***
Сегодня вечером в музее собрался едва ли не полный зал. Люди нагло расталкивали друг друга, чтобы полюбоваться необычными, захватывающими дух фотографиями, издавали возгласы восхищения и горячо спорили о том, кто же все-таки из будущих фотографов с факультета фотоискусства достоин носить звание лучшего. Разумеется, выяснениями занимались в основном родители, так что пришедшим просто поглядеть выставку приходилось мириться с надоедливым шумом и отвечать на бесцеремонные толчки кислой миной вместо того, чтобы делать здравые замечания. Никто, в конце концов, не хотел, чтобы отдых оборачивался идиотским скандалом. А вот кто-то и вовсе явился сюда с определенной целью. — Нет, нет, мистер Гилберт! — громко возражала дама средних лет своему скучающему спутнику. — Ваша дочь, бесспорно, очень талантлива, но моя Линда гораздо лучше чувствует природу! Вот, посмотрите и убедитесь сами! Эти фотографии она сделала, когда мы ездили в Альпы! Мужчина рядом со знойной парочкой, крайне заинтересованный их диалогом, проследил за тем, куда указывала дама, и широко ухмыльнулся. Чувствующая природу девочка, которая сфотографировала заснеженные горы, явно настолько разволновалась и затерялась в эмоциях, что картина случайно размылась. Не слишком явно, однако для будущего профессионала даже это был серьезный промах. И кто только позволил вывесить такую откровенную халтуру? «Не перевелись еще родители, которые пытаются реализовать свои амбиции через собственных детей», — покачал головой мужчина и обворожительно улыбнулся самому себе. Грустить о том, что пока его ничего здесь не тронуло — кроме попыток родителей навязать друг другу, чьи дети одареннее, — он не собирался, равно как и задерживаться в музее в надежде найти наконец нечто стоящее. В данный момент он просто мечтал о том, чтобы его друг поскорее разобрался с внезапно возникшими делами и потом забрал его отсюда. Он безнадежно терял время. — О, вам правда нравится? — донесся до него очередной счастливый возглас. — У вашего сына тоже прекрасные фотографии! — Ну и муть. Я-то действительно считала, что отпрыску Муннигемов есть чем похвастаться. Полная безвкусица. — Я разбираюсь в искусстве и авторитетно заявляю, что это тихий кошмар! Я искусствовед! Понабрали дилетантов! Кто дал право допускать таких бесталанных студентов к обучению в нашем приличном университете?! Мужчина еле сдерживался от того, чтобы звучно не хлопнуть себя по лбу. Его редко что раздражало, однако он не мог не признать, что от замашек богатых родителей и их детей у него стремительно портилось настроение. Он провел здесь столько времени, столько разных работ успел повидать, но ни разу не услышал от кого-либо из присутствующих искренней похвалы. И уж что-что, а фальшь он чуял сразу. Профессия не позволяла обманываться. «Бел, да где тебя черти носят...» — вытягивал шею мужчина на ходу, пока по неосторожности не налетел на какую-то девушку. Сначала та недовольно обернулась, а потом ее лицо озарила кокетливая улыбка. — Люцифер, — промурлыкала она сладким голосом, на что тот внутренне напрягся. К приветам из прошлого он сейчас точно не был готов. — Авалайн, — холодно отозвался Люцифер и ощутил, как внутри все закипает от одного ее вида, которым она и по сей день выражала мнимое превосходство над людьми. Авалайн томно захлопала ресницами и придвинулась к Люциферу поближе, проникновенно заглядывая в его зеленые глаза, а затем с разочарованием отмечая, что не видит в них прежней страсти или хотя бы признания. Она обрадовалась бы и банальной злости, однако не застала даже ее. Люцифер либо отлично играл, либо действительно потерял к ней всякий интерес, но об этом она себе и думать запретила. — Надо же, — вновь улыбнулась