Into the Lion's Den

Гунтрама разбудили нежные поглаживания по щеке. В первый момент ему показалось, что всё произошедшее было лишь ночным кошмаром, и рядом с ним Конрад, но тут взгляд его прояснился и юноша вернулся к реальности. — Я никогда не устану смотреть на тебя, мой ангел, — произнём Константин и быстро сграбастал руку Гунтрама, прежде чем тот успел уклониться от прикосновения. — Лучше будь со мной милым! — прорычал Репин, — или ты предпочитаешь, чтобы наш разговор состоялся при других обстоятельствах? Помни, жизни трёх твоих телохранителей сейчас в моих руках. Константин отпустил руку мальчика, будучи уверенным, что тот понял расстановку сил и станет сговорчивее. — Так намного лучше, ангел, — похвалил он и позволил молодому человеку сесть на кровати, опираясь спиной на подушки. Пару секунд он изучал испуганное лицо прямо перед собой, а затем триумфально улыбнулся. — Я только хочу поговорить с тобой без вмешательства Линторффа или его гончих псов, шпионящих, как обычно. У нас есть немало преметов для обсуждения насчёт нашего будущего. — Константин, я уже говорил тебе в Лондоне, что у нас нет будущего. Я думал, ты это понял, — произнёс Гунтрам чуть слышно. — Ангел, ты не способен думать ясно, это очевидно. Ты всё никак не оправишься от нападения, организованного моей бывшей женой, и всё время пребывания в Санкт-Петербурге ощущал страх. Уехав в Цюрих, ты сменил обстановку и, возможно, это способствовало твоему исцелению. Находясь вдали от всего того, что раньше составляло твою жизнь, ты смог забыть свои страдания. Но теперь тебе не стоит больше беспокоиться о прошлом, потому что она наконец-то ушла со сцены. — Это правда? Она мертва, как ты сказал Алексею? — Гунтрам спросил в шоке. — Да, но это дело не моих рук. За это избавление ты должен поблагодарить Павичевича и Алешу. В начале июля на дом в Венгрии, в котором находилась моя жена, напали четверо мужчин. Её охранники были убиты мгновенно и безболезненно; в общей сложности семь человек. Алексей по-прежнему очень хорош, судя по записям камер системы безопасности. Линторфф был так добр, что направил их мне потом. Павичевич и Михайлович недурно провели время с Ольгой. Шесть часов, если быть точным. Они оставили тела моих телохранителей, но забрали её. За последний месяц российская полиция находила части её тела по всей федерации. Если я правильно помню, расчленение всегда служило наказанием для предателей и повстанцев. Интересно, что могло настолько распалить Линторффа? Обычно такие проявления варварства в духе Средневековья не присущи его людям. — Горан — очень хороший человек! Он никогда не сделал бы ничего подобного! — выкрикнул Гунтрам. — Павичевич хороший? Думаю, для всех, кто его знает, подобное утверждение полная неожиданность. В Крайне он набил битком полную деревню боснийцев и закопал их живьём. Единственная его уступка заключалась в том, что он убивал детей выстрелом перед их матерями во избежание малоприятной смерти от удушья под толщей земли. Думаю, человек 275 в той деревеньке проживало. Можешь прочитать отчёт ООН. — Нет, Горан не мог. Он всегда был ко мне добр, — прошептал Гунтрам. — Да, мне об этом сообщили. Мне сказали, он даже заплатил за тебя из своего кармана выкуп для Ордена: пять миллионов долларов. Нет так много для его кошелька, но символично. Главный киллер среди них поддержал тебя. Полагаю, теперь никто не посмеет сказать тебе и слово поперёк. Но я не желаю обсуждать с тобой столь мрачные материи. Я здесь для другого. — Константин, всё закончилось. — Ходят слухи, что Линторфф представил тебя в качестве своего Консорта — неплохой эвфемизм для шлюхи, говоря между нами — и он чуть ли не есть из твоих рук. — Я не его шлюха! Я люблю