Убереги

конец лета, 60 год Эпохи Скрытых Деревень (э.с.д)       Несправедливость всего проклятого мира порой не то чтобы расстраивала, но знатно раздражала. Какаши не мог понять, почему его, почти чуунина, пихнули в команду с дебилом Учиха и девчонкой, которую только начали обучать ирьёдзюцу по продвигаемому проекту Сенджу Цунадэ. И если Рин через пару лет могла бы стать достойным ирьёнином С-ранга, а то и В, то в Учиха Обито Какаши откровенно сомневался.       И дело не в том, что он Учиха. Какаши был знаком с некоторыми из них, про многих просто слышал, и некоторые представители клана-основателя могли вызвать у него нечто похожее на уважение, но Обито был тотальным провалом, генетической ошибкой, недалёким, глупым и бесполезным идиотом, который больше орал, чем делал. У него не было шарингана, который даровал бы такому придурку возможность накладывать неплохие гендзюцу и замечать детали, чтобы не попадаться в ловушки и под атаки. Он и катоном толком не овладел, а ведь каждый в клане осваивал Гоокакью-но-дзюцу, даже сопляки, не поступившие в Академию.       Хокаге-сама знатно поиздевался над Какаши. Даже непонятно, за что. Правда, можно было бы поблагодарить за сенсея — Минато-сан не ленился тренировать своих генинов, отвечал на все вопросы и в целом был очень внимательным. Даже из Обито смог сделать подобие генина. Но существенным минусом нового сенсея была обостряющаяся навязчивость. Совместное времяпровождение он считал просто необходимым аспектом, поэтому даже в военное время Минато-сан после очередной миссии тащил их то в раменную, то на обзорную площадку, то в сэнто (1). Какаши, который мечтал как можно скорее отвязаться от дебильного Учиха и попеременно краснеющей Рин, мысленно мечтал оказаться где угодно, желательно в своей однушке. Но все его аргументы разбивались об непробиваемую уверенность в собственных решениях Минато-сенсея, а сбежать от Жёлтой вспышки не сможет даже Легендарный Саннин.       — У нас с Кушиной-чан новоселье, — после довольно хорошей тренировки, когда настроение Какаши было чуть лучше, чем обычно, Минато-сенсею было просто необходимо разбить в дребезги все надежды на отдых в компании новой книжки. — Я вас приглашаю.       — Поздравляю, Минато-сенсей! — улыбнулась Рин-чан, как обычно источая доброжелательность. Обито, которого вечно бросало в краску от вида Нохары, тоже заулыбался и начал верещать, поэтому Какаши отключил восприятие этого бреда, как только «товарищ» раскрыл рот.       Если бы Минато-сенсей не собирался их тащить в свой дом, Какаши бы его, возможно, даже поздравил. Хотя ни разу не считал, что Узумаки Кушина способна подарить этому миру что-то большее, чем улыбку от уха до уха и фонтан хлещущих эмоций, от которого Какаши передёргивало каждый раз, когда он видел джинчуурики Кьюби на горизонте. А ещё там будет ребёнок — непонятно откуда взявшаяся родственница Кушины-сан. Он даже имени не запомнил, когда Минато-сенсей обмолвился, впрочем это всё равно был очередной дурацкий разговор, который вёлся между остальными членами их команды, кроме, собственно, самого Какаши. Хотя считать Обито полноценным участником диалога — значит признать, что его интеллект может сравниться с призывной жабой-гонцом Джирайи-саннина, то есть этих самых жаб оскорбить до глубины души.       Даже Гай был бы товарищем поприятнее: он хотя бы мог сравняться с Какаши в тайдзюцу, а его выносливость сравнима с Узумаки. К тому же Гай повёрнут на тренировках и заливать слюнями сокомандницу не станет, даже если она ему будет искренне нравиться. И Гай не опаздывает.       Возможно, если бы Какаши мог сказать твёрдое «нет», то в этот раз Минато-сенсей не стал бы настаивать. Но из глубокого уважения к наставнику и признания его силы, талантов и вклада в войну, отказаться не поворачивался язык. Приглашение на, по сути, семейный праздник — это практически сделать их если не членами семьи, то очень близкими друзьями. Это высоко ценится. Нечасто наставники позволяют ученикам перейти на подобный уровень близости. Правда, для Какаши смысла в этом никакого не было: его отношение к Минато-сенсею никак не изменится.       