Неожиданные повороты

Прошло не больше четырех дней с тех пор, как этот мальчишка поцеловал меня, и вот уже целых четыре дня я с удовольствием наблюдаю за тем, как он с таким усердием делает вид, что ничего не было. Но он все же не железный, и окажись я «случайно» слишком близко к нему, он неожиданно до жути становится неуклюжим и растерянным, а если я еще и позволю себе к нему прикоснуться, то он ко всему прочему вдруг теряет дар речи и отпрыгивает от меня, словно кипятком ошпаренный. Впрочем, за всем этим довольно забавно наблюдать, особенно, когда я уже официально признался себе, что этот парень мне нравится. Джексон отныне перестал просить меня помочь ему скрыть его все еще чуть видневшийся синяк, и я упорно игнорировал тот факт, что тоналки в тюбике становится все меньше и меньше. Да он же умрет сразу на месте от переизбытка чувств, попробуй я теперь коснуться его лица, как делал в первые дни знакомства. Он еще не готов к такому напору. Пока еще и поиграть можно. Джексон отныне старается спать отдельно от меня, и упорно спешит в гостиную с матрасом раньше, чем все лягут спать, чтобы не пришлось потом шуметь и всех будить, и не оставаться в комнате со мной. Он очень стеснительный. Сегодня у меня очередной рабочий день, и Джексону уже не в первый раз приходится оставаться в моем кабинете со мной на весь рабочий день, так как у его отца нет времени на него. В итоге он как всегда слоняется за мной по всему офису и жалобно нудит, чтобы я нашел ему занятие. — Марк, ну чего ты такой скучный. Позволь мне хоть чем-нибудь заняться, я даже бумажную работу готов тебе заранее сделать, я знаю, ты ненавидишь эту работу, а я готов все выполнить, ну Марк, Маркии… От его наигранно жалобного взгляда не осталось и следа, когда я на ходу резко развернулся, из-за чего от неожиданности он врезался в меня, и встал вплотную к нему. Настало время включить режим серьезного, занятого и очень строгого бизнесмена. — Слушай сюда, ты нудное нечто, хватить бубнеть мне под ухо целыми днями и жаловаться. Знаешь, это раздражает. Я на работе и я занят. У меня совершенно нет времени нянчиться с тобой… — Ну, так найди мне работу… — Ты, похоже, не слишком внимательно слушаешь меня. Я уже устал повторять тебе, что все отчеты уже мною давно выполнены, журналы заполнены, договоры подписаны, почту я проверяю сам, так что, бумажной работы для тебя у меня не найдется еще, скажем, до самой следующей недели. И знаете, это работает. Джексон вдруг чуть краснеет и виновато опускает свой взгляд. Просто обожаю такие моменты, Джексона в режиме «ужасно неловко, и стыдно за свое поведение, но черт возьми, чувак, мне скучно». — Но… — начинает он с самым жалобным голосом, от чего я с трудом сдерживаю улыбку. Знал бы он, что он со мной делает. — Что еще? — вмиг беру себя в руки, и от улыбки не остается и следа. Не хватало, чтобы он еще это заметил. Хочу подольше поиграть. — Марки, я скоро сдохну от скуки, мне совершенно нечего делать в зале собраний, там одни цифры, цифры, проценты, и нескончаемый поток слов. Эти ребята реально ненормальные. Они сидят в этих совещаниях целыми днями, и фиг пойми, что решают. Я там просто засыпаю. А в столовой меня эта буфетчица скоро уже изнасилует прилюдно… — Знаешь, если ты продолжишь бегать за мной и мешать мне, я скорее сам тебя изнасилую в скором времени, и я не шучу, — я и в самом деле не шутил. Если бы Джексон хоть бы намекнул мне о том, что хотел бы близости со мной, то я уже давно без всяких раздумий повалил бы его на месте и сделал бы все то, о чем я постоянно мечтаю в последние дни. — Прости… — и он как