Я буду носить тебя на руках

Няншир. Три дня мы, нагруженные под завязку, добирались до моей многострадальной яхты. Останавливались только перекусить и поспать. Я с самого начала задал бешеный темп передвижения, хотелось испытать беленького. Чуть не переиграл сам себя. Он скользил по зарослям бесшумной тенью, не отставая ни на шаг. Во время дороги нас пару раз пытались съесть, пришлось порычать, свирепо отгоняя назойливых зверушек. Спали на исполинском дереве, примостившись в гостеприимных ветвях. Залезал по стволу с помощью когтей, хотел уже предложить свою помощь, сидя на самой нижней ветке, но Клен просто разбежался, подпрыгнул и повис на моём сучке. Его ловкости позавидует любое животное. Поклажу привязали у корней, съестного там все равно ничего не было, одни железки. Мне все время невыносимо хотелось прикасаться к партнеру, хоть мимолетно. Устраиваясь на ночлег на дереве, я взял его за руку. Он дернулся, вырываясь. Душу затопила вселенская обида. Попытался снова, положив руку на молочное запястье. Беленький пристально посмотрел, пришлось сделать умоляющее лицо. Опять оттолкнет? Придется объяснять. — Не вырывайся, пожалуйста, мне необходимо касаться тебя, хотя бы так. За весь день ты и близко ко мне не подошел, и это – почти больно, — я не врал, без контакта чувствую себя паршиво. Клён вздохнул, перевернулся на бок и отдал правую руку мне на откуп. С наслаждением обхватываю ладонь, переплетая пальцы, по телу прошелся разряд тока, щекоча, даря успокоение. Тихо мурлыкая, прикрываю глаза. Он смотрит на меня, чувствую изучающий взгляд. Уже ночь, темнота накрыла мягким пологом, большие листья дерева, давшего приют, надежно укрывают от любых глаз. Воздух влажный, насыщенный лесными запахами, щекочет ноздри. Жарко. Зеленую куртку от лётного костюма я подложил под голову, оставаясь в черной майке и штанах с многочисленными карманами. Ботинки на ночь снял, давая ногам отдохнуть. Наконец, рука в моих пальцах расслабилась, беленький уснул. Он так мало говорит, только когда спрашиваю. Шарахается от попытки сближения. На привале днем, передавая флягу с водой, попытался его приобнять. Не вышло. Ускользнул неуловимо быстрым движением. Сам виноват, чего я хотел после того, как силой завладел им? Еще удивляюсь, что отделался только ударом в челюсть. Усталость побеждает, погружаюсь в дрему. Впереди еще два дня пути. Клён. Мы в темпе двигаемся уже второй день по пересеченной местности. Мурка постоянно что-то спрашивает на привалах, старается коснуться, подойти как можно ближе. Это… раздражает. Сказывается привычка к одиночеству. Отделываюсь односложными ответами, стараюсь ускользнуть от прикосновений, его обижают мои действия, не подает вида, но я вижу. Еще эти держания за руки по ночам. Объяснения понятны, но… мне сложно вот так сразу подпустить настолько близко фактически незнакомца. Сейчас привал, достаю сухой паек, хвостатый сидит рядом на бревне, наши колени соприкасаются. Ушастый закончил трапезу, облизнулся и как бы невзначай положил руку на моё колено. Не обращаю внимания, продолжаю есть. Меня медленно начинают гладить по бедру. Замечаю краем глаза удовольствие на ушастой мордахе, хвосты мелко дрожат в воздухе. Что-то пушистое коснулось поясницы, один из хвостов осторожно обнял меня за талию. Сердце забилось чаще, румянец обжег щеки, чувствую чужой страх и волнение, он словно ходит по лезвию ножа, в любой момент готовый порезаться. Неужели я настолько необходим ему? Делаю глоток из фляги, вода стекает по подбородку на шею, слышу муркин вздох. Оторвавшись от сосуда, вижу оранжевые глаза совсем близко от лица, в них вспыхивают и гаснут искры. Он тянется ко мне, готовый быть отвергнутым. А хочу ли я его отталкивать? Вспоминается сладость поцелуя и нежность прикосновений. Меня никто так не касался, а еще это отчаяние в глазах. Интересно, сколько ему лет? Выглядит молодым. Я целую его сам, ловя удивленный росчерк глаз. Мягкие губы с радостью открываются, проворный язык ласково проникает в мой рот, клыки не помеха, главное