Встреча должна была состояться к вечеру, и Минато-сенсей отпустил их немного отдохнуть. Какаши, на мгновение вспомнив о клановых заморочках, даже подумал, что нужно что-то преподнести в дар, но откинул эту дурацкую мысль. Ни Рин, ни Обито ничего в этом не смыслят, да и сенсей — вряд ли, а заниматься подобной ерундой для Кушины-сан показалось откровенным бредом. Будь у них кланы за спиной, то может быть, всё-таки Какаши считался бы наследником Хатаке, а Кушина-сан, как правнучка предыдущего главы Узумаки Ичизоку, химэ клана. Но Какаши добровольно отказался от клана и дома, отставив из всего наследства лишь танто отца. Хатаке сейчас — просто фамилия, а не имя клана.       После душа он напоминал себе пришибленную райтоном собаку. Волосы, как обычно, топорщились во все стороны жёсткими иглами, поэтому оставалось лишь с шипением зачёсывать их так, чтобы удалось нормально повязать хитай-ате. Маска, обычная футболка и бриджи, стандартные сандалии. Из оружия только подсумок, чтобы не чувствовать себя ещё более некомфортно. Опять придурок Обито будет на него глазеть всю трапезу, рассчитывая увидеть лицо без маски, но без шарингана пробить довольно сложную иллюзию, наложенную под материальную маску, будет сложно.       У новой квартиры Минато-сенсея, которую он начал снимать вместо той, которую ему выделили в общежитии АНБУ, Какаши с трудом подавил желание развернуться. Он, как обычно, пришёл самый первый, немного раньше назначенного времени, поэтому замер бесхозным столбиком у входа в многоквартирное здание в хорошем районе Конохи. Когда через двадцать минут появилась Рин, он понял, что пора подниматься. Девочка, краснея перед ним из-за своей абсолютно дурацкой и необоснованной симпатии, принесла только пустившие лепестки нарциссы в горшке (2).       Встретила их Кушина-сан в своей чересчур эмоциональной манере.       — Спасибо, Рин-чан! Такие красивые! — Кушина-сан разговаривала громче остальных людей, не говоря уже о привычке улыбаться.       Горшок отправился к двум бонсаям, размещённым на подоконнике, что тоже, в целом, необычно. В Конохе мало кто ставил что-то на подоконники, даже шторы не всегда вешали. Потому что снесут, испачкают и даже не извинятся.       Молчаливый ребёнок посмотрел на них с Рин, на мгновение отвлекаясь от расстановки посуды на столе, но тут же вернулся к прерванному занятию. Какаши не хотелось, чтобы дитя оказалось прототипом Обито, но, кажется, он обойдётся без второго наблюдателя за ужином.       Рин вызвалась помогать девочке, но Кушина-сан замахала руками и сама вернулась на кухню, отправив гостей мыть руки. Минато-сенсей вошёл буквально через пару минут и отдал Узумаки пакет с продуктами, и присоединился к ученикам. До назначенного времени оставалось не больше десяти минут, и в четыре руки на кухне всё будет готово к этому времени, а вот Обито наверняка опоздает. Пахло приятно, даже через маску ощущался запах мяса, риса и овощей.       — Обито-кун задерживается, — заметила Рин-чан после короткого диалога с сенсеем.       — Можем подождать его ещё некоторое время, — кивнул Минато-сенсей, когда на стол уже было накрыто.       — Он же шиноби, как он может опаздывать? — неожиданно подала голос девочка, на лице которой читалось недоумение.       Какаши, может, даже отреагировал бы на высказывание, если бы его самого не злила эта дебильная привычка. Он никак не стал комментировать, чтобы не сорваться на грубость. Впрочем, Обито не стал бить все свои рекорды по опозданию, можно сказать, даже не сильно задержался.       — Простите, Минато-сенсей, Кушина-сан! — Обито задыхался от бега. Какаши скосил взгляд на девчонку, которая смотрела на этого индивидуума круглыми глазами, и даже повеселел. — Там тётенька с продуктами… Уф-ф!       — Ничего страшного, Обито-кун, ты не сильно задержался! — счастьем Кушины-сан можно было затопить Сунагакуре во время песчаной бури.       — Проходи, мой руки, — Минато-сенсей со своей фирменной улыбкой указал Обито, в какой стороне уборная.       Персональный ад Какаши наконец-то начался. Громкие Обито с Кушиной-сан, поплывший от счастья сенсей, улыбающаяся Рин и такое же недовольно-обречённое лицо девчонки — Узумаки Хикавы. Они сидели достаточно далеко друг от друга: Какаши удалось сесть ближе к Минато-сенсею и Рин, которые вели себя достаточно прилично, тогда как Хикаве повезло оказаться между Обито и Кушиной-сан. В разговоры он не вслушивался, разве что немного повеселился от унылого выражения лица ребёнка, и принялся за еду — не зря же он пришёл. Благо, Обито сидел далеко и не пытался лезть к нему, чтобы сдёрнуть маску, а Кушина-сан заняла его настолько, что он даже не смотрел в его сторону.       Если игнорировать царящий шум и полностью сконцентрироваться на хорошей еде, то в целом получился неплохой вечер.

