Рыжик

Мэрфи получил постельное белье у кастеляна и узнал распорядок дня в лагере. Рядом на доске объявлений висело расписание занятий с детьми. Оказалось, что занятия бейсболом были записаны на одно и тоже время, но на двух разных полях. От нервного дежурного по лагерю омега узнал, что кроме него есть еще один воспитатель, который будет заниматься бейсболом в лагере. Разыскав второго тренера, он улыбнулся - это был молодой альфа, решивший посвятить работе в спортивном лагере последнее лето перед поступлением в военную академию. Только он рассчитывал не заниматься с детьми, а быть судьей у подростков и заодно присматривать за инвентарем. Он сам учился когда-то у Мэрфи в группе, пока не перешел к юниорам. Омега узнал у более «опытного» тренера, где находится поле для игры и как проходят тренировки. Столовая порадовала качеством еды, а большинство коллег своей адекватностью. В лагере было много воспитателей, приехавших из других городов. Они здесь уже бывали раньше и с удовольствием приехали на это лето. Столкнувшись с Кристи, выяснил, что они точно соседи по домику на дереве, или, как их здесь называли, по «гнезду». От него Мэрфи и узнал, что в первом гнезде живет Рич, и домик его находится выше всех. Оказывается, он построил его еще в первый год восстановления лагеря, но идея пришлась по душе многим, и подвесной городок разросся, как самостоятельный город со своими улицами и перекрестками. Но больше всего порадовал подарок от Кэлума. Мэрфи во всей этой суматохе заселения выловил муж наследника Кайри Ирвинг. Он передал Мэрфи планшет, на котором схематически изображался лагерь и окрестности. На карте сияло три точки. Кайри пояснил, что подарил Берду браслет, как у солдат-наемников. На нем было выгравировано имя, группа крови и номер отряда, у его сыновей были точно такие же. Мальчикам эти браслеты очень нравились, и они даже не догадывались, что в них были спрятаны маячки. И поэтому они не будут пытаться их снять, а значит, Мэрфи всегда будет в курсе, где искать непосед. Это было очень кстати, поскольку день у Мэрфи оказался расписан буквально по минутам. Оказывается все тренеры по очереди проводили утреннюю зарядку, а потом тренировали группы детей, разбитых по возрасту. Кроме занятий и тренировок дети дежурили по лагерю, на доске объявлений висело расписание, когда и за что отвечал тот или иной отряд. Были дежурства по кухне, заготовке дров и воды для лагеря, уборка территории и прочие работы по хозяйству. Мэрфи вначале недоумевал, почему не сделали автоматическую подачу воды по трубам с помощью насоса, но потом увидел счастливых детей с ведрами. Они были мокрые и довольные, как будто воду надо было добывать в дальних странах. На следующий день дежурить «на воде» выпало первому отряду. Омега увидел радостное лицо сына, который тащил сразу два ведра в сторону кухни и при этом светился от счастья, осознавая, что занят важным делом и несет сразу два ведра, как альфа, а не одно, как слабый омежка. Мэрфи только понадеялся, что при рубке дров детям не будут давать в руки топоры. Но надежды оказались напрасными. Вскоре он увидел детей, которые небольшими туристическими топориками сосредоточенно рубили ветки. При этом старшие дети не столько рубили дрова сами, сколько приглядывали за новичками и давали советы. То же было и с распиливанием дров. За пилу хватались все, показывая, как правильно это надо делать, а вот бревнышко так и оставалось почти целым. За дежурство отвечали старшие дети, воспитатели только присматривали за соблюдением малышней техники безопасности. А вот двум поварам, которым доставались такие энергичные помощники, можно было только посочувствовать. Оказывается, не все дети умели даже нарезать хлеб, не говоря уж о чистке картошки и прочих овощей. Сам Мэрфи не рискнул бы готовить на такое количество людей, имея в помощниках только подростков и детей. Но, увидев кривенькие булочки на завтрак и перемазанных мукой счастливых и довольных детей, восхитился их терпению и выдержке. Он бы так точно не смог! Вскоре Мэрфи понял, что жизнь в лагере очень мудро организована. Дети здесь не были ленивыми отдыхающими, которые не знали чем заняться от безделья, а самыми активными участниками жизни лагеря. Но все было организовано как игра с