующую кошку». Эта проклятая тварь постоянно двигает правой лапой! Какой-то вечный двигатель! Почему они раскрасили её в золотой с красным и синим? Это просто отвратительно. По крайней мере он не велел мне «оставь свои академические замашки и ищи новый путь самовыражения». В конце дня — я трудился с 9 утра до 6 вечера, лишь один раз прервавшись на обед с Алексеем в близлежащем ресторане, где тот буквально приказал не солить мою еду. Ублюдок! — учитель уничтожил все 16 сделанных мной зарисовок этой вещицы, после чего я еле сдержал желание заживо содрать с него кожу! И каким же был его вердикт? — Ты неверно передаёшь сущность объекта. Забудь, что это современная игрушка и посмотри вглубь, отыщи её внутреннюю гармонию. Следующее занятие прошло аналогично, и после того, как Остерман уничтожил уже седьмой рисунок, я решил, что с меня хватит — ему нужно классическое прочтение этого убогого изделия? Он его получит! Я использовал в качестве фона портрет Леонардо из класса философии, а вместо Сократа и Аристотеля изобразил двух поганых котов, приветствующих друг друга. Рисунок карандашом. Я ожидал от преподавателя экспрессивной ругани, но он внимательно и долго изучал рисунок. — Возможно, я всё же смогу сделать из тебя что-то стоящее, молодой человек. Сейчас твоя работа частично отображает тебя самого. Мы начнём работать с масляными карандашами. Получился классический портрет твоих кошачьих друзей. Клянусь, он наслаждался последним предложением! Наконец, он оставил меня в покое, так как уезжал в Париж, чтобы произвести там оценку картин. Он зарабатывал деньги как художественный куратор-комиссар, писал книги об искусстве и делал жизнь начинающих художников невыносимой. К счастью, он не цитирует каждые две минуты Кунса или Уорхола, как другие преподаватели. Разрешили ли мне прохлаждаться? НЕТ. Утром Фридрих вручил мне несколько книг по истории архитектуры, сообщив: — Они прибыли вчера утром, пока Вы находились у Отца Бруно. Герцог хочет, чтобы Вы начали их изучать. В эти книги включены некоторые рекомендуемые задания. Выполните их, а Мистер Остерман проверит итог, прежде чем отсылать их преподавателю. Линторфф был серьёзен в своём стремлении заставить меня учиться и сдать экзамены! Я получил всё необходимое. Не удивительно, что Конрад старый холостяк, не имеющий детей. Бедные его собаки! Они побежали бы жаловаться судье, если бы научились говорить. В любом случае, лучше уж буду читать и заниматься, чем спорить с герцогом. По крайней мере мозг будет чем-то занят. * * * «Единственная хорошая вещь в моей новой работе — то, что я могу следить за Жан-Жаком. Новенький мальчик на кухне как раз в его вкусе, и так и норовит выполнить всё, что только пожелает шеф», — размышлял уже не по первому кругу Алексей Антонов в течение недели, когда ему было велено присматривать за «любимой игрушкой Репина», как Гунтрама назвал герцог. Охранника разрывали на части противоречивые задачи и думы: необходимость выполнять свои обязанности «тюремщика» сопровождалась мыслями о том, что «здесь условия гораздо лучше, чем были у меня в Афганистане, но суть одинакова — несвобода», указания Линторффа «попытайся вызнать у него, как можно больше, Антонов, возможно мальчик знает больше, чем мы думаем. И держи его подальше от моих бумаг» вступали в конфликт с указаниями медицинской сестры «он страдает от гипертрофической кардиомиопатии и уже пережил один сердечный приступ по вине Ольги Фёдоровны Репиной. Это было почти также ужасно, как тогда, когда у тебя возник конфликт с Репиным». Нет, в его случае всё намного хуже. Я был достаточно тренирован и знал, как избежать боли или по максимуму её нейтрализовать. Физически я был разрушен, но не морально, как он. И я никогда и не помышлял о самоубийстве, а вот взять реванш — это да, до сих пор мечтаю! Русский телохранитель продолжил поглощать свою форель, сидя с Фридрихом и Гунтрамом, также обедавшими в зале для прислуги. — Как идут дела, Гунтрам? Тебе нужно