его! — крикнул взбешённый Гунтрам, не подумав о возможных последствиях своего взрыва. Он тут же пожалел о своём резком движении, потому что голова начала стремительно кружиться, и он практически рухнул на изголовье кровати, полность обессиленный. «Что со мной? Я никогда не чувствовал себя настолько уставшим. Всё выглядит странно размытым». Репин лишь наблюдал за тем, как Гунтрам борется с действием седативных препаратов. — Прошу прощения, мой ангел. Я не должен был тебя так называть. Это несправедливо по отношению к тебе. В конце концов то, что ты переживаешь, имеет название — это Стокгольмский синдром. Он отобрал тебя у меня, изолировал ото всех и сыграл роль милого и щедрого человека. Было только вопросом времени то, что ты повернёшься к нему. Когда ты вернёшься домой в феврале, то быстро поймёшь, как заблуждался. — Я не вернусь к тебе! Я люблю Конрада! — Любишь его? Правда? Я-то думал, ты презираешь наш бизнес, а он ничуть не лучше меня, только выглядит более респектабельно. Он только велел пытать и убить мою жену и ещё семь человек по неизвестным причинам. У нас есть семь новых вдов и около пятнадцати новых сирот в России, Гунтрам. Мне придётся обеспечивать их всех. Может быть Линторфф не продаёт оружие или наркотики, но он контролирует тех, кто это делает. Он просто главный хищник, который грезит о тебе. Ничего более. — Это неправда! Он уважаемый человек! — Да, и Павичевич — хороший человек, Гунтрам, — вздохнул Константин. — Что я действительно хотел обсудить с тобой, так это твоё возвращение ко мне. — Я не поеду к тебе! Я уже говорил! — Я заплачу Линторффу в декабре и ожидаю, что и тебя он вернёт вовремя. Дети соскучились по тебе очень сильно, ангел, и будут счастливы провести с тобой каникулы. Конечно, ты вернёшься в мой дом в Санкт-Петербурге. — Я Не вернусь обратно! Почему ты не можешь это понять? Я не люблю тебя и не хочу с тобой жить! Я хочу остаться в Конрадом и помогать ему растить его детей! — О, так вот что он тебе предложил. Поднимать его детей с твоей помощью. Дети-сироты готовы на что угодно, лишь бы ощутить себя частью семьи, но что если я могу предложить тебе то же самое, только с твоими собственными отпрысками? Ничего «заимствованного», как у Линторффа. — У меня нет семьи! Только дядя, но я ничего о нём не знаю! — Когда ты был маленьким ребёнком, у тебя была плюшевая игрушка. Коричневый медвежонок фирмы Стиф. Насыщеного шоколадного цвета с красным галстучком на на шее. Его подарил твой отец, когда тебе исполнилось два года. Ты назвал игрушку Жаком, как в детской песенке, которая тебе очень нравилась. С этим медведем ты ходил повсюду. Прежде он принадлежал твоему отцу и тот отдал его тебе, взяв обещание, что ты будешь за ним присматривать. Ты хранил Жака лет до двенадцати, а потом отдал дочери адвоката, потому что он ей очень приглянуля. — Как ты это узнал? — Твой юрист решил забрать медведя у своей дочери, — продолжил рассказ Константин, не дрогнув, — и вернул его обратно членам твоей биологической семьи. — Это невозможно! Я не знаю никого из них, а Гуттенберги Заксен захлопнули дверь прямо перед носом моего юриста! Он так и не смог связаться с моим дядей Роже или его семьёй! — Думаю, ты захочешь получить своего медведя назад. Этот человек отдал его мне, поэтому я могу вернуть тебе твою вещь, — сказал Константин, понимая, что зерно упало на благодатную почву. Он поднялся с кровати, подойдя к шкафу, открыл дверцу и вынул оттуда большую коробку. — Мне сказали, что сейчас это настоящая коллекционная вещь — изготовлена ещё в 1915 году и пробыла так долго в твоей семье. Он принадлежал ещё твоей бабушке, а она отдала игрушку среднему сыну, Жерому, — Репин положил коробку Гунтраму на ладони