соревнованиями между отрядами. И пусть призом был переходящий вымпел, а наградой - значки. Но дети с горящими глазами рвались в бой, лишь бы получить значок «лучший водонос» в виде ведерка или «лучший лесоруб» в виде щепочки, а потом хвастались, кто заработал больше значков. Именно старанием детей обеспечивались снабжение лагеря водой и приготовление еды. И даже традиционный вечерний костер готовили дети. Они вначале вычищали место вечернего кострища, а потом приносили все, что потребуется на вечер. Самые опытные разводили огонь, а новичкам позволяли подбрасывать дрова. Кроме этого дежурные по вечернему костру отвечали за то, чтобы затушить не прогоревшие угольки, когда все разойдутся спать. А еще большим потрясением для Мэрфи стала улыбка на лице Рича. Оказывается, ехидный альфа умел улыбаться, и это у него очень хорошо получалось. Вокруг Рича всегда стайками крутились дети и подростки, которые ловили каждое его слово и торопились помочь в любом деле. В таком беспокойном хозяйстве всегда случались непредвиденные ситуации, и Рич далеко не всегда бросался сам на исправление недочетов, а скорее озадачивал старших в отрядах неожиданной проблемой и присматривал за ее решением. Казалось, рыжий альфа ничем не занимался, а просто гулял по лагерю, время от времени подначивая молодежь, но при этом он зорко приглядывал за всем, что происходило, поэтому жизнь в лагере текла ровно, без эксцессов. Рич даже не устраивал собраний-совещаний для воспитателей, а просто собирал вокруг себя людей, с которыми можно было поболтать на разные темы. С тренерами он вообще не общался, просто вывесил списки, кто с кем и в какое время занимается. При всем при этом его рыжая макушка мелькала всюду. Он появлялся то на кухне, когда начинали чистить рыбу, чтобы показать, как это умеют делать настоящие шотландцы, то подкидывал сухого спирта в растопку костра в пасмурный день. Во время всевозможных соревнований он с азартом болел сразу за обе противоборствующие команды, пожимал руки победителям и с легкой ехидцей подбадривал проигравших. Он, казалось, успевал везде, при этом не было видно, чтобы он хоть чем-то занимался. Просто лагерь жил, как хорошо отлаженный механизм. Сам Мэрфи оказался занят едва ли не от рассвета до заката. Он знал многих в лагере, поскольку люди были родными клансменами или детьми родных и знакомых. С остальными он достаточно быстро познакомился. Среди воспитателей и приезжих тренеров было очень много интересных людей, увлеченных своей работой. Это были художники, которые с горящими глазами объясняли детям правила композиции и сочетания цветов. Скульпторы, перемазанные речной глиной по самые уши, которые помогали детям лепить кривобокие чашки и странной формы тарелки, которые после обжига дети разрисовывали в подарок родителям. А еще были актеры, которые преподавали сценическое искусство и декламацию. Дети бегали с тетрадками, в которых были записаны роли для еженедельных спектаклей. Еще были кружки хорового пения и народных танцев. И, конечно же, уроки игры на волынке и уроки по прядению шерсти и выделке шкур. Как выяснилось, в лагере была даже своя небольшая кузня, где молодые альфы махали молотами, изготавливая гвозди и прочую железную мелочь, необходимую для строительства тех же «гнезд». В одном из домов стоял настоящий ткацкий станок, на котором можно было сделать домашний коврик. Такой же, какой был когда-то в доме у самого Мэрфи. Все было очень интересно и познавательно, дети сами тянулись попробовать все сделать своими руками. Каждое воскресенье в лагерь приезжали родители, и хорошо, что не все сразу. Дети водили их с экскурсией по лагерю, кормили в столовой, а после обеда показывали небольшой спектакль или импровизированный концерт. При этом на сцену выходили по собственному желанию, пытаясь показать, чему научились. Ужасно смущаясь и краснея, а иногда после тычка в спину и под дружеские подколки друзей из своего отряда. Эти концерты были самыми милыми, и Мэрфи никогда не пропускал их и с удовольствием хлопал, подбадривая порозовевшего исполнителя. Однажды на сцене появился Берд и, хорохорясь, исполнил песню о моряке, который возвращался с большим уловом. Мэрфи даже встал со своего места, чтобы сын увидел, как ему понравилось его