***
Адиль молча за рулем сидит, на дорогу смотрит упрямо и дышит тяжело. Казашонок пробки ненавидит, а потому велико желание какой-нибудь мрази между глаз рукояткой Макарова прописать. - Диль, - тихо обращается Кирилл, касаясь плеча казаха. - Чего? Ти не отвечает, только в плечо ему носом утыкается, не взирая на то, что тот за рулем. Адиль медлит, но за руку его берет. Осторожно так, бережно, потому что Кирилл недавно в морду хмырю одному дал и палец себе выбил. Скрип конечно того хмыря пришил, потому что грубить Ти никому не положено. И вообще Адиль жуткий собственник. С этим все мирятся после первого же раздражённого взгляда казаха. Есть всего три человека, которым дозволено касаться Кирилла без риска получить потом по щам: Мирон, Баста и Серёжа ATL. Мирон и Баста, потому что Адиль их уважает, а Серёжа - потому что они со Скрипом лучшие друзья. Мирон обычно на тактильные контакты скуп, Баста наоборот только и делает, что трогает всех, кого ни попадя - то по плечу постучит, то по голове потреплет, то за шею обнимет. А Серёжа знает, как Адиль к прикосновением относится, поэтому его блондина не трогает в принципе, хоть сам Скрип никогда и не возмущается. - Мне холодно, Диль, - тихо бормочет парень, утыкаясь ему в грудь носом и практически лишая возможности нормально вести. - Заболел? - Наверное. Скрип вздыхает и резко руль выворачивает, через ряд поворачивая в переулок. До стрелы ещё долго, а Ти бы поспать, а не в пробках толкаться. Просто домой заезжать не будут. Они во дворах останавливаются, скрываясь между кустами, Адиль молча дверь блондину открывает, достаёт из багажника плед и залезает на заднее, затягивая туда же парня. Кирилл молча на колени Казашонку ложится. Они друг друга знают, как облупленные, поэтому Ти легко догадывается, что делать дальше. Адиль его пледом накрывает и мягко пальцы в косички запускает. Блондин поворачивается, вжимаясь носом во впалый твёрдый живот Скрипа, вдыхая тяжёлый, но такой привычный и родной запах. - Щуплый ты, тростинка. Ты так болеть постоянно будешь. - Так природа постаралась, - тихонько улыбается парень, чувствуя мерно поглаживающие его руки. Адиль только пистолет перекладывает из кармана, чтобы блондину лежать не мешал.***
Голубин от Бульвара быстро вернулся, Мирон с Ваней и Порчи уже собирались потихоньку. Рудбой ТТ в руках вертит, по гравировке гладит пальцем. Там "play hard" написано, Глеб долго разглядывал. Из двора гудок автомобильный доносится, веселый португалец на балкон выбегает и оттуда кричит: - Последняя машина наших подъехала! Выходить пора, Мир! Фёдоров только кивает, суёт за пояс свой Магнум, а в карман кожанки нож кривой в чехле запихивает. На всякий случай. На улицу они выходят вчетвером. Мирон удивлённо окидывает одну из тачек - навороченную Бэху, ярко-зеленую, вызывающую. На ее капоте горделиво восседает высокий тощий мужик с дредами и татухой на лице. И зубы у него золотые. Но Глебу его обкуренная улыбка почему-то нравится. - Олег? Ты тут что забыл? - подаёт ему руку Мирон. - Я пришёл посмотреть за самыми серьезными Питерскими разборками, - неизменно улыбается мужчина, пожимая протянутую руку. - У меня к Тимати пока никаких претензий, поэтому я в сторонке посижу, но такое событие я просто не могу пропустить. А это что за принцесса с тобой? - Я не принцесса, - незамедлительно возмущается Глеб. Рудбой с Порчи вместе не выдерживают и на лавочку с хохотом падают, пока Мирон широкую улыбку прячет за отворотом кожанки. - Какой лапочка, - умиляется Кизару, продолжая лыбиться. - Все, шутки в сторону, - отрезает Фёдоров, подходя поздороваться к парням Басты. Адиль кивает в приветствие, Ти, видимо, волнуется за него и сокровенно Мирону в глаза заглядывает, незаметно для Казашонка до рукава докасается просяще. Мол, не давай ему лезть вперёд, он же меня не послушает, только ты повлияешь. Фёдоров своим обычным принципам изменяет и Кирюшу обнимает, но только лишь для того, чтобы шепнуть тихонько: - Я его прикрою. - Мирон, все в сборе? - осведомляется Смоки, приоткрывая окно своей тачки. - Да, - холодно кивает он. - Адиль, сажай Ти ко мне в тачку на заднее, у меня стекла бронированные. Ваня и Порчи - пиздуйте в машину к Скрипу. И