она в попытках скрыть досаду, — я чего-то не припомню, чтобы ты раньше проявлял симпатию к фотографии. — А я раньше вообще был полным идиотом, — пожал плечами Люцифер. — Я обращал внимание на то, что стоило игнорировать с самого начала. Авалайн звонко расхохоталась, и все же в ее смехе он легко уловил обиду. Очевидно, не такой встречи она ожидала. Рассчитывала, что Люцифер кинется на нее с распростертыми объятиями и при всех повалит на пол, но оно и неудивительно: Авалайн едва ли помнила, в чем виновата, и после всего, что произошло с ними по ее милости, даже успевала оскорбляться. От Люцифера не укрылись ее намерения и дальше его терроризировать, а потому он сразу понял, что вляпался. Удивительно не вовремя и накрепко. — Брось, Люцифер, — хмыкнула Авалайн в конце концов и сложила руки на груди, вперившись в него хищным взглядом. — Ты был без ума от меня. — Вот именно, — кивнул он и вдруг подошел к ней вплотную, внутренне ощущая, как замирает в этот момент ее сердце. Люцифер самодовольно обхватил Авалайн рукой за шею, наклонился к ее уху и прошептал с плохо скрываемым ехидством на лице: — Имей я тогда хоть каплю мозгов, я бы послал тебя к дьяволу. Люцифер оторвался от нее, встретился с ее ошеломленным, негодующим взглядом и победно усмехнулся. — Хорошего вечера, мадемуазель, — издевательски поклонился он и двинулся мимо нее, мгновенно теряясь в толпе, а еще сильнее — в себе. Ему совершенно не хотелось ворошить прошлое, не хотелось опять впутываться в то дерьмо, из которого он выходил годами, однако в голове уже прочно засела Авалайн и теперь крутилась вокруг всех его мыслей. Люцифера просто передергивало от отвращения, но переключиться на что-то другое не получалось. Пока взор неожиданно не наткнулся на пустующий уголок зала, где висела огромная черно-белая фотография. Люцифер замер, а вместе с ним, казалось, и само время. Он больше не слышал ни переругиваний родителей, ни лицемерных комплиментов, ни возмущений, и медленно двигался вперед, словно во сне. По мере приближения картинка становилась четче, и вскоре он разглядел на фото блестящую от дождя дорожку парка, уходящую вдаль; серебристые клубы тумана, струящиеся по асфальту, красивыми узорами обвивающиеся вокруг тусклых фонарей; и еле различимую человеческую тень, удаляющуюся во мрак вечера. Люцифер потрясенно рассматривал фотографию, упорно стараясь понять, что же именно его так привлекло. В забытьи он даже провел рукой по глянцевой поверхности, и в следующий момент по его телу буквально пропустили заряд тока. Внутри живота сразу же тепло заурчало, а потом отозвалось невнятной болью. Люцифер уже давно перестал думать, но его взгляд был по-прежнему прикован к фотографии, преисполненной атмосферой таинственности и некой угрозы. На долю секунды ему даже показалось, что он попал внутрь картины и теперь является частью этого мира черно-белых красок. Благо, застрять там навечно не удалось. — О господи боже мой, я должен был догадаться, что застану тебя возле какой-нибудь жуткой мути, — устало выдохнул над ухом Люцифера знакомый голос. Люцифер почувствовал, как его резко выдергивают за плечо обратно в реальность, однако не спешил бурно реагировать на долгожданное появление Белариана и продолжал с восторгом взирать на фотографию. Если уж быть честным, о лучшем друге Люцифер совершенно позабыл. — Это потрясно, — только и смог выдавить он. — Просто супер, подтверди же, Бел! — Ты извращенец, да, Люцифер? — Белариан покрутил пальцем у виска, по привычке лениво растягивая слова. Он усиленно пытался заглянуть приятелю в глаза и понять, что с ним происходит, да вот выходило с трудом. Люцифер упрямо отказывался смотреть в его сторону. — Это именно то, за чем я