Я буду носить тебя на руках

Клён. Мне было хорошо, спокойно, свет струился сквозь меня и я сам был светом. Вокруг находились те, кого я знал - мои ребята. Знакомые лица светятся улыбками, раздается смех, они тянут меня за собой. Шепчут… Ты среди своих, Клён… Ты дома, капитан… Больше не нужно никуда бежать, драться, выживать, прятаться… доказывать что-то… бороться с целым миром... Я помню их всех: Ясень – молчун, Ива - хохотушка, смех, как колокольчики… Она была отрада нашей команды… Ель и Пихта, парни-близнецы, всегда держащиеся вместе, они даже усмехались одинаково… И Вяз - самый высокий и мощный из нас, как богатырь из сказок. Ребята смотрят на меня, глаза светятся счастьем. Такими я их никогда не видел. Они из первой моей десятки, те, кто погибли… Да, я помню, как умер каждый… Помню, как было больно. Я оплакал каждого из них и после запретил себе думать об этом… Они иногда приходили ко мне во снах… чаще в кошмарах, и редко - когда я сгорал от одиночества в многомесячных полетах среди холодных звезд. В такие моменты моими собеседниками были бездушные железки и они... Моя память восстанавливала их образ в подробностях. Ведь как бы я ни кичился своим умением летать один, одиночество съедало меня, холод звезд сковывал мысли, и разум не соскальзывал в безумие только благодаря джетовской сверхустойчивости к стрессам. Одиночество мой спутник... и теперь, раз ребята снова со мной... Значит, я - тоже?.. Мне вдруг становится холодно, нестерпимо, до стука зубов. Ребята уходят вперед, манят меня, уговаривают… но я не хочу идти за ними. Первая здравая мысль: «А как же мурка без меня? Опять влипнет в неприятности… да и дела у меня есть… Вон, богатым только стал и не успел воспользоваться положением. Да и не хочу я умирать, на тот свет всегда успеется, а я и не пожил еще толком… Что я видел в этом мире? Войну, кровь, смерть.» Няншир... ты показал мне, что такое чувства, тепло, страсть. Хочу узнать больше... рядом с тобой, ушастый, я ощущаю себя живым. Я остался один, свет стал тусклее, и оказалось, что сижу на берегу реки с черными водами, тихой и спокойной. На том берегу все искрилось и сияло, там была радуга, там меня ждали… Но я знал, что если перейду на ту сторону, дороги назад не будет. И поэтому сидел, уткнувшись лицом в колени и обняв себя серебристыми крыльями, и ждал чего-то… Ждал, что меня позовут, вернут обратно… Я готов был так провести вечность, время не имело для меня значения… только холод становился все невыносимее… И вот дождался… Всплыло лицо Няншира: испуганное, растерянное, с белыми губами, уши эти его смешные прижаты к голове. На кончиках пальцев застыло тепло, и знакомый голос все звал и звал по имени, не переставая. Меня просили вернуться, очнуться и открыть глаза… И я ухнул в бездну, к тому, кто меня ждал. Здесь свет был другой. Раздражал, бил по глазам. Морщусь, запах лекарств ударил в нос. Что-то противно запищало. Тело как бревно, и веки тонну весят. Хочу руку поднять и не могу. Мать! Что ж так холодно?! Только пальцы правой руки согреты в знакомой ладони. И запах, родной, любимый, такой знакомый… - Он очнулся! – мурка склонился надо мной. Бледный, круги под глазами. Как же ты похудел, ушастый. – Клён! Женя! Женечка! Ты меня видишь? Скажи что-нибудь! - И голос такой жалобный, но полный надежды. - Не напирайте на него, Няншир, он может не сразу понять окружающую реальность. – Спокойный голос раздается справа и еще одна голова склоняется надо мной, на этот раз блондинистая, но тоже ушастая. Знакомая физиономия, никак доктор-живодер взялся меня лечить. Интересно, что они на этот раз учудили, раз я чувствую себя так паршиво. Наверняка без нанитов не обошлось. Как же его зовут то… ах да - Санис. Доктор оттеснил Няншира, поводил надо мной странным прибором, проверил реакцию зрачков, пощупал пульс и довольно заулыбался во все клыки, что мне аж не по себе стало. - Все в порядке, восстановление идет полным ходом. Мои малышки чинят его тело, позвоночник восстановят за неделю, мягкие ткани быстрее. Нервы, правда, будут расти подольше, может понадобиться месяц или больше, но он встанет на ноги. О чем он толкует и почему так холодно?.. Вот сейчас встану и вытрясу из этого докторишки все подробности о моем состоянии! Только вот ниже поясницы ничего не чувствую, а когда пытаюсь заговорить вырываются какие-то невнятные скрипы. Убийственно смотрю на мурку, он подает мне емкость с водой, пью живительную влагу через соломинку и балдею от вкуса. ОООооооо… это божественно! Как мало надо человеку для счастья. Еще бы пошевелиться и вообще будет все замечательно. Доктор смылся из поля зрения, видимо почуял мои недобрые намерения, а мурка присел рядом, вцепился в руку и