***
В телефоне раздавались раздражающе длинные гудки, но вызов никто так и не принял. Вот уже на протяжении нескольких часов Саргон тщетно пытался дозвониться до своей сестры, даже успел сбегать в парк, однако и там ее не обнаружил. Впервые в жизни Исбьорг не явилась домой по зову брата, а где ее искать, он просто не представлял. Все, что знал Саргон: Исбьорг собиралась в гости к Весте — девушке, с которой у нее складывались более или менее дружеские отношения, — но и эта зацепка сразу отпадала: Веста еще с вечера сообщила, что Исбьорг ушла домой. Ушла и как сквозь землю провалилась. А ведь он подозревал. Ведь догадывался, что своенравная сестра опять станет искать место, где бы могла побыть наедине с собой. Профессор Шлеттгауэр всегда убеждал его, что Исбьорг страдает апатией уже не в полной мере, как семь лет назад, но что толку? Она по-прежнему ни с кем не разговаривала и не показывала абсолютно никаких эмоций, и никто не знал, что творилось у нее внутри на самом деле. Исбьорг только и искала случая, чтобы посидеть в одиночестве. Ее словно напрягало чужое общество, и избавиться от этой защитной реакции психики бедной сестре никак не удавалось. Саргону оставалось только каждый раз нервно метаться по комнате в раздумьях, где же она пропадала, пока воля случая не подбрасывала подсказки. Но сегодня ответом ему служила лишь тишина, тянущийся из окна сквозняк да моргающий светом ночник. Саргон даже остановился. Лампочка стала издавать странные звуки, напряженно загудела, а затем погасла. Даром, что не разлетелась на куски. «Только вчера ее вкручивал! Издеваешься, что ли?..» — выругался про себя Саргон и в сердцах пнул ножку кровати. Он злился. Его единственная родная сестра исчезла, от нее не было ни слуху ни духу! Вот как он ее оберегал, вот как замечательно за ней присматривал! Подумаешь, черт возьми, двадцать два года — она еще совершеннейший ребенок, а особенно в своем отвратительном состоянии! Он упустил ее. Упустил девочку, которая абсолютно не отвечала за собственные поступки и жила какими-то внутренними инстинктами. «Я уже вконец охренел со своей работой…» — Саргон в отчаянии закрыл лицо ладонями. Чувство вины и ответственность с жадностью разъедали его изнутри, словно хотели поглотить полностью. Исбьорг росла у него на глазах всю жизнь, а после семейной трагедии семилетней давности и вовсе стала для него центром мира. Для нее он зарабатывал деньги, для нее жил, старался охранять от чужих людей, нанял первоклассного психотерапевта, чтобы тот вернул ей улыбку. Саргон позабыл о своем счастье, потому что отвечал за сестру, а сегодня допустил огромную ошибку, дав ей слишком много свободы. Тиканье часов набатом отзывалось в ушах. Как ни крути, а Саргону не удавалось сосредоточиться, он не мог уловить тишину. Чем больше он пытался думать, тем сильнее его отвлекали посторонние звуки: свист ветра на улице, барабанящий по стеклам дождь, а еще непонятный металлический звон, отдающийся от стен комнаты. Наверное, именно так люди и сходят с ума — начинают слышать то, чего нет. Саргон потряс головой. Он все еще старался размышлять по существу, но навязчивые трели звонков совсем развеяли его задумчивость. Он наконец дождался знака и опрометью кинулся к телефону. — Алло! — взволнованно выдохнул Саргон. — Алло, Ис, это ты?! Алло! Его мысли путались, но когда он получил ответ, в момент будто протрезвел. — Здравствуйте, я говорю с мистером Лэнгхоффом? — осведомился мужской голос на другом конце трубки. — Ваша сестра сейчас находится в восемьдесят восьмой больнице. Я бы настоятельно рекомендовал вам приехать немедленно. Разговор у нас выйдет