что-нибудь ещё для твоих занятий? — Нет, спасибо Фридрих, — ответил Гунтрам тихо. — Его Светлость предположил, что Вы начнёте читать и заниматься. Экзамены будут в июне. Вам хватит времени для подготовки? — Думаю да, но мне придётся учиться вместо рисования, — сообщил Гунтрам, надеясь на отмену уроков со старым учителем. — Я поговорю с Отцом Бруно, чтобы сократить твои визиты до одного в неделю — в воскресенье утром, так как его Светлость в это время также занят. — Но я хочу туда ходить! — запротестовал Гунтрам, но дворецкий остался непоколебим. — Дитя, ты же знаешь, это к лучшему. Когда сдашь все тесты, сможешь вернуться к прежнему режиму. Например, в июле. — Я не хочу сидеть тут все время! — Гунтрам, твоё здоровье не позволяет тебя сильно нагружать. Ты же слышал доктора. И на прошлой неделе тебе два дня нездоровилось. Ты можешь заниматься по утрам, рисовать днём и посещать студию Остермана 3 раза в неделю. Возможно, мистер Антонов возьмёт тебя в Цюрих, чтобы показать город или посетить пару музеев, — Фридрих произнёс это тоном, не допускающим сомнений. «Бедный мальчик, он выглядит так, как будто даже перелёт может стать для него неподъёмной ношей. Репин правда его сломал. Поражаюсь, как Гунтрам смог протянуть столь долго в его когтях. Я никогда не жил с Репиным, только короткие встречи на протяжении трёх лет, но даже этого оказалось достаточно для того, чтобы Ольга взорвалась. Я уверен, что это она подготовила информацию против меня. Попрошу Горана о помощи. Герцог может присмотреть за Гунтрамом пару дней или Хольгерсон. Хотел бы я сравнять наш счёт с этой ведьмой. Не верю ни на одну минуту, что она выбыла из игры, чтобы ни говорил на этот счёт Обломов. Она лишь выжидает время, чтобы покончить с Репиным. Нападение на мальчика — это лишь первая ласточка. Герцог прав в своём решении. Если она встанет во главе, то наступит полный хаос и попытки её свержения не заставят себя долго ждать». — Гунтрам, хочешь поехать сегодня со мной в Альштадт? Я могу показать тебе город, — спросил Алексей, ободряемый улыбкой Фридриха. — Нет, Мистер Антонов. Предпочитаю разобраться с накопившимися делами. — Пятница, парень! Большинство тинейджеров уже в пять исчезают в неизвестном направлении! — Мне почти 22 года, мистер Антонов, уже не подросток. И я никогда не пользовался особой популярностью. Много времени проводил в кафе, в котором работал по пятницам и субботам. — Тогда я свожу тебя в кино. Выбирай фильм сам, но только, пожалуйста, не Звёздные войны. — Простите, но я не люблю бывать в окружении большого количества людей. — Что ж, тогда я выберу за тебя. Время Фабрики грёз! — Я совсем не говорю по-немецки! — А там будут английские субтитры. Мистер Эльзассер, не могли бы Вы сообщить его Светлости, что мы с Гунтрамом вернёмся около 10 часов вечера? — Непременно, мистер Антонов. Гунтрам, не дуйся. Это выглядит очень некрасиво и так по-детски. * * * — У Вас не будет проблем с герцогом, мистер Антонов? Думаю, он ожидал увидеть меня за ужином, — попытался отговорить Гунтрам Алексея от пришедшей тому в голову идеи, завуалированно угрожая недовольством Линторффа. Юноша очень опасался кинотеатра, который означал сотни людей вокруг, магазины, множество огней и открытое пространство. — Он не будет возражать. Кроме того, не жди, что он покажется дома. Пятница — главный день для охоты, если герцог в Цюрихе. Давай возьмём для тебя горячего чаю, прежде чем ехать, — сказал русский с карикатурно огромной улыбкой на лице. — Я не хочу чая! — Нет, ты хочешь, Гунтрам! Давай, двигай на кухню и попроси чай. — Зачем? — Сделай одолжение. Помоги мне, а в другой раз я помогу тебе. Рука руку моет, как говорится. — Если ты хочешь чаю, почему не можешь попросить его самостоятельно? Герцог это не запрещает. — Ты можешь быть очень упёртым, если захочешь, не так ли? — разбушевавшийся Алексей ухватил Гунтрама за руку и поволок его в сторону лестницы, ведущей в столовую. Последний тычок забросил Гунтрама в