обычно отступает. Пугается моего сурового взгляда. Уходит, как только я решительно ему отказываю, хоть и прибегает через пару часов. А так хочется, чтобы он все же до конца добивался своего, и перестал пугаться меня, и, наконец, понял, что я с ним всего лишь играю, хоть как, но все же пытаюсь его добиться, делаю первый шаг, но он не понимает. Ну не могу же я впечатать его в стену и изнасиловать, в самом деле. Я не могу его поцеловать, как он сам это сделал, да он потом вообще перестанет говорить со мной, и начнет избегать, тогда всем моим планам придет конец. — Джексон… — и он оборачивается с таким печальным взглядом, что мне вдруг становится не по себе. — Пошли ко мне в кабинет, я отыщу что-нибудь для тебя. — Спасибо, не утруждайся, ты занять, не хочу тебе мешать… — Да брось ты уже эту чушь, пойдем, — я делаю жест рукой и направляюсь к себе. Усевшись в свое кресло и подождав, пока и он сядет, я решаюсь все же поговорить, наконец, о нас. Иначе мне все это уже вконец надоело. — Джексон… — Что еще?! Я тут уже сколько дней хожу, тебя уламываю, и ты вдруг надо мной сжалился? — Что? — я немного удивлен. — Что слышал. Мне уже надоело, черт возьми, что ты играешь со мной, прижимаешься ко мне, когда тебе удобно, орешь на меня, когда я тебе надоедаю. И вообще, обращаешь на меня внимание только тогда, когда тебе хочется. Хотел посмеяться надо мной, да? Уж, у тебя это хорошо получилось, поздравляю. Уж я-то знаю, что тот поцелуй для тебя ничего не значил, и на мои чувства тебе наплевать, — он вдруг встал с места, с обидой глядя на меня, затем резко развернулся и поспешил к выходу. Какого хрена это только что было?! Я в недоумении. Все это время этот парень скрывал от меня все это? Свою обиду и злость? Он что, серьезно думает, что я смеюсь над ним? Играю? Да, я играл, но, блин, не в том смысле, в каком он себе напридумал, мне просто нравилась его реакция на мои действия, и делал я это, не издеваясь над ним, а всего лишь умиляясь его поведению. Черт, кто же знал, что он иначе все поймет. Я вскакиваю, и бегу за ним. Хватаю его за локоть, разворачиваю к себе и тяну на себя. Он врезывается в меня, и утыкается своим носом мне в шею, а я крепко обнимаю его, не давая вырваться, а он что-то нечленораздельно мычит мне в воротник костюма. — Ну ты и тупица. Какой же придурок, что напридумал себе такую хрень. Думаешь, я тут игры с тобой устраиваю, а? Ты что, серьезно? То, что я уже целых четыре дня пытаюсь добиться хоть какой-то ответ на мои заигрывания, это игра да? А ты все разворачиваешься и уходишь, как дебил, не понимая, что я серьезно настроен, и всего лишь пытаюсь хоть как-то понять, что я тебе тоже нравлюсь. — Издеваешься? Значит, мне еще и смелее надо быть и еще что-нибудь эдакое придумать?! Куда уж там, черт возьми, да я тебя поцеловал, осел безмозглый. По-твоему, это ничего не значит? Разве это не значит, что ты мне нравишься? Я что, от нечего делать к тебе прижался тогда? Ты совсем тупой? — В том то и дело, что поцеловал, а как только я пытаюсь ответить чем-нибудь подобным, ты постоянно отпрыгиваешь от меня как ненормальный. Да я уж думал, что хоть на работе, притворяясь занятым и избегая тебя, смогу заставить тебя, наконец, разозлиться и начать действовать. А не ждал, что ты все иначе поймешь и будешь ходить весь из себя такой обиженный. Уж я с тобой и заигрывать пытался, и игнорировать, тебе не угодишь. Что мне еще сделать то, скажи мне, чтобы ты уже ответил, наконец, на мои действия? — Признание… — Что? — я не расслышал. — Я ждал, что ты признаешься. Ждал, что скажешь это вслух, мне… — Что?! Да, разве