Into the Lion's Den

Час спустя, после того как он уснул, обнимая женское тело с тем, чтобы накопить сил на второй, а может и третий заход и полностью снять напряжение до возвращения домой, Конрад решил, что пришло время вновь поактивничать со Стефанией. Единственное, что было в ней хорошего — она всегда соглашалась делать то, что он желал, понимая, что позже получит больше. И вновь её фальшивые стоны убедили Линторффа, что-либо дамочка планирует получить от него что-то очень значительное, либо действительно пытается восполнить упущенное с последней их встречи. «Всегда заботься о своих клиентах, как говаривал мой отец». Раунд номер три состоялся в душе, так как было уже поздно, а он хотел вернуться домой до 3 часов ночи, так как планировал отвезти Гунтрама в Сокровищницу Собора Святого Петра. Конрад вновь достиг разрядки и решил, что «этого должно хватить до нашего возвращения в Цюрих. Там я смогу навестить Генриетту или предложить Чальзу выпить пару бокалов. Вот уж кто всегда готов повеселиться». Герцог помылся и поцеловал на прощание Стефанию со словами: — Ты просто восхитительна, Стефания. Линторфф быстро оделся, пока она укладывала свои цвета вороного крыла. «Пришла пора прояснить повестку дня — слишком опасно держать её подле Гунтрама. Что если она заставит его волноваться? У мальчика уже был опыт общения с ревнивой женой, не хватало ему ещё и со злобной любовницей столкнуться». — Стефания, дорогая. Я много думал о том, что подарить тебе на День рождения. — Можешь не думать об этом до декабря, дорогой, — рассмеялась она в ответ. — Но это важный момент. Сорок лет бывает только раз в жизни, — произнёс он радостно, ожидая взрыв негодования. — Всего лишь 36, дорогой, — поправила женщина крайне кислым тоном. — Да, прости ошибся. Как я глуп! В любом случае, я подумывал подарить тебе эту квартиру. Мне потребуется некоторое время, чтобы оформить все бумаги. Попроси своего домовладельца связаться с моим секретарём Моникой, и та позаботиться обо всех мелочах. — Это замечательно! — воскликнула Стефания в ажитации, — Я просто не знаю, что сказать! — Ты этого заслуживаешь, Стефания. Ты была мне отличным другом на протяжении последних десяти лет. Я хочу, чтобы ты получила взамен немного безопасности и заботы. Тот мужчина говорил о новом ТВ-шоу для тебя, оно получше чем кабельное в РАИ, если я правильно понял. — Это шоу о моде, которое будет выходить по субботам в два часа дня, но нам не хватает финансирования. — Сколько нужно? — Думаю потребуется около 700 000 евро на два года. Но это огромное количество денег и продюсер не может названть точную цифру. — Я дам их им для тебя. Национальное телевидение может стать для тебя серьёзным прорывом. — Конрад, это уже слишком. Не знаю, сможет ли шоу вернуть тебе эти деньги, у нас пока недостаточно спонсоров. — Всего лишь хочу воздать дань твоему таланту. Моника обо всем позаботится. Женщина повисла у герцога на шее и расцеловала. «Пожалуй, первый искренний поцелуй, полученный от неё. Достаточно для прощания». После она принялась рассказывать Линторффу о том, какой он замечательный и удивительный, но он только ответил: — Боюсь, что с сегодняшнего дня наши пути разойдутся, Стефания. Ты делала меня очень счастливым. — Почему? — крикнула она. — Я решил остепениться и обустроить жизнь вместе с кем-нибудь. Думаю, будет правильно отпустить тебя прежде чем отниму ещё больше твоего времени, — ответил он серьёзно. — Когда? — женщина начала плакать. — Кто? Я отдала тебе лучшиегоды своей жизни! Я любила тебя! А так рвёшь со мной таким образом? «Ты получила очень щедрые отступные, не жалуйся, женщина». — Стефания, мне почти 46 лет. Пришло время угомониться и взять на себя ответственность. Я нашёл того, кто сможет принести любовь и стабильность в мою жизнь. Я желаю тебе всего наилучшего и, если тебе когда-нибудь что-либо потребуется, просто позвони Монике. Нет никаких причин нам не остаться друзьями. — Сука! Негодяй! Сын шлюхи! Ты трахаешься с этим мелким русским