неутешительный. — Восемьдесят восьмая больница?.. — изумленно переспросил Саргон, улавливая чувство дежавю. — Исбьорг уже поступала именно к вам несколько лет назад! А что случилось? — Мистер Лэнгхофф, не по телефону, — непреклонно пробурчал врач. — Я жду вас через полчаса. Саргон в полной растерянности выронил мобильный из рук. В голове вертелся хаос, как тогда, когда его сестру, заплаканную и разбитую, обнаружили в кабинете полицейского. А теперь опять Исбьорг попала в больницу, стоило их жизни начать относительно налаживаться, по почему? Что произошло? Ведь наверняка после звонка брата она направилась домой, потому что никогда прежде не позволяла себе ослушаться, а потом по дороге что-то приключилось… «Господи, неужели снова?..» — выдвинул подозрение Саргон и ужаснулся. Ему было мерзко даже допускать, что на сестру покусились второй раз. Она едва пережила нападение в пятнадцатилетнем возрасте, а повтор тех жутких событий мог вовсе сломать ее окончательно, ввести в такое состояние, что апатия показалась бы подарком судьбы. Нет. Саргон не должен был позволять Исбьорг оставаться одной, но и следить за ней днями напролет у него бы тоже не вышло. Или жизнь в нищете, или полноценная защита сестры — и оба варианта совсем не приводили его в восторг. В конце концов, Исбьорг несколько лет подряд гуляла в одиночестве, и ничего. А тут… раз на раз не приходится. Да и кто знал, как бы она отреагировала на его слежку за ней? Вдруг одиночество действительно помогало ей быстрее реабилитироваться? «Господи, какая сейчас разница? Надо решать проблемы по мере их поступления», — отвесил себе пощечину Саргон, молниеносно схватил ключи от квартиры и выбежал за дверь. Улица встретила его привычной угрюмой прохладой и неприветливым дождем. Пока он ловил такси, успел промокнуть до нитки, да и пронизывающий до костей ветер приятных ощущений не добавлял. Небо из-за хмурых туч потемнело, как вечером, и рассеянный Саргон даже решил, что опаздывает. Когда ему позвонили, на дворе стоял день, а сейчас внутри крепко засело чувство, будто он выдвинулся в путь глубоким вечером. Тротуары пустовали. Где-то далеко впереди одиноко горел уличный фонарь. Никого. Совсем. Лишь пропахший грозой воздух неприятно стискивал виски. Саргону казалось, что вот-вот — и он рухнет от бессилия. Предположения, одно хуже другого, давили на психику, а этот мрачный город, в котором они с сестрой жили столько лет, словно насмехался над его мучениями и высокомерно наблюдал за попытками поймать машину в такое дождливое время суток. В итоге Саргон приехал позже назначенного времени, задержавшись на целый час. Когда он прибыл в больницу, его ждали в фойе с выражением крайнего возмущения. Видимо, ему пришлось простоять здесь слишком долго, а возможно, он просто ненавидел непунктуальность. — Вы опоздали, — обвиняюще констатировал врач, и Саргон стыдливо втянул голову в плечи. — Простите, — искренне извинился он. — Я еле поймал машину, на улице творится какой-то мрак! Мистер Мелроу, прошу вас, не тяните и расскажите, что с моей сестрой! «Насколько же все плохо, если я до сих пор помню его фамилию...» — сокрушался Саргон, но в лице не поменялся. Мистер Мелроу по-прежнему сурово его разглядывал и, очевидно, не горел особенным желанием делиться последними происшествиями. По крайней мере, точно не всеми. — Мистер Лэнгхофф, вы наверняка помните, по какой причине ваша сестра попала сюда в первый раз? — уточнил мистер Мелроу, уводя Саргона подальше от лишних ушей. — Разумеется. У нее была… — запнулся он, вспоминая слово. — Кататония! После того, как с нашей семьей случилось несчастье. — Нет, — строго