выступление. Но, несмотря на напряженные дни, в лагере продолжалась и тайная жизнь, скрытая от детей. Мэрфи порой с недоумением наблюдал за флиртом между воспитателями, перемигиванием и томными взглядами. А еще были склоки, которые начинались на ровном месте и бурно заканчивались. Порой казалось, что все вот-вот выльется в потасовку, но, как правило, появлялся рыжий ехидина и парой хлестких фраз заканчивал скандал. Однажды он выгнал не в меру любвеобильного альфу, который умудрялся флиртовать сразу с несколькими омегами. А еще были подростки, которые пытались строить «взрослые» отношения и поэтому влюблялись, расставались, бурно ревновали и так же бурно мирились. Мэрфи в такие моменты был просто счастлив, что не он был ответственным за все, что происходило в лагере. Казалось, что у многих, когда они оказались вне привычных отношений, сорвало какие-то внутренние предохранители. Очутившись на свободе от супружеских обязательств, взрослые и ответственные люди порой начинали вести себя, как неуравновешенные подростки. Мэрфи всегда такому поражался. Дома, в родном городе, где все обо всех все знают, они не вели себя так безоглядно. Дома все было чинно и благородно: серьезные альфы, верные и надежные мужья и, конечно же, омеги, может порой и игривые, но, безусловно, верные и честные супруги. А здесь с них словно слетали маски, и они пускались во все тяжкие и искали приключений. Часто ухаживания начинались у вечернего костра, когда детей отправляли по кроватям. Бывало, что Рич отправлял спать зевающих дежурных по костру, пообещав лично затушить уголья. Вот тогда воспитатели доставали, кто что хотел - кто чашки с кофе, кто бутылки со спиртным - и начинали задушевные разговоры. Иногда разговор был общим, а иногда они разбивались на маленькие группы или на пары. Бывало, что и к Мэрфи подсаживались любители экстрима, но у того всегда находилась пара ехидных реплик в их адрес. Он одинаково не терпел ни альф, ни омег, которые пытались жаловаться на неудавшуюся семейную жизнь. Альфам Мэрфи доходчиво объяснял, что если жизнь с супругом не сахар, то он, скорее всего, не там лижет или не у того. А омег с их горестными высказываниями, как тяжело быть одному с ребенком, просто вводил в ступор вопросом кого он родил: гирю или счастье? После подобных высказываний вокруг Мэрфи образовывалось пустое пространство, но ему было откровенно все равно. Он не искал новых знакомств, ему всегда хватало своих старых, проверенных временем, приятелей. А тех, которых он мог бы назвать другом, можно было пересчитать на пальцах одной руки. Те, кто знал Мэрфи раньше, даже не делали попыток навязывать свое общество и лезть в душу, ограничиваясь общим разговором о работе. Комфортнее всего Мэрфи было в компании Кристи, тот с удовольствием молча сидел рядом, и иногда довольно хихикал, слушая ехидные комментарии Мэрфи. Однажды к нему подсел Рич и попытался быть милым. - Привет, что делаешь? - Делаю вид, что всё хорошо, не мешай мне, - Мэрфи глотнул кофе и подкинул веточку в костер, который почти прогорел. - Что, пытаешься заставить людей, которые ненавидели тебя, ненавидеть еще сильнее? - развеселился Рич. - Если у некоторых людей слабая психика, то нефиг наговаривать на мой характер. А если некоторые считают, что я грубый и злой, то они совершенно правы. Я считаю так же. - Ты так новых друзей не найдешь, - ухмыльнулся Рич. - Мне и старых достаточно. И если я кого-нибудь когда-нибудь чем-нибудь обидел, то, скорее всего, правильно сделал. Могу повторить, если кому мало показалось. - И как только твои друзья терпят тебя с твоим ехидством? - Рич расплылся в улыбке. - С твоим характером тебя даже из ада выгонят, потому что ты, сидя в котле, будешь чертей подъебывать. - Нет, с моим характером в аду меня будет ждать не котел, а должность, причем неплохая. В ответ Рич довольно хрюкнул, и остаток вечера просидел рядом, почти молча. После этого он стал появляться на пути Мэрфи намного чаще. Их разговоры опять заканчивались перепалками, которые потом растаскивались на анекдоты и цитировались по всему лагерю. Мэрфи сам не понимал, почему он опять стал злиться на этого альфу. Ведь вроде все шло к примирению, а тут опять новый виток сарказма и неприязни. Хотя возможно все дело было в том, что каждое утро