и предложил открыть. — Жак по-прежнему носит свой галстук, — произнёс он добродушно. — Кто дал его тебе? — спросил Гунтрам, не прикасаясь к коробке, лежащей прямо перед ним. — Боюсь, что не могу тебе этого сказать. Этот человек входит в Чёрный список Ордена. Линторфф был бы очень рад пролить его кровь. Чтобы защитить его или её физическую неприкосновенность, я должен сохранить его или её личность в секрете. Ты не сможешь рассказать то, что не знаешь, Гунтрам. Этот человек обратился ко мне, действительно беспокоясь о тебе, когда услышал, что ты попал в лапы Ордена, и желает видеть тебя подальше от них. Гунтрам, они уничтожили твою настоящую семью! Заставили твоего отца покончить с жизнью и забрали всё, что он имел! А твоя семья владела собственным небольшим банком во Франции и двумя фабриками! Всё ещё потрясённый, Гунтрам открыл коробку и с трудом сдержал вздох, когда увидел знакомые формы своего старенького мишки. Шуршание отодвигаемой шелковистой обёртки не смогло скрыть шум от его прерывистого дыхания. Автоматически, он провернул ленточку, обёрнутую вокруг шеи игрушки и вот оно — на ней написано его имя. Отец вписал его туда много лет назад, чтобы не потерять медвежонка в парке или в школе. С величайшей осторожность и заботой юноша вытащил плюшевую игрушку из коробки и прижал к себе с невысказанной лаской — все воспоминания о временах, когда его отец был рядом, мгновенно пронеслись перед мысленным взглядом Гунтрама — Та можешь взять его с собой, если хочешь. — Кто это был? Мой дядя? — Я покажу тебе, когда ты вернёшься. Здесь это слишком опасно. Гунтрам увидел конверт, на котором было написано его имя почерком, очень похожим на тот, которым было начертано имя медвежонка на галстучке. «Нет, этого не может быть! Мой разум играет со мной в игры!» Гунтрам взял конверт и посмотрел на Константина, который лишь вздёрнул вопросительно бровь. С величайшей осторожностью, юноша взломал красную печать с выдавленным на ней крестом. Внутри оказался листок бумаги и небольшой ключ, похожий на ключ от квартиры. На бумаге было написано: «Банк Святого Лазаря, Женева. 157-903-0054 GF». — Что это? — Номер банковской ячейки. Этот банк не принадлежит Ордену и никак с ним не связан, его контролируют массоны на протяжении многих поколений. Однажды, ты сказал, что тебе очень нравится рисунок Бронзино, который висит в твоей спальне. Ты думал, что это копия. Так вот, это не так. Он принадлежал твоей бабушке, она отдала его твоему отцу, а он — тебе. Прежде, чем он покинул тебя, Жером сделал с рисунка копию, поменял их местами и спрятал оригинал в сейфе, среди семейных ювелирных украшений и золотых слитков. Он никогда не рассказывал этого твоему юристу, потому что не был уверен в его добрых намерениях. Это оставалось тайной и, думаю, Николя Лефевр связался бы с тобой после твоего двадцатипятилетия. Твои родственники сочли, что достигнув указанного возраста, ты будешь уже достаточно взрослым, чтобы получить доступ к семейным богатствам. Банковская ячейка оформлена на твоё имя. Для доступа тебе нужен только ключ и паспорт. Возьми это с собой. Съездишь туда и посмотришь сам, если Линторфф позволит тебе поехать настолько далеко — в Женеву, чтобы проверить правдивость моих слов. Картину ты должен помнить, и она весьма ценна, так как имеет чистую историю и внесена в каталоги. — Пожалуйста, Константин, скажи — это моя тётя? — Я должен сохранить всё в секрете, Гунтрам. В ту минуту, как Линторфф обнаружит существование ключа и записки, он уже никогда больше не поверит, что ты никак не связан со своей семьёй. Он убьёт тебя за ложь и начнёт открытую охоту на них. Его паранойя не имеет пределов, ангел. Ты был там и отлично знаешь, что Морозов начал