Убереги

лето, 60 год Эпохи Скрытых Деревень (э.с.д)       Погружение в медитацию, в конечном итоге переросшее в галлюцинации, продлилось до самого вечера, поэтому в себя Хикава пришла уже в госпитале Конохи под паникующим взглядом темноволосой девчонки. Под сбивчивые опросы Шизуне-чан Хикава смогла более-менее прийти в себя и вернуть возможность чётко мыслить. Воспоминания восстанавливались под стук сердца, который бил по вискам и затылку, совершенно лишая девочку желания хоть как-то двигаться и уж тем более разговаривать. Впрочем, Шизуне-чан наконец-то снизошла до Шосена в лоб и куда-то сбежала.       Лучше бы не сбегала: пришла злющая Кушина-сан, волосы которой уже сложились в девять парящих прядей, красноречиво намекающих на то, что хозяйка в бешенстве. Хикава лишь уныло вздохнула, предчувствуя головомойку на ближайшие часы, тем более тут даже Минато-сан кидал осуждающие взгляды и вряд ли собирался тормозить благоверную. Видимо, девочка выглядела достаточно здоровой, чтобы Кушина-сан не сдерживалась ни в словесных оборотах, ни во времени.       — Это же опасно! — в очередной раз воскликнула куноичи, всплеснув руками в искреннем возмущении. — Я просила тебя не ходить больше в храм! Если так хотелось, ты могла позвать меня!       — Чем опасно? — решив, что Кушина-сан уже достаточно высказалась, Хикава решилась на вопрос.       — Как минимум тем, что хиганбаны — ядовиты! — снова завелась девушка. — Ты могла отравиться этим дымом!       — От дыма могут появиться галлюцинации? — не став обращать внимание на Ки, продолжила опрос девочка.       — О чём ты? — Кушина-сан немного успокоилась и нахмурилась. — Я никогда не падала в обморок при ритуале и не видела никаких галлюцинаций!       — Ритуал? — зацепилась за непонятное слово Хикава, даже приподнявшись на постели.       — Ты меня пугаешь, — хмуро заметила Кушина-сан. Минато-сан тоже смотрел на неё удивлённо-настороженно. — Мы жжём цветы, в основном хиганбаны, выросшие на полях сражений и на кладбищах. Эти цветы нашему клану некогда даровал Покровитель, но по ошибке они распространились по всему миру, поэтому наш долг — возвращать ему эти цветы.       Кушина-сан выглядела уже не злой, а взволнованной и даже нервной. Кинув взгляд на Минато-сана, она явно дала понять, что ему следует покинуть палату, после чего сложила печати и ударила ладонью об пол. По полу и стенам тут же расползлись чёрные символы, которые сомкнулись на потолке и мягко засветились, сигнализируя, что барьер был успешно создан.       — Есть легенда, что очень давно, когда не было даже кланов Сенджу и Учиха, но Рикудо-сеннин уже покинул наш мир, в Со-но-Куни жила девушка, дочь Мудреца Ниншуу. Когда её брат умирал, и никакие ирьёдзюцу не могли ему помочь, она молилась целыми днями, чтобы он выжил, но никакого результата не было. Тогда к ней пришёл незнакомец, пообещавший за молитву выслушать её желания, и она, отчаявшаяся, согласилась предать религию, которую долгие годы проповедовала её семья. Она отыскала цветы, которые цветут наоборот, и предала их пламени, умоляя лишь о том, чтобы её брат смог выжить. Незнакомец выслушал желание девушки, но выставил ещё одно условие: ему нужно было дать то, что не сажают, но оно всегда растёт. Девушка срезала свои волосы настолько коротко, что её бы никогда не приняли за благородную. Бросив в пламя копну волос, она не сразу заметила, что они заалели от цвета пламени и цветов, и оставшиеся на её голове безобразные пряди — тоже. И тогда незнакомец ответил на её просьбу, ниспослал выздоровление её брату, но за это он забрал себе душу той девушки на веки веков.       Но это не значило, что она отправилась за ним в мир мёртвых. Ей следовало жить, следовало служить ему до глубокой старости и распространять веру в него. Она навсегда надела на свою голову тэнгай, чтобы никто не видел изуродованных подпаленных волос, которые цветом напоминали кровь, и долгое время скиталась по миру, не смея распространять веру в того, кто ей помог. Она была благодарна за выздоровление брата, но не желала, чтобы кто-то ещё предал веру в Ниншуу, как сделала она. В то время было тяжело выжить одинокой страннице, с учётом того, что всё детство и юность она провела, не зная забот. Она не умела ни постоять за себя, ни зарабатывать денег; чудо, что её не убили за всё время странствий по континенту. Ей везло, что на неё не наткнулись враги семьи или её же братья. Она пересекла весь континент, чтобы добраться до соседнего, где о ней никто не знал, но в путешествии по морю она остановилась на острове Уми, где излечила Даймё той страны от смертельной болезни. Осев в той стране, она вышла замуж, смогла завести семью, но бог не забыл о ней и знал о том, что она носит ребёнка.       