шлюшонком! Извращенец! — Это не так. Вой оскорблённой женщины заставил Конрада насторожиться и поэтому он смог увернуться от тяжелой фарфоровой коробочки для пудры, метко запущенной ему прямиком в голову. Хрупкая вещица разбилась о стену, а Конрад понял, что пора уже распрощаться с дамой, которая продолжала выкрикивать в его адрес страшные проклятия. «Милостивый Боже, что за манеры! Сомневаюсь, что Гунтрам мог бы повести себя подобным образом, даже если бы я его довёл до ярости». Конрад вышел из здания и тут же заметил своего постоянного телохранителя, Рикардо, прислонившегося к чёрной машине и курившего сигарету. Мужчина подпрыгнул, узрев босса, преследуемого злющей как ведьма Стефанией, и открыл для него дверцу. — И люди ещё удивляются, почему я до сих пор не женился, — вздохнул Конрад, прежде чем усесться в машину, — Скажи Монике позвонить менеджеру этой фурии и уладить детали. Сейчас она слишком расстроена, чтобы вспомнить о них. Рикардо закрыл дверь с величайшей осторожностью. Мисс Барберини получила официальную отставку после десяти лет, 4 месяцев и 3 дней. Мировой рекорд. Возможно, слухи о юном французе, ставшем новым любовником герцога, были правдивы. Это будет первый случай, чтобы его работодатель закрутил роман с мужчиной. «Надеюсь, этот раз станет последним, он вроде хороший парень, ничего похожего на прошлых гадюк. Ратко говорил, что Гунтрам хороший», — подумал Рикардо, а герцог кивком головы дал понять, что можно трогать. * * * Все ещё расстроенный запущенной в его голову коробкой и обвинением в приверженности к извращениям — почему никто не может поверить в то, что его любовь к Гунтраму чиста и бескорыстна? — Конрад должен был успокоиться, чтобы не сорвать на ком-нибудь своё плохое настроение. Посмотреть, как мальчик спит — это нехитрое действие всегда оказывало на него успокаивающий эффект. Он вошёл в его комнату на цыпочках, заметил, что окно открыто и карандаши раскиданы по ковру. «Однажды он убьётся из-за одной из этих вещиц», — Конрад недовольно качал головой, собирая раскиданные вещи и складывая их на прикроватный столик. «Гунтрам так прекрасен, что я не могу отвести от него глаз. Когда я влюбился? Когда он улыбнулся мне в первый раз? Нет. Когда он позволил мне коснуться своего лица и взглянул на меня своими огромными глазами? Нет, не в тот раз. Я уже тогда был без ума от моего мальчика. Во время наших прогулок по лесу? Когда он смотрел на всё с восторгом и видел красоту даже в грязном пруду? Нет, я люблю его с того самого момента, когда он сел рядом с Гораном в машину, выглядя столь обеспокоенным, хотя из-за всех сил старался скрыть свой ужас и сохранить лицо». Конрад пересёк комнату как можно тише и закрыл окно. «Холодно, для него это может быть опасным». Линторфф приблизился к кровати и укрыл Гунтрама получше, бросив на него добрый взгляд. Спит крепко. «Роже говорил, что отец называл его «маленьким принцем» и как он был прав! Нет, я не смогу быть друзьями с Гунтрамом. Он должен быть моим Консортом.» * * * Ослепительное солнце разбудило Конрада. Проклиная поздний час, он сел в кровати и принялся звонить своему некомпетентному дворецкому. «Я же ясно сказал ему в 8, а сейчас 11:45! Идиот!». Дворецкий робко постучал в дверь, уже догадываясь, что его работодатель сильно расстроен. О вспыльчивом нраве герцога ходили легенды, а вчера он как раз порвал отношения с моделью, которую так любил. Головы могли полететь в любую минуту. Правда в последнее время, с тех пор как прибыл с юным французом герцог сдерживал свой темперамент и вёл себя достаточно прилично по отношению к персоналу. — Я велел в восемь, Марио! — начал выговаривать дворецкому Конрад, но тихий стук в дверь прервал его. — Войдите! — Доброе утро, Конрад, — поприветствовал его Гунтрам, внося блюдо, накрытое салфеткой. — Ваш телохранитель сообщил, что вчера вы вернулись очень поздно, и я попросил Марио позволить Вам выспаться. Нет необходимости ехать сегодня в Ватикан. Мы сможем съездить туда в любой