от Рича пахло омежьим запахом - то цветочной отдушкой, то кремом. Не то чтобы Мэрфи ревновал, ему ведь было все равно, в чьём обществе проводит ночи этот любвеобильный козел, просто раздражало… Особенно это постное выражение на наглой морде. И как бы ни старался Мэрфи игнорировать рыжего гада, но каждый раз, унюхав в его запахе омежье присутствие, он чувствовал, что у него в глазах темнело, и желчь к горлу подступала от желания высказаться. Ведь в городе его все считали святошей, а он оказался еще тем ходоком. Как говорится: хорошему коту и в сентябре март. И как результат, Мэрфи огрызался в ответ на любой вопрос, который слышал от Рича. Альфа тоже не молчал, но в отличие от Мэрфи не раздражался, а просто веселился. Его, казалось, очень забавляло, что омега заводился с пол-оборота. Мэрфи уже и сам не мог понять, почему он так болезненно реагирует на него. Ведь раньше такого не было, раньше ему было все равно, а теперь стоило только услышать запах альфы и сразу хотелось найти эту наглую морду в толпе, чтобы убедиться, что это именно он. А если еще поймать на нем запах левого омеги, то желание просто найти сразу трансформировалась в «найти и уничтожить»! И главное, если бы Рич просто проходил мимо, как обычно молча присматривая за всеми в лагере. Но стоило только к Мэрфи подойти какому-нибудь альфе, и неважно кто - тренер с разговором о работе, воспитатель с вопросом о детях, которые участвуют в тренировках, или отец ребенка в воскресный день, который хотел узнать об успехах сына, мгновенно рядом появлялся Рич. Буквально из ниоткуда, вот к Мерфи подходит альфа, а через секунду возникает Рич и вклинивается в разговор с самым независимым видом, как будто именно этот разговор является самым важным для старшего в лагере. Как будто именно с этим альфой Рич хотел обсудить все насущные вопросы и узнать его мнение о жизни в лагере. Мэрфи бесился в душе, но в лицо мило улыбался, пытаясь сдержаться из последних сил. Это надо же быть такой лицемерной тварью, чтобы трахаться самому, делая при этом вид святоши, который никогда, ни с кем и ни за что. Осуждать вслух интриги и романы, а самому по-тихому крутить с кем-то из омег, не стесняясь носить на себе его запах. Хотелось назло этому лицемеру закрутить с кем-нибудь из альф, просто так, назло! Чтобы этот гад понял, что у Мэрфи тоже может быть личная жизнь! Но стоило только подумать об этом серьезно и начать составлять план боевых действий по охмурению какого-либо самца, то в душе разливались апатия и тоска. Подпускать к себе чужого альфу только для того, чтобы досадить Ричу, не хотелось… Да с какого фига! С какой стати ему ломать себя? Зачем доказывать Ричу, что бы то ни было? Было бы ради кого! И вот опять… Как только Тайсон Ранзани, приехавший узнать, как поживают его сыновья, Крейг и Райан, подошел к Мэрфи, рядом, как чертик из табакерки, возник Рич. Ему, видите ли, срочно надо было поговорить с мужем наследника, так как остался еще один нерешенный вопрос. А может и не один! Мэрфи сунул руки в карманы, чтобы случайно не врезать по наглой морде. Тем более что от альфы этим утром пахло новым омежьим запахом. Вот ведь тварь! Прищурившись Мэрфи посмотрел на Рича, про себя составляя план, как бы отбить у Рича всякое желание околачиваться поблизости и влезать в чужие разговоры. А потом ему в голову пришла интересная идея. Зачем на него злиться без толку? Надо просто поймать его с омегой, причем лучше в пикантной ситуации, и посмотреть, как нахал будет выкручиваться - чужие-то романы он осуждает! Лицемер! Потрахушки чужие ему среди воспитателей, видите ли, претят! "Давайте будем помнить о том, что рядом подростки, и мы должны быть для них достойным примером!" На душе сразу полегчало, а злоба отступила от горла. Мэрфи довольно улыбнулся в предвкушении того, что он скажет Казанове местного разлива, когда застукает его на горячем. Рич от такого пристального взгляда омеги даже с мысли сбился и замолчал на секунду, с тревогой вглядываясь в крайне довольное лицо Мэрфи. После этого быстро свернул разговор и ретировался. Мэрфи с многообещающей улыбкой посмотрел ему в спину. Так, решено. Надо поймать сволочь и ткнуть его носом, как поганого кота, в ссаные тапки. Пусть вначале свое вынюхает, а потом к другим лезет!