Бог, который когда-то спас её брата и забрал себе душу девушки, явился в тот момент, когда на свет явился мальчик. Он родился мёртвым, и бог поставил ему печать со своей чакрой, от чего ребёнок тут же ожил. Таким образом он забрал душу потомка той девушки. В последствии этот ребёнок, названный Рюджином, основал храм на необитаемом острове, окружил его водоворотами, а его потомки, охраняющие созданный храм, выросли по численности в клан, названный по месту их жительства — Узумаки.       Кушина-сан завершила свой рассказ и некоторое время помолчала, ожидая реакции воспитанницы, но девочка молчала, глубоко задумавшись о том, что только что услышала.       — Значит, тогда это было не оговорка? — на недоумённый взгляд Хикава пояснила: — «Печать ставили тем, кто умер при рождении». Вы так сказали тогда, в кабинете Хокаге, но потом поправились и рассказали про плодный пузырь.       — Не говорить же Хокаге-сама, что покровитель нашего клана порой может вернуть ребёнка из мира мёртвых? — съязвила Кушина-сан. — Разумеется, ни к чему о таком знать посторонним. К тому же, это не всегда случается. Покровитель сам выбирает ребёнка, которого хочет спасти, никакие молитвы не могли помочь в этом. Последние годы печать ставили настоятели храма, но в старых записях говорится, что печать появлялась сама собой, как только ребёнок возвращался к жизни.       — Зачем он выбирает ребёнка? — спросила Хикава, которую тема с этим основателем храма очень интересовала.       — Такой ребёнок чуть ли не с рождения начинал жить в храме. И проходил там обучение. Такому ребёнку следовало становится главным настоятелем храма, как только придёт время. Как Рюджин, который тоже был отмечен Покровителем и стал основателем данной религии. Говорили, что Рюджин переродился в Ашине-сама и то, что он не ушёл в храм, станет погибелью всего клана, — Кушина-сан выглядела задумчивой, но быстро опомнилась. — Что ты видела?       Хикаве не особо хотелось рассказывать о своих галлюцинациях, хотя сейчас было очень неприятное подозрение, что это всё-таки некое видение. Для чего маски, — а в том, что именно они стали причиной этого припадка, не было никаких сомнений, — показали ей фрагмент из жизни Ооцуцуки Суджи, которая повстречала Шинигами, пришедшего забрать душу Рикудо-сеннина? Следовало ли об этом говорить и без того взволнованной Кушине-сан?       — Я не особо поняла, что я там видела, — после паузы, сказала Хикава, мысленно взмолившись, чтобы ей поверили. — Какие-то отрывки без системы.       — Если сможешь вспомнить, то обязательно расскажи, — устало попросила Кушина-сан. — Всё, что я тебе тут рассказала — секрет. Тебе может показаться, что в этой информации ничего важного, но религиозные секты… не слишком жалуют. Таких несколько по миру, и Узумаки, вероятно, уничтожили из-за того, что некоторая информация просочилась. Ещё во времена Сэнгоку Джидай была уничтожена секта, где преклонялись Джашину — богу боли, убийств и самоистязания. Конечно, последователи этого божества весьма… жуткие, и, когда их секта пошла в рост, некоторые кланы континента объединились, чтобы уничтожить каждого джашиниста и всю информацию об их религии. Но религия Узумаки не идёт ни в какое сравнение с тем, что делали эти… Не важно. Возможно, я когда-нибудь подробнее расскажу о Джашине, но это были страшные годы в истории мира.       Хикава кивнула, принимая к сведению. Она была почти уверена, что в библиотеке такой информации точно не будет, а рассчитывать, что даже просвещённый в науках Касуга-кун уже изучил подобное, не приходилось. Возможно, о факте ликвидации он знал, но о самом джашинизме — вряд ли. Кушина-сан, хоть и росла вне клана, благодаря Мито-сама, воспитывающей её два года, и оставленным ею материалам, была весьма подкована во многих вещах, о которых не сказано в учебниках и книгах. Было лишь сомнение в том, что разговор состоится в ближайшее время.       — И всё-таки, Хикава-чан, — лицо Кушины-сан стало настолько уставшим, что девочка на мгновение ощутила себя виноватой. — Понимаю, что тебе не приходилось раньше на кого-либо полагаться и тебе приходилось со всем справляться самой, но сейчас ты не одинока. Я всегда могу тебя выслушать, помочь, поддержать. Тебе не надо закрываться и справляться в одиночку.       Отвечать не хотелось. Девочка хмуро посмотрела в сторону окна. Она хотела бы верить, что не одна. Хотела бы уметь верить в то, что может на кого-то положиться, но даже за свою короткую жизнь ей довелось уяснить только одно: она никому не нужна, и все её проблемы — это исключительно её дело. Кушине-сан хотелось верить, но не получалось, и не из-за того, что она делала что-то не так. Хикава слишком привыкла быть одной и справляться самостоятельно, даже если было бы легче обратиться к кому-либо за помощью. Она не умела просить и не хотела.       — Помни, что я рядом.       Челюсти свело от напряжения — настолько сильно она стиснула зубы. Кушина-сан вышла из палаты и наверняка отправилась оформлять документы, чтобы забрать её домой, и за это время следовало собраться. Собраться и утереть непрошенные слёзы.