смотрит на меня, как на чудо, а глаза подозрительно блестят. Тут у меня в голове щелкает переключатель, разом вспоминаю все подробности и причину нахождения в больнице. Теперь кое-что проясняется и становится страшно, страшно, потому что я отлично знаю, на что способны плазменные ожоги. Да что же так холодно-то?! Силюсь спросить, произнести хоть слово, облизываюсь, сиплю… Няншир смотрит на мои потуги и мягко накрывает пальцами губы. - Тебе нельзя пока напрягаться и говорить. Что, Клён? Больно? Да не больно мне! Холодно жутко внутри. Словно лежу спинной в ледяной воде. - Врач сказал, что может быть немного холодно и дискомфортно вдоль позвоночника. Тебе нельзя двигаться, но постепенно все функции восстановятся, - произносит мурка и гладит по щеке ладонью, смотрит в глаза с обожанием и губы дрожат. Это я и так слышал. Что ж у тебя глаза на мокром месте, хвостатый, если все не так плохо. Провожу ревизию организма. Руки слабо, но слушаются, ног пока не чувствую, спина онемела, дыхание в норме, пульс стабильный, сердце работает без перебоев. Нервные окончания в некоторых местах недоступны. Боли нет, слабость жуткая, слух и зрение в порядке. Няншир снова дает мне пить, и я дарю ему благодарный взгляд, от которого тот просто светится изнутри. Снова подходит доктор. - Не напрягайтесь, Клён, вы провели в коме больше месяца. У вас обширное ранение поясницы. Кусок позвоночника был выжжен плазмой, пострадали внутренние органы. Мы делали все возможное, но лечение не помогало, а просто поддерживало жизнь, тогда мы решились на применение новой методики, и она дала результаты! Вы очнулись и идете на поправку! – его сияющее лицо закономерно вызвало мое недоверие. Хмурюсь и пытаюсь прожечь в докторе дырку. Договаривай, давай, эскулап хренов! Шахис стушевался, нервно дернул ушами и продолжил: - Мы ввели вам специально запрограммированных нанитов, они сейчас чинят ваши внутренние органы, костную ткань, восстанавливая все до первоначального варианта. Это безопасно! Гарантирую! Ага, щас, я так и поверил. Видя мой скептический взгляд, он снова заговорил: - Это не те роботы, которые мы вводили в вас для диагностики. Эти совершенно новые, вам не о чем беспокоиться! Вы будете чувствовать только онемение, ну, может небольшой холодок. Холодок? Он издевается? Ощущения такие, как будто я в айсберг впаиваюсь! Но ладно… я жив вроде, остальное переживем. Где наша не пропадала. Только что-то мурка какой-то грустный. Доктор покрутился возле нас еще, дал ценные указания, чтобы спал, ел, не двигался и ни о чем не думал, а потом смылся. Как только за Санисом закрылась дверь, Няншир стек со стула на колени, вцепился в мою руку и всхлипнул. Из-за гривы волос я не видел лица, но по мокрым каплям на руке нетрудно было догадаться, чем занимается кошак. И хвостами еще меня сквозь одеяло гладит и дрожит весь. А потом он вывалил все новости, что я пропустил, мне оставалось только лежать и обалдевать, впитывая события. Няншир говорил сбивчиво, несвязно, перескакивая с одного на другое. О бое с Ристишем, о его смерти, о неделях в больнице рядом со мной, о безнадежности и о том, что он чуть с ума не сошел. Что он слабак, ни на что не годен и мне не стоило с ним связываться. Мог бы шевелиться, врезал бы или зацеловал до потери сознания, а так пришлось поднапрячься и дернуть треугольное ухо. Няншир икнул, вскинулся, прекратил нести бред и уставился на меня несчастной зареванной мордахой. Придурок. Я тяжело вздохнул, бледно улыбнулся и хрипло выдавил из себя: - Не реви… Все хорошо теперь. Ты отлично держался, хвостатый. Благодарю, что не сдался…. Не опустил руки. И еще… я тебя люблю, - сказал напоследок шепотом, громче все равно не выходило. Решение озвучить эту мысль давно бродило в моей голове, ведь больше шанса может и не представиться. У него зрачки расширились во всю радужку, в лице проскользнуло что-то такое необъяснимое… потрясение, недоверие, безмерное обожание. И слезы в момент высохли. Ну вот, успокоился. И запах ванили стал нормальным, не удушающим. Я прокашлялся и просипел дальше, хотя от слабости в сон тянуло. - А теперь марш домой… поешь, выспись, прими душ и успокой родственников. И чтобы до завтра тебя здесь не было. Это приказ. А я спать. Он закивал, оскал до ушей, вижу, как ему полегчало, вскочил, в щеку меня поцеловал и шепнул: - Я тебя тоже люблю, - смутился, покраснел весь, хотя на смуглой коже румянец был едва заметен, ушами застриг, и глаза горят как два оранжевых фонаря. Ох… один этот взгляд многого стоит. Красивый какой. Век бы любовался, да только спать хочется. Проваливаясь в дрему, слышал, как он на цыпочках палату покидает, и мне было так спокойно, как никогда в жизни. Я больше не один.