возразил мистер Мелроу и остановился. — После изнасилования. И трех убийств. Саргон нахмурился. Ему не нравилось, в каком тоне с ним вели диалог, да еще и успевали напоминать о не самом приятном прошлом, но он счел нужным пропустить эту поправку мимо ушей и задал более важный вопрос: — У нее что, снова кататония? — Если быть честным, мистер Лэнгхофф, мы и в тот раз не могли определить точно, — покачал головой мистер Мелроу. — Но ее состояние и правда напоминает кататонию. Мисс Лэнгхофф не двигается, не сводит взгляда с одной точки, никак не реагирует на внешние раздражители. И если это правда кататония, она может свидетельствовать о шизофрении. Саргон ошеломленно упал на больничную скамью. Он собирался что-то ответить, но мысли путались так, что невозможно было связать вместе и двух слов. Сначала диагностирование апатии, а теперь шизофрения? А что дальше? Запирание в палате психиатрической лечебницы и расставание с сестрой? Ее прилюдно объявят уже полноценной сумасшедшей и навсегда замкнут в комнате, обитой войлоком? Нет. Нет, нет, нет! В этом городе над их семьей и так висело клеймо проклятых, а от Исбьорг на улицах вовсе шарахались, как от адского пламени. Саргон не мог допустить, чтобы сестру считали умалишенной все без исключения или, что хуже, забрали у него. Это его сестра. И он обязан ее защищать ценой собственной жизни. — Я не верю! — всплеснул руками Саргон. — Мы жили вместе семь лет, я ничего такого не замечал! — Жена Чикатило тоже не знала, чем занимался в свободное время ее муж, — невесело хохотнул мистер Мелроу. — Психика — дело весьма тонкое, и я сомневаюсь, что когда-нибудь она вообще будет полностью изучена. Больных шизофренией видишь не сразу. Иногда — не замечаешь совсем. Некоторые из них буйные, их нужно обязательно содержать в лечебнице, а некоторые опасны только для себя. — Подождите! Что, неужели совсем нет других вариантов? Неужели кататония — признак шизофрении, и все? Мистер Мелроу задумался. Похоже, он сам был далеко не в восторге от того, что приходится подтверждать такой страшный диагноз, однако и утешения едва ли спасли бы ситуацию. В конце концов, он не имел права обманывать пациентов и их близких. Хотя в мыслях блуждало еще кое-какое объяснение… — Вообще-то существует одна теория, которая вполне подходит к произошедшему сегодня… — пробормотал под нос мистер Мелроу, но Саргон его услышал. — Говорит она о том, что появление данного расстройства связано с примитивными реакциями страха. Сторонники этой теории считают, что кататонический ступор является реакцией организма на субъективное предчувствие неминуемой смерти. А там, где оказалась ваша сестра днем… — Где?! — Саргон вскочил на ноги и принялся трясти врача за плечи. Он совсем позабыл о том, что волновало его больше всего. — Не кричите, уважаемый, вы не на базаре, — хмуро поправил очки мистер Мелроу. — Вашу сестру нашли в том состоянии, в котором она находится сейчас. В квартире несчастной девочки по имени Веста Коул. Саргон словно выпал из реальности. Он ожидал услышать что угодно, только не это. В голове рисовалась просто чудовищная картина. И если кататонический ступор в действительности был реакцией на предчувствие своей смерти, то… что, черт возьми, такого творилось в квартире Весты Коул? Как вообще Исбьорг там оказалась? Кто ее оттуда вытаскивал? — Исбьорг… — с трудом выдавил Саргон. — Шла домой. Она не могла быть у Весты. — А полиция считает иначе, — заявил мистер Мелроу. — Сегодня утром им поступил звонок от соседей. Они слышали какие-то крики и шум, но соваться в коридор никто не решился. Когда к мисс Коул нагрянули полицейские, перед