Я буду носить тебя на руках

СОПЛИ И ОБНИМАШКИ!! Клён. Следующие дни слились для меня в нескончаемый поток медицинских процедур. Бесконечные вопросы врачей и медсестер вытянули всю душу. Мурка был все время рядом, тихо сидел в уголочке или дремал на соседней койке. На ночь я выпинывал его домой, стараясь не смотреть в оранжевые глаза полные тоски. Ну не мог я по-другому! Вынужденное заточение действовало на нервы, внутри накапливалось раздражение, не помогал даже мой хваленый самоконтроль, рано или поздно я бы сорвался. Не привык ощущать себя беспомощным, это бесило. Кормить внутривенно перестали сразу, но твердую пищу не давали. На завтрак, обед и ужин в тарелке подрагивала неясная субстанция желеобразной формы. Не скажу, что противная на вкус, но мне хотелось мяса! Убил бы за котлету. Врачи-садисты мило улыбались и говорили, что тяжелую пищу мне нельзя. Пока. Ничего, потерплю, сложней дело обстояло с самообслуживанием. Лежать прикованным к кровати – это самое мерзкое. Руки заработали достаточно для того, чтобы управиться с ложкой, только на четвертый день, до этого меня кормила медсестра. Няншир сунулся было во время обеда, помочь хотел, но я попросил подождать за дверью, сначала вежливо, а потом не очень. Сорвался, нахамил, и мы впервые чуть не поругались по-настоящему. Он не понимал, почему я отвергаю его помощь, а мне было невыносимо стыдно за свое немощное состояние. Еще никогда тело не было столь бесполезным. Я не хотел, чтобы он видел меня таким… Бесился. Теребил докторов, хотел поскорее встать. Но Санис оборвал мои трепыхания на корню, сказал, что если не хочу остаться инвалидом, нельзя вставать еще минимум две недели. Меня это категорически не устраивало, но кто меня спрашивал. На седьмой день я уже сидел в постели, мне принесли планшет и, как бы не отговаривали Няншир и Санис, я занялся просмотром документов по земле и отчетов о строительстве. Хоть время стало проходить быстрее. Мурка помогал или сидел рядом - читал или играл на планшете, или еще что-нибудь, но постоянно был. Иногда объяснял интересующие меня вещи. И было хорошо вот так молчать. Вместе. Оказалось, что пока я валялся в отключке, на планете шло полным ходом строительство, сразу три базы по добыче ископаемых, два курортных городка. Через пять месяцев ожидалась первая прибыль. Перспективы огромные, деньги текут рекой, и мой счет в банке обзаводится все большим количеством нулей, но меня это мало радовало. Стрессами никогда не страдал, но, видимо, нынешнее состояние меня все же добило. Еще через пять дней стало совсем паршиво, и Няншир это заметил. Сел рядом, голову на бедро положил и попросил: - Погладь меня, Женя, я соскучился. Вот так просто, в лоб. И все раздражение, как рукой сняло, когда мои пальцы зарылись в черную гриву и звуки мурчания наполнили палату. Кот и есть кот. Хотелось нежить это ушастое чудо, ласкать беспокойные хвосты и торчащие уши и чувствовать согревающее тепло тела. Чтобы я делал без тебя, мой неугомонный, искренний котенок. Не знаю, сколько мы так просидели, было тепло, уютно, за окном светило солнце, а моё сердце перестало болеть. - О чем задумался, Клён? – мурка повернул голову ко мне, погладил по бедру через одеяло, глаза серьезные, понимающие. - Да так ни о чем, Няншир. Просто задолбался уже сидеть в этих четырех стенах. Здесь есть сад? Погулять бы, свежим воздухом подышать, - ответил, осторожно теребя бархатные треугольники ушей. - Так в чем проблема? Хочешь наружу? Сейчас устроим, - и, выскользнув из под моей руки, он исчез за дверью. Жду. Через десять минут моя хвостатая любовь, сверкая клыками, возвращается, притаранив коляску на гравитационной подушке. - Нам разрешили выбраться на прогулку! – провозглашает он. - Надеюсь, Санис остался жив в процессе уговоров? - Он и не особо сопротивлялся. Только не больше часа, и по правилам больницы ты должен быть в коляске. Не успел глазом моргнуть, как мурка стал меня одевать. Болтал без умолку, отвлекая, натягивал