***
Самаду вели какими-то окольными путями, через сад. Путь освещала лишь одна свечка, впереди евнух, позади Мелек калфа. Ее сердце бешено стучало. Конечно такая участь наложницы… Она не думала о таком никогда. Представляя свое будущее: отец отдаст за купца, или боярина, свой дом, дети, тихая жизнь. В один миг все изменилось: набеги, смерть матери, долгие путешествия связанной пешком, корабли, море… Его она никогда и не видела. Оно оказалось большим, синим, холодным. Потом невольничий базар, торги, Стамбул, дворец, наложница. Вечная… — Хатун, пришли. — шепнул евнух. Двери перед ними распахнул евнух-страж, впуская их внутрь. В коридоре этого отдельного здания мрак, лишь одна свеча у входа и там где-то вдалеке, в конце этого не очень то и длинного коридора. У двери в конце этого коридора стоял еще один евнух. Самаду сопровождала к ней лишь Мелек, оставив евнуха позади у входной двери. Стоящий у входа в покои евнух открыл дверь и преклонился. Калфа кивнула и дверь за дамами закрылась, они оказались в небольшом коридорчике, из которого вели всего три двери. — Это комнаты шехзаде Ахмеда. Спальня и кабинет. Ну, а еще одна небольшой собственный хамам и нужник. — пояснила Мелек. Калфа постучала в дверь спальни и, услышав положительный ответ, юркнула туда. Пара минут и она открыла дверь нараспашку и поманила девушку. — Шехзаде, это и есть подарок. — Мелек калфа стукнула чуток Самаду по плечу. — На колени, ползи, и головы не поднимай. — это были указания шепотом на ушко. — Приятного вечера, шехзаде. Калфа склонилась и вышла за двери. Самада, все это время стоявшая на коленях возле двери, медленно, как позволяло платье поползла по направлению к кровати. Комната была не большой: кровать у окна, рядом столик, на другой стене добротный стол, шкаф, и полки. Вот и все убранство. Девушка подползла и остановилась, присев пятой точкой на свои же икры. Она в красном платье, лицо сверху прикрыто белой вуалью, она не дрожит, но волнуется. Ей всего лишь 16 лет. Возможно, что это уже не ребенок, но перед ней и не ее сверстник, и не простой человек. Это шехзаде, кровь от крови османов, плоть от плоти великой династии, и ему уже 31 год. Он старше Самады почти вдвое. Шехзаде молчал, но девушка чувствовала его взгляд на себе. — Голову подними. — наконец то хоть то-то произнес шехзаде. Самада медленно подняла голову и даже чуть запрокинула ее наверх, т.к. шехзаде сидел на кровати, соответственно выше, чем она на коленях. Мужчина не выглядел на 31, может из-за почти пол жизни, которую он провел в безделий и запрети, сказались. Светлые глаза, темно русые волосы, на лице лишь тонкой полоской чуть заметные усы и щетина. Кафтан на нем был, конечно не такой нарядный, как наверно (как решила девушка) на султане, но все же не простой как у людей на улице, на которых она уже насмотрелась изрядно. — Как твое имя, хатун? — продолжил он опять намечающийся диалог. — Ну, не бойся, не укушу. — хохотнул он так и не дождавшись ответа. — Самада. — Самада? Кто дал тебе это имя? Видно же, что ты не из наших краев. — Имя дала Валиде. Она так решила. — Хм. А как раньше звали тебя? Откуда ты? — Из Русении, Вецена. — Ого, далеко тебя занесло. — пошутил шехзаде. Мужчина встал и наклонился к ней. Меж ними оставалась лишь тонкая вуаль, которую он бесцеремонна сдернул. Ее лицо озаряла лишь две свечи, зажженные видимо Мелек калфой. Самада видела, как шехзаде улыбнулся, обнажив свои зубы. — Ты красива, хатун. Несомненно, красива. Довольно грубо он схватил ее за подбородок и притянул к себе, мгновенно соединяя свои губы с ее. Ахмед отпрянул и вновь глянул в ее глаза. — Вишенка. Сладкая. Ахмед в мгновение подхватил руками ее под мышки и поставил на ноги. Мужчина с силой рванул верх платья и пуговицы рассыпались по полу, теряясь в узорах ковра. Он быстро избавил ее от платья, принимаясь за нательное белье. И еще мгновение и этого она была лишена. Девушка прикрылась руками, чувствуя, что ей стыдно и обидно одновременно. — Тело твое красиво, как и лицо. — произнес шехзаде, аккуратно расстегивая пуговицы на своем кафтане. Затем он избавился от сапогов и, схватив девушку за запястье, быстро и грубовато заставил сесть на кровать, а потом и лечь. — Моя. Только моя. Вечная… Крики ее никто не слышал, не слышал из тех, кто бы мог помочь. В покои шехзаде никто не имел право войти, чтобы там ни было. Потом она сдалась, и крик сошел на хрип. Она не знала, сколько времени прошло, прежде чем мужчина, нависший как гора над ней, ослабел и еле дыша, упал рядом на другую сторону кровати. Она попыталась встать, но он властно остановил ее, притянув обратно на кровать. — Я тебе не разрешал… -властно произнес он. — Ночь еще впереди. От этих слов Самада зажмурилась, пытаясь представить, что это сон. Да, Валиде говорила, что нужно лечь в пастель к шехзаде, но знала ли она, что он будет издеваться над несчастной? — Воды налей мне. Она подчинилась. Ну, а как иначе? Когда она обратно поставила стакан, шехзаде указал ладонью на кровать и притянул ее к себе. И вновь она переживала этот ужас, только теперь почти