Multiverse

      Когда что-то или кто-то сильно нравится, то это может присниться, ярко и реально.       Фарадей обожала пушистых собак в медвежьем облике – чау-чау, но во сне она увидела почему-то хамелеона. Страшноватая и интересная ящерица, чья способность перекрашиваться под цвет окружающей среды приобрела по отношению к людям другое значение. Хамелеон сидел на дереве за стеклом и держался всеми лапками за ветку. А Фарадей смотрела на него с серьезным детским интересом.       Непонятный сон сменился жаждой, и девушка проснулась, ощутив сухость во рту. В спальне было прохладно – Фарадей, как и ее друзья, не признавала жары, поэтому даже зимой окно не закрывалось – и темно. Значит, рассвет нескоро.       Нашарив ногами тапочки у кровати, Фарадей встала, поправила пижамную футболку, подтянула шорты и направилась на кухню за водой. Ели они в столовой, а кухней заведовала молчаливая женщина, на ночь уходившая к себе домой. Поэтому кухня без присмотра не раз бывала местом сбора химбригады после отбоя. Ничего предосудительного не происходило: ребята играли в карты, таскали печенье из полки, Фарадей и Гесс подтрунивали над мальчишками, те – над девчонками.       На сегодня сбора не намечалось, и Фарадей не ожидала, что увидит на кухне, тускло освещаемой настенным бра, Авогадро, сидевшего за столом в компании планшета.       – Не спится? – негромко, чтобы не напугать приятеля, спросила Фарадей от двери.       – Ой, – Авогадро поднял глаза, быстро их опустил, ткнул пальцем в экран и опять посмотрел на Фарадей, наливавшую себе в стакан дистиллированной воды из стеклянного графина. – Ну вроде того. Тебе тоже?       – Захотелось пить, – девушка села напротив. – К чему снятся хамелеоны?       – К изменчивости, – сразу ответил Авогадро. – Или к тому, что встретишь человека, прикидывающегося не таким, каким он кажется остальным.       – Не подозревала, что ты вместе с цитологией* изучаешь науку о снах.       – Кстати, сон изучает сомнология, а сновидения – онейрология. Эй, ты от Кюри заразилась подкалываниями? – насупился Авогадро.       – Нет, ты что! – помотала головой Фарадей. – Просто ты сходу все разумно растолковал… Но хамелеон не самое странное, что мне приснилось. Я наблюдала за ним в зоопарке. Хотя ни разу там не была. Только видела в интернете.       – Значит, твой мозг создал картинку на основе зрительных образов, то есть просмотренного видеосюжета.       – Наверно, – неуверенно проговорила Фарадей. Подобное расхождение жизни с реальностью у нее случилось впервые, отчего девушка ощущала замешательство. – А ты чем занимался?       Авогадро замялся: «Ну-у… Это...», словно его спросили о чем-то очень личном или непристойном.       – Извини, если секрет, – поспешила забрать вопрос обратно Фарадей.       – Нет, не секрет. Это исследование, – более внятно ответил Авогадро, не раскрывая его содержания. – Но, скорее всего, бредовое.       – Утро вечера мудренее. Завтра доисследуешь на свежую голову и поймешь, ошибся или нет, – Фарадей зевнула. – Пойду-ка досыпать. И тебе советую.       – Да, сейчас тоже отправлюсь.       Подруга вышла, прихватив снова наполненный водой стакан, и Авогадро тронул «заснувший» планшет. Промотал пару страниц с данными анализа крови и своими текстовыми пометками, перечитал несколько мест и стер все напечатанное.       – Точно бред. Такого не может быть.

***

      На утреннюю тренировку Джон опаздывал, что раньше бывало, но редко. Искать наставника ребята не стали, как и начинать пробежку без него – при их любви, а точнее, предрасположенности к физическим упражнениям, они не упускали свободную минутку, чтобы заняться другими делами. Например, разговорами.       – Красиво как, – Фарадей, проспавшая остаток ночи безо всяких хамелеонов и иной живности, любовалась поднимавшимся над парковыми деревьями солнцем, мутно-желтым из-за дымки.       – Жаль, снять не на что, – посетовал тоже проникшийся пейзажем Авогадро. – Или рискнуть и сбегать за голоаппаратом**?       – И кто еще от Кюри нахватался. В твоем случае наглости, – рассмеялась Фарадей.       – Ты права: стоит только шагнуть в сторону, как появится Джон и оштрафует, – признал непреложное действие закона подлости Авогадро. – Ну что ж, постараемся запечатлеть картинку в памяти.       Тем временем Кюри, всецело погруженный в план по завоеванию сердца Гесс, попросил ее отойти от остальных на несколько метров.       – Что тебе? – спросила Гесс не с заинтригованным видом, чего от нее ждал Кюри, а с раздраженным. Вчерашнее общение с Джоном за ночь не забылось. Наоборот, сверлило мозг: ну почему ей по-прежнему нельзя проявить себя на задании? Что с ней не так? И еще парень этот постоянно клеится, с момента их знакомства на стадионе не упускавший случая, чтобы доказать, какой он классный. Кюри неплох, но крайне самоуверен. А такие люди Гесс бесят.       – Давай вечером встретимся наедине? – без предисловия озвучил суть Кюри, ради Гесс вставший раньше положенных шести часов, чтобы после тайной вылазки в парк для курения успеть принять душ с гелем, обалденно пахнувшим морской свежестью, высушить волосы и сделать из них высокий хвост.       – Зачем? – отреагировала Гесс менее сердито, зато насмешливо.       – Хочу узнать тебя поближе, – Кюри загадочно прищурился, считая, что этим очарует неприступную девушку.       – Так? – Гесс шагнула к нему, едва не коснувшись Кюри грудью.       От неожиданного близкого контакта парень вздрогнул, но быстро пришел в себя: да она бомбически решительна!       – Для начала смени дезодорант, или чем ты так обильно намазался. Ненавижу морской аромат, – резко отвернулась Гесс, отчего ее выпрямленные темные локоны взметнулись и, как пощечина, хлестнули повторно опешившего Кюри по лицу.       – Вот же чертовка… – восхищенно облизал губы парень. Мечту обнять Гесс вытеснило желание увидеть ее на задании. И все-таки почему ей нельзя? Она же крутая!       Любование природой и приглашение на свидание, которое в ближайшем будущем не состоится (но Кюри упрям и приложит все усилия, чтобы добиться у Гесс ответной симпатии), прервал Джон. Не поприветствовав подопечных («Значит, мы чем-то его разозлили», – подумал каждый из них и решил вести себя примерно), он сухо скомандовал: «На старт» и дал сигнал к бегу.       «Тоже недоволен, как Гесс», – отметил Кюри и вдруг обнаружил, что ее и Джона объединяет не только чувство, отраженное на их лицах. Они выказывали его одинаково: нахмуренные брови, несколько складок на лбу, поджатые губы и пылавший не выплеснутым гневом взгляд.       Так аналогично проявляют эмоции близкие родственники, но Кюри знал, что в отношении Джона и Гесс это невозможно. Даже пусть внешне они не похожи, что встречается в семьях. Наставник – представитель европейского типа, у него светлые волосы и кожа, серо-голубые глаза. А у Гесс разбавленные африканские черты – она смуглая, с пухлыми губами и маленьким круглым носом. Родства не может быть и в помине. Ведь все члены химбригады созданы в пробирке с нужным набором генов и выращены в инкубаторе. Отсюда их выносливость, ловкость и сила.       «И вообще: на роль дочери Джона больше бы сгодилась Фарадей. А с Гесс они просто немного похожи», – заключил Кюри.