штаны, футболку. От его ладоней на коже расходилось тепло по всему телу, хотелось обнять, повалить на койку и целовать до засосов, вдыхая ванильный запах всей грудью, но я был не в форме, и приходилось терпеть. Няншир действовал осторожно и ловко, а я краснел от того, что не способен даже носки сам надеть. Он словно не видел моего смятения. Заклеенная спина почти не мешала, я цеплялся за Няншира, помогал, потом осталось надеть только обувь. Я сидел на кровати и смотрел, как мурка, стоя на коленях, засовывает мои ноги в ботинки. Смотрел и понимал, что он ужасно нервничает и боится, что я опять выкину что-нибудь этакое: оттолкну, не приму помощь, обижу. Но я глубоко вздохнул и постарался скрыть, как был близок к этому. Закончив с обувью, хвостатый поднялся с пола, а я схватил его за отвороты куртки и потянул на себя. Он выдохнул, судорожно завис надо мной, опираясь одной рукой в кровать, а второй поддержал под спину, как раз там где располагались повязки. Замерли, смотря друг другу в глаза. Осознаю, что мне жутко не хочется лезть в эту долбаную коляску. Вот прямо протестует все изнутри. Сил нет сносить такое унижение, они бы еще меня клетчатым пледом прикрыли, и была бы вообще картина маслом. Мурка вдохнул мой запах и спросил тихо: - Можно я тебя на руках понесу без этой вспомогательной вещички? - и глазами на коляску указывает. Улыбаюсь. Ты мысли мои читаешь, ушастый. Пальцами оглаживаю смуглую щеку, отвечаю: - Можно. Нарушим правила больницы? - Да плевать. У тебя такой вид, будто ты готов взорвать это средство передвижения противотанковой гранатой. - Ха! Ты не далек от истины. Надеюсь, не уронишь по дороге. - Ни за что, - серьезно отвечает и подхватывает на руки. Обнимаю за шею, на душе легко и спокойно, в его руках я готов провести вечность. Охранник косится на нас удивленно. Пока идем по коридору - ловлю многочисленные взгляды: любопытные, одобрительные, осуждающие и восхищенные. Я знаю, что тяжелый, хоть и основательно похудел за время болезни, но мурка несет меня с таким достоинством, как будто я его самый желанный приз. А в глазах у него читается: «Моё! Не отдам!» Мне это льстит. В лифте нам встречается сестра Мариш, и мы напрягаемся в ожидании неприятностей. У шахисы удивленные глаза, в которых мельком проскользнуло неодобрение, но профессиональная улыбка доброго доктора вмиг скрыла все эмоции. - На прогулку собрались? - Так точно, госпожа доктор, - Няншир крепче прижимает меня к себе. - Решили проветриться, - вставляю свое слово. - Хорошо. Только по правилам больницы вам стоило взять коляску, - Мариш осуждающе гипнотизирует брата. – И гулять не больше часа. - Ничего, Клёна я и на руках с удовольствием потаскаю, сестра. Ты же не сомневаешься в своем братишке? - Ничуть, - шахиса подмигнула мне, попрощалась и вышла на очередном этаже. Вниз доехали в одиночестве. - Не устал? – шепчу мурке в шею. - Нет. На первом этаже у выхода мы столкнулись с Линсис, и я заподозрил сговор в славной семейке Кистис. - Куда это вы собрались? – мама мурки сделала строгое лицо, окидывая нас проницательным взглядом. - Гулять. В сад, - отрапортовал Няншир. - Санис дал добро? - Безусловно. Линсис скептически подняла бровь. - Но по правилам больницы… - Больной должен сидеть в коляске. Я знаю, мама, но вполне способен донести Клёна на руках в любую точку планеты. Благодарю. Он очаровательно улыбнулся ей, а я хрюкал ему в шею, чтобы не рассмеяться в открытую, и смотрел краем глаза, как его улыбка перерастает в оскал. Линсис немного смутилась, нервно дернула хвостами, поправила волосы. - Ладно, вы не маленькие уже. Только не больше часа, дорогой! - Конечно, мама. Выйдя в сад, Няншир дотащил меня до скамейки и бережно сгрузил, сам присел рядом. Я прислонился к спинке и смотрел в голубое небо, вдыхал свежий воздух и впитывал солнце. День был великолепный, ни облачка. Запах цветов и деревьев чувствовался особенно остро после кондиционированного воздуха палаты. Как же хорошо быть живым. Мурка