оборудованную по последнему слову техники кухню, в которой шеф Жан-Жак руководил приготовлением субботнего ужина. — Гунтрам хочет кое-что попросить, Жан Жак, но стесняется, — сообщил Алексей более чем недружелюбно выглядевшему мужчине. — Вот как? Что же ты хочешь? Я работаю, Антонов, — заявил тот воинственным тоном, потому что уже устал от ревности своего бойфренда, в очередной раз заявившегося на кухню, чтобы проверить Жан Жака, как будто он юный дилетант, а не обладатель трёх мишленовских звёзд и автор нескольких книг по кулинарии. «Он что думает, я бросаюсь на шею каждому, что сюда заходит? Я сделал так однажды, с ним, и с тех пор он думает, что я кручу шашни с каждым официантом или поварёнком, входящим в дверь. Боже, он ревнует даже к Фридриху!» — Прошу прощения за беспокойство, месье. Я лишь хотел немного чая… — пробормотал Гунтрам застенчиво, ненавидя быть в центре событий, которые не до конца понимает. — Хорошо. Петер, приготовь чашку чай и постарайся не забыть разницу между кипящей и просто горячей водой. Для заварки возьми крупные листья.  — Я не хотел причинять вам беспокойство. — Не переживай, я знаю, чья это была идея, — ответил Жан Жак быстро по-французски. — Ты приехал из Пуатье? — Я родился в Нью-Йорке и жил в Буэнос Айресе, — ответил Гунтрам на английском. — Я провёл много лет в Пуатье, когда был в твоём возрасте. Там жил один шеф-повар, настоящий гений. Я научился у него многому. Он держал ресторан в Сент-Эпине и всегда работал только с натуральными продуктами из деревни, культивируя национальные рецепты. Если он решал использовать тыквы, то в меню появлялось от 10 до 20 разнообразных блюд, и они были настолько непохожи, что не надоедали. Каждый раз, когда приезжаю во Францию, стараюсь посетить его заведение. Я адаптировал несколько его рецептов для тебя, так как у тебя очень строгая диета. Что ты сделал доктору, что он так суров? — Ваши блюда восхитительны, сэр. По вкусу очень сильно отличаются от больничной еды. — Могу я использовать это предложение в качестве заголовка? Если ты выживешь, я напишу книгу рецептов для кардиологических пациентов. То, что им приходится есть, просто ужасно! Неудивительно, что они бегут в первый же ресторан, который встретят на своём пути, — расхохотался повар к великому удивлению помощников, не привыкших видеть обычно сурового босса в столь игривом настроении. — Рад быть полезным. — Уходишь? — спросил Жан-Жак, окинув взглядом повседневный наряд юноши: легкий пуловер и рубашку без галстука или пиджака, ничего похожего на то, что Гунтрам носил обычно или когда герцог был поблизости. — Собираюсь посмотреть кино. Герцог сегодня вечером не вернётся. — Нет, у него ужин на 9 персон, включая Стефанию Барберини и её девушек. На твоём бы месте я бы бежал прочь так быстро, как только возможно. Они не будут без тебя скучать. Это встреча для парочки трейдеров, — хмыкнул мужчина, выказывая своё недовольство. — Стефания ди Барберини? Имя звучит знакомо. Кто она? — Образец идеального вкуса, элегантности, роскоши, шарма и идиотизма. Она — телеведущая и комментатор моды. Миллиарды лет назад она была довольно-таки известной моделью, но теперь вышла в тираж и существует только на проценты, обеспеченные ей мужем. — Жан-Жак, прекрати! Мистер Барберини был другом герцога… — Десять лет назад? Алексей Григорьевич, попасть в постель, не значит застолбить данную позицию навечно. Она приведёт с собой парочку моделей, и я прекрасно себе представляю, на что она нацелилась. Сожалею только о том, что придётся тратить хорошие трюфели на этих дамочек. Я запросто могу открыть банку икры из супермаркета и подавать её вместе с готовыми гренками и сыром «Филадельфия». Они всё равно не заметят разницы. — Это не наше дело. — Сдрейфил, Алексей? Расслабься мальчик. Твоего босса тут нет и, поверь, он разделяет мою точку зрения. Могу поспорить, что утром он велел тебе увезти Гунтрама прочь на весь вечер, так как он совсем не сочетается с людьми подобного