уж слова имеют значение, когда я, блин, чуть ли не насилую тебя, прижимая по утрам в ванной, пока ты не выбегаешь оттуда. Да разве то, что я уже столько дней не могу нормально уснуть, думая о тебе, и просыпаюсь весь возбужденный из-за тебя, не говорит само за себя? То, что я взгляда отвести не могу, когда мы ужинаем вместе, отчего уже родители начали на меня косо смотреть, не объясняет все? — А какой тогда смысл остается в возможности выразить это словами так, чтобы человек услышал, и понял все правильно? Разве это сложно, просто признаться, и не мучиться, как ты, а просто все высказать. Подойти и сказать, что я тебе нравлюсь, но без всяких насмешек и двусмысленностей, как это было перед поцелуем, а сказать это прямо и искренне. Ты сказал, что ревнуешь меня, и я так и не понял, серьезен ли ты. Ты сказал, что, если бы я вел себя с тобой более открыто, то понравился бы тебе больше, и я так и не понял, нравлюсь ли я тебе. И после поцелуя, я боялся, что на порыве чувств, так ничего и не выяснив, вновь натворю нечто подобное. Я пытался делать вид, что ничего не было, а ты все лез ко мне, и я все не понимал, то ли это ты издеваешься, то ли и вправду выражаешь свои чувства. А потом ты сам начал избегать меня на работе и притворяться занятым, лишь бы я отстал от тебя, и я не понимал, то ли ты хотел, что бы я, наконец, отстал от тебя, то ли что-то другое… Возможно, это глупо, но я никогда и не говорил, что хорош в отношениях. Сказать честно, я был тронут. Я почувствовал себя конченым придурком. Если мои действия правильно подействовали бы на кого-то другого, но только не на Джексона. Как оказалось, с ним нужно было всего лишь действовать проще. Просто признаться. Боже, как же все просто. — Глупый, — прошептал я ему. — Джекс, Боже, какой же я глупый. Прости меня. Я все это время заставлял тебя гадать, на счет моих чувств, хотя сам и был почти уверен, что нравлюсь тебе. Если б ты только намекнул мне, до моей тупой головы дошло бы. Прости Джекс, я уже, наконец, хочу без всего лишнего, открыто проявлять к тебе свои чувства. Ты мне так нравишься, Боже, — я взял его лицо в руки и взглянул ему в глаза, такие глубокие, словно окунись я в них, утонул бы. — Я люблю тебя, Джексон. С самого дня нашего знакомства, ты понравился мне, и ты так легко меня влюбил в себя. Я полюбил тебя, как никого другого, я не хочу тебя терять, я так люблю тебя. Наступило молчание. Джесон так и замер, глубоко вдохнув. Он открывал рот и закрывал, не в силах что-либо сказать. Его взгляд метался от моих глаз к губам, носу, подбородку, словно он не находил себе места и не знал, как себя вести. — Марк… Я… Я словами не могу выразить, что я сейчас чувствую… — я не дал ему договорить, все и так было ясно. Я поцеловал его, нежно, вкладывая все, что накопилось за эти дни, и, наконец, какое-то тяжелое чувство, что давило мне в районе груди, опустило меня, оставляя после себя неведомое ранее чувство легкости и облегчения. И в этот момент я определенно был счастлив. Вечером, когда все легли спать, мы с Джексоном еще долго обсуждали все, что произошло с нами за эту неделю. Третий раз он ложится со мной в постель, и уже шестой день как мы познакомились. Когда я сказал ему об этом, он засмеялся над тем, что я дни считаю, и на мой согласный кивок, сильнее прижался ко мне и признался, что тоже считал. За это время он сумел влюбить меня в себя, и я был рад этому. Я обрел нечто очень важное, что заставляло что-то сжаться в районе груди и постоянно беспричинно улыбаться. Я рад, что встретил Джексона, бесконечно нежного и до глубины души чудесного человека.