ними предстало просто омерзительное зрелище. Я не стану вдаваться в подробности, мистер Лэнгхофф, но девочку разорвали на части. Ваша сестра лежала там, в спальне, на полу, уставившаяся в потолок. Уж не знаю, что она делала посреди этого хаоса, и тем не менее ее там обнаружили. И сразу же доставили сюда. — Весту… — просипел Саргон. — Весту убили? — Зверски. Страшно даже предполагать, кто мог решиться на такую жестокость. Если бы я верил в сверхъестественное, то сказал бы точно, что убийство совершил не человек. Потому что… Но Саргону заложило уши, он больше не слышал объяснений врача. Он абсолютно ничего не понимал, несмотря на то, что ему выложили достаточно информации — возможно, даже секретной. Ситуация становилась критической. Прежде всего, почему Исбьорг пошла не домой, а к знакомой? Что, если она вообще не уходила от нее? Тогда, получается, Веста врала? И кому понадобилась ее смерть? Она — обыкновенная девчонка с факультета искусств, как и сама Исбьорг! Саргон сжал кулаки. Он был обязан допросить сестру, когда та более или менее оправится, был обязан вытянуть из нее все, чему она специально или по случайности стала свидетелем. Хватит. Он — глава семьи, ему стоило взять в свои руки жизнь Исбьорг гораздо раньше. Если, конечно, она очнется. И вспомнит то, что видела.***
По серому потолку проходила едва различимая рябь. Холодная кровать ярко контрастировала с разгоряченной от температуры кожей, отчего Исбьорг замерзала лишь сильней, однако по-прежнему оставалась недвижимой и неизменно смотрела вверх, словно надеялась найти там подсказку, что произошло сегодня. Но больничная палата отвечала только неопределенным уханьем, разносившимся по стенам, хотя никаких сов за окнами не было. Здесь был кто-то… другой. Посторонний. Воздух заволновался. Кровать почти неощутимо дернулась, а в следующий момент из-под нее повеяло каким-то неестественным морозом. Потолок стал окрашиваться в ржавые тона, кое-где осыпалась известка и откололись куски краски. Стены со скрипом сдвигались друг к другу. Легкие Исбьорг внезапно сжались до таких размеров, что она чуть не задохнулась, однако уже через секунду все прекратилось так же неожиданно, как и началось. В глазах помутилось, а потом перед ними высветились слова. «Nosce te ipsum», — бесцеремонно врезалось в голову и вихрем завертелось в мыслях. Под диафрагмой закололо и запульсировало, будто внутри живота находилось нечто живое, не имеющее никакого отношения к органам. Оно ликовало, увеличивалось в размерах и горело алым пламенем, испытывая от этого непередаваемое удовольствие. Огонь подпитывал его, лелеял, а в мозгу тем временем отпечатывались картинки, которых Исбьорг никогда не видела. Или же… Старый, обветшалый особняк, рассыпавшийся в прах из-за чудовищного пожара. Мертвый лес, повсюду угрожающие тени и он. Юноша неземной красоты, но в ней прослеживается неприкрытая опасность. От него исходит звенящая аура, рядом с ним из тела уходит энергия. Удар тока сковывает на месте, распространяется на запястья, сводит руки, судороги бьют каждую секунду, а кожа зудит и нагревается. Парализована. Сильные боли в груди сдавливают так, будто сейчас сломаются кости. Мышцы сокращаются, натягиваются, грозясь порваться, дыхание сходит на нет. Сердце трепещет. Воздух… Парализована… Сломлена… Он убьет тебя. Ты ему мешаешь. Уходи, если сможешь. Или умри. Nosce te ipsum. Nosce te ipsum. Nosce te… ipsum. Дверь больничной палаты резко распахнулась, наваждение мгновенно отступило. Комната вернула прежний вид, Исбьорг вновь ощущала лишь холод неуютной кровати. Краем глаза она заметила, как в проходе объявляется