* * *

      Каждый клан хранил множество секретов, у каждого клана своя уникальная богатая история, в каждом клане рождаются как выдающиеся воины, так и полные бездари. У каждого клана было начало и будет конец.       Всё это создавало определённую индивидуальность, специфику, уникальность. Из одной для всех энергии — чакры — со временем родилось множество разнообразных направлений, которые сейчас называют Кеккей Генкаем и Хиденом. Любой клан, проживший достаточно времени, накапливал определённые знания, разрабатывал собственные техники, чаще всего основываясь на особенностях генетики, что позволяло сделать технику неповторимой даже для Учиха.       Узумаки и правда не владели уникальным Кеккей Генкаем. Раньше в клане могли родиться дети со способностями к Рантону, Футтону и Джитону, но так порой случается даже у бесклановых или в других кланах. Основой всех особенностей, которые могли показать Узумаки, была Ян-составляющая, развитая сильнее Инь. Именно Ян делала их выносливее, от неё брала истоки ускоренная регенерация, и отсюда же техники Цепей, которые при желании может освоить посторонний человек, другое дело, что мало у кого хватит чакры и контроля для освоения. Не говоря уже о том, чтобы использовать их настолько разнообразно.       Стиль боя Узумаки, основанный на создании цепей и манипуляции ими, складывался веками. Не говоря уже о том, что двух одинаковых цепей не бывало ни у кого. Их могло быть абсолютно разное количество, самые разнообразные формы, размеры, длина и цвет. Не говоря уже о самих особенностях цепей. У кого-то они больше подходили для запечатывания, у кого-то для атаки, у кого-то для создания барьеров. Но предрасположенность не мешала им использовать цепи совершенно разными способами.       У Узумаки Ашины были белые цепи шириной с кулак, имеющие ударный груз. Они бы напоминали кистень, будь у них рукоять. Всего Ашина-сама мог создать пятьдесят пять цепей за раз — рекордное количество для их клана за всю историю. Впрочем, Узумаки Ашина был во многом уникальным даже для своих: из всех глав клана он прожил дольше остальных, был первым главой клана с Печатью Шинигами, был единственным, кто мог создать такое количество цепей, к тому же непробиваемый барьер над Узушио было его детищем. До этого рекордом было тридцать четыре цепи. Среднестатистический Узумаки призывал от десяти до восемнадцати цепей.       Всё это в совокупности создавало… монстра. В зрелости Узумаки Ашина закатал бы тандем Мадара-Хашимара, но к тому моменту, как основатели Конохи достигли пика своих сил, Ашине-сама перевалило за сотню и большую часть своего времени он проводил на побережье или в храме.       Это не делало его менее опасным противником. И именно его смерть стала причиной того, что на Узушио осмелились напасть. Да и его правнуку, ставшему следующим главой клана, до легендарного деда было далеко. И дело даже не столько в способностях, сколько в опыте, которого молодой Узумаки Хаяакицу (3) не успел набрать в свои двадцать семь лет. Ему не повезло стать правителем после такого сильного лидера, слава которого сдерживала агрессивных соседей, недовольных союзом Конохи с Узушио.       Узумаки были, несомненно, сильны. Их союз с вассальными кланами и создал селение на острове, но по численности значительно уступал другим Какурезато. Объединению Кири с Кумо в принципе было сложно противостоять любой отдельно взятой стране. Дружеские отношения с Конохой почти не помогали. Три года осады уничтожили Узумаки с малыми вассальными кланами Рюу, Хирасака и Амагири (4).       Было, конечно, обидно. Хикаве, которая всю жизнь провела в приюте, иногда было приятно думать, что, если бы клан был жив по сей день, у неё могла бы быть если не полная семья, то родственники. Или хотя бы Родина. Да, ей несомненно, повезло оказаться в Конохе, встретить Кушину-сан — хоть что-то у неё было. И этого, в принципе, достаточно, чтобы ощущать себя частью чего-то. Узумаки Ичизоку по сути больше не существовало, это несомненный факт, но было что-то иное, какая-то необъяснимая уверенность, что это не конец.       