пришел, — фанатично бормотал Люцифер, а Белариан лишь с недоумевающей миной наблюдал за тем, как его друг едва ли не целуется со злосчастной фотографией. — То, что нужно… Белариан присвистнул. Он уже успел двадцать раз пожалеть о том, что повелся на нытье Люцифера и решил привести его на выставку. В конце концов, неужели Люцифер впервые просил Белариана подкинуть ему новый материал для статьи? Нет. Его просьбы повторялись чуть ли не каждую неделю и просто сводили с ума. Люцифер, как истинный журналист, всегда отчаянно добивался своего, шел тараном, но самому искать сенсации ему часто бывало лень. А страдал, разумеется, Белариан. И вроде бы стоило порадоваться, что Люцифер наконец займется делом и отстанет от него хоть на короткое время, но он не мог. Потому что ему не нравилась эта дурацкая фотография. Ему не нравилось, что у Люцифера на ее почве ехала крыша. Не нравилось, что помимо его друга никто и близко не осмелился подойти туда, где сейчас стояли они. И неудивительно: от фото за милю веяло агрессивной энергетикой. — Что нужно! — передразнил Белариан и ткнул Люцифера в бок, чтобы тот очнулся, наконец. — Да тут горизонт, и то заваленный! Атмосфера пустоты и безысходности, как на кладбище, тени людей и… Черт! Это тебе нужно? Если да, то ты с катушек слетел, парень. И вообще, я удивляюсь, кто позволил вывесить здесь такую хренотень. Люцифер гордо выпрямился и свысока посмотрел на Белариана, словно тот только что сказал несусветную ересь. — Не заваленный горизонт, а голландский угол, — поучительно поправил Люцифер, на что Белариан насмешливо пробурчал себе под нос: — Ну, хорошо хоть не голландский штурвал… — И кто из нас еще извращенец?! — хохотнул Люцифер и упер руки в бока. — Чтоб ты знал, голландский угол — особый прием, который используется даже в Голливуде! Он создает ощущение напряжения, добавляет динамики и помогает вызвать ощущение дискомфорта, чтобы передать состояние! Белариан закатил глаза. Он из последних сил пытался держаться, не обращать внимания на их разногласия, однако спустя пару секунд все-таки сорвался: — Чтобы нарушать правила, нужно их знать! Очнись, Люцифер! Здесь эту фотку все нормальные люди стороной обходят, а ты на ней чуть ли не жениться собрался! Да я что угодно поставлю на то, что у этой… Белариан на мгновение прервал свою речь, чтобы мельком глянуть на имя фотографа, выбитое на табличке рядом с фотографией, и громко прочитал: — Исбьорг Лэнгхофф! У нее же не все дома! Однако Люцифер по-прежнему глядел на него как на полоумного, скептически выгнув бровь. Более того, при упоминании этого имени в его голове что-то активно зашевелилось, а под грудной клеткой боль возросла так, что у Люцифера помутилось в глазах, а потом он мельком увидел нечеткую картинку. Жаль, что не успел ее разобрать. Белариан с беспокойством похлопал приятеля по плечу. Тот мгновенно выпрямился и вновь выглядел таким же восторженным и вдохновленным, как минуту назад. — Я думаю, ты чересчур категоричен, Бел, — заявил Люцифер, широко улыбаясь. Кажется, его уже нисколько не смущала та внезапно возникшая боль — напротив, натолкнула его на какую-то мысль. — Фото — просто фантастика, а ты просто привык к сухим стандартам и рассуждаешь как примерный ученик. Искусство безгранично! Белариан молча смотрел на Люцифера, как на больного. Спорить с ним было абсолютно бесполезно, потому что Люцифер всегда умел найти нужное слово, да еще и правым остаться. А уж если он вбивал себе в голову какую-нибудь идею, окружающие могли смело разбегаться кто куда, иначе существовал немалый риск попасть под раздачу и отвечать на град вопросов фанатичного журналиста до следующего утра. Примерно как сейчас, когда Люцифер пытался заболтать