другой день, — произнёс он просто. — В таком случае… — ответил Конрад, бросив грозный взгляд на дворецкого, который поспешно сбежал, отправившись за чашкой кофе для своего хозяина. — Гунтрам, посиди со мной. Прости за неудобство, — произнёс Линторфф, пересев на одну сторону кровати, чтобы освободить место, но юноша сел на кушетку, стоявшую справа. «Не то, что я ожидал. Наконец-то он в моей комнате, но полностью одет и сидит в дальнем углу». — Ты куда-то выходил? — спросил Конрад, заметив, что мальчик одет в простые бежевые брюки, полосатую рубашку и повседневную обувь. — Да, с 7 утра на ногах. Был на ферме. Те, кто позировал мне вчера, сегодня станут обедом, — ответил юноша, улыбаясь пока дворецкий ставил серебряный поднос с чашкой черного кофе на тумбочку рядом с кроватью Конрада. — И это случится довольно-таки скоро — Мария Доменика обещала испечь мне пирог с курицей. — Она так и сказала «куриный пирог»? — недоверчиво уточнил Конрад. — Пастичинно ди полло. Это же куриный пирог, верно? — Да, но это будет впервые с 1995 года, когда домоправителя отправили в отставку! — Конрад был недоволен, поэтому высказался кратко. Женщина прекрасно знала, что он любит это блюдо ещё с тех пор, как был ребёнком, но с момента выхода на пенсию перестала готовить, сконцентрировавшись на управлении дома. — Вчера вечером она говорила, что собирается его приготовить. А ещё она дала мне вот что. Это маленькие яблочные пирожки. Они очень хороши, и я еле-еле сохранил одно для тебя, — поведал Гунтрам, сдёрнув салфетку и продемонстрировав два идеальных золотистых яблочных пирожных, покрытых мёдом. — Я упрашивал её приготовить их мне с 1994 года. Я обожал эту сладость, когда был маленьким, но она перестала их делать. И хранила рецепт под семью замками! — возопил Конрад со смесью раздражения и обиды, ревности и восхищения. — Как давно ты знаешь Марию? — Со вчерашнего вечера. Мне не хотелось есть одному и я обедал с ней и дворецким, в кухне. Он тоже очень добрый человек. А у неё есть родственники в Аргентине и мы долго говорили об этом. — И ты заполучил пирожные… — И рецепт тоже. Она сказала, что Жан-Жак сможет их приготовить для меня. Хотите попробовать? — Гунтрам подошёл ближе к кровати и протянул блюдо Конраду. — Точно такие, как я запомнил, — сказал герцог, после первого укуса. — Как ты это устроил? Она отказывалась мне их готовить! — А Вы не пробовали говорить волшебное слово? «Вроде бы нет, но ведь это её работа», — подумал Конрад, но ничего не сказал, слишком занятый выпечкой. — Вы тоже можете заполучить немного, Конрад. Возможно, я смогу убедить Марию приготовить ещё, — рассмеялся Гунтрам, немало позабавленный ситуацией. — Сделай это, и я назначу тебя своим наследником, — отозвался Конрад очень серьёзно, а Гунтрам снова расхохотался, отрицательно мотая головой. — Иди сюда, присядь. Я всегда нарушаю правила в твоей спальне, — предпринял герцог новую попытку, и юноша наконец присел на другой краешек его кровати. — Как прошёл Ваш вечер? — спросил он обыденно. «Он ревнует!» — радостно решил Линторфф, но его радость была недолговечной: — Там было так роскошно, как говорил Огги? Там были знаменитости? Дженнифер Энистон на этой неделе приезжала на открытие! — принялся расспрашивать его юноша на полной скорости. — Кто? — Конрад понял, что Гунтрам был гораздо больше заинтересован в визите в то место, чем показывал. — Вы не можете её знать. Это девушка из «Друзей»! Рейчел! — вздохнул Гунтрам. — Она работает в банке? — Нет, она актриса. Очень знаменитая! — Если она там и была, я не заметил. Я был со Стефанией, — Конрад сделал ударение на последнем слове. — Да, я знаю. Она очень красивая женщина. Я её узнал. Она участвовала в той косметической кампании; одна из греческих богинь или она была Еленой Троянской? — Еленой, — буркнул Линторфф, недовольной тем, куда свернул их разговор. — Очень красивая, правда, — Гунтрам погрузился в размышления. — Если бы я был Вами, был бы счастлив, что такая женщина звонит в мою