Диагноз

МИНСОН «В общем, завтра ты обязан прийти в школу, - пошутил Хёнкён, уже повернувшись, чтобы уходить. – А то я останусь без тетрадок». Я помахал ему рукой и быстро захлопнул дверь, чтобы не передумать. С его уходом внутри проснулась пустота, и уже зашептались голоса, предвкушавшие веселую ночь за переписыванием горы тетрадок, и желательно не по одному разу. «Мне понравился твой друг, пусть приходит почаще», - сказала мама, прислонившись к косяку и ласково глядя на меня. Ненавижу этот взгляд, она так смотрит, когда я веду себя, как нормальный. «Ма-а-ам», - я закатил глаза и быстро пошел к себе в комнату. «Стой!» - она преградила мне дорогу. Я тяжело вздохнул и нагнулся к ней, чтобы она могла поцеловать меня на ночь. «Я серьезно, он хорошо на тебя влияет», - шепнула она и отпустила меня. Я недовольно поплелся в свою комнату. Ну хотя бы можно будет звать его к себе, раз мама не против. Ужин и правда прошел весело, давно такого не было, и я сам был рад видеть родителей такими оживленными. Что ж, а теперь пора за работу. Хёнкён пришел в школу достаточно поздно. Неужели не мог уснуть, как и я? Я нетерпеливо ерзал на стуле в ожидании его прихода, даже наушники вытащил из ушей и выжидательно смотрел на дверь. Он зашел, неся в руке стакан кофе и бумажный пакет с чем-то ароматным. Я не смог сдержать улыбки, глядя на его приближающийся силуэт в ярко-серых лучах утреннего солнца, и даже окружающий туман не мог закрыть его от меня. Улыбался Хёнкён так же широко, как и я, и, не сводя с меня взгляда, поставил передо мной на стол кофе и хрустящий пакет. «Спорим, ты не завтракал», - насмешливо сказал он, и я показал ему язык. «Ты что, ему дань приносишь теперь?» - послышалось из тумана. Голос Хёнкёна похолодел градусов на 50. «Принес завтрак другу». «Другу?» - гоготнули из тумана. «Да, другу. Проблемы?» - резко спросил я и посмотрел на того, чьи смутные очертания проглядывали где-то далеко за дымкой. Очевидно, тот факт, что я разговариваю, напугал говорившего даже больше, чем то, что у меня могут быть друзья, и он заткнулся. А я с удовольствием раскрыл громко шуршащий, плотный до хруста пакет и с наслаждением вдохнул запах свежеиспеченного круассана. Надеюсь, мой благодарный взгляд сказал Хёнкёну все, что я не смог произнести вслух. «Спасибо за конспекты, кстати», - промычал я с набитым ртом спустя пару минут и положил тетрадки Хёнкёну на парту. Я всю ночь был в таком приподнятом настроении, что даже не обращал внимания на эти надоевшие голоса в голове и переписал все только по одному разу: сразу аккуратно и красиво. Хёнкён умилительно распахнул глаза. «Ты что, уже все сделал?» Я молча кивнул. Времени-то полно было. Он растерянно взял тетрадки и посмотрел на них с какой-то грустью. «Что?» - забеспокоился я. «Да нет, ничего», - тихо произнес Хёнкён. Не знаю, что я не так сказал, но надо его чем-то отвлечь. «Слушай, не хочешь сегодня прийти позаниматься после уроков?» Хёнкён снова широко распахнул глаза, и вокруг будто стало светлее. «Серьезно? К тебе? Можно?» «Ну да, мама даже настояла», - как можно более безразличным тоном сказал я. «Круто! - он сразу повеселел, но потом осекся. – А тебе на работу не надо?» «Не, есть у меня один знакомый с работы, который как раз задолжал мне несколько смен», - заверил я его. Собственно, не несколько, а очень даже много, потому что последние полгода, чтобы пореже видеться с мамой, перед которой мне было стыдно, и поменьше оставаться наедине со своими мыслями, я старался завалить себя работой. Теперь пора и мне взять пару отгулов. «А ничего что у тебя? Может, ко мне пойдем?» - спросил Хёнкён. Я критически посмотрел на него: уверенности у него было не очень много. «Да ну, до тебя ехать через полгорода, а я почти рядом со школой живу», - сказал я, и на этом было решено. День в школе длился просто бесконечно. У меня и так сложности со временем, но обычно оно для меня летит слишком быстро, а тут тянулось, тянулось, тянулось… Переписка с Хёнкёном в какао только распаляла мое нетерпение, и я уже не знал, куда себя деть, лишь бы поскорее пойти вместе с ним домой. Где-то через сто лет последний урок закончился, и мы вдвоем схватили рюкзаки и вылетели из кабинета, едва не забыв попрощаться с учителем. По дороге домой мы болтали обо всем на свете: о машинах, компах, новых альбомах любимых групп. Как будто я был абсолютно нормальным, как будто не было этих лет жуткого одиночества, и рядом шел человек, который не смотрел на меня либо с презрением, как те, в тумане, либо с сочувствием, как учителя и родители. Еще Хёнкён очень удивился, когда я назвал его красивым. Неужели никто ему никогда не говорил, как он красив? Он, правда, покраснел и ответил, что назвал бы как раз красивым меня – ну не дурак? Я начал ему горячо доказывать, что у него очень-очень красивые выразительные глаза, и очень-очень красивые губы, и вообще у него удивительно красивое лицо, так что, надеюсь, я смог его убедить. Домашку мы делали тоже очень весело, мне давно не было так хорошо. Обычно давящая атмосфера в комнате вдруг куда-то исчезла, и остались только эти хитрючие глаза и мягкая полуулыбка на его лице. Мы даже не заметили, как за окном стемнело, и в чувство нас привела только мама, которая зашла и объявила, что уже полдесятого. «Полдесятого?» - Хёнкён был явно ошарашен не меньше моего. «Да, твоя мама звонила, беспокоилась, что у тебя недоступен телефон». «Я же давал ей номер только на самый крайний случай,» - недовольно пробубнил Хёнкён. «…Я ее успокоила, сказала, что ты здесь, но так как тебе ехать очень далеко, я предложила, чтобы ты остался у нас. А завтра вы пойдете сразу в школу». Я чуть не упал со стула. Ма, ты серьезно??? Видимо, не дождавшись членораздельной реакции, она добавила: «Твоя мама не против, Хёнкён, ты можешь у нас остаться. А вас, молодой человек, – мама поманила меня пальчиком, - я прошу подойти и обсудить размещение нашего гостя».