***
Мирон, честно говоря, особой добросердечностью никогда не отличался. Не бросался каждому первому помогать на улицах. Но этого почему-то спас. Почему — вопрос отдельный. Мирон не в курсе, да ему и не принципиально, просто спас и все — можно считать, что карму почистил. — Уснул блондинчик, — сообщает Рудбой, выбираясь на балкон и прикуривая рядышком. — Ты деньги забрал? — мгновенно обрывает его Фёдоров. — Пересчитал? — Обижаешь. Все на месте. Все семьсот тысяч. — Варщика того, что нас кинул, нужно убрать и бабки его себе забрать, — холодно даёт команду Мирон. — Район, где он живёт, ближайшие три дня прочесываем и там же его и накрываем. Вести до самой квартиры. — Я Мамаю передам, он организует. Ванька парень с мозгами, а ещё к Мирону привязан чертовски. Они познакомились, когда на остановке в Мытищах вместе мёрзли, вдвоём ждал автобус в полпервого ночи. А те ходили с перерывами в час. Мирон ему тогда куртку одолжил, сам с простудой слёг, но не пожалел ни капли, потому что Ваня через два дня у него под дверью с коньяком стоял — этакое «спасибо» от Рудбоя. К Мирону тогда Порчи только-только переехал. Вот и Ваня со временем перебрался и помогал с делами. Рудбой, в отличие от многих — толковый, но и в огонь и в воду за своих кинется. Федорову это излишней тягой к самопожертвованию кажется, но если ему так хочется — Мирон мешать не будет. — Ладно, Фёдоров, я спать пойду. Буди, если что. Мирон кивает и медленно курит, смотрит на то, как на улице какие-то пацаны бьют стекло у старенькой «копейки», ковыряются в поисках магнитолы. Он за свою тачку не боится — из местных никому и в мысли не прийдет ее хоть пальцем тронуть, потому что его тут знают, и хорошо понимают, что лучше не трогать вещи Фёдорова, пока он не решил потрогать тебя или твою семью. Мирон вообще излишней жесткостью не отличается. Он от настроения зависит. Вот парень, который Глеба бил, нарвался на Фёдорова в плохом расположении духа, потому жизнью и поплатился. Мирон раньше как любой нормальный человек после очередного трупа самокопанием занимался, дешевой «Беленькой» заливался и ночами не спал, но это прошло, как болезнь. Фёдоров выбрасывает бычок с балкона, фыркая от смеха, когда пацаны испуганно оборачиваются на открывшееся окно, в комнату назад заходит, садится на кровать, что напротив дивана, на которым беленький в три дырочки сопит, достаёт пакетик и устало крутит афганку в бумагу для самокруток. Косячок горячий, губы жжёт, но Мирон на такие мелочи внимания не обращает. А вот на звонок в дверь обращает, и морщится от громкой трели. За дверью Кирюша стоит, мокрый весь, замёрзший и злой, кажется. Фёдоров бровь приподнимает, выдыхает дым ему в лицо и пропускает в квартиру. — Чего пришёл? — С Адилем поссорился, он обещал мне, что не поедет на стрелу, а в итоге вернулся домой с двумя ножевыми. За него, блять, беспокоишься, а ему, видимо, похер на меня, — выпаливает Незборецкий. Мирон ему косяк протягивает и пожимает плечами. — Казашонок по-другому не работает, Кирюш, он в перестрелках родился, в них же вырос, вот в них и живёт. — А это кто? — подмечает Кирилл фигурку на диване. — Да так, не обращай внимания… — отмахивается Мирон. — Жмур, что ли? — кривится Незборецкий. — Не, он спит просто. Ты с какой целью сюда приехал — мне на тяжелую жизнь пожаловаться, или Скрипу своему на ревность подавить ночным исчезновением? — Вообще не знаю, но, наверное, второе, — закусывает припухшие от постоянных укусов губы Кирюша. — Ты же понимаешь, о чем я. Я не хочу в один прекрасный день его посиневший труп из Невы вылавливать. — Не попрешь против него, — упрямо повторяет свою мысль Мирон. — Если останешься, комната вон свободная, постельное белье на антресоли, полотенце в тумбочке. — Спасибо, Мир. Сигарет не одолжишь? Федоров ему пачку Ричмонда оставшегося протягивает. Ну и черт бы с ним, с этим Ричмондом. Что это за жизнь такая, когда квартира пахнёт кровью, гарью и потом, а сигареты — вишней? Кирюша кивает и уходит за дверь, а Мирон к Глебу подбирается и на корточки рядом садится. Смотрит ему в помятое, измученное лицо долго и внимательно, а потом тихонько вздыхает и в дырку в подкладке его куртки пачку купюр просовывает. Чтобы Мелкий больше по ночам не ходил с работы.Часть 2
29 мая 2017 г. в 02:36
Мирон на капоте тачки сидит, крутя в руках дорогую американскую сигарету. Ричмонд, он такие в Англии пробовал, в Россию их до сих пор не завезли, а эту пачку ему Порчи из Португалии привёз. К родственникам летал парень, а семья — это святое, тут ничего не попишешь.