осторожно обнял меня со спины, повернулся и хотел что-то сказать, как у него зазвонил телефон. Ушастый смешался, достал аппарат и ответил. - Да, Нарсис. Сидели мы близко, и было все слышно. - Няншир, охрана говорит вы вышли на прогулку? - Да, брат. Клёну не мешает подышать свежим воздухом, а охрана вон маячит в ста метрах за углом, - мурка говорил спокойно, но его хвосты нервно постукивали по сиденью скамейки. - Почему не взяли коляску? Так ведь удобнее и по правилам положено… - Нам удобней по-другому! – очень ласково, но как-то угрожающе осадил брата Няншир. Тишина в трубке. - Ну ладно, ладно, братишка. Я только спросил. Не забывай, что Клёну нельзя двигаться, мама говорила, что гулять не больше часа… - Я знаю… Нар… не беспокойся. Пока. – Няншир прервал связь, спрятал телефон, а у меня губы в улыбке так и растягиваются. - Это заговор! - замогильным голосом произношу и смеюсь, не сдерживаясь больше. - И ничего смешного, Клён! – зашипел хвостатый смотря на меня, и тоже расплылся в улыбке. Через секунду мы уже ржали оба, и немногочисленные гуляющие пялились на нас осуждающе, а нам было все равно. Отсмеявшись, я положил голову ему на плечо, вздохнул счастливо. - Хорошая у тебя семья, мурка. - Ага. Теперь она и твоя тоже, Женя. - Все никак не привыкну, что появился кто-то, кому не наплевать, что со мной. Мариш всегда в свое дежурство в палату заходит, беспокоится, не нужно ли чего, Линсис так ненавязчиво выспрашивает меня о прошлой жизни, а мне и сказать нечего. Ну не рассказывать же, в самом деле, даме о войнах, полетах на истребителе или как нас тренировали в лагере. Зато мы нашли общую тему в экстренной медицине, и я дал пару советов, как останавливать кровь подручными средствами при различных ранениях. Она даже записала все. - Привыкай, Клён, мама и сестра от тебя без ума и это не только чисто научный интерес, ты им нравишься сам по себе, так же как и мне. И я буду носить тебя на руках столько, сколько понадобится. - Ладно, а я постараюсь встать на ноги поскорее. - Я всегда буду рядом, помогу в случае чего, ты только не стесняйся меня, - Няншир погладил меня по спине и потерся щекой о макушку, черные пряди мазнули по щеке. - Да какое стеснение… ты же меня моешь уже сам, в туалет таскаешь. Пока руки не работали, все с ложечки порывался кормить, - прозвучало как-то обвиняюще. - И кормил бы, что в этом такого? – проворчал мурка. – Пойми, ты мне любой нужен: и больной, и здоровый, и раненый. Любой. Действительно, что такого? - Стыдно мне, хвостатый, - признаюсь и чувствую, как он напрягся весь. – Как развалина. Бесполезный, никчемный… - Замолчи! - поворачивается ко мне лицом, смотрю в гневные глаза и понимаю, что основательно разозлил его, вон и когти уже показывает. А потом он наклоняется и нежно целует, гладит по голове, и я задыхаюсь от переполняющих меня эмоций. По губам растекается тепло, языками сплетаемся в ласке, и такое острое удовольствие накрывает, что я готов из своей шкуры выпрыгнуть и взлететь к небесам. Как же он скучает без прикосновений. Боится, верит, любит. А я, придурок, комплексами маюсь. Запускаю руки в густые волосы, ласкаю шею ладонями, поглаживаю торчащие уши, он мурчит тихонько, обнимает за плечи и плавится, словно воск подогретый. Хвостами мои бедра обнял и наглаживает. Когда находим силы прерваться, пульс сбит к чертям и губы красные у обоих. Мне-то хорошо, возбуждение до паха не доходит, останавливаясь в животе, а вот он возбужден и так страстно смотрит, облизывая клыки. Утыкаюсь лбом ему в грудь, слыша торопливый стук сердца, когтистые пальцы нежно перебирают отросшие волосы у меня на затылке. Я дурак и это не лечится. Он бы не бросил меня, даже если бы я стал инвалидом, прикованным к креслу. Слава нанитам Саниса, что я избежал этой участи. Хотя выход есть из любого положения, даже если это разряд бластера в висок. Сидим так, вдыхая запах друг друга, и молчание не тяготит нас, а наполняет уютом. Пока он со мной я преодолею любые трудности.