поехали. Глеб тоже в тачку Фёдорова садится, на заднее, рядом с ним осторожно приземляется блондин с косичками, лицо у него нежное, фактурное. Голубин даже понимает, что Скрипу в этом мальчике понравилось. Глеб в сравнении с ним угловатый и короткий какой-то даже, потому что Кириллу он до подбородка достаёт. Незборецкий хоть и длинный, но Адиля он ниже чуть ли не на голову и, к тому же, худой. Хотя казах-то вообще нереально высокий, тут никаких вопросов. - Привет, - улыбается Ти. - Кирилл. - Глеб, - тоже чуть стеснительно улыбается в ответ парень. Мирон оглядывает их через зеркало заднего вида и на педаль давит. Тачки стартуют резко. Сначала Мерин Фёдорова, а следом сразу Скрип на своём Вольво тащится. За ним, вроде, Кизару пристроился. Едут быстро, улицы пустые. Мирон топит по шоссе практически двести. Глеб на очередном повороте не успевает схватиться за ручку двери и на Ти падает, но тот только смеётся весело и придерживает Голубина. - Боишься? - коротко спрашивает Незборецкий. - Немного, - сипло выдавливает парень. - Я тоже. Только не за себя, - кивает Кирилл, открывая окно и доставая сигареты. - Я обещал за ним последить, значит послежу, - напоминает Фёдоров. - Не попадёт под удар. Доезжают минут за двадцать, останавливаются около заброшенного НИИ в лесу. Мирон из тачки выползает, дверь захлопывает и на ключ их внутри закрывает, так что хуй выйдешь если вдруг чего. Казашонок из своей тачки тоже вылезает, Глеб видит, как в темноте у него цепь, на кулак намотанная, блестит. Кизару останавливается в кустах, раскуривая косяк и внимательно наблюдая за выползающей бандой. Все вытряхиваются из тачек довольно быстро. Видать, руки чешутся кому-нибудь прописать по ебалу. Евстигнеев вон волыной потрясывает воинственно, а Порчи хохочет во весь голос, допивая пиво и выкидывая бутылку в черничник. Но все заканчивается, когда напротив останавливаются ещё тачки, в основном заниженные, едва не прочесывающие бампером землю. Из центральной выползает бородатый кавказец, ещё один - чуть менее бородатый и с более тупым взглядом, остальные же подтягиваются из других машин. - Еба-а-ать, - тянет Голубин. - Они все чурки что ли? - Ну практически, - комментирует Ти. - Тот, что к Мирону идёт - это Тимати, справа от него Леван, а с другой стороны... видишь, русый такой, прилизанный? Это Крид. - Он не выглядит внушительно, - кривится Глеб. - Так он из себя особо ничего не представляет. Окошко приоткрой чуть-чуть, я хочу послушать, что у них там происходит. - А Мирон не убьёт меня? Или Адиль? - осведомляется парень, но тянется к ручке. - Они внимания на это сейчас не обратят. Голубин крутит рычажок, открывая окно на небольшую щёлку и с наслаждением втягивая едва просачивающийся свежий воздух. - Такая маза, браток. Ты и твои люди меня заебали, вы в Питере портите нашу кухню. Так что или на родину пиздуйте, или мы вас отсюда выжмем, - очень спокойно высказывает Фёдоров, стоя к Тимуру вплотную и едва ли не упираясь грудью в его грудь. - Ага, щас. Какие претензии ко мне со стороны Басты, я не понял? - поворачивается Тимати к Адилю, который смотрит на него угрожающе своими узкими чернющими глазами. - Баста просил меня передать тебе, что он поддерживает Мирона, но пока мирно, - спокойно начинает Казашонок, увлечённо вертя в пальцах цепь, а затем поднимает голову и широко скалится. - А я просто приехал набить тебе ебальник. Леван бросает очень недовольный взгляд на Честа, что стоит рядом со Смоки и всем своим видом забивается под каждым словом Адиля. А после этого Тимур выхватывает ствол, прицеливаясь в Фёдорова, но тот привычно отскакивает в сторону и заодно залепляет исправительный хук кастетом Лёве в скулу. Кость под чёрной бородой отчётливо хрустит. Пальба становится беспорядочной, Глеб закрывает глаза и уши, последние - руками, для надежности. Ти же, привыкший к такому, внимательно следит за маневрами Жалелова, в один раз дёргается, когда Адиль едва-едва уходит из под пуль, и одна рвёт рукав его кожанки. - И так постоянно? - нервно выдаёт Голубин. - Практически, - напряжённо бросает Кирюша, выглядывая в поднявшейся пыли Казашонка. И находит. А следом ловит на себе мимолетный взгляд Мирона. Фёдоров видит