Солнце ещё не успело подняться, когда Хикава уже проснулась и наблюдала в окно предрассветное голубовато-зелёное небо. Новая квартира в спальном районе, где жила основная часть гражданского населения, по площади была больше, чем квартира Кушины-сан. Хикаве не показалось, что Минато-сан собирается тут надолго осесть, но, видимо, их отношения требовали перехода к новому этапу. Тут было три комнаты: гостиная, спальня Кушины-сан и Минато-сана и маленькая комнатка под гардероб/кладовую, переделанная в комнатку для Хикавы, которая ей даже понравилась: тут было окно и хватало места для футона с комодом, поэтому уборка здесь занимала не больше получаса. На комоде теперь стоял горшок с нарциссами, который не вписался в композицию с бонсаями на кухне.       Команда Минато-сана на вчерашнем ужине впечатления не произвела. Особенно удивил Учиха Обито, который мало походил на шиноби. Рин-чан оказалась абсолютно обычной девочкой, милой и скромной, поэтому практически никаких эмоций не вызвала. Какаши-сан… Из всех он единственный заслуживал уважительного обращения. Даже без сенсорики ощущалась в нём сила, взрослость и серьёзность. Конечно, присутствовала какая-то отмороженность, но для шиноби не такая уж редкость.       Ну и мисо с баклажанами. Кушина-сан свалила приготовление этого извращения на Хикаву, так как это блюдо было исключительно для Какаши и его не нужно было готовить в большом количестве. Почему нужно вообще готовить специально для него было непонятно, но отказывать в такой малости не хотелось. Приготовление любого мисо-супа очень простое, да и запечь баклажан с грибами занимает не больше двадцати минут. Получилось не так уж и плохо, как думала девочка. К тому же Какаши-сан и правда из всего выбрал это блюдо. Как оказалось, он просто не любит ничего жареного и сладкого, поэтому Кушина-сан, зная его предпочтения, решила лишний раз не рисковать, чтобы ребёнок не остался голодным.       Хикава и не подозревала, что наставники узнают о своих учениках даже такие мелочи. Да и то, что Кушина-сан так пеклась о его комфорте, было необычным. Нет, девушка всегда стремилась быть хорошей хозяйкой и готовила от всей души, даже если это был обычный завтрак, но ориентироваться на каждого гостя как-то… проблематично.       Ох уж это общение с Касугой-куном…       Откинув все ненужные мысли, которые она не успела додумать вчера за ужином, Хикава прикинула, стоит ли заняться чем-то полезным и заметит ли Кушина-сан её отсутствие. Было подозрение, что они с Минато-саном предпочтут провести день вдвоём, поэтому, на свой страх и риск, Хикава из оставшегося теста для дораяки приготовила завтрак и оставила записку. Может быть, сладкое хоть немного сгладит недовольство Кушины-сан.       Утром было свежо и приятно, не то что днём, когда от жары, кажется, даже черепица плавилась. В любом случае, она собиралась в храм, где старалась проводить любое свободное время. Там было очень… приятно. Приятно просто быть, спокойно медитировать, читать свитки и думать. Почти осязаемый взор масок ей ничуть не мешал, а наоборот позволял чувствовать себя не так одиноко. К тому же ей казалось, что они её незримо поддерживают, хотя это напоминало какой-то бред.       Привычная дорога заняла мало времени, Хикава успела съесть крупный дораяки с анко. Специально сделала его большим, чтобы не нести несколько. От сладкого настроение взлетело, и в храм она зашла с довольной улыбкой. Дома всегда под потолком кухни висели пучки цветов и трав, которые через пару дней превращались в сухие букеты. Кушина-сан использовала их для походов в храм, для чая или блюд, поэтому потолок кухни был буквально завешан самыми разными сборами. Для походов в храм специально покупались хиганбаны (5). По старым легендам именно они подарили Узумаки такой цвет волос.       Цветы послушно загорелись на длинном широком камне. Лёгкий дымок тонкой струйкой поднимался к потолку, источая запах жжённой травы. Хикава села перед своеобразным алтарём и прикрыла глаза, погружаясь в медитацию.