Белариана до смерти, а тот даже не представлял, как отделаться. В конце концов, они пришли на выставку вместе. — Так, ладно, — тяжело вздохнул Белариан. — Ты как хочешь, но лично я сваливаю с этого уголка юного могильщика. Пойду наслаждаться творениями людей, не страдающих… В общем, с меня взятки гладки, я пошел. Удалиться же, однако, он не успел, потому что вслед услышал возмутительное: — Статья получится просто нереальной! Надо придумать крутое название… — Чего?.. — опешил Белариан так, что даже голос сел. Он, конечно, прекрасно понимал, что все-таки привел сюда Люцифера именно для сбора материала, но не подозревал, что подающий некогда надежды журналист вдруг захочет освещать нечто настолько примитивное. — Того! — прервал мысль друга Люцифер и хлопнул в ладоши. — У меня давно не было крышесносных статей, а тут такая возможность откопать бомбу! Белариан с сочувствием на лице покрутил пальцем у виска, а потом обреченно развел руками. — Говорили тебе, Бел, не связывайся с журналистами, они же ку-ку… — Мне нужно, чтобы ты помог мне найти ее. Белариан замер от неожиданной просьбы и смерил Люцифера подозрительным взглядом. Ситуация не нравилась ему все больше. Хорошо, ладно идеи с дурацкой статьей — Люцифер все-таки должен был хоть иногда работать, но девчонка-то ему на что? Неужели он всерьез заинтересовался этой жутью и теперь собирался записаться в преданные фанаты Исбьорг Лэнгхофф? Ерунда какая-то. — Тебе зачем? — Как зачем? Чтобы моя статья ожила, мне нужно знать хоть что-нибудь о человеке, который делал этот снимок. Его чувства, мысли, эмоции. — А то мало проблем в мире, еще и живые мертвецы, сошедшие со страниц журналов! — негодующе всплеснул руками Белариан. — Ты вконец чокнулся? Что, в царстве слепых и одноглазый — король? Напомню, если ты забыл: мой отец — инвестор журнала, в котором ты работаешь. Ему не понравится, что ты пользуешься положением и пишешь отборный бред, а хуже того — гоняешься за призраками. Поступи как истинный журналист! Придумай какой-нибудь скандал, сенсацию, в конце концов, — в общем, то, что людям станет интересно читать! Никто не будет разбираться в том, правда в твоих словах или нет. Ты чертов журналист, а на вас всегда смотрят как на словоблудов. Но Люцифер только отмахнулся от него. Волнения Белариана представлялись ему сущим пустяком, он даже не собирался вникать в возможные проблемы с боссом и уже составлял в мыслях грандиозные планы. Если никто не желает ему помочь, он сам выяснит местонахождение Исбьорг Лэнгхофф, а также все, что творилось у этой девчонки внутри, когда она делала фотографию. К тому же ее имя наталкивало на определенные воспоминания, и у Люцифера создавалось впечатление, что он упускает из виду нечто важное. Не в его правилах было отступаться от намеченной цели. — Не хочу оклеветать юное дарование, — произнес Люцифер после продолжительного молчания. — Так что, помощи я не дождусь? — И не мечтай, — непреклонно откликнулся Белариан. — Как по мне, ты сбрендил по полной, а я не буду помогать своему другу окончательно съезжать по фазе. Ты тут погуляй, если так нравится, а я схожу куда-нибудь в более приветливое место, окей? Люцифер опять остался один на один с фотографией, от которой кровь стыла в жилах, и тепло прикоснулся к табличке с именем. На миг его переполнила невероятной силы энергия, а потом резко отпустила. В животе как-то странно запульсировало, и в следующий момент ему показалось, что фонарь на фото заморгал. Люцифер совершенно не понимал, что с ним происходит, но чутье подсказывало, что в скором времени его ждет очень интересное приключение. Такое, что жизнь навсегда перестанет быть прежней. — Нужно же мне когда-то начинать оправдывать свое имя… — проговорил он с усмешкой и любовно погладил табличку. — Ну что, моя полевая ягодка? Пора вкушать твои тайны.***