безумные глаза, в которых ясно читается понимание того, что Мирон не успеет. Но Мирон обещал прикрыть, и он свои обещания исполняет, даже если таким образом под ударом окажется. Потому что друзей нельзя наебывать. Глеб онемело смотрит на то, как Мирон буквально за секунду плечом сбивает Адиля из-под прицела Тимура, сразу же падая на землю. А дальше совсем каша начинается. Глеб вдруг начинает истерично ручку двери дергать, но Фёдоров их закрыл, чтобы не вздумали лезть. Рудбой наперерез Левану кидается, выбивая у того из рук волыну, Смоки и Чест Крида и ещё каких-то ублюдков теснят в угол, потому что у тех патроны кончились, а под прицелом руками не помашешь. Мамай и Порчи Тимати надёжно под руки хватают. Скрип вскакивает на ноги, направляя прицел на безоружного Левана, но смотрит на Тимура, который вырваться пытается. Казашонок смотрит недолго, но будто взглядом пожирает, а потом тихо шипит: - Око за око, сука. И стреляет. В упор практически. Леван замертво падает, пока Тимур на все это молча смотрит и не моргает, дышит часто. - Лежачих не бьют, - холодно подаёт голос Кизару, что уже вылез и сидит на капоте своей тачки. Парни из банды Мирона и Басты, как по команде, у всех Тимуровских стволы отбирают и молча уходят, рассаживаясь по тачкам. Адиль только Фёдорова под руки подхватывает и в машину на переднее погружает, тихо добавляя: - Рудбой, за руль на Мироновский садись. Ваня не спорит, за руль падает и молча пульс проверяет. Хлопает дверью и завещает: - Живой. В живот попала. Ти молча хрипит, видимо, воздух поперёк горла встал. - Че стоишь, блять, гони! - неожиданно сам для себя рявкает на Ваню Глеб. - Он кровью истечёт! И рану пережми! Рудбой и хотел бы что-то резкое ответить, потому что не хиленькой блондинке им командовать. Но ситуация не располагает, Фёдоров кровищей истекает. Мирон вдруг шевелиться начинает и вздыхает рвано, зажимая рану пальцами. - Амбала для отмазки надо найти, - шепчет Фёдоров сквозь зубы. - Адилю. Тимур его не оставит. Если не найдём амбала - Казашонку ещё десяток лет на нарах сохнуть. - Мирон, спасибо, - искренне выдаёт Ти. - Ты его собой закрыл, чуть выше бы попала, и тебя бы уже в живых не было. - Я обещал прикрыть, и прикрыл, - все так же тихо, с натугой, шепчет Федоров. - Мирон, не двигайся, иначе будет хуже, - просит Глеб. - Почти приехали, - перебивает его Рудбой. - Мир, ты как? Фёдоров не отвечает, видимо, снова вырубается, а Ваня только сильнее педаль в пол топит. Все пять машин тормозят во дворе Фёдорова, самого Мирона помогают донести до хаты Адиль и Ти, в благодарность, что ли. Голубин, только уже в квартире, в первые же пару секунд аптечку находит и Мирона ото всех отгораживает, около дивана садится аккуратно и рубашку с Фёдорова снимает, начиная рану обрабатывать и перевязывать грамотно, со знанием дела. - Ты на медика учился, что ли? - коротко спрашивает Ти, опускаясь на пол за плечом блондина. - Нет, мама - медсестра. Когда меня в детстве оставить не с кем было, она меня с собой на работу брала. Мамай убеждается, что Фёдоров жить будет, скомкано прощается со всеми и уходит, за ним уползают большинство парней Мирона, Смоки, Чест и Кизару. Казах упрямо просит остаться, чтобы застать Мирона, когда он очнётся. Ти же едва ли на коленях перед постелью сидит, пока Адиль его успокоить или хотя бы оттащить подальше, чтобы не мешал. Только вот Кирюша жизнь Казашонка ценит больше, чем сам Казашонок - свою. - Кир, отойди, - тихо просит Адиль, опускаясь рядом на корточки. - Никуда я не уйду. Это я просил Мирона за тобой последить, на этом месте мог бы быть ты, - бормочет Ти, закрывая лицо руками. - Ты меня никогда не слушаешь! Кирилл, похоже, плачет, пока Жалелов стоит и не понимает, что надо делать. Только потом изменяет своим принципам и наклоняется, поднимая Кирюшу с колен и крепко обнимая. Ти в плечо ему молча утыкается и всхлипывает неслышно. - Пойдём... Глеб, можно мы останемся в твоей комнате на ночь? - Идите, - не глядя бросает Голубин, заканчивая перевязку. Он вырубается около половины шестого утра, сидя на грязном полу и положив голову на предплечье Мирона, так и не заметив молча стоящего в дверном проеме Адиля с задумчивой полуулыбкой.