______________ __________ ______ Со-но-Куни, деревня Ниншуу конец сентября, 816 год до э.с.д.

      Вся семья Ооцуцуки последние дни была на взводе: сказывалось ухудшившееся самочувствие Рикудо-сеннина, который последние годы и так сильно сдал. Ашура был погружён в свои мысли, и даже его ученики вели себя идеально, стараясь не тревожить Мудреца лишний раз. К тому же почти все обязанности взял на себя старший сын — Ооцуцуки Кеши.       Смерть великого Мудреца, некогда создавшего учение о Ниншуу, была делом ближайших дней — это понимали все, но от скорби не спасало. Рикудо-сеннина если не любили, то уважали: за мудрость, за знания, за силу. Всё селение застыло в напряжённом ожидании какого-либо вердикта: уже трое суток Ашура не покидал покоев отца. Его супруга Канна порой осмеливалась нарушить покой мужчин, но слишком часто беспокоить мужа в таком состоянии она не желала, несмотря на собственную скорбь.       Семилетний ребёнок не мог в полной мере осознать смерть. Раннее не обделённая родительским вниманием, Суджа не могла понять, почему её так резко все покинули. Бывало, что она проводила едва ли не весь день в одиночестве, изредка разбавленным приходом матери, созывающей детей на приём пищи. Старшие братья были слишком заняты обучением, которое не считали должным прерывать даже в такое тяжёлое время. Ооцуцуки Кеши предполагал, что старший брат отца — Индра, может воспользоваться нынешним положением вещей, если прознает о происходящем, поэтому он держал едва ли не военную оборону и тренировался целыми днями, готовя младших братьев и всех последователей Ниншуу к возможному нападению. Суджа бы хотела понимать всё происходящее, но девочек не обучали управлению чакрой так, как обучали мужчин, лишь Канна давала ей основы лечебных дзюцу, как это было принято в клане. Но сейчас не было даже этих занятий, и ребёнок скучал и тосковал, проводя много времени в саду, где скорбь и боль ощущалась не так сильно, как внутри дома.       Порой от этих чувств, ей не принадлежавших, она плакала, не совсем понимая и осознавая, откуда в ней это взялось. Хоть как-то управлять этим не выходило: Суджа всегда была очень чувствительна к чужой чакре и эмоциям других людей, поэтому даже отец порой занимался с ней медитациями, чтобы она могла очистить своё тело от этого.       Сейчас Ашуре не было никакого дела до дочери, а Канна погрузилась в работу по дому и обучение всех подходящих по возрасту девушек лечебным практикам — приказ старшего сына. Судже приходилось справляться одной, но выходило неважно.       В этот день, самый последний в месяце, было особенно плохо. Слёзы стояли в глазах с самого пробуждения и контролировать их никак не выходило. Даже выспаться не получилось: всю ночь снились кошмары, и девочка поднялась абсолютно не отдохнувшей. Даже не посетив завтрак, она сразу ушла в сад, надеясь, что получится погрузиться в медитацию самостоятельно, без помощи отца.       Но, только ступив на землю, Суджа поняла, что что-то не так. Чужое присутствие она засекала без труда, но в этой части сада редко кто бывал, если не приходил целенаправленно к ней, что случалось крайне редко даже в обычное время. Такая мощная чакра могла принадлежать кому-то сравнимому отцу или Рикудо-сеннину, от того стало безумно страшно. Не было на свете человека, который бы сравнился с Ооцуцуки Ашурой в силе, кроме одного — его брата Индры, о котором здесь говорили редко и неохотно.       