Саргон, однако не удостоила его никаким вниманием. Даже мысли о нем в голове не промелькнуло. Ее занимала только та фраза. Nosce te ipsum. Nosce te ipsum. Nosce te ipsum. «Похоже на латынь, — рассуждала Исбьорг про себя. — Латынью у нас любят разбрасываться сектанты. Но они вряд ли могут быть связаны с Вестой». Скрипнул стул. Саргон, раскрасневшийся и обеспокоенный, сел рядом с кроватью и принялся тревожно разглядывать сестру. Как и говорил врач, Исбьорг лежала неподвижно и неотрывно смотрела в потолок. Ее полуприкрытые глаза стали очень тусклыми, будто покрытыми многослойной пылью, в них ничего не отражалось, и Саргона передернуло, когда он вдруг осознал, что сейчас она походила на труп куда больше обычного. Тем не менее, ее сердце билось, и, пожалуй, только оно подтверждало, что Исбьорг еще жива. Nosce te ipsum. Nosce te ipsum. Nosce te ipsum. — Ис, здравствуй, родная, — нарушил тишину Саргон и провел рукой по ее лбу. — Мне тут сказали, что ты вполне можешь меня слышать, несмотря на то, что приходится валяться полностью обездвиженной… и знаешь… я верю, ты прошла через что-то очень страшное, и что бы это ни было, я не усомнюсь ни в одном твоем слове, обещаю. Ты можешь рассказать мне все. «Я упускаю слишком много деталей, потому что не испытываю к ним никакого интереса, — продолжала искать ответ Исбьорг, хотя прекрасно слышала брата, — но если бы одна из них показалась мне странной, я бы ее точно заметила». — Они считают тебя сумасшедшей. Но я-то прекрасно знаю, что ты абсолютно здорова. «Веста никогда не связалась бы с сатанистами», — пришла к выводу Исбьорг. — Кто снова сделал это с тобой, а? — настойчиво спрашивал Саргон. — Кто довел тебя до такого состояния? «Не понимаю, кому понадобилось ее убивать, — думала она. — Убийство один в один похоже на убийство моих родителей. Возможно, ее убили по ошибке». — Я должен… «Я должна…» — С этим разобраться. «С этим разобраться». — Исбьорг… — тоскливо прошептал Саргон и соприкоснулся с сестрой лбами, однако в таком положении оставался недолго. Он почувствовал, как ее бесстрастный взгляд ядовитым, острым клинком проходит сквозь его голову, и немедленно сел на место. Еще никогда он не ощущал себя настолько по-идиотски беспомощным. Он, взрослый мужчина, не знал, что делать, и при этом умудрялся раздавать пустые обещания. Кого он собрался искать? Кого и как наказывать? Соваться в пекло? Ему стоило поразмыслить о том, какие проблемы могли свалиться, когда Исбьорг очнется, и как с ними поступать, а не гоняться за призрачными надеждами, будто он сумеет поймать бандитов и избавиться от них! Это глупое ребячество! И сестре оно не поможет! Nosce te ipsum. Nosce te ipsum. Nosce te ipsum. — Знай, что я буду защищать тебя всегда, — поклялся Саргон, печально глядя на Исбьорг, которая и пальцем не пошевелила в его сторону. — Даже если ты и правда нездорова, я и болезням тебя не отдам, запомни. Ты — все, что у меня осталось, Ис. Мы одна семья. Дверь палаты вновь открылась, не позволяя Саргону закончить мысль. Он даже обернуться не успел, как голос позади строго объявил: — Время вышло, мистер Лэнгхофф. Вам и так нельзя здесь находиться. Саргон бросил обреченный взгляд на Исбьорг, глубоко вздохнул и поднялся со стула. Хотя сестра ни разу не посмотрела на него, ни разу не ответила — что при ее состоянии, разумеется, было невозможно, — на уровне подсознания он чувствовал, что она не просто лежит на кровати, уставившись в потолок, а думает. Возможно, даже зовет на помощь. И он вновь оказался бесполезным. Ему оставалось лишь молча ждать ее пробуждения. Палата мрачно опустела и уже не подавала «признаков