сорта, — хмыкнул повар. — Антонов, увези Гунтрама, так как мне предстоит деловая встреча с людьми не из нашего круга. Возвращайтесь в десять, — он очень похоже изобразил голос герцога и его акцент. — Тебе ещё так многому предстоит научиться, мальчик, — добавил Жан-Жак зловеще, осматриваясь, чтобы проверить, чем занимаются двое поварят и су-шеф. — Дерьмо! И это вы смеете называть «воль-о-вэ»? — закричал он на одного из мальчиков, быстро вытаскивая что-то из духовки. Гунтрам залпом допил оставшийся чай, пока повар громко кричал на немецком языке вперемешку с французским на парнишку, выглядевшего очень смущённым. — Пожалуйста, пойдем, — шепнул он расстроенно Алексею, после того как вся затеянная русским игра была так легко обнаружена. — Завтра в семь, Алексей, — услышал русский в тот момент, когда дверь уже закрывалась. Он ускорил шаг, направляясь в сторону главного входа, и рявкнул дворецкому, чтобы подали для них пальто. Только заведя мотор машины, он почувствовал, что немного остыл. — Это мой бойфренд, Гунтрам, — пояснил Антонов тихо растерянному юноше. — Ты гей? — Да. Что тут странного? — Ничего, — Гунтрам смутился. — Мы встретились в 1996, когда я приехал в Цюрих. Мы встречались несколько месяцев, затем он приступил к работе у герцога, и мы расстались. А снова сошлись три месяца назад, после долгих уговоров с моей стороны. Сейчас я много работаю, чтобы получить более надёжную и стабильную работу, чем простой телохранитель, так что мы стали более серьёзно относиться к отношениям. Но он уже привык свободно «гулять», а мне это не нравится. — Я понимаю, мистер Антонов. — Зови меня Алексей. Мы же соседи. — Идёт. — Зайдём в Макдональдс после фильма, если хочешь. Ты любишь «Монстров»? — Я повидал их немало за последние годы. — Я про фильм. Диснеевский, я думаю. — Там будет полно людей. Может мы лучше пойдём в кафе и просто посидим в уголке? — Нет. Мы идём в кинотеатр и будем смотреть фильм. Я возьму тебе шоколад или конфеты, что захочешь. Смотри, уже темно, тебе не стоит бояться чужих взглядов. Смотри фильм и забудь обо всём на свете. Дыхание Гунтрама участилось, но Алексей ободряюще улыбнулся ему и слегка сжал руку в жестом молчаливой поддержки. Гунтрам судорожно сглотнул и сел ровно, глядя прямо перед собой. «Я смогу сделать это, я смогу сделать это. Это всего лишь глупый фильм». * * * — Большое спасибо, что составила мне сегодня компанию, Стефания. Ты была как всегда очаровательна, моя дорогая, — произнёс Конрад, стоя посреди опустевшей гостиной. Все его гости уже ушли и трое мужчин предложили проводить дам в их гостиницы. От главного входа до герцога донеслись сдержанные смешки около 11 часов вечера, прямо посреди его лекции о перспективах новых рынков, и странное желание убить Антонова охватило Линторффа. Они вернулись на час позже, чем он велел; мальчик долго находился на улице в такую холодную погоду, а сейчас смеялся как ребёнок в коридоре. Конраду придётся серьёзно поговорить об этом с русским утром. — Ты покажешь его мне, Конрад? — Прошу прощения? «Не сейчас, Стефания. Я не в настроении трахаться, тем более здесь. Она должна это понять раз и навсегда. Никогда в моем доме». — То, что ты привёз из России, дорогой. Речь шла об этом. — А, ты имеешь в виду Кандинского. Боюсь, картина не здесь, а в банке, в ячейке. Я могу велеть своим людям показать её тебе завтра или послезавтра. Она просто не совсем вписывается в мой интерьер. Я решил купить двух Тьеполо, изображения которых видел в последнем каталоге, но, возможно, поместить их в моей спальне в Венеции было слишком смелым решением. — Нет, я говорю про нечто не столь изысканное, Конрад, — возразила Стефания с кислой миной на лице. — Я так понимаю, что он тоже рисует или, по крайней мере, пытается. — А, так ты говоришь про Гунтрама. Должно быть он уже лёг спать. Увидишь его немного погодя, дорогая. Он очень скромный и прячется при появлении людей, — пожал плечами Конрад. — Это правда, что он был любовником