От страха не было даже сил сдвинуться с места, бежать и звать на помощь. Суджа не могла справится с нахлынувшим страхом от собственного домысла и просто молилась, чтобы этот источник тихо исчез сам собой. Но он не исчезал, будто наблюдал за ней так же, как и она за ним, только его эмоции девочка не могла уловить. Это было тоже странно, никакое живое существо не могло скрыть от неё чувств, если в нём была лишь толика чакры. Суджа медленно двинулась спиной ко входу в дом, наблюдая за чакрой чужака, но тот не двигался, и девочка заметила слабые отголоски любопытства.       Ощущалось оно странно. Это любопытство больше напоминало не человеческое и даже не животное, какое-то абсолютно потустороннее. Суджа чувствовала, что начинает болеть голова, виски сдавило невыносимой тупой болью до такой степени, что из носа потекла кровь. От удивления и боли девочка забыла о страхе и потянула руку к лицу, стирая подтёки над губой. Она не успела заметить стремительное перемещение незнакомца к себе. Замерший в горле вскрик перерос в спазм, от которого было даже тяжело вздохнуть.       Незнакомцем точно был не Индра: этот выглядел молодым и его волосы были белыми, торчащими во все стороны, среди которых отчётливо угадывались бордовые острые рога. Суджа знала, что рога есть у Рикудо-сеннина и его младшего брата Хамуры, и первой догадкой было то, что незнакомец — это брат деда, решивший проводить его, но глаза его никак не напоминали ни риннеган, ни бьякуган. У него отсутствовали брови, радужка была ярко-жёлтого цвета с узким зрачком на фоне тёмных белков.       Он почти бережно перехватил испачканные в крови пальцы девочки и с интересом уставился на бордовые разводы. Отступивший спазм позволил Судже нормально дышать, но от подавляющего количества чакры ей было страшно заговорить или пошевелиться.       — У тебя сильная кровь, — заявил незнакомец хриплым жутким голосом. — И чакра, — странная улыбка расползлась по всему лицу. — Кагуя, конечно, затейница. Как же так вышло?       Незнакомец отпустил руку ребёнка и, откинув полы белого одеяния, расположился на нагретых половицах, после чего он начал разглядывать увядающий сад, будто это его собственный дом.       — В-вы кто? — более-менее привыкнув к подавляющему присутствию странного пришельца, Судже удалось совладать с голосом. Её немного коробило от того, что этот — кто он, вообще? — наглец может так по-свойски расположиться в её саду.       — Ты сама выращиваешь цветы? — проигнорировал её вопрос незнакомец.       — Мне помогает Ашура-ото-сама, — под внимательным взглядом желание поупрямиться испарилось.       — Я могу тебе подарить необычные цветы, которых нет нигде в этом мире, — он не стал дожидаться никакого ответа и провёл по ладони коротким кинжалом с расписанной рукоятью, который возник из ниоткуда. Девочка обратила внимание на длинные узловатые пальцы с чёрными когтями.       Ярко-красная кровь упала на землю и будто мгновенно впиталась в совершенно необработанный, не подходящий для посадки растений грунт. Медленно из-под земли стали вырываться тонкие стебли, на концах которых закручивались узкие алые лепестки и прорастали длинные тычинки. Суджа не была сильно удивлена подобными способностями: отец также легко выращивал деревья, которые окружали их дом, и помогал слабым цветам укорениться в почве. Другое дело, что он никогда не проливал крови для подобного.       — Зачем вы себя ранили? — хмуро спросила Суджа. Её руки мгновенно окутала лечебная зелёная чакра, и девочка, совершенно не задумываясь, залечила глубокий неаккуратный порез.       — Как мило, — незнакомец ухмыльнулся, рассматривая целую руку. — Эти цветы зовутся шиндамоноханы.       — У них нет листьев, — заметила девочка, присев рядом с новыми цветами.       — Они появятся после цветения, — кивнул пришелец.       