войну с ним, чтобы убрать меня чужими руками. Он использовал тебя, чтобы столкнуть меня с этим сумасшедшим немцем. Линторфф уничтожил почти всё моё состояние, потому что поверил, что я его предал! А мы были всего лишь бизнес-партнёры. Вообрази, что он может сотворить со своим партнёром по постели! Это ведь правда, что ты спишь в его постели? — Конрад никогда не причинит мне вреда! Он меня любит! — О его отвратительном характере ходят легенды, дорогой мой. Ты забыл истории, которые тебе рассказывал Массаев? Рука Божьего меча и тому подобное? — Гунтрам побледнел, вспомнив. — Я верну тебя ему завтра утром. Алёша отвезёт тебя обратно в Сан Капистрано. А теперь тебе надо немного отдохнуть. — Где мои телохранители? — Гунтрам ощутил приступ паники, аж живот поджался. — Итальянцы вышли против русских, как в старые времена. А сейчас скажи мне, что ты делал сегодня в Ватикане? — Позволь мне уйти сейчас! — Ответь на мой вопрос, ангел. Я прилагаю немало усилий для того, чтобы сдержать свой темперамент после того, как ты сказал мне прямо в лицо, что трахаешься с этим монстром! — проговорил Константин очень низким голосом. — Ты до сих пор цел и невредим, потому что я понимаю, насколько ты ценен. Я знаю, что если трону хоть волос на твоей голове или заставлю понервничать, ты можешь умереть. Однажды ты вернёшься ко мне и поверь я не буду столь снисходителен к тебе, как был в прошлом! — Я встречался с двумя кардиналами. Один из них, д`Аннунцио заказал портрет кардинала Молинари Риги для галереи кардиналов в Ватикане. Я работал над ним предыдущие две недели и сегодня показывал им общий художественный замысел, и они его одобрили. Это будет картина маслом, и она должна быть готова до февраля. Зарисовки находятся в портфолио, которое было со мной, — выпалил Гунтрам на полной скорости, так как аура холодной ненависти, исходившая от Константина волнами, показалась ему предвестником чего-то страшного. — Хорошо. Видишь, как мило ты со мной разговариваешь, ангел? Дело в том, что ты снова привыкаешь. По крайней мере мы знаем, что ты можешь вновь вернуться к постельной активности, и это очень хорошо для нас. — Доктор сказал… — Да, я знаю, перерыв не менее двух дней между активностью. Линторфф — вылезший из зада ублюдок, но он не настолько безумен, чтобы по собственному почину устанавливать постельный график потрахушек раз в три дня. Я также смогу смириться с этим. Это лучше, чем ничего. Ты можешь заниматься сексом дважды за раз? Гунтрам вознегодовал и затряс головой, отрицая. — Какая жалость. Уверен, ты поймёшь, если я заведу другого любовника, чтобы компенсировать потерянное время. Михаил Петрович продолжит присматривать за тобой, как в прошлом. Он ценит тебя, Гунтрам. А теперь расскажи мне, как продвигается твоя карьера? Ты обучаешься у Остермана? Гунтрам был слишком испуган, чтобы отвечать, и с трудом пытался сделать вдох, пока его разум повторял как заведённый «он хочет вернуть тебя обратно, он хочет тебя назад». — Хватит с меня твоих панических атак! — выкрикнул Константин и тряхнул юношу за плечи прежде, чем сознание юноши соскользнуло в уже хорошо ему знакомую темноту, как это не раз бывало ещё пару месяцев назад. — Я встретил на Силте одного человека, Андреаса Волкера. Он хотел взять мои работы на свою выставку, которую планирует провести в декабре в Берлине. Всего четыре работы. Одна из них уже продана, также Ватикану. Мадонна, набросок которой я сделал углём, когда увидел женщину с ребёнком в деревне в Эстансии. Всем она очень понравилась, и они захотели её в коллекцию. Это большая честь. — Действительно поразительно, Гунтрам. Я всегда знал, что ты талантлив. Я смотрел твоё портфолио, пока ты спал — твой стиль изменился. Ты