Саргон стоял возле двери, ведущей в комнату Исбьорг, в полнейшей нерешительности. Пустые коридоры томились во тьме, уличная прохлада, проникавшая в квартиру через раскрытые настежь окна, плыла по тяжелому воздуху. Саргон ощущал, как на шее завязывается тугая невидимая петля, а в горле образовывается комок. Поднос в руках мелко задрожал, грозясь упасть и разбить чашки с тарелками, но Саргон ничего не мог поделать со своей неуверенностью и унять этот мерзкий трепет по всему телу. Сомнения изводили его, упорно твердя, что ему следовало отложить разговоры с сестрой до лучших времен, а жажда прояснить ситуацию нашептывала, что он упускает, возможно, самый последний шанс узнать правду. Молчаливое ожидание в неизвестности резало его острее ножа, но и это не помогало обрести твердость. За целую неделю, что Исбьорг провела дома после выписки из больницы, Саргон практически не виделся с ней и вообще старался чаще оставлять ее наедине с собой, потому что она даже смотреть в его сторону наотрез отказывалась. Ее состояние ухудшилось. А вместе с ним и Саргон словно постарел, жутко изнервничался и устал. Они оба возвращались к истокам. К тому времени, когда только-только потеряли родителей, а Исбьорг еще и пережила изнасилование. Все, что тогда свалилось на нее разом, в конечном счете разломило ее на части и слепило заново. Но это была уже не она, а совершенно другая личность. Отстраненная, ледяная, недосягаемая. И за семь лет Исбьорг так и не смогла обрести прежнюю себя, хотя сеансы с профессором Шлеттгауэром, конечно же, наложили на нее определенный отпечаток. По крайней мере, она реагировала на просьбы, начала ходить в университет, у нее появилась мотивация и даже небольшое увлечение фотосъемкой. Однако после кататонии… ее как подменили. И она стала невероятно пугать. Из-за двери доносилось тихое пение. Саргон, медленно ходивший из стороны в сторону в растерянности, вдруг остановился, и чай расплескался по подносу. Голос постепенно становился громче, приближаясь к высоким нотам, а затем стихал. Саргон, который не слышал Исбьорг неизвестно сколько времени, не сразу понял, что пела именно она, однако когда до него дошло, он будто прозрел и дернул ручку двери на себя, роняя поднос на пол. Посуда со звоном раскололась и разлетелась по коридору, но Саргон уже ворвался в комнату сестры и теперь глядел на нее расширенными от ужаса глазами. Исбьорг улыбалась брату, словно маленький ребенок, и тем не менее в ее взгляде вместо невинности плескалось чистое безумие. Она игриво захихикала, а потом поднесла указательный палец ко рту. — Тс-с! — зашипела она, призывая к тишине, и опять рассмеялась. Саргон врос в пол, неторопливо поднимая руки вверх. Он отчаянно не желал мириться с мыслью, что Исбьорг сумасшедшая, но сейчас она нисколько не походила на здорового человека. Саргон настолько переполошился из-за ее чересчур счастливого вида и крайне странного поведения, что не сразу заметил огромный кинжал, с которым она едва не обнималась. «Что за…» — не сумел додумать Саргон и почувствовал, как холодный, предсмертный пот ручьями скатывается по спине. Исбьорг не обращала на него внимания и игралась с великолепного вида оружием, мурлыча жуткие мелодии под нос, и все равно у Саргона упорно создавалось впечатление, что одно неверное движение — и он умрет. Его убьет, черт возьми, собственная сестра! Но если он будет стоять, как ни в чем не бывало, то гарантировать и ее безопасность тоже будет невозможно. В конце концов, Исбьорг явно была не в себе. Саргон бросил быстрый взгляд на распахнутое окно. Ветер заносил капли дождя и запах сырости