дверь, — его взгляд блуждал по складкам парчи. Конрад больше не мог сдерживаться. С него довольно. Он схватил ничего не подозревавшего юношу, заключил его в крепкие объятия и поцеловал, захватывая в плен губы, словно пытаясь их поглотить, наслаждаясь вздохом изумления Гунтрама. Гунтрам оказался полностью обескуражен, ощутив, что мужчина целует его столь страстно, как Константин никогда не делал. Это было похоже на извержение вулкана, и юноша неосознанно положил свои руки на мощную шею и плечи, словно предлагая себя Конраду, позволяя ему ощутить свой вкус сполна. Герцог незамедлительно обвил свои руки вокруг чужой талии и лёгким движением затянул Гунтрама поверх себя, надеясь, что мальчик дарит ему поцелуй искренне, без расчёта, по-настоящему реагируя на ласки, сдавая свои укрепления и позволяя ему взять всё, что угодно. Руки сужчины слепо блуждали по спине партнёра, порой замирая на ягодицах, и потребность чуствовать Гунтрама под собой переполняла душу. С бесконечной заботой герцог повернулся так, чтобы его любимый мальчик расположился под ним, не переставая его целовать, смакуя смесь нежность, юношеского рвения и принимая полную капитуляцию. Гунтрам свободно раскинул свои ноги, позволяя мужчине устроиться поудобнее, чувствуя, как неведомое электричество пронзает его позвоночник. «Боже, он в сотни раз лучше Константина», — признал его мозг и тут же: «КАКОГО ХРЕНА ТЫ ДЕЛАЕШЬ?» — вдруг наступило резкое просветление. Он оттолкнул расположившегося сверху мужчину. Конрад недовольно хмыкнул, не веря, что один из лучших поцелуев в его жизни был прерван столь грубым образом. Он увидел, как Гунтрам выпрыгнул из кровати и замер у двери, глядя на герцога с ужасом, шоком и недоверием. Юноша открыл дверь и бросился брочь через гостиную и коридор. «Чёрт! Я почти заполучил его! — выругался про себя Конрад. — «Пора уже одеваться и отправляться на поимку моего испуганного котёнка. Такие прыжки ему не на пользу. Но теперь я уж точно не позволю ему сбежать». * * * «Я в растерянности. О чём, чёрт побери, я вообще думал? Определённо я вообще не думал! Всё это закономерный результат того, что у меня уже год не было секса! Я целовался с мужчиной! Он убил мою семью! Мне срочно нужно с кем-то переспать!». «Конечно, братишка. Не иначе как с семидесятилетним дворецким или с русским телохранителем, у которого отличный парень-бойфренд. Или с давно и прочно замужними горничными или с семидесятипятилетним преподавателем искусств, у которого колючек больше чем у ежа? Постой-ка, победитель забега… немец! Который, между прочим, роскошно целуется! Только представь, на что он ещё способен!». «Заткнись! Я не собираюсь с ним трахаться! Даже если он будет последним человеком на Земле! Кроме того, доктор мне запретил». «Твой доктор привык лечить пациентов вроде древнего динозавра Лёвенштайна! Ты разве можешь представить одного из них в постели с чёртовым немцем? Этот парень отлично знает, как надо целоваться! В отличие от Константина! Полное путешествие должно быть великолепно, и он тебе нравится с тех пор, как ты его увидел в Лондоне!». «Не было такого! Я лишь подумал, что он симпатичный, с классическими чертами лица!». «Нет ничего лучше, чем красивый парень, братишка!». «Он убийца!». «Тебе не привыкать! Позволь-ка мне освежить твою память… Константин?». «Я порвал с ним!». «Ты его бросил, потому что пресытился! Можешь обмануть его, но не себя! Ты всего лишь пытался сохранить хорошую мину при плохой игре, когда был с ним в постели. Тебе просто нравилось, что у него от тебя текут слюнки… ты вёл себя как профессионал, Гунтрам.». «Заткнись!». «Нет, я твоя совесть, и ты любишь мою работу! Подумай над этим, братишка; Немец отлично выглядит, а немного качественного доброго секса пойдёт тебе на пользу!». «Заткнись!». Тихий стук в дверь прервал внутренний монолог юноши — неужели заявился ОН? Гунтрам замер, всё ещё переживая случившийся поцелуй («возвращайся, братишка, это было горячо»), сидя на постели. Повторный стук заставил