осторожность. Мы целуемся взапой, прикрыв глаза, зарываясь пальцами друг другу в волосы. Осторожно глажу мягкие треугольники ушей, Няншир вцепляется в меня почти отчаянным объятием, прижимая к себе, перехватывая инициативу в поцелуе. Как сладко, голова кружится непонятно от чего. — Иди ближе, — шепчет он, стягивая меня с бревна за плечи, прижимает к себе. Не успеваю опомниться, как оказываюсь у мурки на коленях верхом, с раздвинутыми ногами. Замираю, непроизвольно напрягаясь от беззащитности своего положения. Мозг сканирует местность на наличие опасности, поблизости хищников нет, одна мелочь. — Не бойся, мой хороший, больно не сделаю, доверься мне хоть немного. Так больно, когда ты отталкиваешь, — горячий шепот звучит умоляюще, ладони гладят по спине, перемещаясь к груди, даже сквозь одежду это приятно. Беру в ладони его лицо, прикасаюсь губами к высоким скулам, прямому носу с чуть вздернутым кончиком, аккуратному подбородку, чувствую жар кожи под пальцами. Няншир ловко расстегивает молнию на моих брюках, ныряет внутрь ладонью, гладит самое нежное и чувствительное, и я вцепляюсь в его плечи, пытаясь не поддаться порыву прогнуться в пояснице как самая продажная блядь, прильнуть к нему ближе, раствориться в прикосновениях. Смотрю в нечеловеческие глаза, в них нет насмешки, просто просьба и дикое желание. Космические боги! Да он же сдерживается изо всех сил, чтобы не наброситься на меня! Пальцами нащупываю застежку на его штанах, завладеваю каменным стояком хвостатого, прижимаюсь вплотную, обнимаю за шею и утыкаюсь лбом в плечо. Лицо горит, что странно, стыд мне вообще не свойственен, атрофировался после энного количества врачей и осмотров в моей жизни. Поглаживаю его член осторожно, стараясь подражать его движениям на моей плоти. Как сложно учиться дарить ласку, пот прошибает и страх сделать что-то не то, причинить боль… Мурка урчит, подтягивает меня ближе за бедра, останавливает мою руку у себя на члене, перекладывая к себе на плечо. — Я сам все сделаю, просто расслабься, Клён, — урчит в ухо ушастик, сжимая оба стояка в ладони. Охаю от чувственного разряда, прошедшего по позвоночнику, от ласки, от неторопливых движений, от жара его тела, от трения нашей напряженной плоти. Зажмуриваю глаза, от этого ощущения еще острее. Няншир окунает нас в удовольствие, дроча с упоением. Вдыхаю ванильный запах волос, острое чувство опасности заставляет распахнуть глаза, я все еще плыву в мареве блаженства, но уже ощупываю местность. Огромная черная змея свисает с ветки, мелькает раздвоенный язык, тугие кольца тела вьются, готовясь к прыжку, зеленые глаза холодно буравят меня. Не отрываясь, смотрю на гада, горячие волны экстаза омывают тело, движения Няншира становятся быстрее, чувственнее, его рука скользит так хорошо по влажным членам, превращая кровь в расплавленную лаву. Находясь в состоянии нирваны, тянусь рукой к левому сапогу, доставая кинжал, теплая рукоять привычно ложится в ладонь. Мурка стонет, сжимает нас особенно плотно. Горячая волна оргазма течет по телу, гад на ветке кидается в атаку, ощерив ядовитые клыки, стон срывается с губ, а рука на автомате метает кинжал, пришпиливая ядовитую башку к стволу дерева. Вцепляюсь в одежду хвостатого, судорожно дергаюсь и кончаю. Он, помявкивая, достиг вершины вместе со мной. Отстраняюсь, смотрю в пьяное от удовольствия лицо. Няншир нежно целует меня в губы и слизывает с руки нашу сперму. Смешанный аромат будоражит все чувства. — Вкуснятина, — комментирует он процесс и улыбается. Возвращаю улыбку, тянусь через его плечо за кинжалом, заодно тащу мертвое тело гада. Лицо ушастого вытягивается при виде двухметровой тварюги. — Спорим, она съедобная? – плотоядно облизываюсь, взвешивая будущий ужин. Мурка трясет головой, протестуя. — Когда ты успел?!! Подмигиваю. — В процессе. — Я не буду это есть! Ненавижу змей! – кривится он брезгливо. — Они вкусные, пальчики оближешь. Уши дернулись, смотрит недоверчиво. Слезаю с гостеприимных коленей, привожу в порядок одежду, сую добычу в мешок — тяжелая, зараза. — Только если ты приготовишь, Клён, — мурлычет Няншир, застегивая штаны. Вот блин, теперь я еще и повар для хвостатых. Киваю, соглашаясь, и мы вновь отправляемся в путь, похватав поклажу. Чужое тепло до сих пор согревает меня, улыбаюсь уголком рта, скользя за темноволосой фигурой. Пора отвыкать от одиночества. Няншир. Змею мы съели вечером, даже костер развели ради благого дела. Вкусная тварюшка, мясо нежное. Или просто беленький умеет их готовить? Не знаю, мне понравилось. Вернулись к яхте быстрее, чем рассчитывали, скинули все пожитки на мостике корабля. Как хорошо быть в родных стенах, пусть даже это обшивка яхты! Не утерпел я, зажал беленького в углу, да он и не сопротивлялся шибко, и отсосал как в последний раз. Его трепыхания затухли после первой минуты процесса, сдался под лаской и напором. Вкусный мой, робкий и страстный. Ты отличный воин, но совсем неумелый любовник и это… так заводит! Все ли экземпляры твоего вида так реагируют на секс? Что-то подсказывает, что нет, ты особенный. Нравится видеть удивление в твоих глазах, когда ты открываешь для себя чувственный мир наслаждения. Я буду осторожным, нежным и ласковым, покажу неизведанные тропы удовольствия, научу отдаваться процессу полностью, а не так как сейчас, вполовину. Ведь даже когда я целую тебя и ласкаю, твой мозг фиксирует окружающее пространство. Не хочу так, хочу, чтобы ты отрешался от всего, сосредотачиваясь лишь на нас и своем внутреннем удовольствии. Я научу тебя быть эгоистом. Потом до конца дня мы обустраивались. Я показывал яхту, отвечал на вопросы. Беленький, как настоящий профи, залез во все дыры, еле уговорил его отложить просмотр технической документации корабля до завтра. Открыл доступ для Клёна в бортовой компьютер, никаких секретных данных государственной важности моя посудина не таила. Огорчала меня другая вещь: на яхте было четыре каюты, Клён занял одну и … теперь не пустит меня к себе, наверное. Стало грустно, одиноко и страшно. Хотелось побиться головой о стену, но… может все обойдется? Поужинали мясом, которым был забит весь морозильник. Я заготавливал еду впрок и за месяц накопил хорошие запасы. Солнечные батареи работали исправно, накапливая достаточно энергии для обслуживания бытовых систем. На корабле был свет, функционировало защитное поле, накрывая куполом все в радиусе восьми метров от яхты, работали компьютеры, все условия для жизни. Только передающая антенна накрылась, больше не посылая сигнал о помощи, надо чинить. Я приземлился удачно, на большую поляну, кругом раскидистые деревья и кусты, которые немного поломало при посадке, недалеко мелкая речушка с ниспадающим водопадом, идеальное место для помывки. Непуганого зверья в округе полно. Даже странно, что такую пригодную для жизни планету еще никто не обнаружил и не застолбил. Мы первооткрыватели! Когда нас найдут, может обломиться неплохой куш. Вкусно покушав, мы пили травяной отвар из местных растений. Хорошо как! Небо, воздух, костер. Отправляясь спать, пожелал беленькому спокойной ночи. Проворочался час в своей каюте, разбросав все подушки и покрывала, тупо пялясь в потолок. Не, я так не усну совсем. Не выдержал, натянул шорты и потопал с пледом к каюте Клена. Если выгонит, устроюсь на пороге, так хоть ближе. Стоял минут пять под дверью, маясь дурью, извелся, передумал всякого, взлохматил всю шевелюру, занес руку над звонком, но не успел, дверь плавно отъехала. Красные глаза уставились в упор, парень стоял в проеме в одних коротких шортах, подстать мне. Заплат на ранах уже не было, как и самих ран. Выздоровел, а значит, может дать мне в челюсть, и даже если подеремся, не факт, что победителем буду я. Страх сжимает сердце… — Долго ты еще будешь топтаться? Заходи, спать не даешь, — и отошел вглубь, пропуская. Расслабляюсь, радость дрожит в животе крыльями бабочек. Мы устроились на койке вдвоем, места хватило, я вцепился в его руку, поцеловал в благодарность и уснул в полном блаженстве. Не прогнал мой беленький, значит, не совсем противен я ему.