владельца Репойл Инкорпорейтед и РусТранса? — Откуда ты это взяла? — Просто разговоры. Вроде бы моя подруга, София делла Кросс слышала, как твоя кузина Гертруда говорила о нём на благотворительном ежегодном обеде в Париже. — Я не задаю людям подобных вопросов, дорогая. Это слишком личное, ты не находишь? — Если он твой ученик, ты должен знать, кто находится под твоей крышей. Сколько ему лет? — Почти двадцать два, и он мой подопечный, а не ученик. Его отец просил меня позаботиться о сыне, когда он был совсем маленьким. У мальчика серьёзные проблемы с сердцем, и я был бы признателен, если бы ты не способствовала распространению слухов. — Два миллиардера ещё до двадцати двух лет? Разве мы не должны занести его в Книгу рекордов Гиннеса? — Только один. Репойл и РусТранс принадлежат одному человеку среди ряда прочих компаний. Климат в Санкт-Петербурге оказался для него слишком влажным. Для твоего сведения, у Гунтрама стипендия от фонда Репина и они жили вместе в Лондоне и Питере около двух лет. Здесь он учится у моего собственного оценщика, Остермана и уже одно это доказывает, что у него есть талант. Его уровень всегда был очень высок и… — Пока жена не застукала их обоих в постели, — позлорадствовала Стефания, что вызвало у Конрада холодную ярость. — Как я уже сказал, я не спрашиваю людей об их личных обстоятельствах. Для меня достаточно знать, что юноша честен, серьёзен и привык трудиться. Никто из нас не вправе бросать в других камни за недостойное сексуальное поведение, тебе так не кажется, Стефания? — Хорошо, но жить сначала с одним богатым человеком, а затем сразу с другим, похоже уже на привычку, Конрад, не так ли? — она выстрелила прежде, чем смогла тщательнее подобрать слова. — Мой водитель отвезёт тебя домой. Спокойной ночи, Стефания, — почти рявкнул герцог, направился прямиком к двери и открыл её для дамы. — Я надеялась, что сам меня отвезёшь, дорогой, — быстро произнесла она в напрасной попытке поправить то, что было разрушено. Мужчины всегда так чувствительны, особенно этот, в отношении их мужской гордости. Никому не позволено оспаривать их мнение или взгляды. — В другой раз. Я выпил более двух стаканов сегодня. Я не смогу вести. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, Конрад, — ответила женщина, ощущая недовольство. Герцог даже не дождался пока машина отъедет, забрал свой телефон из ящика стола в библиотеке и набрал Фердинанда. — Фердинанд, то, что ты не живёшь со своей женой не освобождает тебя от необходимости поддерживать определённый порядок в собственном доме! — рявкнул он на мужчину, как только тот отозвался. — Что Мари Амели натворила в этот раз, Конрад? — спросил друг устало, уверенный в том, что его младшая дочь совершила очередную глупость.  — Не она! Твоя жена! Она рассказывает всем, что Гунтрам жил с Репиным! Я велел вообще никак комментировать эту тему! И моя же собственная кузина распространяет лживые слухи! Это может исходить только от тебя Фердинанд! — Я ничего не говорил! Спрошу у неё, откуда она это узнала. — Я знаю, что ты был против нашей идеи, но поступать подобным образом просто низко. Что ты выиграешь от того, что разрушишь репутацию мальчика? — Я ничего не рушил! И он сам залез в постель к Репину! — Ты меня очень сильно разочаровал. Гунтрам не сделал тебе ничего и ты наносишь ему удар в спину? Где же твоя честь? — Да не говорил я ничего! Женщины — сплетницы, и тебе это прекрасно известно. Но я положу этому конец. — Слишком поздно. Даже Стефания Барберини уже в курсе. Твоя жена может быть счастлива, что разрушила шансы мальчика на то, чтобы снова стать уважаемым членом общества! — Он не хорошенькая горничная, а мы не в 19 столетии. Может мы спросим у Армина, сколько приключений на его счету? Или у моих мальчиков? У парня был любовник, так что ж с того? Это не делает его уличной шлюхой! Конрад думай, прежде чем бросаться обвинениями! — Его репутация должна быть безукоризненной, и ты знаешь почему! — Нет, не знаю. Потрудись