его встряхнуться и, взяв себя в руки, он поднялся, чтобы открыть. — Герцог просил узнать, будете Вы с ним обедать или нет, сэр, — Марио, дворецкий спросил крайне вежливо. «Конечно, я этого не хочу, но разве у меня есть выбор? Он же заставит меня заплатить после обеда!». — Пожалуйста, скажите его Светлости, что я присоединюсь к нему через 5 минут. Я должен выпить мои таблетки. — Конечно, сэр. Вы выглядите нездоровым. Может быть принести вам чаю? — Нет-нет, всё в порядке. Всего лишь небольшая головная боль. — Хорошо, сэр, — мужчина покинул комнату и Гунтрам снова почувствовал себя потерянным. Он направился в ванную комнату, чтобы умыть лицо прохладной водой. Он достал из шкафа галстук и пиджак с тайной надеждой, что эти детали костюма дадут Конраду понять — юноша не собирается играть в его игры. «Он умный, должен понять намёк». * * * Они обедали в полной тишине, хотя Конрад пытался завязать беседу об искусстве, но Гунтрам отвечал односложно, со странными гримасами на лице. «Ему не жарко? Фридрих говорил, мальчик ненавидит галстуки; надевает только когда нет иного выхода. И первое же, что он делает с утра — надевает удавку, едва я вышел из комнаты. И это в середине лета! Меньше всего хочу отправиться в Приёмный покой больницы из-за того, что его хватит удар. Он уже подозрительно раскраснелся». — Гунтрам, ты хорошо себя чувствуешь? — Да, сэр. Спасибо. «Вот что! Сэр и галстук. Вернёмся на шаг назад. Я поговорю с ним прежде, чем он спрячется от меня под кроватью вместо того, чтобы нежиться в моей постели, где он и должен бы находиться. Роже доводил меня до сумасшествия своей требовательностью и уклончивостью, но выходки этого юнца гораздо больше впечатляют. Всего полчаса тому назад он целовал меня и наслаждался процессом, а сейчас снова превратился в напуганного мышонка». — Хочешь поехать днём в Ватикан? Сокровищница открыта допоздна. — Прошу принять мои извинения, но у меня болит голова. Возможно попозже. «Примите мои извинения? Нет, со мной такое не пройдет, юный негодник». — В доме должно быть жарко, Гунтрам. Слишком много волнений выпало на одно утро и полдень, — произнёс Конрад и с удовольствием отметил, что юноша покрылся краской стыда от его слов. — для тебя лучше будет находиться в спокойном и безопасном месте, таком как Собор Святого Петра. Я свожу тебя на прогулку. Гунтрам мог только кивнуть в ответ, смиряясь. * * * Конрад сидел на скамье в паре метров от Гунтрама, замершего около впервые увиденной им Пьеты работы Микеланджело и теперь зарисовывающего её со страшной скоростью. «Не удивительно, что Фридрих жаловался на Гунтрама, который прячет карандаши и бумагу по карманам. Он притащил с собой полный комплект, даже точилку! Скоро я обнаружу карандашные опилки в собственном кармане! Но если это позволяет ему сохранить спокойствие и быть более разумным, тогда я велю всем оставить мальчика в покое. Мы пришли в два часа дня и за это время он сказал мне только три слова». Герцог заметил священника, которому было уже за семьдесят. Невысокий мужчина подошёл ближе к Гунтраму и встал рядом с ним, наблюдая за работой юноши. «Иезуит и кардинал. Хорошо, пора мне вернуться к своим обязанностям, Ваше Высокопреосвященство», — Конрад решил очистить местность. «Репину приходилось непросто. Гунтрам ничего не делает, но они слетаются к нему, как мухи на сахарный сироп». Священник живо беседовал с Гунтрамом, когда герцог подошёл. Мальчик улыбался смущённо и застенчиво, показывая свой альбом. — Да, действительно неплохо. А будет ещё лучше, если продолжишь много трудиться. У тебя есть учитель? Я могу порекомендовать тебе кого-нибудь стоящего в Риме, — говорил мужчина. — В настоящий момент времени я живу в Цюрихе. Занимаюсь с Рудольфом Остерманном, — ответил Гунтрам, с гордостью за своего учителя. — С Рудольфом? Неужели ты тот самый мальчик с необычным именем? — Меня зовут Гунтрам де Лиль, сэр. — А я Энрико д`Аннунцио. Работаю в Сокровищнице. Какое совпадение, встретить тебя тут! Рудольф посылал