После Беломора, который глотку чуть ли ни наждаком дерёт, эти кажутся мягкими и дамскими какими-то, с вишневым привкусом и дымом пахучим.
Барыга вот-вот уже должен появиться.
Серый — здоровый детина весом за сто тридцать и ростом под два метра, — с ноги на ногу переминается рядом, почесывая блестящую лысину и покряхтывая трехэтажные матюки от времени к времени.
Рудбой за рулем сидит, озирается по сторонам, а сзади, за тонированными стёклами, восседают ещё Мамай и Порчанский, на случай, если вдруг что не так пойдёт.
Фёдоров лениво поигрывает своим ТТ, поглаживая большим пальцем дуло. Штука старая и непутевая, но с хорошими пушками грех на мелкие сделки ездить.
— Подъезжает, — коротко комментирует Рудбой, опуская стекло.
Из соседней подворотни, где-то между гаражами раздаётся крик.
— Вань, бабки у барыги забери, я схожу посмотрю, — коротко бросает Фёдоров, спрыгивая с капота.
За гаражами воняет мочой и жаренными семечками, но Мирон не брезгливый, потому что сейчас вся Россия этим пахнет. Кажется, что так должно быть и никуда не убежишь.
На асфальте битой кого-то лупят, от души так, хорошо замахиваясь.
Только вот Федорову голос один кажется подозрительно знакомым, тот самый, что бурчит неразборчиво: «нет у меня ничего, только не убивайте»
Мирон подходит поближе и волыну к уху одного из бьющих приставляет. Тот дергается, весь сжимаясь, только вот сколько не дергайся — не убежишь. Про тело все разом забывают.
— Это наш район парни, — холодно говорит Фёдоров.
И в доказательство своих слов на курок нажимает.
Мозги выносит и по стене размазывает, но Мирону как-то похер — одним отморозком больше, одним меньше…
Малолетки, что кого-то пиздили, чуть ли не в обморок падают.
— Валите, блять!!! — громко рявкает Фёдоров, и это действует — их как ветром сдувает.
На асфальте тот парень лежит, которого он запомнил, когда Боря его у Мирона на базе метелил. Беленький.
Фёдоров труп от себя подальше отбрасывает и на корточки рядом с Мелким опускается, осторожно трогая за плечо.
— Живой?
Тот рот беспомощно открывает, но оттуда только кровавые ошмётки вылетают.
Мирон его поднимает, стараясь касаться неощутимо, потому что поломали парня явно конкретно, но тот на ногах не стоит совсем, только кровь сплевывает и рукавом пытается разбитый нос вытереть.
— Говорил же: «не шастай по ночам»… — бубнит Фёдоров, легко подхватывая парнишку на руки. — Дураки вы все малолетние… Вань!!! Подгони тачку!!!
Белый лоснящийся Мерин Фёдорова выезжает между гаражами, едва втискиваясь в щель. Мирон молча вваливает полуживого парня на руки Порчи и Мамаю, а сам падает спереди.
— И че это? — фыркает Рудбой.