На удивлённый взгляд девочки он лишь ухмыльнулся. Суджа ещё не знала, где посадит их, чтобы они вписывались в композицию сада, но такие яркие цветы выглядели необычно и красиво, хоть и вызывали смутную тревогу. У них был необычный запах, далёкий от приятного, но всё-таки избавиться от них не поднималась рука.       — Они идеально подходят для похорон, — странным голосом заявил незнакомец, коснувшись когтистой рукой лепестков.       — Вы что, бог смерти? — неожиданное абсурдное предположение было встречено хриплым смехом.       — Настолько очевидно? Впрочем, не столь важно, как ты догадалась. Я пришёл за этим наглым мальчишкой, но всё-таки решил посмотреть, что он тут развёл, — мужчинка кивнул на дом. — Безрассудно раздавал чакру всем подряд, а она теперь передаётся потомкам. Удивительно! — восклицание выражало непомерный восторг. — Кагуя всегда была слишком самонадеянной и наглой, но в этот раз признаю, что её дурость даже на руку.       — Кто такая Кагуя? — второй раз услышав незнакомое имя, Суджа всё-таки решила спросить.       — Здесь её звали Усаги-но-Мегами, — он снова посмеялся. — Кролик! Надо же!       Суджа не разделяла веселье гостя. Она понимала, зачем он пришёл, но не знала, что делать, и, на удивление, сейчас она не ощущала скорби и боли, не ощущала даже того веселья, которым искрил незнакомец; девочка впервые осознала, что всю жизнь жила чужими эмоциями, и не быть зависимой от настроения окружающих было так… пусто. И приятно. Как будто тяжесть мира свалилась с её плеч, позволяя, наконец-то, самой определяться с чувствами.       — Славно с тобой сидеть, химэ, но мне уже пора, — благостная улыбка не покинула лица пришельца.       Поднявшись, он оправил свободные одежды и, кажется, буквально вплыл в дом. Сил его останавливать не было, поэтому Суджа лишь отыскала садовые принадлежности и выкопала четыре цветка, чтобы подыскать им подходящее место. Пусть они и подходили для похорон, но на погребение Рикудо-сеннина они понесут хризантемы, а эти цветы она будет хранить для особых дней.       Через несколько часов всей деревне стало известно, что Рикудо-сеннин тихо скончался во сне. ____________________ (1) Сэнто — японская общественная баня. Особенностью сэнто является обязательная последовательность процедур — посетители бани предварительно моются в отдельном помещении и только после этого переходят в бассейн с горячей водой. Не путать с Онсэном — это совокупность горячего источника\источников с отелем, постоялым домом или рестораном. (2) В Японии не приятно дарить живые цветы. Живые цветы могут подарить на свадьбу, похороны, принести в больницу. На новоселье лучше всего подарить цветок в горшке. Нарциссы по Ханакотобе говорят об уважении. (3) Аванаги-но-Ками или Хаяакицу-хико — Бог Пены на Воде. (4) Названия кланов взяты из игр по «Наруто». Официально они не имеют отношения к Узушио, но и в каноне не фигурируют. (5)Хиганбана (Ликорис лучистый, 彼岸花) Символизирует прощание. По легенде он растёт в тех местах где когда-то люди расстались навсегда. В буддистских писаниях говорится, что он является проводником для умерших через сансару. Красный ликорис может использоваться для похорон. Имеет более 900 названий: райсаманохана (громовик), кадзиякибана (цветок пепелища), кадзикуса (трава пожарищ), охакабана (цветок погостов), докубана (цветок-отрава), обонбана (цветок поминания усопших), кицунэнотаймацу (лисий факел), кицунэгуса (лисья трава), шиндамонохана (цветок покойных), хотокэгуса (трава усопших), хэбимакура (змеиное изголовье). Возраст персонажей: Кушина и Минато — 20 лет Какаши, Обито, Рин — 9-10 лет Хатаке Сакумо на момент повествования покончил с собой больше года назад.