мне некоторые твои работы, чтобы я высказал своё мнение. Тебе нужно больше заниматься, но ты можешь достичь много, если не будешь ставить себе барьеров; ты выглядишь ограниченным в своей живописи. Конрад побледнел, услышав имя пожилого мужчины. Эти итальянские вредители просили его предоставить им свою коллекцию на протяжении последних пяти лет! При поддержке Остерманна. Пора забрать котёнка и исчезнуть прежде, чем их заставят пить чай с мужчиной, который заставит выдать его Симабуе для всеобщего обозрения. — Гунтрам, уже поздно. Прошу нас простить, Ваше Высокопреосвященство. — Добрый день, сын мой, — поприветствовал Конрада д`Аннунцио, протягивая руку, чтобы тот смог поцеловать кольцо, и герцог нехотя преклонил колено, чмокнув золотой ободок. — Энрико, кардинал д`Аннунцио. Ваша милость? — произнёс он, пока Гунтрам повторял его жест, очень впечатлённый тем, что предстал перед настоящим кардиналом, и удивлялся, что Линторфф совсем не выглядит удивлённым. — Конрад фон Линторфф, — представился герцог очень кратко, понимая, что обречён. — Лучше Вам не использовать своё полное имя, сын мой, — засмеялся мужчина, — я вижу, что вы на отдыхе. Вы остановились в Сан Капистрано? — Да. — Отлично! Тогда завтра я смогу вас навестить и посмотреть работы молодого человека. Договоримся на пять часов? — Почту за честь принимать его Высокопреосвященство, — покорился судьбе Конрад. Возможно, этот человек как эксперт сходу определит уровень работ Гунтрама и примет их в качестве части своей коллекции. — Вашему Высокопреосвященству нет необходимости утруждать себя поездкой. Я могу прибыть сюда, сэр, — предложил Гунтрам, и Конрад был готов его расцеловать, но ответ был получен совсем не тот, который он ожидал. — Гунтрам, я хочу взглянуть как на твои работы, так и на коллекцию герцога. Он очень занятый человек и надо воспользоваться шансом поймать его, а ты можешь мне в этом помочь. Многие из этих работ последний раз фотографировались в 30-е годы, когда их увозили в Швейцарию, потому что началась война. Как историк, я желаю их увидеть, — объяснил кардинал юноше, который согласно кивнул. — Я читал Вашу книгу. Она о цветах, используемых в Умбрийском регионе. Это весьма подробное исследование. — Её написание заняло 10 лет моей жизни. Увидимся завтра в пять. Хорошего дня, герцог. — Кардинал дружески улыбнулся юноше — резкий контраст на фоне Линторффа, буквально кипевшего от сдерживаемой ярости. «Без сомнения, Ватикан по-прежнему имеет лучшую разведку в мире. Парни из Моссада по сравнению с ними жалкие любители!» — Пойдём, Гунтрам, мы едем домой, — рыкнул он на парня, недоумевающего, что же повергло Линторффа в гнев. Кардинал был очень мил. Наверное, причина в том, что произошло утром. В конце концов мужчина его только поцеловал, а юноша сам взобрался на него. Возможно, Гунтрам всё неправильно понял. Герцог всего лишь нуждается в няне для детей, не в любовнике. Да и если подумать, кто в здравом уме захочет иметь дело с Гунтрамом, когда может наслаждаться женщинами подобными Стефанией? Она была как Анджелина Джоли! Абсолютно великолепна! Гунтрам решил, что пришло время положить конец всему и уберечься от очередного беспредела, как в случае с Константином. «Ты и богатый бандит? Плохая идея, Гунтрам!». И он уселся в машину без единого слова. * * * Ужин также прошёл в молчании. Конрад размышлял и жевал механически, отгородившись от всего мира, как было ему свойственно в период неприятностей. Юноша пытался извиниться, но герцог только прорычал: — Иди за мной на террасу. Вид на сельские виды непосредственно с поля битвы был сокрушающим. Гунтрам буквально влюбился в слабо освещённые поля и смотрел на них с восторгом, облокотившись на перила террасы. «Он по-настоящему прекрасен, но я должен позволить ему самому придти ко мне снова. Если я поспешу, он может вновь улизнуть», — подумал Конрад и поставил свой стакан на каменную стену. — Не слишком ли жарко для коньяка? — Пожалуйста, только не говори, что ты собираешься