— Битой его обшманали, че, — спокойно бросает в ответ Федоров. — Серый, погрузи этого в багажник.
— Этого? — хмурит густые брови бугай, кидая взгляд на беленького. — Так он же живой ещё.
— Не этого, дебил, — качает головой Мирон. — Вон того, справа валяется. До хаты меня добросьте, а потом, Серёг, переложишь жмура в тачку попроще и в лес за Химками отвезёшь.
— Лады, — соглашается Серый, заволакивая труп в багажник.
Они трогаются, Ваня на Мирона косится и осведомляется язвительно:
— Все, Мир, старость на пятки наступает? Сердобольным стал, школьников по подворотням из драк вытаскиваешь?
Серый хрюкает от смеха, Мамай головой качает, а Порчи глаза закатывает.
— Не смешно, — холодно отрезает Фёдоров.
Серый хрюкать мгновенно перестаёт.
У хаты Мирон вылезает, забирает слабо дышащего парня и идёт домой в сопровождении Вани и Виеры. Они втроём живут, не потому, что бабок каждому на квартиру не хватит. Просто так Федорову спокойнее, когда свои рядом.
В подъезде снова «Хуй» написали. Соседка со второго — милая старушка, только вчера надпись чёрной краской закрасила. А они поверх черного белым снова написали. А ещё кошками пахнет сильно и макаронами с тушенкой. Ну и мочой с семечками, как везде.
Фёдоров беленького в квартиру заносит, осторожно кладёт на старый диван, пододвигает табурет и молча прощупывать начинает. Ребра, предсказуемо, сломали, но больше ничего нет, кроме гематом синюшных и кровоточащих ссадин.
— Дарио, подай перекись и вату, пожалуйста. И йод ещё.
Виера протягивает здоровый моток ваты, на пол ставит два повидавших виды пузырька и идёт на кухню — пиво открывать.
Фёдоров протирает ватой с перекисью все ссадины, на синяках рисует аккуратные йодовые сеточки, пока паренёк чуть шевелиться начинает.
— Убьете? — тихонько сипит он.
— Убить бы хотел — просто не стал бы вмешиваться, — холодно отрезает Фёдоров, прикладывая к разбитой скуле пачку пельменей. — Лежи и двигайся поменьше, у тебя рёбра переломаны.
— Мне домой надо, меня мать искать будет, волноваться, — тихо бормочет парень.
— Ты спал когда в последний раз? — игнорирует его слова Мирон, ощупывая позвоночник.
— Два дня назад, я уже две смены в ночь фуры разгружаю, — отвечает беленький, ёжась под сильными пальцами и тихо вскрикивает, когда Фёдоров надавливает сильнее и в спине что-то болезненно хрустит.
— У тебя позвонок вылетел, я на место поставил, — поясняет Мирон. — Ты весишь килограмм сорок, какие фуры?
— Отец под сокращение на заводе попал и запил, а мать на рынок пошла орехами торговать. Жить не на что, вот и пошёл.
— Ясно, — спокойно кивает Фёдоров. — Только вот ты уже два раза нарвался, чуть не сдох, поэтому повторюсь. Таким, как ты, ночью на улицах делать нечего.
Парень лежит и еле дышит, пока Мирон на нем одежду поправляет и старым тяжелым одеялом прикрывает.
— Можешь спать, тут все мои, никто тебя трогать не будет. Как зовут тебя хоть?
— Глеб Голубин, — бросает парень.
— Мирон, — представляется в ответ Фёдоров, уходя на балкон. — Отсыпайся, пока шанс есть.
Глеб в спинку дивана вжимается, потому что доверять совсем не тянет. Бандитам только придурки и конченные идиоты доверяют, а он не придурок и не идиот, скорее тушканчик беспомощный, потому что выбора ему не дали — сиди и молчи. И спи ещё, да, потому что заботливый лысый бандитский лидер так сказал и курить ушел.
Но отдать должное нужно — у Глеба и без того глаза закрываются. И жрать хочется невыносимо, но настолько наглеть и просить еду у этих ребят со стволами у парня смелости не хватит.