молча. Все равно на помощь никто не придет. Девушке все же удалось отползти к двери, когда он уснул, накинув на себя покрывало. Только она шмыгнула за дверь, евнух, дежуривший у двери склонился и шепнул: — Ваши покои этажом ниже, прошу. — Покой? Я не вернусь во дворец? — Вы во дворце гезеде Самада. Просто это его малая часть. — Я не вернусь к себе? — Нет. Теперь это Ваши покои. Вы ни в чем не будите нуждаться, поверьте. Идите, Вам потом все расскажут. Утром приведут пейк, наряды принесут. А теперь ложитесь спать скоро рассвет. У Самады не было сил, и желания возражать. Она спустилась на первый этаж и вошла в приоткрытую дверь. Комната такая же по размерам, как и шехзаде. Прибранная, чистая, удобная кровать. Девушка присела на нее и облокотилась на стену в углу. Глаза закрылись сами собой, и она провалилась куда-то. Самада открыла глаза, когда лучики солнца падали на ковер возле кровати, и тут она услышала скрип двери вдалеке. Девушка сгребла покрывало, в которое была завернута, и поддернула его еще выше. Дверь в ее комнату отворилась и на пороге стояла Гюль. — Валиде. — охрипшим голосом выдавила девушка. — А что не узнала? Ну, рассказывай: шехзаде остался доволен тобой? Не разгневала его? — Не знаю. — Что значит, ты не знаешь? — всплеснула руками Гюль. — Я ушла, когда шехзаде спал. — Ну и прекрасно! Значит все хорошо. — Гюль улыбалась. Неужели она не видит, что девушка испугана, неужели ей все равно? Самада, осмелившись, встала с кровати и вышла к свету. — Вы не понимаете? — еле слышно спросила Самада. — Что? — не поняла ее Гюль. Девушка скинула с себя покрывал, оставшись в наготе. Взору Гюль предстало ее хрупкое юное тело в синяках и ссадинах. — Что за позор такой?! Быстро прикройся.- заметно было, как Валиде сглотнула. — Вы знали, что он так жесток? — с горечью возразила Самада. — Мой мальчик столько лет взаперти, одинок, а он мужчина. Ничего, заживет. — Валиде! — девушка упала рядом с подолом ее платья. — Валиде! Прошу… Чем я такое заслужила?! Валиде! Гюль лишь одернула свой подол, в который одной рукой вцепилась девушка, развернулась, и стоя спиной к ней произнесла: — Раз в день прогулка. Вещи принесут. Пища хорошая. Ты рабыня шехзаде. Твое место у его ног. Вот и все, что было ей сказано напоследок. Июнь1626 год. После того, как старшая дочь Гюльсечиль — Айтен султан почти год назад покончила собой после смерти сына и продолжительного затворничества, Гюль переселила вторую дочь Нуртен с ее еще не замужней второй дочерью и зятем в сам Дворец, выделив им под это самые дальние покои в Гезделере. Она не на миг не хотела отпускать и эту оставшуюся единственную дочь. Султан изредка был в столице, беспощадно тратя свои силы на персидский конфликт. Продолжалась осада Багдада турецкими войсками, с другой стороны на турецкие войска нападали грузинские, удачно отвоевывая каждую пядь земли. Еще через 3 месяца пришлось давать имя новорожденному первенцу внучки Айнишах, отправилась сама Гюль и Нуртен султан, несмотря на отсутствие падишаха в столице. Благо путь предстоял не далекий: дочь Нуртен с мужем жили в Измире. В столице остался лишь Великий Визирь (они с султаном менялись — то один в столице, другой в походе, то другой), и шехзаде Мехмед со своим гаремом и детьми. Предупредив шехзаде, что после Измира Гюль риниться (возможно уже в последний раз в своей жизни) в Сивас к тюрбе шехзаде Баязета и остальных. Гюль не молода: уже 64 года, да и болезни прошедшей зимы подкосили ее здоровье. И она думала, что больше не сможет выдерживать такие поездки. Решено. Она решила, пока Нуртен с ней, окажет матери поддержку. Это явно займет времени около недели. Может больше. Но Гюль ясно осознавала, что это сделать нужно.***
Шехзаде Мехмед сидел в покоях приготовленных ему по приезду. Он всегда в них жил, когда «заменял» султана в столице. Его шехзаде жили в Гезделере рядом с матерью. В столице осталась еще младшая дочь Нурнтен — Айнихан. Она тоже жила тут же в Гезделере. В покои постучали и сообщили Мехмеду, что пришла его мать Пинарсу султан. — Моя Валиде, что-то случилось? — Мехмед поднялся с тахты и протянул руки матери. — Случилось, мой мальчик. Это наш шанс. — тихо шепнула Пинар последнюю фразу, вкладывая свои руки в предложенные руки сына. — Что Вы говорите такое, Валиде? Я знаю Ваши мысли. Вы хотите, чтобы я предал отца? — Не предал. Взял, что полагается по правую. — Я и так это по праву возьму. — Когда? Мехмед, тебе почти 32 года. Когда? Лет через двадцать? Не смеши меня. А может и до этого не доживешь. — Валиде, я единственный наследник отца. — А твой дядя Ахмед? — Он не имеет наследников в свои тридцать три. К тому же он в кафесе. И один Аллах ведает, как это сказалось на его умственном и душевном состоянии. — Нет, мой мальчик, такая удача не всегда будет с нами. Есть верные мне паши. Они сделают все быстро. Соглашайся. Это шанс. Мехмед вздохнул. Всей его жизнью. Всеми поступками и мыслями руководила мать. Почти всегда. — Ну, что скажешь? — Вы всегда правы, Валиде. — Отлично. Готовься мой сын. Несколько дней и ты будешь править миром.