положить в него лёд! — Лёд. Ни за что. Но я думал, этот напиток больше подходит для зимы. — Менее жаркая погода была бы кстати, но в любом случае это всего лишь один стакан. Хочешь попробовать? Это Реми Мартен. — Нет, спасибо. Я и алкоголь — мы плохо сочетаемся, — ответил Гунтрам, ясно помня свой первый раз с Константином. «Частью веселья однозначно было шампанское, братишка». — Да, это первое, что доктор исключил из меню, — прокомментировал Конрад с сочувствием. — Порой мне кажется, что у отца случился второй инсульт из-за того, что врачи запрещали ему пить. Бедный папа отчаянно хотел попробовать Арманьяк. Он бы умер на месте, увидев, что я пью, — усмехнулся Линторфф, довольный, что Гунтрам тоже улыбнулся. — У меня не столь типичная ситуация. Мой отец больше любил яблочные пирожные и корицу. Я тоже. Его одеколон всегда источал аромат яблок, вот что я помню. Слишком просто для Вас. А что такое Арманьяк? «Точь-в-точь как Роже, должно быть это семейное», тоже вспомнил Линторфф, но решил ответить на впорос. — Это разновидность бренди из Гаскони, которое прошло только одну дистилляцию, тогда как коньяк обычно очищают дважды. Напиток гораздо более благородны, чем коньяк, и аромат более изысканный. Я предпочитаю напитки посильнее, но если хочешь мы можем съесть яблочный пирог. — Нет, всё в порядке, — рассмеялся Гунтрам. «Сейчас или никогда, он в хорошем настроении». — Насчёт сегодняшнего утра. Я хочу извиниться за… — Я был настолько плох? — Прошу прощения? — Если ты начинаешь извиняться это означает, что поцелуй был и правда неудачным и сейчас ты скажешь мне, что нам лучше остаться друзьями, — Конрад печально улыбнулся и Гунтрам замер с глупым лицом. — Нет, всё не так! Это другое! Наоборот! — Так ты хочешь повторить? — Да! То есть я имею в виду нет! Совсем нет! — Но ты сказал да. Так тебе понравилось или нет? — Очень, но не в этом дело! — признался Гунтрам без раздумий и покраснел как помидор сразу же, как только слова сорвались с его губ. — Как так? — Мы не должны больше так делать! Забудьте, что мы это сделали! — Мне тоже очень понравилось, Гунтрам, — сказал Конрад тихо. — Я бы хотел повторить. — Мы не должны. Это большая ошибка! — Ты сейчас одинок, и я тоже. Мы только что определили, что нам обоим понравилось. Как же это может быть неправильно? — Из-за того, кто Вы есть! — выкрикнул Гунтрам с болью и повернулся к Конраду спиной. Мужчина приблизился к юноше, положил руки на чужую талию, ожидая, что его оттолкнут, но этого не произошло, что подтверждало верность выбраной линии поведения: — Гунтрам, не позволяй тому, что произошло почти 15 лет назад определять твою жизнь. Ты прекрасно знаешь, что твой отец был очень болен, когда принял своё решение. Это есть в отчёте о вскрытии его тела. Рак убил бы его за несколько месяцев. — Я знаю это, но я всего лишь хотел иметь папу. Больше ничего, — вздохнул Гунтрам, уложив голову на плечо мужчины. — Позволь мне дать тебе новую семью, о которой ты смог бы заботиться и получать заботу в ответ. Позволь мне любить тебя так, как ты того заслуживаешь, — Конрад пробормотал, сжимая объятия. — Я не в ответе за смерть твоего отца! Он дал мне тебя! Он доверил мне присматривать за собственным сыном! Почему ты не можешь тоже мне довериться? Разве я не защищал тебя с той самой минуты, как встретил? — Вы были очень добры ко мне. Вы спасли мне жизнь. — Тогда, дай мне шанс завоевать твою любовь. Это всё, о чём я прошу. Гунтрам пытался выбрать наилучшую линию поведения, но не мог избавиться от воспоминаний об утреннем поцелуе, поэтому совершил следующий вполне логичный шаг. Он прижался к губам Конрада и поцеловал его со всем пылом, накопившимся за три месяца. Первоначальное удивление от действий котёнка обезоружило Конрада на какое-то время, но желание вновь ощутить на вкус эти губы, движило им и делало сумасшедшим с первой минуты, как он увидел мальчика, державшего его врага за руку. И герцог принялся действовать. Оба мужчины целовались как безумные. Конрад