рисуешь намного лучше, чем прежде. Более насыщенно, без тех рамок, что ставил сам себе раньше. Прежде ты пытался отобразить все детали, теперь же просто рисуешь то, что чувствуешь, и оставляешь волю для воображения зрителя. Ты перестал пытаться доказать, что умеешь рисовать, и теперь идёшь вперёд со своим созданием. Что сказал тебе кардинал? — Немного. Только то, что ему нравится, так как Мадонна полна благодати. Также там был один из его секретарей, который отметил, что испытывал подобные ощущения, когда любовался фресками Фра Анжелико, — ответил Гунтрам, не услышав, что ему только что сказали, — Пожалуйста, не заставляй меня отдать её тебе, Константин. — Конечно нет, но я бы хотел видеть остальные твои работы в будущем. Ты не должен упустить шанс, который тебе представился. Остерманн очень уважаем в артистических кругах. — Теперь он мой менеджер. Забирает половину от предложенной цены. Он отличный учитель и наставник. — И они ещё говорят, что я гангстер! Роберстон брал только 33 процента, и то я считал, что он подобен жадному сутенёру! — расхохотался Константин неверяще. — В таком случае тебе придётся как минимум заново расписать Сикстинскую капеллу прежде, чем ты увидишь хоть немного денег! — Я всё ещё учусь. Обучение займёт годы, прежде я рисовал намного хуже. Как говорит Остерман, мне нужно больше дисциплины, и он прав. Как я могу требовать что-то, если ещё не стал полноценным мастером? — Да, это хороший способ. Трудный путь, но правильный. Ладно, ангел, ты выглядишь очень уставшим. Оставлю тебе одного, отдохни. Завтра, после завтрака ты можешь уйти, — Репин склонился над юношей, и тот прикрыл глаза в ужасе, но мужчина только запечатлел на его лбу нежный поцелуй. Затем вновь погладил по щеке и улыбнулся, когда юноша снова открыл глаза, удивлённый деликатным прикосновением, резко контрастирующим с теми рывками и шлёпками, что он получил до этого. — Видишь, мой ангел. Разве этот путь не намного лучше, чем-то, что мы пережили в Лондоне со всеми этими головорезами вокруг нас? Гунтрам только кивнул, желая, чтобы Репин наконец-то ушёл. Бессознательно, его рука сжала плюшевого мишку, и мягкая шёрстка заставила его понять кое-что ещё. — Константин… — Что такой, мой дорогой? — Забери медвежонка с собой. Я не могу взять его в Цюрих, — попросил Гунтрам, всё ещё опасаясь русского, но зная, что не способен солгать Конраду, поэтому расскажет ему, что кто-то из его семьи всё ещё жив и это кто-то был очень близок к его отцу. Возможно, что это его дядя Роже. — Но он твой, анегл. Конечно, я могу позаботиться о нём до твоего возвращения домой, но разве ты не хочешь получить его обратно? — Я не могу сказать Конраду, откуда от взялся, — вздохнул юноша, чувствуя, как кружится голова от всего происходящего. — Скажи ему правду, Гунтрам. Это твой медведь и ты получил его в Санкт-Петербурге. Я лишь вернул Жака тебе. Возможно, бедная игрушка подвергнется серьёзному досмотру с целью обнаружения прослушивающих устройств, но когда Линторфф поймёт, что их нет, ты получишь своего медведя обратно. Ты тоже имеешь право на будущее. Ты же не кукла, созданная для чужого удовольствия. Возьми медведя и ключ. Спрячь их хорошенько и посмотри, что в сейфе, если сможешь добраться до Женевы без телохранителей. После того, как ты попадёшь в банк, он должен быть достаточно безопасным, чтобы ты получил немного свободного личного времени, чтобы изучить содержимое ячейки. — Я не знаю. — Это твой Жак и тебе решать, хочешь ли ты заполучить его обратно или нет. Никто не посмеет сказать, что он не настоящий немец, ведь он помниет ещё времена самого Кайзера! — искушал Гунтрама Константин, понимая, что если юноша смирится с необходимостью солгать Линторффу, то