жизни», как до прихода Саргона. За дверьми вдруг стало необычайно тихо, быстрые шаги медсестер затихли, свет в коридорах погас. Время полетело мгновенно. Nosce te ipsum. Nosce te ipsum. Nosce te ipsum. Эти слова превратились для нее в молитву, они проскальзывали в каждой мысли. Вместо своей палаты Исбьорг опять очутилась в омытой кровью квартире Весты. Удивительно, но она запомнила все в мельчайших деталях, потому что здесь ничего не изменилось. В нос бил все тот же тяжелый железистый запах, от которого голова шла кругом, и даже воздух оказался пустым. Он насильно пролезал в рот и в конце концов проникал в легкие. Исбьорг с трудом дышала, в ушах раздавалось напряженное гудение. И хотя кислорода отчаянно не хватало, она как назло не теряла сознания и продолжала мучиться. Nosce te ipsum. Гул нарастал. Nosce te ipsum. Сердце в груди забилось в конвульсиях. Nosce te ipsum. А потом разорвалось в клочья. Комната окрасилась в мерзкие темно-коричневые тона. Или нет… Это глаза Исбьорг смотрели иначе, подернутые грязной, дымчатой пеленой. Она больше не контролировала свои мысли, однако понимание, где она находится в настоящее время, не покидало. Оно отчетливо въедалось в нее голодным зверем и изводило. Исбьорг не знала, как вернуться. Но чувствовала, что попала в плен воображения не просто так. И пока она не поймет, чего от нее хотят, она останется. В этой отвратительной, сгнившей комнате, вместе с трупом университетской знакомой. А возможно, что Исбьорг вовсе и не уносили отсюда. «Nosce te ipsum», — невольно прочитала она внезапно возникшую на потолке надпись, и ее тут же втянуло в кровать. Больничная палата принимала привычный вид. Из-под кровати по-прежнему тянуло неестественной прохладой, которая постепенно окутывала Исбьорг и высасывала из нее последние силы. За дверью заволновались тени. В окно заскреблась одинокая, тонкая ветка, разрезая собой почти полную луну на две неравные части. Ночь подкралась чересчур незаметно, и атмосфера поменялась вместе со временем суток. Она стала враждебнее, хоть и не явно. Ритм сердца замедлился и теперь размеренно отстукивал секунды. Боль под диафрагмой вышла на передний план, грудную клетку обожгло током, однако Исбьорг не дрогнула. Тело не слушалось и камнем вдавливалось в жесткий матрас, связанное невидимыми тисками. В голове вспыхивали образы, вырванные из контекста слова и фразы, незнакомые места, а потом… она смотрела на себя со стороны. Всего секунду, но и этого хватило. «Я давно тебя ждал… Я пришел… за… т…ой… Ты ведь н…о не зна… о св… — звучало в мыслях так отрывисто, словно Исбьорг прокручивала старую пленку. — Я помогу т… Ты ста…» Воспоминание оборвалось. Вместо жуткого хора голосов теперь Исбьорг слышала лишь тиканье часов. Ни скрипов ветки по стеклу, ни таинственного шепота, ни ветра, ни дождя. Только… Тик-так. Тик-так. Тик-так. Звук становился объемным и болезненно раздавался в голове. Луна зловеще светила прямо на Исбьорг, пытаясь заглянуть в ее отстраненные глаза. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тяжелые, угрюмые тучи расступились и вскоре исчезли совсем. Плотная стая черных воронов пролетела мимо окна. Щелкнул шпингалет. Тик-так. Тик-так. Тик-так. В палату резко ворвался мороз. Стены покрывались коркой льда. На подоконнике появились грязные следы. Тик… так… Тик… так… Синхронно с секундной стрелкой на часах пульс замедлялся. Исбьорг почувствовала, как ее грудь сдавливает что-то тяжелое, что-то живое, но глаза неумолимо закрывались, а тело холодело. Она тонула в тишине и неизвестности, пока, наконец, не потеряла сознание. Луна бессовестно наблюдала за ней в окно.