стремительно подхватил Гунтрама на руки, совсем потерявшегося в поцелуе, и прижал его к стене, придавив всем телом и собственной тяжестью в рвении, которое предлагалось ему с такой свободой и радостью, без ограничений и какого-либо расчёта. Нечто по-настоящему искреннее и невинное. Герцог ощущал, что мальчик возвращает ему поцелуи с неменьшим жаром, отмечал его сбитое дыхание и то, как сильно колотится маленьког сердечко о грудную клетку. — Гунтрам, стои! Я не хочу взять тебя прямо тут, у стены! — запротестовал Конрад, отпустив юношу. — Ты даже не получил разрешение от врача! — Но я хочу этого! Намного больше чем прежде! — взмолился Гунтрам, упрашивая, чего никогда раньше не делал. — Я не хочу так рисковать ради десяти минут веселья! Остановимся прямо сейчас! Наш первый раз не должен быть таким! Не у стенки. То, что ты мне предлагаешь, очень ценно. Не стоит тратить этот дар зря. — На тот случай, если ты не заметил, Конрад, я уже не невинен. С тех пор, как мне исполнилось девятнадцать, — возмутился Гунтрам. — Я не имел в виду твою девственность. Я говорил про твоё сердце. Навсегда. Пока смерть нас не разлучит. Я хочу, чтобы ты стал моим Консортом, не просто другом. Ты согласен? — Да, — ответил Гунтрам, вмиг потерявшись в глазах Конрада * * * — Почему у меня такое чувство, как будто мы что-то забыли? — размышлял Конрад вслух, стоя на террасе и глядя на площадь Навона, где они остановились на обед после прогулки, продлившейся всё утро. — Я не знаю. Вы взяли расписание? — Точно, — вспомнил Конрад, вытащил свой Блэкберри из кармана и уставился в экран, пересиливая желание заглянуть в электронную почту. — Я забыл про него! Кардинал. Допивай свой чай, и мы должны возвращаться. — Почему Вы так расстроены его визитом? Он кажется высококультурным человеком — Потому что он хочет вывезти мои картины прочь. Для выставки в Ватикане. — Но у Вас и правда есть удивительные картины. Некоторые из них описаны в исторических книгах! Почему бы не позволить людям на них посмотреть? — Потому что они могут быть повреждены и с этим ничего не поделаешь! Картины не принадлежат мне, они собственность моей семьи. — Люди ведут себя прилично в музеях! — Я не хочу, чтобы моё имя использовалось публично. Я ненавижу публичность и прессу. — Вы всегда можете указать, что это «частная коллекция». — Нет и это окончательно, Гунтрам. — Очень жаль. Они абсолютно уникальны и вдохновляющи. — юноша вздохнул с осуждением и больше не поднимал данную тему. * * * Кардинал д`Аннунцио не мог поверить собственной удаче. Прежде всего, работы юноши оказались гораздо лучше, чем он мог себе представить, глядя на фото, и были выполнены в классическом стиле. Работа, которую он проделал, когда писал портрет аргентинского священника и его прихожан, очень точно отображала, как выглядел кардинал Риги Молинари. Линторфф наконец-то согласился одолжить две оставшиеся панели алтаря святой Екатерины работы Бернардо Дадди и работу, выполненную умбрийским последователем Джотто ди Бондоне. «Распятие» Франческо Джотто, приобретённое на аукционе в 2000 году за полмиллиона фунтов, заполучить пока не удалось. «Возможно, через пару лет. Шаг за шагом». * * * Это было очень великодушно — дать ему картины, — Гунтрам уложил голову на колени Конрада, и мужчина рассеянно поглаживал светло-русые волосы, параллельно просматривая почту на своём телефоне. — Это сделало тебя счастливым? — Очень. Они замечательные! Это позор, что они были скрыты здесь, — произнёс Гунтрам мягко. — Не скрыты, а защищены. Никогда не знаешь, что может случиться. У нас много врагов, котенок, — вздохнул Конрад. — Константин скорее отрубит себе руку, чем причинит вред произведению искусства. Искусство — его настоящая любовь в этом мире. — Гунтрам посмотрел Конраду прямо в глаза, и тот наклонился, чтобы мягко коснуться губ любимого в поцелуе. — Репин — не единственный мой враг. Он всего лишь малая неприятность для меня. Это очень большая игра, котенок. Держись подальше. В ней тебе не место.