он окажется гораздо ближе к тому, чтобы сломить его сопротивление. «Лакруа очень умён; это была по-настоящему ценная идея». — Это может сработать, — прошептал Гунтрам, его взгляд буквально прилип к игрушке с неестественно длинными лапами. — Я сожалел сотни раз, что отдал его Лауре. Ей было четыре, и он так ей понравился, но потом её отец сказал, что она потеряла Жака в парке. — Очень бережно он положил медведя обратно в коробку и накрыл его шелковистой бумагой. — Спасибо тебе, Константин, что вернул его мне. — Не за что, Гунтрам. Прости, что заставил тебя прибыть сюда, но это был единственный способ, чтобы Линторфф не счёл тебя предателем. Встреча с тобой в кофейне могла бы закончиться пулей в голове, мой ангел. Мои люди немножко тряханули Алёшу и, думаю, этого должно быть достаточно, чтобы доказать всем твою невиновность. Он повсюду видит предателей. — Что я должен сказать Конраду? — Правду: я забрал тебя и привёз сюда, где ты и проспал несколько часов из-за принятого седативного препарата, который я тебе дал, чтобы предотвратить ущерб сердцу. Что я просил тебя вернуться ко мне и то, что я заплачу ему в декабре. Также ты можешь сообщить ему, что-то, что он сделал с моей женой — это очень дурной тон, и что это было моей привилегией наказать её за то, что сломала мою жизнь. — Хорошо. А теперь позволь мне уйти, пожалуйста. — Нет, только завтра утром. Уже очень поздно, почти три часа ночи, и его ищеёки сбились с ног в поисках тебя. Я бы предпочёл, чтобы мастер ищеек, Павичевич, был тут и сдержал их, когда они найдут итальянцев. Простая мера предосторожности. На самом деле, я бы хотел, чтобы он сам забрал тебя. А теперь спи, — велел Константин мягким голосом и выключил свет перед тем как покинуть комнату. Всё ещё напуганный и обеспокоенный судьбой Алексея, Гунтрам спрятался под одеялом. Он прекрасно понимал, что его шансы против Константина или любого из его людей равнялись нулю. «Что он сделал с Рикардо и Пьетро? Они хорошие люди! Они всего лишь защищали меня! Надеюсь, он не убил их и не причинил им серьёзного вреда! У Рикардо двое детей! Как это могло случиться? Как он узнал, где я нахожусь? Я никак не могу скрыться от него, даже с помощью Конрада!» Рука молодого человека коснулась в темноте коробки, и он вытащил из неё медвежонка, осязая его вытянутую форму и нежную шёрстку. Он прижал игрушку к лицу и спрятал лицо в шёрстке, стремясь задушить желание кричать и плакать от ужаса. Сильный запах яблок оживил его воспоминания об отце — вспомниловь как тот опускался перед сыном на колени и обнимал его, прижимая к груди. Встревоженный, Гунтрам сел в постели, окружённый темнотой, вновь учуяв знакомый аромат. Он был уверен, что аромат духов был свежим, так как он не мог храниться в игрушке так долго. Запах исчез уже через пару месяцев после смерти отца. Гунтрам зажёг ночник над прикроватным столиком и бережно осмотрел медведя. Тот был очень чистым, хотя помнилось, что мальчик никогда его не чистил и никому не позволял касаться своей игрушки. Возможно, жена Чано постирала игрушку, но это было почти десять лет назад, а плюш выгляд ел свежим, как будто из химчистки. В том, что это именно его медведь, сомнений не возникало — на правой лапе волоски были срезаны, их подстриг Гунтрам, когда ему было пять лет, да и галстучек был настоящим, с надписью, сделанной рукой его отца. Юноша хорошо помнил почерк отца, так как копировал его сотни раз, когда учился писать, начиная с пяти лет. Листок с адресом банка был написан похожим почерком, «н» и «а» имели тот же наклон и форму, а заглавная «Г» точно принадлежала его отцу, без сомнения. «Должно быть это мой дядя Роже. Я должен быть предельно осторожен. Конрад ненавидит его».