* * *

      С получением проклятого чуунинского жилета Райдо будто воспрял духом. К тому же такое знаменательное событие почти совпало с его двенадцатилетием, прошедшим вчера, и он справедливо предположил, что это отличный повод купить то, о чём он мечтал с момента первого посещения оружейной лавки. Он копил практически четыре года, с того дня, как начал ходить на первые генинские миссии. В тот год было ещё мирное время, и он с тогда ещё живыми товарищами ходил на прополку огородов или выгул собак. Сидя под палящим солнцем по локоть в грязи и испачканный в траве он мечтал о серьёзных миссиях и не думал, что когда-то будет вспоминать об этих днях со светлой грустью. Тогда ещё был жив отец, и он мог практически всю зарплату с D-ранговых миссий засунуть в стеклянную банку с наклеенной надписью «На мечту».       Мечтой был Кокуто — меч из лавки Такахаши. Полностью чёрный, из кричного металла, оттого вобравший в себя яд торикабуто (2). Не особо прочный сам по себе, но при должном уходе может прослужить достаточно, к тому же его главная ценность — полностью отравленное лезвие без всяких камер для яда, которые портят качество клинка. Именно из-за такой характеристики Кокуто так и никто не купил — Райдо спрашивал у хозяина лавки об этом каждое посещение. Меч всё также лежал под стеклянной витриной отдельно от остального оружия и дожидался своего будущего хозяина.       И сегодня этот день наконец-то настал. Райдо пересчитал всю сумму, накопленную за столько лет и уже не вмещающуюся в стеклянную банку, и, взбудораженный донельзя, едва ли не рванул в сторону лавки. По дороге он, разумеется, привёл свои мысли в порядок и одёрнул сам себя: не престало чуунину носиться по крышам, будто он только хитай-ате получил. Ощущение плотного жилета из пока что целого арамидного волокна вселяло в Райдо уверенность в себе и собственных силах.       Он спустился на улицу перед лавкой, выровнял дыхание и состроил серьёзную мину. Райдо даже снял повязку с носа, которая прикрывала его шрам, оставленный в раннем детстве - уродливый, которого он стеснялся со времён академии. Но ведь шрамы украшают мужчину, а стесняться их чуунину как-то глупо и несерьёзно.       Повязку он засунул в подсумок, ощущая себя без неё не очень комфортно, но это можно было и пережить. Колокольчик над дверью приятно зазвенел, оповещая о новом клиенте, и старик, бывший самурай, вышел из соседнего помещения.       — Слушаю, — кивнул Такахаши-сан, окинув клиента взглядом.       — Я пришёл за Кокуто, — подойдя к витрине, заявил Райдо. Из кармана штанов он вытащил туго перемотанную пачку банкнот и передал старому самураю.       — И что ты в нём нашёл? — задал риторический вопрос старик, но, быстро оценив сумму в пачке, достал футляр с мечом и ножнами и развернул перед покупателем. — Уход за лезвием только в перчатках. Яд можешь закупить заранее или приносить по мере расхода, но в целом одной такой «заправки» хватит на года три, не меньше. Менять на другой яд не рекомендую.       — Понял! — мальчишка не сдержал счастливой улыбки. Такахаши-сан закрыл футляр и передал новому хозяину.       — Аккуратнее на тренировках, парень, яд достаточно сильный, чтобы ты не успел доскакать до госпиталя, — серьёзно заявил самурай.       Автоматически кивнув, Райдо опустошённый, но счастливый донельзя, вышел на улицу. Его руку оттягивал меч — его мечта, к которой он шёл большую часть своей сознательной жизни. Полностью его заслуга, его пот и кровь, которые он проливал на тренировках и миссиях, его желудок, который после трёх лет жёсткой экономии мог переварить даже кунай. Мальчик никогда не был так счастлив, как сейчас, стоящий посреди улицы и прижимающий к себе футляр с мечом.       — Купил его, наконец? — весёлый грубый голос и тяжёлая ладонь человека, заменившего отца. Райдо поднял голову и широко улыбнулся своему сенсею, который ухмыльнулся в ответ. — Теперь тренировать тебя махать этой палкой!       — Я же чуунин теперь, — скромно заметил Райдо. После получения жилета Гаку-сенсею не обязательно продолжать обучать его.       — И чё? — недоумённо спросил мужчина. — Не похоже, что ты от этого шибко сильным стал, малец!       Натянуть недовольную рожу не получилось. Гаку-сенсей его не бросал, и это было очень важно для Райдо, лишившегося отца с началом войны. Теперь у них крайне редко могут случаться совместные миссии, и даже в Конохе будет сложно пересекаться, но, всё-таки, его не оставляли барахтаться самостоятельно. Да, он уже работал с танто и умел управляться с холодным оружием, но Кокуто длиннее и имеет другой вес, к тому же он не из того металла, который будет разрубать врагов с одного удара. Он вообще не для этого. Стиль придётся менять, подстраиваясь под особенности нового меча, который не следовало рубить или разрезать. Короткие, молниеносные удары, направленные не на то, чтобы пронзить цель, а незаметно оставить царапину, на которую не обратят внимание в первое время.       Гаку-сенсей не мастер меча, максимум его владения холодным оружием — кунай, но это не значило, что он не знал, как ведут себя мастера меча на поле боя и не имел опыта сражения с ними. Как минимум для тренировок весьма быстрая, физически сильная цель была идеальным вариантом. Всё-таки шиноби Инузука специализировались на скорости.       — Что ж, парень, сегодня можно отметить аж три праздника! — заявил Гаку-сенсей.       — Три? — удивился Райдо, с лица которого наконец-то слезла тупая лыба.       — Ну, вчера тебе исполнилось двенадцать, — прости, я только пару часов назад вернулся в Коноху! — сегодня ты чуунин и моей дочурке годик и шесть месяцев!       — Э-э, Гаку-сенсей, день рождения у Ханы-чан тринадцатого числа, а сейчас конец августа, — заметил Райдо.       — Вот чёрт! — сенсей с размаху ударил себя по лбу. — Ну ничё, отметим на две недели пораньше, всё равно она не запомнит!       Оказавшись на территории Инузука Ичизоку, Гаку-сенсей завёл его на псарню, где долго пытался выбрать щенка в подарок. Они были разных пород, но все обладали чакрой и, судя по матерям, обещали вырасти в волкодавов.       — Не пойму, какой из них для девчонки лучше подойдёт, — пробурчал Гаку-сенсей, тиская ластящихся псиц. Несмотря на то, что они не являлись его спутницами, они узнавали главу своего клана.       — Возьми сразу троих, — полностью седой старик с классическими метками клыков на щеках кивнул на трёх крупных нинкенов. — Их мамка из одного помёта с Куромару Цумэ-чан. Да и твой Киномару им родственник.       — А три нинкена не много для соплячки? — хмуро спросил сенсей, осмотрев троих абсолютно идентичных щенков, возящихся на подстилке.       — Мальчишки сильные, не будут много брать от девчонки, а вот очаг раскачают вчетвером. А со старшим нинкеном даже шибко дрессировать не придётся, Куромару их сам построит.       — Да чёрт с тобой, старик, давай троих! — махнул рукой Гаку-сенсей. Старик осклабился и, погладив псицу-мать, подхватил нинкенов за шкирку и пихнул в руки нового владельца. — Ну чё, пошли дарить. Спасибо, старикан, приведу тебе на днях Киномару для вязки.       Они быстро дошли до дома Гаку-сенсея и его маленькой семьи. Его молодой жене Цумэ-сан совсем недавно исполнилось девятнадцать лет. Впрочем, это был его второй брак, первая жена ушла лет пять назад после смерти их сына, и вот перед самой войной за него выскочила совсем девчонкой Цумэ-сан. Впрочем, для обмельчавшего во время Второй Мировой клана Инузука это было не сильно удивительно: беременную на фронт не пустят, да и года три после родов куноичи стараются не отправляют на миссии. Да и главе клана нужно оставить наследника, поэтому Цумэ-сан, вероятно, в безопасности от призыва до самого конца войны.       — Я дома!!! — заорал Гаку-сенсей, выбив дверь коленом.       — И где тебя носило, старый хрен?! — громко возмутилась Цумэ-сан, выглянувшая из кухни. — Киномару уже поел и завалился спать!       — Во, ученик мой уже чуунин! — похвастался сенсей, пихнув Райдо к столу.       — Нинкенов притащил? Сразу трёх? — сощурив глаза, спросила девушка, проигнорировал присутствие Намиаши.       — Да твой папаша и рекомендовал сразу трёх! — заметно зас… запаниковал мужчина. — Где Хана-чан?       — Спит, — успокоившись, ответила Цумэ-сан. — Посади нинкенов рядом с кроваткой, Куромару приглядит.       Самому Гаку-сенсею даже не пришлось уходить: пришёл Киномару и вдумчиво обнюхал новых членов семьи, после чего забрал с собой, наверное, учить дисциплине и показывать новое место обитания. Дом Инузука был не сильно большим, но всё-таки тут было достаточно места для таких малышей, как три щеночка не больше двух месяцев отроду.       — Тебе тоже подарок, — когда они втроём расположились за накрытым столом, сенсей достал что-то из подсумка. На стол легли квадратной формы сюрикены — слишком нетипичное оружие, да и количество небольшое. Трофей? — Наша команда отпинала чувака из Кумо, обладателя Джинтона. Он лихо раскидывался этими железяками, половину отряда перебил, пока мы соображали, в чём секрет его стиля.       Райдо с интересом посмотрел на такие необычные квадратные сюрикены. Конечно, он не станет использовать их в бою или тренировках, но Гаку-сенсей прекрасно знал, что ученик интересуется изучением металлов и их свойств с тех пор, как загорелся идеей стать мечником. А металл, из которого изготовлены эти сюрикены, даже на первый взгляд хорош. Не говоря уже о том, что это оружие джоунина Кумогакуре, обладателя Кеккей Генкай!       — Благодарю, сенсей, это очень ценный подарок! — он ещё раз полюбовался бликами на сюрикенах и убрал их в подсумок.       — Этот псих Торои, — пробурчал Гаку-сенсей. — Воистину обладатели Кеккей Генкай монстры какие-то! Чакры на троих джоунинов, уникальный стиль боя, без Хьюга и Нара я бы хрен догадался, чё он там воротит своими железками. А он потом возьми, да распечатай такие же сюрикены, только с тебя ростом!       — Разобрались же и славно, — отозвалась Цумэ-сан, достав бутылочки сакэ на стол. — Раз уж такое дело, стоит отпраздновать, что муженёк не помер!       — Тормози, алкоголичка, Райдо хоть чуунин, но ещё пацан малолетний, а это Первый запрет шиноби, — посерьёзнел сенсей.       — Слыш ты, старый пердун, кого алкоголичкой назвал?! — взъярилась Цумэ-сан и накинулась на мужа с кулаками.       Попытавшись мимикрировать, Райдо тихо свалил с кухни и, под переругивания супругов, стал наглаживать трёх нинкенов под бдительным оком Киномару. Впервые возникла странная мысль, что он хочет себе собаку. ____________________ (1) Тэнгай (天蓋) — большая тростниковая шляпа, полностью скрывавшая голову. (2) Борец Кармихеля (лат. Aconitum carmichaelii) — многолетнее травянистое растение. Естественный ареал находится в Восточной Азии, на территориях от Японии до центральных районов Китая, где растение известно под национальными названиями яп. 鸟 兜 (Torikabuto) и кит. 乌头 (Wu-tou). Яд из сока растения торикабуто вызывал почти мгновенный паралич дыхательной системы и сердца, влекший за собой смерть человека. Инузука Цумэ — мать Ханы и Кибы. По канону в неизвестный момент супруг, имя которого не упоминается, уходит из семьи и женщина остаётся матерью-одиночкой. На момент Чуунин Шикен поколения Наруто носит звание Токубецу джоунина, а Хана — чуунина. Нинкен Цумэ — Куромару, у Ханы нинкены-тройняшки — Хаимару Санкьёдай.