в комнату, и когда вода попадала на кожу, Саргон содрогался от омерзения — настолько она напоминала на ощупь нечто вязкое, склизкое и теплое. Голова неимоверно кружилась, от нахлынувших переживаний темнело в глазах, однако он держался из последних сил, потому что понимал: проиграй он сейчас — и для них обоих все будет кончено навсегда. Если уж Исбьорг действительно сумасшедшая, то спасти ее мог только родной брат и больше никто. Саргон опасливо сделал маленький шаг вперед, чувствуя, как сердце совершает кульбит и падает в пятки. Ровный пол комнаты казался ему жалким канатом над глубокой пропастью, но куда больше страшило то, что могла сотворить с ним сестра в случае неудачи. Та, к слову, продолжала самозабвенно вертеть кинжал в руках и напевала ему колыбельные. Саргон, засмотревшись на это больное зрелище, едва не рухнул на колени, потому что земля уходила из-под ног. Он уже сомневался, что у него получится остановить безумие Исбьорг, но и права сдаваться раньше времени не имел. Ему необходимо отобрать ее дурацкий кинжал. Любой ценой. Стоило Саргону подумать о том, что он сейчас собирался сделать, как Исбьорг резко перевела на брата уничтожающий взгляд и отпрянула назад. Ее глаза, пылающие ярко-красным огнем, ясно говорили о том, что еще шаг — и ему конец. Саргон остановился и попытался изобразить самую искреннюю, самую заинтересованную улыбку. Исбьорг ощутимо расслабилась, а Саргон начал действовать. — Ис, милая, откуда у тебя этот кинжал? — ласково спросил он, незаметно подходя ближе. — От него… — таинственно прошептала она с таким видом, словно давала исчерпывающий ответ. — Правда, красивый? — Безумно красивый! — радостно согласился Саргон, хотя сам был готов свалиться в обморок от страха и волнения. — Но ты ведь понимаешь, что это не игрушка, верно? Исбьорг смерила его презрительным взглядом и, казалось, больше не намеревалась продолжать диалог, отчего Саргон едва скрыл собственную досаду. Лишь при помощи разговора он имел возможность отвлечь ее, и если она будет молчать… — Убийства — это не игры, — высокомерно изрекла Исбьорг и провела языком по долу лезвия. — Убийство — это искусство, прародители которого — сами демоны. Саргон окончательно онемел и перестал двигаться. Лишь взор продолжал беспорядочно блуждать по комнате в попытках найти хоть одну подсказку, что же делать дальше. С тем, что Исбьорг вдруг потеряла голову и заговорила о демонах, Саргон сталкивался впервые и вообще не был готов к подобному повороту событий, а потому абсолютно растерялся. Он не мог нормально размышлять, не мог элементарно сосредоточиться и только с болью в глазах наблюдал за ополоумевшей сестрой, которая вновь потеряла к брату всяческий интерес и занималась своими делами. Неужели врач был прав, и Исбьорг заболела шизофренией? Неужели ему следовало отдать ее под наблюдение докторов и, возможно, расстаться с ней на всю жизнь? В комнате с треском замигала лампочка. Уличный воздух принес с собой запах водорослей и рыбы, хотя в городе было всего одно озеро, и находилось оно очень далеко. Саргон безумно хотел бы закрыть окно, которое, как ему казалось, добавляло новых проблем, но у него не вышло бы, потому что пришлось бы подойти к Исбьорг вплотную, перегнуться через нее и только так добраться до защелки. Он не мог рисковать, хотя дождь, резко превратившийся в настоящий ливень и теперь заливавший кровать, на которой сидела Исбьорг, ужасно его раздражал. Капли воды уже попали на люстру, потом еще и еще, пока свет от нее из нежно-желтого не окрасился в темно-оранжевый, а по стенам не поползли и не закружились в хороводе чужие тени, среди которых особенно выделялась одна: тень, идущая от Исбьорг. И она абсолютно не принадлежала ей.