объяснить, Конрад, — попросил Фердинанд, чувствуя, как все его опасения ожили. — Его репутация должна быть чиста для того, чтобы он мог стать частью Ордена. — Нет-нет-нет, мой друг. Не надо мне тут вешать лапшу на уши. Мы знаем друг друга с тех пор, как нам было девять. «Безукоризненная репутация» в анамнезе требуется только для одной должности в Ордене и мы оба прекрасно знаем, для какой. — Твоя жена проигнорировала прямой приказ её Грифона, — рыкнул Конрад, загнанный в ловушку. — Я поговорю с Гертрудой, и она извинится перед тобой. Но меня беспокоит другое. Что на самом деле ты собираешься делать с Гунтрамом? — Ничего. Он мой подопечный и является частью моей семьи. — Дерьмо! Не вздумай идти этим путём! Он племянник настоящей змеи. Думаешь, Ловенштайн позволит тебе заполучить мальчишку? После того, как вы изгнали его племянницу только за то, что она была замужем за Роже? Ты разрушил её медицинскую карьеру и сейчас она находится в забытой Богом африканской стране, прививая там всё, что движется. И теперь ты решил заполучить парня в свою постель? Как Консорта? Дерьмо! — Я могу с ним поторговаться. Полное прощение для неё в обмен на его поддержку. — Я не позволю тебе. То, что ты творишь — настоящее безумие! В мире сотни русоволосых и голубоглазых мальчишек. Трахни их всех, если хочешь, но держись подальше от Гунтрама! — Он совсем не похож на Роже, и я уже устал от твоих постоянных намёков о том, что пора завести Консорта и детей. Мне будет 46 в ноябре. Время остепениться. — Блядь! К чёрту всё! Остепениться? С живым воплощением человека, который тебя почти убил и чуть не отнял всё, что у тебя было? Кроме того, как ты планируешь завести детей? Он парень, предупреждаю на тот случай, если твой размягчённый мозг этого не заметил! — Современная наука творит чудеса. Есть вполне легальная возможность завести детей в США. Я могу также завести жену, если Совет предпочтёт традиционный, но менее эффективный путь. — Нет, нет и ещё раз нет! Ловенштайн этого не допустит. Я этого не позволю! Альберт тоже будет против! — Я могу получить голоса от Горана, Михаила, а других это не заботит вовсе. Они сделают всё что угодно, лишь бы их банковские счета росли. — Не могу поверить! Ты говоришь серьёзно? Как ты думаешь, что произойдёт, когда ты выйдешь и объявишь, что хочешь сделать Консортом парня? Ты хоть представляешь себе сколько дерьма пришлось перенести Репину только потому, что он гей? С каких пор тебе снова нравятся мальчики? — Ты знаешь, что я всегда предпочитал мужчин женщинам. Я просто не понимаю последних. Они — постоянный источник неприятностей. — Да, а Роже конечно же был невинной голубкой, — съязвил Фердинанд. — Роже нет, но этот паренёк именно таков. А теперь вспомни прецедент, созданный одним из моих предшественников — Клаусом Фридрихом фон Линторффом в 18 веке. Он назвал Принса Отто фон Оломук своим супругом, а также женился на женщине. Отто был похоронен с ним в одном склепе. Также не стоит забывать многочисленные случаи с нашими рыцарями, имевшими длительные отношения в военное время и что наш основатель — Теобальд фон Линторфф провёл 26 лет бок о бок с юным епископом из Италии, незаконнорожденным сыном папы Иннокентия… и наконец, но не последнее по значимости — мой собственный отец с … — Мы не знаем наверняка, так что не будем об этом! — Я тебя умоляю. Для меня всё абсолютно ясно и это лучшее, что могло со мной случиться. Не знаю, чтобы я без него делал, Фердинанд. Лучший наставник из всех возможных, даже если у него не было официального титула. — Если они не делали это достоянием общественности, ты должен уважать их решение. — Он даже изменил твой характер, Фердинанд. Теперь ты разделяешь мою точку зрения? — Нет! — Разреши проблему с твоей женой, Фердинанд. Расслабься, я пока не собираюсь объявлять его Консортом. Я должен быть уверен в своих будущих действиях. Я лишь переговорю с Ловенштайном и, если он согласится, начну процесс. Конрад положил трубку прежде, чем Фердинанд смог ему что-либо возразить, как он делал всегда, когда у них возникали разногласия в течение проведённых вместе 35 лет. Мысленно он вернулся к тому, что беспокоило его со времени чаепития; то как, по-видимому, замечательно провели время Гунтрам и Алексей. «Ему нравятся русские, а Алексей не скажет „нет“, если я хоть немного его знаю. Пришло время положить конец тому, что эти двое могут натворить». * * * Гунтрам чувствовал себя счастливым впервые за долгое время. Сначала Алексей привёл его в кино на просмотр мультфильма «Корпорация монстров», и юноша смог контролировать панику в зале, торговом центре и позже в Макдональдсе. Он был удивлён тем, как обычно строгий русский, веселился, шутил весь фильм и после него как ребёнок. Он смотрелся гармонично среди шумных подростков — его размер был достаточно внушительными, чтобы заставить нескольких мальчишек уважительно выпрямиться и уступить дорогу. А ещё он смешно заявил: «Не беспокойся, я умею делать искусственное дыхание. Считай, что вечер пятницы не удался, если ты не очутился в итоге в приёмном покое скорой помощи». Русский оказался по-настоящему весёлым парнем — ничего общего с бывшим сотрудником КГБ, с которым Гунтрам познакомился в доме Константина. Он рассказал о том времени, что провёл в Афганистане и своих многочисленных путешествиях по бывшему СССР. Конрад стоял перед дверью в комнату Гунтрама и только собрался постучать, как услышал веселый голос юноши: — Ты уверен, что это верная позиция, Алексей? Я не помню такой. — Всё когда-нибудь случается впервые, Гунтрам. — Он большой, без сомнения. — Бери или сдавайся. Вот, что я тебя скажу, — услышал Конрад грудной смех Алексея. «Я убью его, если он хоть пальцем тронул мальчика. Думает, настал час его триумфа — решил трахнуть любимчика Репина!», — пронеслось в голове Линторффа, пока его рука замерла в воздухе в нерешительности. А мальчик рассмеялся: — Кто бы мог подумать, что от одной игры может быть столько веселья! Конрад распахнул дверь и обнаружил внутри юношу в пижаме, лежавшего под одеялом, и Алексея, сидящего напротив на стуле, полностью одетого, включая обувь, и что-то вроде доски для игры скраббл между ними, установленной на пустой коробке. Антонов подпрыгнул от неожиданности, пока Гунтрам изо всех сил старался сохранить в неподвижности доску и лежавшие на ней фишки. — Добрый вечер, джентльмены, — произнёс герцог, коря себя за глупую ошибку. — Добрый вечер, герцог, — ответили оба в унисон. — Всё утром, Антонов. Де Лиль должен сейчас отдохнуть. — Да, сэр. Спокойной ночи, сэр, — русский вышел из комнаты очень быстро, пока Гунтрам собирал мелкие детали в необычную коробочку, всё ещё улыбаясь своим мыслям. — Что ты делал сегодня вечером? — Конрад рявкнул, заставив мальчика вздрогнуть. — Мы играли в домино, Конрад. Я не мог заснуть, и мистер Антонов предложил поиграть в эту игру. — А до этого? — Мы ходили в кино, а потом поужинали, сэр. Мы вернулись в одиннадцать. — Хорошо. Пора спать. Уже поздно для тебя. Я не ожидал, что вы вернётесь так поздно. «Я конечно же должен сказать пару ласковых этому человеку. Я лишь приказал ему держать мальчика подальше от меня сегодня вечером! А не ходить с ним развлекаться!» — Я не думал, что смогу когда-нибудь снова побывать в кинотеатре, Конрад. Спасибо, — Гунтрам прошептал, прогоняя прочь злость старшего. — Всё, как Вы говорили: я начинаю чувствовать себя здесь лучше, чем в Санкт-Петербурге. — Я рад, что ты чувствуешь себя комфортно в окружении своих людей. Я не лгал, когда сказал, что ты теперь часть моей семьи, как твой отец и хотел, — произнес Конрад, решив зачислить пару баллов на свой личный счёт и отложить убийство на утро. — Вы расскажете мне, что произошло в 1989? — Да, но не сейчас. Это не сама счастливая история, Гунтрам, с какой стороны ни посмотри. — Я понимаю. — Когда ты будешь чувствовать себя получше. Это не к спеху. У нас масса времени. — Спокойной ночи, Конрад. — Спокойной ночи, Гунтрам.